CC BY
19
ДУХОВНАЯ ТРАДИЦИЯ ФИННО-УГРОВ СРЕДНЕГО ПОВОЛЖЬЯ И СОВРЕМЕННЫЕ ПРОБЛЕМЫ ЭТНИЧЕСКОГО И КОНФЕССИОНАЛЬНОГО СОЗНАНИЯ ОБЩЕСТВА
М. А. ЕЛДИН,
кандидат философских наук, доцент кафедры философии ФГБОУ ВПО «МГУ им. Н. П. Огарёва» (г. Саранск, РФ)
Новейшая эпоха четко поставила в качестве важнейших вопросы исследования духовной суверенности общества. Для россиян как сообщества традиционалистского по своей культурной основе важными являются как этнические, так и культурно-религиозные аспекты специфики нравственно-патриотических традиций России. Изучение духовно-нравственной культуры этносов, определение соотношения религиозно-культурных универсалий и национально-специфических нравственных представлений и норм, особенностей преломления в них общечеловеческих моральных ценностей представляются сегодня особенно актуальными и значимыми.
Веками ведут нескончаемый диалог об основах духовной культуры народы Поволжья - взаимопроникая, оказывая постоянное воздействие друг на друга, обмениваясь всем тем ценным, что ими накоплено. Объединение мордовской земли с Россией было длительным процессом, растянувшимся на столетия. Начиналось оно, когда Русь еще не представляла собой единого целого, в период феодальной раздробленности, а завершилось, когда было создано единое Российское государство.
Изучение состояния и развития духовной жизни этносов Поволжья и Мордовии дает нам возможность выявить особенности культуры, структуры и эволюции социального положения Поволжского края. © Елдин М. А., 2015
В первой половине ХГУ-ХУШ в. наряду с укреплением политических позиций российской власти в крае происходило усиление феодального гнета, внеэкономического принуждения, а по отношению к мордовским, другим финно-угорским и тюркским крестьянам - их аккультурация. Одновременно осуществлялось утверждение христианской иерархии и культуры в Мордовии [1, 152].
Традиционные духовные ценности общественных отношений народов Сред-неволжья основывались на важнейших принципах, присущих большинству семей других народов, - самобытности семьи, ее прочности, родственной любви, теплоте отношений между всеми ее членами, общности духовных интересов. Типичным для социальных отношений, согласно воззрениям мордвы, должно быть уважение друг к другу. Основу совместного общежития составляла семья, идеалом которой были взаимопомощь и уважение: «Живут, друг другу угождают, друг друга уважают», «У хороших супругов одни мысли, одни слова» [4, 129]. Как отмечается исследователями мордовского национального менталитета, в частности русским этнографом Н. Н. Оглобли-ным, «в характере мордвы невольно наблюдается какое-то горделивое спокойствие, порядочность и сдержанность, полная сознания своего собственного достоинства и чуждая всякого рода выхо-
док, резкостей, крайностей» [7, 3]. Данное мнение о характере мордовского народа представляется во многом верным и сегодня.
Из России шла религиозно-культурная традиция, которая оказала непосредственное влияние на духовно-нравственную атмосферу не только сообщества финно-угорских народов Средне-Поволжского региона Евразии, но и тех государств, которые в значительной степени восприняли элементы греко-византийского духовного наследия. Отметим то обстоятельство, что еще византийцы пытались включить ближайшие к ним угро-финские этносы в ареал своего духовного влияния. Достаточно вспомнить различные программно-политические трактаты византийских деятелей от Константина Порфирогенета до Ласкаря Кенан-на. Многое у ромеев, в силу ряда исторических причин, не получилось. Однако были и византийские миссии в Пан-нонии, династические связи византийских и венгерских правящих аристократических элит и др. Империи Второго Рима на удалось втянуть венгерские земли в сферу своего культурного влияния полностью, как это произошло с Русью. Позже Русь-Россия, в отличие от своей духовной предшественницы, действовала более эффективно, используя не только византийский, но и западный опыт аккультурации финно-угорских и других этнотерриториальных общностей. Проблема взаимодействия судеб традиций российской религиозности и финно-угорской духовности до сих пор остается одной из наименее исследованных в философской мысли.
Отметим, что многие поволжские народы были включены в состав России в ХУ1-ХУ11 вв. и с этого времени постоянно подвергались русификации и христианизации (до этого они были язычниками). Язычество, тем не менее, сохранялось в патриархальной сельской среде. Сохранность язычества среди «инородцев» - естественный результат неэффективности тех методов, которыми рос-
сийская власть распространяла христианство.
Проблема взаимодействия модернизирующегося мира и традиций христианства не нова, скорее, она специфична для христианства [13, 10]. Ее корень - в восприятии человеком восточных традиций христианства, которые рассматривают человека как существо привилегированное, созданное по образу и подобию Бога, стоящее выше всех тварных существ мира благодаря бессмертию души.
Сфера взаимного влияния традиций в этнической культуре начинает менять свои очертания, когда религия становится не только частью культуры, но и государственной политикой. Современное положение в указанном плане не предоставляет гарантий и дает иллюзорные основания для конфессиональной культуры современности. Сегодня в социокультурном пространстве многих общностей нет главного - выработанного историческим опытом и выношенного через века представления о природе культурно-государственного устройства, о легитимности культурного уклада бытия человека [1, 155].
Христианство, вошедшее (причем принудительно) в культуру финно-угров лишь 380 лет назад, до сих пор не побороло языческих традиций, среди которых - отсутствие страха перед смертью и надежда на скорое и легкое возвращение к новой жизни. В этой связи особую актуальность приобретают исследования различных религиозных направлений, в том числе взаимозависимости этнических и конфессиональных компонентов и их роли в самоопределении группы и личности, вопросы духовной жизни этносов РФ.
Возможно, во всех указанных выше обстоятельствах важную роль играет недостаточное внимание ученых и властей к проблемам малых национальностей. По мнению З. Фрейда, культура возникает как средство противостояния «...против опасностей природы и рока и травм, причиняемых человеческим обществом. Общий смысл всего таков: жизнь в на-
шем мире служит какой-то высшей цели, которая, правда, нелегко поддается разгадке, но, несомненно, подразумевает совершенство человеческого существа. По-видимому, объектом этого облагорожения и возвышения должно быть духовное начало в человеке - душа, которая с течением времени так медленно и трудно отделилась от тела» [9, 97]. Человеку общественному противостоят чужая внешняя природа и «свои-чужие» животные инстинкты собственной природы. Освоение, обуздание их - задача эволюции духовной жизни человека.
История укрепления в духовной жизни людей сектантских деноминаций, ино-славных организаций не связана с основным руслом развития культуры поволжских этносов. Дело здесь не в субъективном восприятии исторически нероссийских религий и рассмотрении прав верующего, а в государствообразующей роли диалога духовных традиций финно-угров и важности их истории. Сегодня, когда этноконфессиональный состав многих регионов быстро меняется, в Поволжье и на Дальнем Востоке, не говоря уже о Кавказе, проблема носит острый характер и приобретает политический оттенок.
Вначале, в первые века после проникновения традиций российского христианства в среду мордвы, других финно-угров, предполагалось, что будет принят высокий евангельский духовно-нравственный идеал и отвергнут языческий мир. «Цивилизованное» общество наших дней принимает мир и отвергает традиционные духовные идеалы. Правильный же подход, по мнению русского философа И. А. Ильина, заключается в том, чтобы «принять мир вследствие принятия Христа» и на этом построить духовную культуру, которая предлагает «исходя из духа Христова - благословить, осмыслить и творчески преобразить мир; не осудить его внешне-естественный строй и закон и не обессилить его душевную мощь, но одолеть все то, преобразовать и прекрасно оформить - любовию, волею и мыслью, трудом, творчеством и вдохновением» [2, 320].
В современной социальной действительности мы можем проследить процессы создания новых элементов социальной иерархии ценностей. Вследствие изменения традиционной шкалы социальных ценностей можно говорить о фрагментации (как в России 1917 г.) и маргинализации традиционных социальных представлений [16, 26]. Маргинализация в широком представлении - одна из сторон социального процесса. Маргинальная среда - удобная модель для изучения масс устойчивых общественных связей [14, 78]. Здесь и истоки духовных болезней общества, и их последствия: преступность, безразличие, всеобщее отчуждение. Всякий внезапный срыв социальной устойчивости сопровождается резкой актуализацией поисков [10, 125]. Социально-культурный кризис - это прежде всего ценностная катастрофа, разрушение устойчивой ценностной системы и болезненный поиск новых ценностей: «Резкое ускорение социальных процессов... приводит к шоку от столкновения с будущим» [8, 118].
Важнейшей составляющей решения духовно-культурных задач сегодня является ознакомление с исконными историко-культурными традициями, с реальными духовно-нравственными ценностями, наследованными современными этносами [15, 403]. Указанное способствует не только гармонизации современных процессов диалога российских региональных культур, но и развитию традиций духовного самосознания финно-угров Поволжья. Как верно замечено современными этноисториками, «благодаря взаимодействию локальных и этнических культур возникает система общения, поддерживаются различные стили и типы поведения, ценностные ориентации, этническая самобытность» [5, 3].
Локальная традиция-артефакт, выражающая интересы правящих социальных групп, опирается на символическую силу культурных идеалов, используя определенные авторитетные идеи, ассоциируемые с древностью или далеким прошлым, даже когда сами культурные идеа-
лы и даже сами представления о древности включают в себя инновации [11, 783]. Формирование таких искусственных традиций может происходить с привлечением механизмов формализации и ритуали-зации и с обязательной отсылкой к прошлому. Особенно большую значимость и стабилизирующее социальный порядок культурное влияние имело конструирование новых традиций в социалистических обществах в СССР и странах Восточной Европы.
Культурная революция ХХ в. и направленное уничтожение традиций в порядке расчистки почвы для строительства новой культурной реальности оставили за собой вакуум ценностей и моделей, который сам по себе составлял угрозу для удержания власти. Элиты вели идеологическую борьбу против того, что называлось пережитками национализма и буржуазной культурой как в ее высокой, так и в массовой ипостаси. В противовес необходимо было создать массовую культуру с социалистическим содержанием, придав ей определенную национальную окраску. Началось разрушение многовекового уклада внешней жизни этнорегио-нальных общин, а по сути всего строя духовно-культурной жизни российского общества. Фактически «вероисповедная политика» новых властей была направлена на разрушение устоявшегося веками духовного строя.
Возникает вопрос о традиционной этнической культуре: возможна ли она в современном обществе? В любом случае ее судьба зависит от того, смогут ли ее потенциальные творцы и адепты отказаться от тех комплексов и мифов, что внедряются сейчас в культурном пространстве современного общества, в том числе с Запада, ради преображения сознания, времени и жизни.
Прежде всего стоит отметить специфику состояния глобализирующегося культурного пространства. Наблюдаемая в последнее время «индегенизация» - возрождение незападных культур - носит фундаментальный характер, а европейский колониализм позади; американская
гегемония, как признается многими исследователями, постепенно теряет свою универсальность ввиду возрастающего Азиатско-Тихоокеанского региона и Китая. Также можно констатировать исламское возрождение как попытку мусульман добиться своей важной цели - социокультурного глобального доминирования. Для современного общества, к сожалению, характерны очень либеральное законодательство в отношении распространителей религиозного экстремизма и культурная неустойчивость социального и духовно-нравственного уклада жизни людей [12, 281].
Более продуктивным нам представляется тот путь, когда особое внимание уделяется византийской истоковой для евразийского локуса традиции. Эта парадигма культуры имеет мощную, уходящую в глубины тысячелетий, метаэтническую духовно-религиозную основу, которую можно назвать локально-универсальной. Довольно емко и конкретно данная позиция выражена в исследовании истоков европейской культурно-антропологической специфики Е. В. Мочалова: «Именно в Византии античное наследие было переосмыслено и получило новый импульс к развитию. В Византии основные принципы христианского мышления, основная парадигма христианского сознания выразились с наибольшей полнотой» [6, 16]. Только в этом случае мы сможем глубже понять наше духовное наследие.
Культурная унификация в современности означает также господство общей идентичности, т. е. самоназвания с передаваемым (через учебники, государственную символику и т. д.) представлением об общей судьбе - истории. Описана идеальная модель, к которой стремится нация на этапе своего формирования, однако этот этап может быть очень долгим и никогда не привести к ее полноценной реализации.
Безусловно, каждый гражданин имеет право исходить из своих культурно-конфессиональных предпочтений, верить в то, во что желает. Существует понятие государственного протекционизма мер по
сохранению культурного единства государственности, в том числе в странах, где православие имеет важнейшее значение в истории общества: в Греции, на Кипре, отчасти в Финляндии. Он осуществляется не только в религиозной сфере жизнедеятельности общества, но и в экономике и политической практике. Особенно интересен опыт Греческой Республики, где православное население составляет 80 %. Речь идет не о навязывании какой-либо веры, но о многосторонней поддержке традиции, олицетворяющей национальную культуру.
Главное в обеспечении равенства социальных и культурных традиций религий российских народов - подъем общенациональной культуры. Здесь невозможно ограничиться совершенствованием правовой культуры, как часто пытаются это представить обществу. На каждом шагу исследователя преследует соблазн расширенного, универсализирующего подхода, включения все новых и новых положений и фактов. Особенно важна локализация этнокультурного материала, что не может не привести к определенным издержкам.
Вторая проблема, о которой хотелось бы упомянуть, находится в русле парадигмы «великого синтеза универсального и локального» в регионе Поволжья и заключается в попытке применения к исследованиям духовной сферы специфически
традиционных (и более того, культурно-конфессиональных) процессов и явлений функционального подхода. В данном случае речь идет о таких явлениях, как «познание» и «культуробщение», с одной стороны, и понятиях «мировоззренческо-информационная» и «коммуникативная», передаточно-диалогичная функции традиций духовной культуры (посредством иконографии, агиографии, архитектуры) - с другой. В этих условиях особенно сильно на культурное самосознание интеллектуальной элиты повлияла попытка представить свою «просвещенность» в желательно лучшем виде, особенно перед своими западными коллегами, лишь бы не «выглядеть варваром». Достаточно негативное воздействие оказал «сдвоенный кризис» европейских ценностей с восприятием «маргинализированных» тенденций культурного развития «современной цивилизации».
Возможно, сейчас мы переживаем ситуацию, когда европоцентристское сознание начинает постепенно изживаться и россияне обращаются к духовным истокам традиций отечественной культуры. В современной духовно-нравственной жизни российского общества набирает силу обнадеживающее явление - интенция огромного количества активных и образованных людей к нормальной, в том числе духовной, жизни, а это стремление объединяюще.
Поступила 12.10.2014
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК BIBLIOGRAPHY
1. Елдин, М. А. Русская религиозная традиция и финно-угорская этнокультурная общность // Вестник Чувашского университета. Гуманитарные науки. - 2011. -№ 2. - С. 151-155.
2. Ильин, И. А. Одинокий художник / И. А. Ильин ; сост., предисл. и примеч. В. И. Белов. - Москва : Искусство, 1993. -348 с.
3. Крымский, С. Б. Контуры духовности : новые контексты идентификации // Вопросы философии. - 1992. - № 12. - С. 21-28.
1. Eldin, M. (2011) Russian religious tradition and Finno-Ugric ethno-cultural community, Chuvashia University Bulletin. Humanities, No. 2, p. 151-155.
2. Ilyin, I. (1993) Lone artist, Moscow: Isskustvo.
3. Krymsky, S. (1992) Contours of spirituality: new contexts of identification, Problems of philosophy, No. 12, p. 21-28.
4. Mainov, V. (1885) Essay on legal life of Mordovians, Saint Petersburg: Dept. of the Interior Press.
4. Майнов, В. Н. Очерк юридического быта мордвы / В. Н. Майнов. - Санкт-Петербург : Типография Министерства внутренних дел, 1885. - 267 с.
5. Мордва Урала и Зауралья / Л. И. Никонова, Т. В. Аксенова, Т. Н. Охотина и др. ; под ред. В. А. Юрченкова, Л. И. Никоновой ; НИИ гуманитарных наук при Правительстве Республики Мордовия. - Саранск, 2012. - 464 с.
6. Мочалов, Е. В. Антропология всеединства в русской философии / Е. В. Мочалов. -Санкт-Петербург : Издательство Санкт-Петербургского университета, 2006. -242 с.
7. Оглоблин, Н. Н. В мордовском краю // Масторава. - 2000. - № 6/7 (9/10). - С. 3.
8. Смелзер, Н. Социология : пер. с англ. / Н. Смелзер. - Москва : Феникс, 1994. -688 с.
9. Фрейд, З. Будущность одной иллюзии // Сумерки богов. - Москва, 1989. - С. 94-99.
10. Шукшина, Л. В. Социальные иллюзии : генезис и технологии создания / Л. В. Шукшина. - Саранск : Издательство Мордовского университета, 2009. - 128 с.
11. Arnett, J. J. The psychology of globalization // Am. Psychol. - 2002. - No. 57. - Р. 774-783.
12. Before, E. Auditing Culture : the subsidized cultural sector in the New Public Management // International Journal of cultural Policy. -2004. - Vol. 10, No. 3. - Р. 281-299.
13. Lebedev, A. Russian orthodox and protestant individualism as patterns of European thought / А. Lebedev, М. Dungworth. - Kazan, 2003. - 60 р.
14. Leman, S. G. Islam and ethnicity in the Republics of Russia // Post-Soviet Affairs. - 2007. -Vol. 13. (Jan.-March). - Р. 78-103.
15. Pouligny, B. Peacekeepers and Local Social Actors : The Need for Dynamic, Cross-Cultural Analysis // Global Governance. - 1999. - Vol. 5, No. 4, Oct. - Dec. - Р. 403-424.
16. Rowley, D. Imperial Versus National Discourse : The Case of Russia // Nations and Nationalism. - Cambridge, 2010, Vol. 6, pt. 1. - Р. 26-29.
5. Nikonova, L., Aksenova, T., Ohotina, T., etc. (2012) Mordva of the Urals and TransUrals, Saransk: Research Institute of Humanities at the Government of the Republic of Mordovia.
6. Motchalov, E. (2006) Anthropology of the unity in Russian philosophy, Saint Petersburg: Saint Petersburg University Press.
7. Ogloblin, N. (2000) In Mordovian land, Mastorava, 10 April, No. 6/7 (9/10), p. 3.
8. Smelser, N. (1994) Sociology, Moscow, Phoenix.
9. Freud, Z. (1989) The future of an Illusion, Twilight of the Gods, Moscow: Politizdat, p. 94-99.
10. Shukshina, L. (2009) Social illusion: the genesis and creation technology, Saransk: Ogarev University Press.
11. Arnett, J. J. (2002) The psychology of globalization, Am. Psychol., No. 57, p. 774-783.
12. Belfore, E. (2004) Auditing Culture: the subsidized cultural sector in the New Public Management, International Journal of Cultural Policy, Vol. 10, No. 3, p. 281-299.
13. Lebedev, A., Dungworth, M. (2003) Russian orthodox and protestant individualism as patterns of European thought, Kazan.
14. Leman, S. G. (2007) Islam and ethnicity in the Republics of Russia, Post-Soviet Affairs, Vol. 13 (Jan.-March), p. 78-103.
15. Pouligny, B. (1999) Peacekeepers and Local Social Actors: The Need for Dy -namic, Cross-Cultural Analysis, Global Governance, Vol. 5, No. 4, Oct.-Dec., p. 403-424.
16. Rowley, D. (2010) Imperial Versus National Discourse: The Case of Russia, Nations and Nationalism, Cambridge, Vol. 6, pt. 1, p. 26-29.
