УДК 902/904
ДРЕВНЕЙШИЕ ПОГРЕБАЛЬНЫЕ КРЕМАЦИИ ТОМСКОГО ПРИОБЬЯ
(хронологическая и культурно-историческая интерпретация) А. Г. Марочкин
THE EARLIEST BURIAL CREMATIONS IN TOMSK OB' RIVER REGION (chronological, cultural and historical interpretation)
A. G. Marochkin
Работа выполнена в рамках государственного задания № 33.1175.2014/К.
Статья посвящена вопросам культурно-хронологической интерпретации древнейших погребальных кремаций лесного Томского Приобья - ранних захоронений Томского могильника, Старого Мусульманского кладбища, Самусьского могильника, погребения на Батуринском острове. Рассмотрена историография проблемы в отечественной археологической литературе 1950-х - 2000-х гг. На основании данных планиграфии, сравнительного анализа и результатов радиоуглеродного датирования аргументируется синхронность новокусковских и игрековских захоронений в пределах позднего неолита-энеолита. По материалам погребальных комплексов описаны вероятные сценарии культурного взаимодействия автохтонных верхнеобских популяций (кипринско-ирбинско-новокусковский культурный массив) и пришлого населения лесных районов Западной Сибири (игре-ковская культурная общность).
The paper deals with some issues of cultural and chronological interpretation of the earliest burial cremations in the forest Tomsk Ob' River region - early burials of Tomsk burial ground, Old Muslim cemetery, Samus' burial ground, Baturinsky Island burial ground; the author considers the historiography of the issue in the Russian archaeological publications of the 1950s - 2000s. The attribution of Novokuskovo and Igrekovo burial mounds to the late Neolithic-Eneolitic period is proved by the data of planigraphy, comparative study and the results of radiocarbon dating. Based on the burial complexes material, the author describes a possible plot of cultural interaction between autochthonous Upper Ob' populations (Kiprino, Irbino, Novokuskovo cultures) and people coming from forest areas of Western Siberia (Igre-kovo cultural community).
Ключевые слова: неолит, погребальная практика, ингумация, кремация, кипринско-ирбинско-новокус-ковский культурный массив, игрековская культурная общность, Томское Приобье.
Keywords: Neolithic, burial practice, inhumation, cremation, Kiprino, Irbino, Novokuskovo cultures, Igrekovo cultural community, Tomsk Ob' region.
В июне 2015 г. празднует свое семидесятилетие выдающийся археолог, доктор исторических наук, профессор Владимир Васильевич Бобров, автор множества научных открытий в области древней и средневековой истории Сибири. Считаю крупной жизненной удачей, что мне довелось учиться у этого замечательного человека и работать вместе с ним.
Одно из направлений плодотворной работы Владимира Васильевича связано с изучением неолита Западной Сибири. Ему принадлежат блестящие открытия нескольких неолитических могильников Кузнецко-Салаирской горной области [1; 50], а также хорошо известного специалистам поселения Танай-4а в Приса-лаирье [2 - 3]. В последнее десятилетие под его руководством ведутся масштабные раскопки неолитических поселений Автодром-1 и Автодром-2 в Барабинской лесостепи. Сохраняет бесспорную значимость идея контактной зоны западносибирских и восточносибирских неолитических популяций в Верхнем Приобье, сформулированная В. В. Бобровым еще в 1980-е гг. [50]. Важна гипотеза о существовании в Верхнем Приобье самобытной неолитической культуры, объединяющей большемысские поселения и кузнецко-алтайские могильники [3 - 4]. Новым словом в понимании культурных процессов в неолите Среднеиртыш-
ско-Барабинского региона стало выделение артынской поздненеолитической культуры [5 - 6] и установление аллохтонной (боборыкинской) линии культурного развития [8].
В предлагаемой статье рассмотрены проблемы хронологической и культурно-исторической интерпретации древнейших погребальных кремаций Томского Приобья. В контексте изучения неолита и раннего металла Верхнеобского региона эта проблематика остается актуальной уже несколько десятилетий (обзор см.: [32; 33]) и близка научным интересам юбиляра.
I
Захоронения по обряду кремации являются специфичной чертой древнейших могильников северной периферии Верхнего Приобья, т. е. лесных районов Нижней Томи. Это такие хорошо известные специалистам памятники, как Томский и Самусьский могильники, могильник на Старом мусульманском кладбище, погребение на Батуринском острове.
Томский могильник на Большом мысе - обнаружен и изучен в 1880-х гг. А. В. Адриановым [9]. Материалы раскопок и полевая документация обработаны и опубликованы М. Н. Комаровой в 1952 г. [24]. Ранний комплекс из восьми грунтовых могил расположен на мы-
совидном участке берега р. Томи в современной черте г. Томска. По наблюдениям А. В. Адрианова, во всех погребениях размещены остатки кремаций на стороне [24, с. 12]. Возможно, кремация всегда или в некоторых случаях была частичной, что подтверждается залеганием сохранившихся длинных костей в погребениях № 1 - 5 [24, с. 10 - 12]. Погребальный инвентарь, зафиксированный во всех погребениях, представлен только каменными орудиями и керамической посудой. Значительная часть каменных орудий не идентифицирована, но можно говорить о наличии в коллекции отбойников, топоров-тесел, бифасных наконечников стрел, пластин, небольших листовидных клинков-бифасов. Во всех погребениях встречены низкие плоскодонные банки со сплошной ямочной орнаментацией (т. н. игрековский тип). Элементы костюма отсутствуют.
Погребение на Батуринском острове - обнаружено и изучено в 1976 г. А. В. Матвеевым [36, с. 24 - 30]. Могильник расположен на высокой надпойменной террасе р. Уени, недалеко от впадения её в р. Обь. Частично сохранилась грунтовая могила подпрямоуголь-ной формы. На дне ямы располагались обожженные на месте кости черепа и две полуистлевшие длинные кости без следов огня [36, с. 24]. Могила содержала относительно большое количество инвентаря - каменные листовидные наконечники стрел с обломанными жалами, фрагмент клинка-бифаса, топор-тесло, плитчатый абразив, плоскодонную керамическую банку с плотной накольчатой орнаментацией (игрековский тип).
Могильник на Старом Мусульманском кладбище -исследован в 1955 - 1956 гг. А. П. Дульзоном в современной черте г. Томска. К позднему неолиту
A. П. Дульзоном отнесены 27 грунтовых погребений, расположенных вдоль края высокой террасы [10; 11; 12]. Возможно, ранний комплекс хронологически и культурно неоднороден. В частности, об этом свидетельствует стратиграфическая ситуация в области последовательного перекрывания погребений № 8, 7, 5, 6, 4 в северной части могильника [12, рис. 1; рис. 2]. Достоверно к древнейшим комплексам можно отнести остатки захоронений № 6 и № 8 по результатам радиоуглеродного датирования, а также остатки могил № 12, 16 - 21, 25 - 30, 32 с характерной керамикой игреков-ского типа. В могилах № 25, 29, 30 совместно с игре-ковской посудой залегали сосуды т. н. новокусковского типа. В погребениях № 6, 8, 25, 29 располагались остатки ингумаций, в остальных случаях зафиксированы признаки кремации на стороне. Помимо керамики, погребальный инвентарь представлен каменными топорами-теслами, клинками-бифасами, отщепами, наконечниками стрел, абразивами, в погребении № 6 найдена миниатюрная каменная скульптура медведя [12, с. 322 - 324]. Доказан факт прижизненного использования инвентаря, а также практика обрядовой порчи предметов оружейного набора [22, с. 8 - 10].
Самусьский могильник - впервые обследован в 1924 г. М. П. Грязновым и А. К. Ивановым, затем, в 1928 г. - И. М. Мягковым, в 1950 г. - Р. А. Ураевым и
B. С. Синяевым, в 1953 г. - А. П. Дульзоном, наконец, в 1953 - 1954 гг. - В. И. Матющенко при участии М. Ф. Косарева [37; 38; 40; 27, с. 43 - 44]. Находится на высоком мысе в излучине правого берега р. Самуськи, на окраине р. п. Самусь. Включает остатки 16 грунто-
вых могил, расположенных в один ряд вдоль мыса. Зафиксировано два характерных варианта обращения с останками - ингумация (мог. № 2, 3, 6, 9, 12, 13, 14, 15) и кремация на стороне (мог. № 1, 4, 5, 7, 8, 10, 11, 16). Погребения с ингумацией распределены группами на юго-западной (№ 2, 3, 6) и северо-восточной (№ 12, 13, 14) оконечностях ряда, а также ровно в его центре (№ 9, 15). В погребальном инвентаре чаще всего встречены тесла, наконечники стрел, ножи-бифасы, вогнутые шлифованные ножи и керамика. Реже всего небольшие плоские лепестковые бусы «из кости или раковины» [38, с. 48], скребки, абразив-выпрямитель, каменная фигурка медведя. Керамические сосуды зафиксированы как в межмогильном пространстве, так и непосредственно в могилах. По форме выделяются низкие банки с уплощенным дном и остродонные сосуды. Орнамент представлен узорами в виде волны, псевдоплетенки, сплошных взаимопроникающих треугольных зон, вертикального елочного (зигзагообразного) узора [27, с. 44, 47]. Преобладающая техника нанесения орнамента - прочерченная и отступающе-протащенная, с присутствием гладкого штампа и протащенной гребенки. Выделены безынвентарные погребения (№ 1, 4, 10 - 13); погребения с большим количеством предметов (2 - 7 экз.) (№ 6 - 7, 14 - 15); погребения с очень большим количеством предметов (8 -15 экз.) (№ 2, 3, 5, 8, 9, 16). Из восьми могил с кремациями инвентарные и безинвентарные распределились поровну. Напротив, из восьми захоронений с ингума-цией лишь в двух не было инвентаря.
Следовательно, предметом анализа выступает локально-территориальная группа грунтовых могильников, с определенным набором частных признаков в сопроводительном инвентаре, ассоциированных с двумя группами керамики. Общим является наличие захоронений по обряду кремации, но специфичными чертами этого признака выступают количество подобных могил на памятнике, их планиграфия и насыщенность их инвентарем.
II
Культурная и эпохально-хронологическая принадлежность рассматриваемых могильников уже на ранних стадиях изучения стали предметом острых дискуссий, рассмотренных мною в специальных работах [32 -33]. Обозначим две сформировавшиеся точки зрения.
Первая рассматривала все перечисленные комплексы в рамках периодизации неолита, т. к. орудийный набор из могил и типологически близких поселений не имел металлических изделий и предметов металлургии. В 1952 г. М. Н. Комарова отнесла Томский могильник к особому томскому варианту неолитической культуры [24, с. 14], а чуть позднее вписала его общую периодизационную схему неолита Верхнего Приобья, соотнеся с кипринским этапом [25, с. 94 -102]. Эта идея отчасти была поддержана М. П. Гряз-новым [13, с. 29] и А. П. Дульзоном [12, с. 324]. В 1960 - 1970-е гг. идею неолитической культуры Верхнего Приобья с несколькими этапами развития продолжил в своих работах В. И. Матющенко. Первоначально им предложена следующая периодизация:
1) Кузнецкий могильник;
2) Томский могильник и Старое мусульманское кладбище;
3) Самусьский могильник [37, с. 214].
Позднее им выделены семь локальных вариантов верхнеобской неолитической культуры (нижнетомский, верхнетомский, чулымский, барнаульско-новосибирский и могильницкий) и два этапа развития (ранний - Кузнецкий, Яйский могильники, Дегтярев-ская и Иштанская стоянки, стоянки кипринского типа; поздний - Томский, Самусьский могильники, Старое мусульманское кладбище, Новокусковская стоянка и стоянки ирбинского типа) [39, с. 60]. То есть в предложенной схеме древние кремации Нижнего Притомья датировались неолитом и соотносились с нижнетомским локальным вариантом, но считались более поздними по отношению к неолитическим ингумациям лесостепи.
Истоки второй точки зрения лежат в работах В. Н. Чернецова 1950-х гг. Опираясь на собственную культурно-хронологическую схему неолита Среднего Зауралья и Нижнего Приобья, автор датировал Томского могильник ранней бронзой. Важнейшие признаки палеометаллического статуса он видел в плоскодонно-сти и ямочной орнаментации керамической посуды, которые «близки раннеандроновским памятникам» [49, с. 40, 43 - 44]. В 1960 - 70-х гг. идея была развита М. Ф. Косаревым, объединившим ранние комплексы Нижнего Притомья в новокусковскую (протосамусь-скую) культурную общность эпохи палеометалла с двумя этапами развития. К новокусковскому энеолити-ческому этапу отнесен Самусьский могильник, к игре-ковскому этапу ранней бронзы - Томский могильники и могильник на Старом Мусульманском кладбище. Ключевым критерием выступила «эволюция» керамики от остродонных форм к плоскодонным и появление абразивов для «заточки металлических изделий» [26, с. 1 - 15; 27, с. 43 - 77]. Новокусковский этап в этой схеме синхронизирован с кипринскими комплексами, что впоследствии поддержал Ю. Ф. Кирюшин [20]. Несмотря на последовательную критику данной концепции со стороны В. И. Матющенко [39; 41], в целом она была признана специалистами в 1970 - 2000-х гг.
В. И. Молодин отнес к раннему металлу Верхнего Приобья ирбинский тип памятников, признав их одновременность новокусковским древностям Нижнего Притомья [43]. В. А. Зах включил все новокусковские памятники в ирбинский энеолитический этап верхнеобской неолитической культуры [14], что полностью поддержано А. И. Петровым [46, с. 54 - 63]. Более того, В. А. Зах предложил считать кремацию одним из ярких признаков погребальной практики ирбинского энеоли-тического населения [16, с. 152 - 153]. Схема М. Ф. Косарева полностью воспроизведена Ю. Ф. Ки-рюшиным, датировавшим новокусковский энеолитиче-ский этап IV - III тыс. до н. э., а раннебронзовый игре-ковский - концом III - первой третью II тыс. до н. э. Развитие культуры он видит в изменении орнаментации керамики (приглушение местной традиции под воздействием пришлого западного населения) и переход в погребальном обряде от трупоположения к тру-посожжению [21, с. 25 - 28].
Таким образом, рассматриваемые нижнетомские могильники датируются в литературе преимуществен-
но энеолитом или ранней бронзой, в первую очередь из-за наличия плоскодонной керамики. Примат этого признака перевесил традиционные принципы археологической периодизации - памятники датировались эпохой палеометалла без малейших признаков металлургии. Даже сторонники неолитической атрибуции не оспаривали относительно поздний возраст могильников с плоскодонной керамикой, отказываясь лишь от их эпохального «омоложения» (периодизация В. И. Матющенко). Ю. Ф. Кирюшин, верно обозначив противоречие устоявшейся датировки Старого Мусульманского кладбища результатам радиоуглеродного датирования и функционально-трасологического анализа каменных орудий, счел более логичным исключить связь сосудов с могилами, нежели допустить уд-ревнение первых [22; 21, с. 25]. То есть первичным критерием стала морфология посуды, вторичным -постоянно меняющийся список косвенных признаков металлургии (шлифованные ножи, абразивы и т. д.), а также предполагаемые следы «глубинных проявлений энеолитической эпохи» без абсолютизации факта металлообработки [29, с. 66], к каковым была отнесена практика кремации в погребальном обряде.
Ш
Современное состояние знаний позволяет иначе подойти к проблеме эпохально-хронологической датировки рассматриваемых могильников.
Накоплены данные, отрицающие линейную морфологическую эволюцию древнейшей посуды Западной Сибири от остродонных форм к плоскодонным. В частности, доказан раннеолитический возраст плоскодонных серий амнинского, каюковского типов и «до-быстринских» комплексов Сургутского Приобья [30, с. 22]. Получены свидетельства неолитического статуса боборыкинской культуры Зауралья с преимущественно плоскодонной керамикой [23; 17]. На материалах поселения Автодром 2 (северо-запад Барабинской лесостепи) выявлена нижняя хроностратиграфическая позиция боборыкинских древностей относительно остродонной артынской посуды позднего неолита [7]. В развитом неолите (перв. пол. V тыс. до н. э.) в лесостепных и лесных районах Верхнего Приобья имел распространение изылинский тип посуды, включающий как плоскодонные, так и остродонные формы [16; 47; 35]. То есть первичный критерий «палеометаллической» атрибуции целого ряда памятников Томского Приобья утратил значение, что ставит под сомнение правомерность всей схемы [44, с. 116 - 117].
Принципиально изменились представления о хронологии игрековских комплексов. Время бытования стоянок Игреково I и Игреково II, согласно радиоуглеродной датировке, укладывается в диапазон перв. четв. - кон. V тыс. до н. э. [48]. Собственно игрековская керамика датируется «на 1500 лет, чем предполагалось ранее, и древнее на 2500 лет, чем предполагал М. Ф. Косарев» [48, с. 195]. Погребение № 8 Старого Мусульманского кладбища с характерным игреков-ским сосудом датируется в калиброванных значениях в схожем диапазоне - перв. треть - посл. треть V тыс. до н. э. (публикацию некалиброванных дат см. [18; 19]). С игрековской культурной общностью В. И. Молодин связывает усть-тартасскую культуру раннего металла
Барабинской лесостепи (конец V - начало IV тыс. до н. э.), допуская при этом синхронность новокусковских и игрековских комплексов в Нижнем Притомье [44, с. 116; 45, с. 183].
Четких критериев типологической дифференциации кипринских, ирбинских или новокусковских комплексов нет, как нет единства их датировки и периодизации. Напомним, что М. Ф. Косарев и Ю. Ф. Ки-рюшин предлагают объединить в рамках энеолитиче-ского этапа лесные новокусковские памятники и лесостепные кипринские комплексы [27; 20]. В. И. Мо-лодин и В. А. Зах датируют киприно неолитом, но видят в нем культурную основу ирбинско-новокус-ковского энеолита [43; 16]. Нами был предложен термин кипринско-ирбинско-новокусковский культурный массив для обозначения автохтонных комплексов позднего неолита-энеолита Верхнего Приобья. Вероятное время их бытования - V - нач. IV тыс. до н. э., что подтверждено калиброванными датами погребения № 8 Старого Мусульманского кладбища [21, с. 25] и сосуда со стоянки Долгая-1 на юге Нижнего Притомья [34].
Синхронные друг другу игрековские и кипринско-ирбинско-новокусковские некрополи хронологически близки таким могильникам лесостепного Приобья, как Солонцы-5, Усть-Иша, Лебеди-2, Кузнецкий [31, с. 58]. С нашей точки зрения, это тоже свидетельствует в пользу неолитического статуса рассматриваемых комплексов. Это означает, что следует говорить не о последовательной смене в Томском Приобье кипринско-ирбинско-новокусковского населения носителями иг-рековской культурной традиции, а об их сосуществовании в позднем неолите и, возможно, в начальных периодах эпохи палеометалла.
IV
Игрековские могильники Томский, Старое Мусульманское кладбище, погребение на Батуринском острове характеризуются почти абсолютным доминированием кремации на стороне как основного способа обращения с останками; отсутствием безынвентарных захоронений; отсутствием в сопроводительном наборе орудий из кости и украшений; обязательным наличием в погребальном инвентаре керамики; большим количеством каменных орудий. Представленный орудийный набор имеет неолитический характер - отщепы, пластины, отбойники, топоры-тесла, иволистные наконечники стрел. В лесостепной части Верхнего Приобья могильники этой типологической группы не известны.
Погребальная практика населения лесостепных районов Новосибирского Приобья и Кузнецкой котловины в период с развитого неолита до раннего металла характеризуется устойчивым обрядом ингумации покойных в вытянутом положении на спине [34]. В полной мере это касается поздненеолитических могильников с кипринско-ирбинско-новокусковской керамикой в сопроводительном инвентаре: Ордынское 1е, Крути-ха 5, Заречное 1. Автохтонными чертами погребальной практики для всех кипринско-ирбинско-новкусковских комплексов выступают наличие украшений из зубов животных со сверловкой в корневом отделе, обычай
помещать в сопроводительный набор предметы мелкой пластики, эпизодическое размещение в могилах керамических сосудов с местной орнаментальной спецификой. Для северной, лесной части кипринско-ирбинско-новокусковского культурного ареала, представленного материалами Самусьского могильника и отдельных погребений Старого Мусульманского кладбища, характерна биритуальность погребальной практики. Захоронения по обряду кремации на кипринско-ирбинско-новокусковских могильниках Томского При-обья, с нашей точки зрения, являются четким маркером культурных взаимодействий с пришлым северным иг-рековским населением.
Возможные сценарии взаимодействия многовари-антны (военное противостояние, совместное хозяйствование, брачные контакты т. д.). Не ясна и временная продолжительность этого процесса. Пока лишь отметим неравномерность распределения бикультурных признаков на различных памятниках. Томский могильник на Большом мысе демонстрирует абсолютное преобладание кремации и наличие только игрековской керамики в погребениях. Вероятным объяснением этому является связь памятника с первыми группами северных мигрантов, сохранивших исходную культурную идентичность. Игрековский могильник на Старом Мусульманском кладбище включает единичные могилы, в которых совместно залегали игрековские и ки-принско-ирбинско-новокусковские сосуды. Причем одна из них содержала ингумированный костяк на спине в вытянутом положении [10, с. 315 - 316]. Сочетание ингумации с игрековской посудой зафиксировано на могильнике Иштан [41]. Самусьский могильник, с наибольшим числом собственно кипринско-ирбинско-новокусковских черт, включает кремации без других игрековских признаков. С осторожностью можно говорить о длительном и обоюдном характере культурного взаимовлияния.
Следовательно, обозначенные погребальные комплексы лесных районов Томского Приобья надо датировать второй половиной V - началом IV тыс. до н. э. и идентифицировать с двумя синхронными культурными группами позднего неолита. Появление в погребальном обряде местного населения кремации в таком случае не выступает признаком эпохальных изменений. Вероятно, на начальном этапе погребальная кремация отражает специфику погребальной практики пришлого северного населения с керамикой игрековского типа, а с течением времени становится маркером культурного воздействия мигрантов на носителей кипринско-ирбинско-новокусковской культурной традиции.
Доказанным фактом является влияние восточносибирских популяций на культурогенез автохтонных поздненеолитических групп лесостепного Приобья [43; 50]. Полученные результаты говорят о наличии не только восточного, но и северного аллохтонного импульса. Это подтверждает многофакторность процессов культурогенеза в неолите-энеолите юга Западной Сибири, их зависимость от очагов длительного автохтонного развития, мозаичного расселения разнокультурных групп, эпизодичных и массовых миграций [8].
и Кузнецкой котловины. 1 - Крутиха 5, 2 - Ордынское-1е, 3 - Батуринский остров, 4 - Томский могильник
на Большом мысе; 5 - могильник на Старом Мусульманском кладбище, 6 - Самусьский могильник, 7 - Иштанский могильник, 8 - Заречное-1, 9 - Васьковский могильник, 10 - Лебеди-2, 11 - Кузнецкий могильник. Обозначения без заливки - могильники по обряду ингумации; обозначения с темной заливкой - могильники по обряду кремации и биритуальные могильники
Литература
1. Бобров В. В. Материалы разрушенных неолитических погребений кузнецко-алтайской культуры // Проблемы археологии и этнографии Южной Сибири. 1990. С. 19 - 32.
2. Бобров В. В. Общая характеристика раннего комплекса поселения Танай-4а // Проблемы неолита-энеолита юга Западной Сибири. Кемерово, 1999. С. 17 - 35.
3. Бобров В. В. Проблемы неолита юга Западной Сибири // Палеоэкология плейстоцена и культуры каменного века Северной Азии и сопредельных территорий. Новосибирск, 1998. Т. 1. С. 50 - 58.
4. Бобров В. В. Большемысская культура // Культура, как система в историческом контексте: опыт ЗападноСибирских археолого-этнографических совещаний: мат. XV Международной Западно-Сибирской археолого-этнографической конференции. Томск: Аграф-Пресс, 2010. С. 110 - 113.
5. Бобров В. В. К проблеме культурной принадлежности поздненеолитического комплекса поселения Автодром - 2 // Окно в неведомый мир. Новосибирск, 2008. С. 110 - 113.
6. Бобров В. В., Марочкин А. Г. Артынская культура // Труды III (XIX) Всероссийского археологического съезда. СПб.; М.; Вел. Новгород, 2011а. Т. 1. С. 106 - 108.
7. Бобров В. В., Марочкин А. Г. Хроностратиграфия неолитических комплексов поселения Автодром // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. Новосибирск: Изд-во ИАЭТ СО РАН, 2011. Т. 17. С. 14 - 19.
8. Бобров В. В., Марочкин А. Г. Боборыкинский комплекс из Барабы: проблема исторической интерпретации // Вестник Томского государственного университета. (Серия: История). 2013. Вып. № 3(23). С. 211 - 215.
9. Дэвлет М. А. Александр Васильевич Адрианов: (к 150-летию со дня рождения). Кемерово: Кузбассвузиз-дат, 2004. 68 с.
10. Дульзон А. П. Предварительный отчет об археологических раскопках на старом мусульманском кладбище у южной окраины города Томска, произведенных летом 1955 года // Архив Томского областного краеведческого музея. Ф. 3. Оп. 9. Д. 30.
11. Дульзон А. П. Археологические памятники Томской области (к археологической карте Среднего При-обья) // Труды Томского областного краеведческого музея. Томск, 1956. Т. V. С. 89 - 316.
12. Дульзон А. П. Томский неолитический могильник // Учен. зап. Том. гос. пед. ин-та. Томск: Изд-во Томского университета, 1958. Т. XVII. С. 297 - 324.
13. Грязнов М. П. К вопросу о культурах эпохи поздней бронзы в Сибири // КСИА. 1956. Вып. 64. С. 27 - 42.
14. Зах В. А. Погребения эпохи неолита - ранней бронзы могильника Заречное I // Западная Сибирь в древности и средневековье. Тюмень, 1985. С. 23 - 29.
15. Зах В. А. О культурной принадлежности неолитических памятников Присалаирья и Приобья // Хронология и культурная принадлежность памятников каменного и бронзового южной Сибири. Барнаул, 1988. С. 59 - 63.
16. Зах В. А. Эпоха неолита и раннего металла лесостепного Присалаирья и Приобья. Тюмень: Изд-во ИПОС СО РАН, 2003. 168 с.
17. Зах В. А. Хроностратиграфия неолита и раннего металла лесостепного Тоболо - Ишимья. Новосибирск: Наука, 2009. 320 с.
18. Кирюшин Ю. Ф. Периодизация культур неолита и бронзы Верхнего и Среднего Приобья // Хронология и культурная принадлежность памятников каменного и бронзового южной Сибири. Барнаул, 1988. С. 59 - 63.
19. Кирюшин Ю. Ф. Проблемы хронологии памятников энеолита и бронзы Южной Сибири // Проблемы хронологии и периодизации археологических памятников Южной Сибири. Барнаул, 1991. С. 43 - 47.
20. Кирюшин Ю. Ф. Энеолит и ранняя бронза юга Западной Сибири. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2002. 294 с.
21. Кирюшин Ю. Ф. Энеолит и бронзовый век южно-таёжной зоны Западной Сибири. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2004. 295 с.
22. Кирюшин Ю. Ф., Кунгурова Н. Ю. Следы использования на каменных орудиях из погребений могильника на Старом Мусульманском кладбище // Погребальный обряд древних племен Алтая. Барнаул: Изд-во АГУ, 1996. С. 5 - 10.
23. Ковалева В. Т., Зырянова С. Ю. Неолит Среднего Зауралья: Боборыкинская культура. Екатеринбург: Учебная книга, 2010. 308 с.
24. Комарова М. Н. Томский могильник, памятник истории древних племен лесной полосы Западной Сибири // Материалы и исследования по археологии Сибири. М.: Изд-во Академии наук СССР, 1952. Т. I. С. 7 -50.
25. Комарова М. Н. Неолит Верхнего Приобья // КСИА. 1956. Вып. 64. С. 93 - 103.
26. Косарев М. Ф. Бронзовый век Среднего Обь-Иртышья: автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 1964. 15 с.
27. Косарев М. Ф. Древние культуры Томско-Нарымского Приобья. М.: Наука, 1974. 193 с.
28. Косарев М. Ф. Бронзовый век Западной Сибири. М.: Наука, 1981. 278 с.
29. Косарев М. Ф. Из древней истории Западной Сибири [эпоха палеометалла - железный век]: общая историко-культурная концепция // Российский этнограф. М., 1993. Вып. 4. 283 с.
30. Косинская Л. Л. Неолит таежной зоны Западной Сибири // Археологическое наследие Югры. Екатеринбург; Ханты-Мансийск: Чароид, 2006. С. 16 - 40.
31. Кунгурова Н. Ю. Могильник Солонцы 5. Культура погребенных неолита Алтая. Барнаул: Барнаульский юрид. ин-т, 2005. 127 с.
32. Марочкин А. Г. Неолит и ранний металл Верхнего Приобья: истоки научного осмысления // Вестник Томского государственного педагогического университета. 2013. № 7(135). С. 96 - 100.
33. Марочкин А. Г. Культурно-хронологические концепции неолита и раннего металла Верхнего Приобья в отечественной историографии 1970-х - начала 2010-х // Вестник Томского государственного педагогического университета. 2013. № 7(135). С. 84 - 90.
34. Марочкин А. Г. Погребальная практика населения Верхнего Приобья в периоды неолита и энеолита (история изучения, структурный анализ и типология, проблемы культурно-хронологической интерпретации): автореферат дис. ... канд. ист. наук. Кемерово: Радуга, 2014. 33 с.
35. Марочкин А. Г., Юракова А. Ю. Материалы неолита-неолита стоянки Долгая 1 (южные районы Нижнего Притомья) // Вестник Новосибирского государственного университета. Серия: История, филогия. 2014. Т. 13. Вып. 3: Археология и этнография. С. 189 - 201.
36. Матвеев А. В. Неолитическое погребение на Батуринском острове // Сибирь в древности. Новосибирск: Наука, 1979. С. 24 - 30.
37. Матющенко В. И. Вопросы датировки томских неолитических // Ученые записки Томского гос. ун-та. Томск, 1960. № 35. С. 200 - 215.
38. Матющенко В. И. Самусьский могильник // Сборник научных работ кафедр Всеобщей истории и истории СССР. Томск, 1961. С. 46 - 53.
39. Матющенко В. И. О сложении верхнеобской неолитической культуры // Этногенез народов Северной Азии. Новосибирск, 1969. С. 60 - 61.
40. Матющенко В. И. Древняя история населения лесного и лесостепного Приобья (неолит и бронзовый век). Ч. 1. Томск: Изд-во ТомГУ, 1973. 149 с. (Из истории Сибири. Вып. 9).
41. Матющенко В. И. Поздненеолитический могильник у д. Иштан на р. Оби // Археологические исследования в районах новостроек Сибири. Новосибирск: Наука, 1985. С. 47 - 54.
42. Матющенко В. И. Вновь о неолите и энеолите в Западной Сибири // Проблемы неолита - энеолита юга Западной Сибири. Кемерово, 1999. С. 9 - 11.
43. Молодин В. И. Эпоха неолита и бронзы лесостепного Обь-Иртышья. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1977. 169 с.
44. Молодин В. И. Памятник Сопка-2 на реке Оми (культурно-хронологический анализ погребальных комплексов эпохи неолита и раннего металла). Новосибирск: Изд-во Института археологии и этнографии СО РАН, 2001. Т. 1. 128 с.
45. Молодин В. И. Устьтартасская // Проблемы историко-культурного развития древних и традиционных обществ Западной Сибири и сопредельных территорий: материалы XIII Западно-Сибирской археолого-этнографической конференции. Томск, 2005. С. 180 - 184.
46. Очерки культурогенеза народов Западной Сибири. Т. 2. Мир реальный и потусторонний. Томск: Изд-во Томского университета, 1994. 475 с.
47. Рудковский И. В. Керамика поселения Чердашный лог // Археология и этнография Приобья: материалы и исследования. Томск, 2007. Вып. 1. С. 92 - 102.
48. Синицына Г. В. О хронологии стоянок Игреково 1 и Игреково 2 в Среднем Приобье // Время и культура в археолого-этнографических исследованиях древних и современных обществ Западной Сибири и сопредельных: проблемы интерпретации и реконструкции: материалы Западно-Сибирской археолого-этнографической конференции. Томск, 2008. С. 193 - 197.
49. Чернецов В. Н., Мошинская В. И., Талицкая И. А. Древняя история Нижнего Приобья. М.: Изд-во АН СССР. 1953. 360 с.
50. Bobrov V. V. On the problem of interethnic relations in South Siberia in the third and early second millennia B.C // Arctic anthropology. 1988. Vol. 25. № 2. P. 30 - 46.
Информация об авторе:
Марочкин Алексей Геннадьевич - кандидат исторических наук, научный сотрудник Лаборатории археологии Института экологии человека СО РАН, научный сотрудник Научно-исследовательского отдела Научно-инновационного управления КемГУ, [email protected].
Aleksey G. Marochkin - Candidate of History, Research Associate at the Laboratory of Archaeology, Institute of Human Ecology of the Siberian Branch of the Russian Academy of Sciences; Research Associate at the Science and Research Division, Kemerovo State University.
Статья поступила в редколлегию 08.04.2015 г.