«Дух 87-го» Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

объявляют пациента в самом деле смертельно больным и убеждены, что именно симптомы и есть причина его болезни. Только такой неразберихи, разумеется, и можно ожидать, когда и пациент, и врачи страдают одной и той же таинственной болезнью.

1978

«ДУХ 87-го»

Американская Конституция - в высшей степени парадоксальный документ. С точки зрения риторики она суха, полна юридических терминов и лишена красноречия. По своей сути - тоже. И хотя она может не быть, пользуясь выражением Джеймса Мэдисона1, «делом рук людей, веривших в первородный грех», но безусловно обнаруживает то, что можно было бы назвать «реалистическим» взглядом на человеческую природу, - т.е. взглядом, скептически воспринимающим способность людей управлять самими собой без предварительного учреждения строгих институционных самоограничений. В Конституции нет даже видимости «демократической веры». И тем не менее - это основополагающий документ, чтимый тем народом, для кого такая «демократическая вера» суть столь бесспорная и общепринятая догма, какая только вообразима в наш секулярный век.

В слове «почитание» нет никакого преувеличения, во всяком случае, в отношении общественного мнения. (Разумеется, строго научный взгляд склонен воспринимать такое почитание скептически - как еще один пример массового заблуждения.) Такое положение вещей ведет начало почти с момента рождения нации. И хотя, как известно, сопротивление ратификации Конституции было распространенным и горячим, десять лет спустя подобные чувства испарились. Очень быстро появилось то, что Е.С. Коруин2, выдающийся знаток Конституции, называл (пренебрежительно) «культом Конституции». Такие термины, как «великолепная» или

1 Джеймс Мэдисон (англ. James Madison; 1751-1836) - один из главных отцов-основателей американской республики, автор многих положений Конституции США и Билля о правах. Был избран четвертым по счету Президентом США. - Прим. перев.

2 Эдвард С. Коруин (англ. E.S. Corwin) - правовед, специалист по конституционному праву, автор многих книг по истории США; преподавал в Принстон-ском университете. - Прим. перев.

даже «священная», стали общепринятыми клише. Это чувство было столь сильным, а сам политический факт представлялся настолько позитивным, что Джеймс Мэдисон отказался от прижизненной публикации своих «Записки о Конституции», дабы обнародование всех разногласий, дебатов и компромиссов, имевших место во время Конституционного Конвента, не вызвало дискредитации. (Поскольку Мэдисон прожил долгую жизнь, эти «Записки» до 1840 г. оставались неопубликованными.) Даже Гражданская война не смогла подорвать такое общее отношение, поскольку обе стороны конфликта апеллировали к Конституции в качестве источника подтверждения их позиций.

Когда в 1878 г. Гладстон выступил со своей часто цитируемой похвалой («самый замечательный плод целенаправленной работы человеческого сознания, произведенный в определенное историческое время»), она была немедленно взята на вооружение как справедливая и уместная оценка. И с тех пор она таковой и считалась, несмотря на поток разоблачительных научных исследований, начавшихся около 1910 г. и процветавших на протяжении последовавших нескольких десятилетий. Эти работы, связанные с именами Чарльза А. Бэрда1 и других, выставляли Конституцию в качестве отступления от принципов Декларации независимости под давлением финансовых интересов. Но волна этих исследований сейчас пошла на убыль: слишком многое из их аргументации оказалось псевдонаучным. В любом случае, это не оказало серьезного влияния на массовое восприятие.

«Ковенантное сообщество»?

Очевидно, что американская Конституция не похожа ни на одну из конституций мира, которых сейчас такое множество. Она не только старейшая, и она не только «сработала», как ни одна другая. Она еще и отличается по своей сути. Это отличие было проницательно отмечено Уиттлом Джонстоном2 в «Йельском Ревью» почти 20 лет тому назад, когда он указал на особый статус Консти-

1 Чарльз А. Бэрд (англ. Charles A. Beard; 1874-1948) - историк леволибе-рального направления, выдвинувший тезис о том, что при создании США отцы-основатели преследовали узкоклассовые экономические интересы. - Прим. перев.

2 Уиттл Джонстон (англ. S. Whittle Johnston) - современный американский политолог. - Прим. перев.

туции в качестве ковенанта1: «Что же такое значит быть американцем?.. Быть американцем - значит быть членом "ковенантного сообщества", в котором приверженность к свободе под сенью закона, преодолевшей "природные" узы расы, религии и класса, сама приобретает трансцендентную весомость».

Термин «ковенантное сообщество», по-моему, очень точно определяет важнейшую черту американского политического организма. Этот политический организм - не просто «политическая система», как утверждает большинство наших учебников политологии. Разумеется, так оно и есть, но этим дело не ограничивается. Этот политический организм в глазах его граждан всегда имел квазисакральный статус. Не будет преувеличением сказать, что Конституция вместе с американским флагом и «Декларацией независимости» образуют символическую троицу, утверждающую подобный статус.

Даже сегодня учащиеся государственных школ декламируют -иногда ежедневно - Присягу Верности Флагу «и Республике, которую он представляет». Есть ли что-либо сравнимое в иных демократических странах? Эти дети - потомки эмигрантов, которые, получая гражданство, клялись в верности Конституции, воспринимаемой как воплощение Декларации независимости (по отношению к которой любая присяга считается излишней). В начальной школе Присягу учат наизусть; в старших классах учат по крайней мере начало Декларации вместе с преамбулой к Конституции («Мы, народ...»). Это не просто запоминают - это учат всем сердцем, поскольку декламация должна быть прочувствованной, актом торжественного посвящения.

Флаг, Декларация и Конституция составляют святую троицу того, что Алексис де Токвиль2 называл американской «гражданской религией». И как это происходит неизбежно со святыми троицами, вопрос о точных взаимоотношениях между лицами троицы создает почву для теологических (т.е. юридических) дискуссий, и одна из таких дискуссий вылилась в самую кровавую войну в американ-

1 Ковенант (от англ. covenant) - завет, соглашение, договор. Часто встречается в религиозном контексте, где ковенантом называют торжественное, священное соглашение между Богом и человеком. - Прим. перев.

2 Алексис-Шарль-Анри Клерель де Токвиль (фр. Alexis-Charles-Henri Clerel de Tocqueville, 1805-1859) - французский политический деятель, министр иностранных дел Франции (1849). Автор историко-политического трактата «Демократия в Америке». - Прим. перев.

ской истории. Но в целом американский народ чувствовал себя уютно со своей троицей, несмотря на все разногласия по поводу пресуществления.

Таким образом, есть дух Конституции, пронизывающий ее текст и преображающий ее в ковенантный документ, в столп американской «гражданской религии». Но что такое этот дух? Откуда он взялся? Что придает ему такую силу?

И вот неумение рассмотреть этот вопрос как раз и делает многое - не все, но очень многое - в изучении «интеллектуальных источников Конституции» не вполне удовлетворительным. Такая работа бывает весьма качественной в том, что касается исследования происхождения американской политической системы, но слишком часто оказывается бессильной объяснить «дух», оживляющий и наполняющий эту систему.

Так, например, нет сомнения в том, что сочинения Джона Локка1 оказали решающее влияние на авторов Конституции, но совершенно очевидно, что документ, созданный ими, был не только общественным договором, но и ковенантом (заветом). То же самое можно сказать по поводу других весьма заметных интеллектуальных влияний - влияния Монтескье, британских республиканских памфлетистов XVIII в., континентальных юристов того времени, а также шотландских философов Просвещения. Эти влияния были вполне реальны, и их, разумеется, следует изучать для полного понимания Конституции - такой, какой она возникла в ходе Конституционного Конвента. Но всего этого недостаточно для понимания той Конституции, которой мы поклоняемся.

Протестантский импульс

У американской Конституции много интеллектуальных отцов, но только одна духовная мать. Эта мать - протестантская религия. Пожалуй, даже лучше сказать, - «протестантский импульс» в его разнообразных американских проявлениях. Идея и, что еще важнее, самоощущение американского народа в качестве «кове-нантного (заветного) сообщества» идет от кальвинизма. А идея того, что такое сообщество должно управляться выборными представителями, происходит не от воспоминаний о феодальном пар-

1 Джон Локк (англ. John Locke, 1634-1702) - британский философ, один из самых влиятельных мыслителей Просвещения и теоретиков либерализма. -Прим. перев.

ламенте (как это было в Европе), а от пуританизма и пресвитерианства. Убежденность в том, что все люди имеют равный доступ к Богу, что свобода совести имеет божественную санкцию, что значительная доля индивидуальной свободы вполне созвучна нравственным жизненным принципам, - все это проистекало от стремления к духовному индивидуализму разных полемизирующих между собой пиетистских сект, учения которых в итоге пришли скорее к деизму, чем к христианству.

То, что мы называем «протестантской этикой» или «трудовой этикой» - т. е. религиозное и квазирелигиозное утверждение о том, что исполнение достаточно будничных обязанностей есть форма поклонения, - идет от пуританизма, а затем (в более законченном виде) от методизма. В «Альманахе Бедного Ричарда», написанном Бенджамином Франклином1, было крайне мало открытой религиозности, поскольку его автор был в лучшем случае непоследовательным деистом. Но сама книга не могла бы быть написана и никогда не обрела бы столь массового читателя, если бы не среда, предварительно сформированная опытом протестантизма.

Эта этика стала моральным кодексом для всех честных, богобоязненных мужчин и женщин, - кодексом, который наполнил новое «буржуазное» общество духовной составляющей. Протестантское влияние было настолько сильным, что католицизм и иудаизм, по мере того, как они все больше «американизировались», сделались - после серьезного, но тщетного сопротивления - заметно «протестантизированными». Иудаизм, конечно, всегда имел свой вариант подобной этики, и именно поэтому протестантизм сделал такой необычайный акцент на Ветхом Завете.

Итак, структура и функционирование американского государства - то, что можно именовать его статикой и динамикой, были безусловно сформированы светскими политическими философами -но их творение было освящено народными убеждениями, происходившими от религии, а отнюдь не философии. В конце концов, «Америка» как новая нация в эмбриональном состоянии существовала до Конституционного Конвента и даже еще до революции. Всевозможные учредительные хартии отдельных колоний и конституции отдельных штатов периода 1778-1787 гг. - все они предвосхищали (в разной степени) основные положения Конституции.

1 Бенджамин Франклин (англ. Benjamin Franklin; 1706-1790) - политический деятель, дипломат, ученый, изобретатель, журналист, издатель. Один из отцов-основателей США. - Прим. перев.

Тот факт, что «американцы» в качестве определенного типа людей, принимающих активное участие в определенном «американском образе жизни», существовали до революции, подтверждается сообщениями всех приезжих европейцев. Революция знаменовала появление нового политического организма, Конституция его юридически оформила, но зачатие произошло от брачного союза между протестантским этосом и американскими жизненными обстоятельствами.

Одним из законных отпрысков этого брака стала ранняя приверженность американцев к деланию денег и приобретению собственности - т.е. к «улучшению своих жизненных условий», как выразился несколько позже Адам Смит. Не подлежит сомнению, что такая предрасположенность проистекала из «протестантской этики» - веры в то, что жизнь, проведенная в законном стремлении к богатству и к доходам, может быть праведной жизнью. Не святой жизнью, конечно, и даже не самой истинной или самой достойной восхищения из всех возможных - но праведной, особенно с учетом добровольно взятых на себя ограничений. Такая вера имела самые внушительные экономические последствия, как это могут подтвердить все, кто изучал «модернизацию». Более того, экономическая мощь этой веры пережила собственную секуляризацию, явившуюся частью ее «американизации».

Между пресвитерианцем Джоном Ноксом1 и нашим Бенджамином Франклином есть огромная разница. Но именно эта разница позволила многим поколениям иммигрантов, независимо от их религиозной принадлежности, примкнуть к американскому ко-венанту - т. е. принять то буржуазное благочестие, которое обещало «лучшую жизнь», не задаваясь вопросом о религиозном происхождении этого благочестия.

И в самом деле, этот протестантско-американский импульс к «улучшению жизненных условий» настолько силен, что он определяет собой тот особый подход, с каким американцы подсознательно и автоматически думают о политической подоплеке своего конституционного строя.

Проводя занятия по Конституции, я обычно задаю моему классу вопрос: «Когда мы выбираем представителя в Конгресс, кого он представляет?». И только случайные студенты из Европы или Латинской Америки понимают сразу, что я имею в виду. Аме-

1 Джон Нокс (англ. John Knox; 1510-1572) - шотландский религиозный реформатор XVI в., заложивший основы пресвитерианской церкви. - Прим. перев.

риканские студенты, подозревая подвох, медлят с очевидным ответом: он (или она) представляет жителей своего избирательного округа, свой «электорат». В конце концов они дают этот ответ, и тогда я спрашиваю: «Всех ли жителей округа - включая тех, кто голосовал против него?». Да, конечно. И тут неожиданно их осеняет: осознание того, что в таком американском умозаключении есть что-то особенное. Ни в одной другой стране мира электоральный процесс не основывается на подобном странном умозаключении. Во всех других местах выборные представители представляют в основном свои партии и идеологии своих партий, которые идентифицируются с «интересами общества».

Только в Америке считается самоочевидным, что эти люди должны представлять прежде всего экономические интересы всех избирателей в округе. Это может считаться самоочевидным, так как вот уже 200 лет факт того, что все без исключения избиратели более заинтересованы в улучшении своего экономического положения, чем в какой-то идеологии или «цели», никем не ставится под сомнение. Или, по крайней мере, избиратели ожидают, что их политические представители будут действовать скорее в этом экономическом направлении, чем расходовать свою энергию на пропаганду определенной идеологии или «цели». Несомненно, что главной причиной слабости социалистических идей в Америке было то, что они неизбежно вступали в конфликт с такой конституционной политической установкой.

Гражданская религия и моральные истины

Отсюда следует, что Конституция неразрывно связана с идеей экономического прогресса. Так всегда и считалось. Вплоть до Великой депрессии среди ораторов было общепринятым связывать американское процветание с Конституцией в причинно-следственном смысле. Даже у сегодняшних новых иммигрантов, когда они принимают присягу при получении гражданства, ясно ощущается понимание такой связи.

Но для многих американцев за последние десятилетия произошло некое смазывание этой ассоциации. Усиливающаяся секуляризация и «истончение» нашей «гражданской религии» хотя и расширили охват, но одновременно вульгаризировали понимание связи и ослабили это понимание. Вульгаризация выражается в том, что американское общество и буржуазное общество в целом являют собой не более чем «приобретательское общество», где процветает

«частное предпринимательство». Это провоцирует антибуржуазные настроения среди образованных людей, которые воспринимают такое общество как современное воплощение платоновского «города свиней», в то же время побуждая многих молодых людей к либертарианскому гедонизму, который по традиционным понятиям недалеко ушел от простой разнузданности. В то же время население в целом все менее уверено в своих «ценностях» (как принято сейчас говорить), и его приверженность конституционным традициям хотя внешне остается твердой, на самом деле становится хрупкой.

Истина, которую мы рискуем забывать, состоит в том, что «гражданская религия» не только порождает, но и требует морального одобрения, а не просто утилитарного довольства тем или иным строем. Именно такое моральное одобрение всегда заставляло американцев верить, что их конституционный строй не только эффективен и практичен, но еще и справедлив. Для преобладания такого одобрения «гражданская религия» должна хотя бы минимально питаться от своих религиозных корней.

Как писал бесконечно мудрый Токвиль, «я не знаю, насколько искренне все американцы исповедуют свою религию, - кто же может проникнуть в сердце человеческое? - но я убедился, что они считают ее непременным условием поддержания своих республиканских институтов». Подавляющее большинство американцев по-прежнему придерживаются такого мнения и сегодня - но уже с большей опаской и неуверенностью. Они согласны с Джорджем Вашингтоном, сказавшим в своей прощальной речи: «Будем весьма осторожны, предполагая, что мораль может обходиться без религии». Но они видят, что это «предположение» получает безусловную и смелую поддержку со стороны наших образованных и высокопрофессиональных кругов - т.е. тех, кто, в конце концов, действительно должен разбираться в таких вещах. Это их смущает, печалит и сердит. Что же это за общество, недоумевают они, где мы знаем настолько больше наших предков, но не в состоянии объяснить при этом нашим детям, что такое хорошо и что такое плохо?

«Ковенант» лишается всякого смысла, если только он не опирается на моральные истины, которые если и не бесспорны теоретически, то на практике споров не вызывают. Источником таких моральных истин всегда была религиозная традиция или же суммарная равнодействующая нескольких религиозных традиций. Наука не способна дать подобные моральные истины, как не способна и философия; обе они могут предлагать лишь основания для

скептицизма. Но «образ жизни» подразумевает убежденность, и только религиозная принадлежность, пусть самая поверхностная, может дать нам такое.

Как отмечают все наблюдатели - а все опросы общественного мнения подтверждают, - американцы как народ более религиозны, чем их западноевропейские собратья. Но то, что этот факт, может быть, как-то влияет на процветание и политическую стабильность Соединенных Штатов или на дух патриотизма, все еще пронизывающим эту страну, тщательно игнорируется. 200-летний юбилей Конституции представляется подходящим поводом не только попраздновать, не только поразмышлять, но и помолиться за Конституцию. Думается, она бы не возражала.

1987