CC BY
37
ТЕОРИЯ И ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА
DOI 10.24412/2227-7315-2022-2-15-25 УДК 340.13; 34.03
А.Г. Репьев
ДОВЕРИЕ КАК ОСНОВА КУЛЬТУРЫ ПРАВОВОЙ КОММУНИКАЦИИ
Введение: автором, на основе положений законодательства, правоприменительной практики и юридической доктрины, предпринята попытка анализа правового феномена «доверие» сквозь призму правовой коммуникации. Базируясь на общетеоретическом восприятии конструкции «правовая коммуникация», изучается роль и ценность доверия в эффективном построении юридических связей. Цель: выявить общее значение феномена «доверие» в рамках правотворческого, правоприменительного процессов, а также предложить пути повышения культуры юридического коммуницирования. Методологическая основа: общенаучные и частные методы исследования, совокупность диалектического и системного методов познания, формально-юридический подход, метод интерпретации. Результаты: выдвигается гипотеза о том, что феномен «доверие» составляет основу культуры правовой коммуникации, что может быть обеспечено благодаря: достоверности транслируемой адресату информации; доступности средств коммуницирования; высокой правовой культуре и развитому правовому сознанию участников правового общения; соблюдению морально-этических, нравственных стандартов субъектами правовой коммуникации. Выводы: доказывается, что доверие, как основа культуры правовой коммуникации, устанавливает, а в определенной степени и гарантирует наличие обратной связи от адресанта к адресату, что может выражаться во взаимных уступках, готовности идти на диалог, находить компромисс; признание адресатом необходимости добровольно следовать государственно-властному велению; публичность, открытость функционирования органов власти, их партнерскую модель взаимоотношений с институтами гражданского общества; уважение к правовым институтам, положительную оценку их качественных характеристик.
Ключевые слова: доверие, правовая коммуникация, культура, взаимодействие, правовая норма, специальный правовой статус.
© Репьев Артем Григорьевич, 2022
Доктор юридических наук, профессор кафедры государственно-правовых дисциплин (Академия управления МВД России); e-mail: repev-artem@yandex.ru © Repyev Artem Grigoryevich, 2022
Doctor of Law, Professor, Department of State and Legal Disciplines (Academy of Management of the Ministry of Internal Affairs of Russia) 15
A.G. Repyev
TRUST AS THE BASIS FOR A CULTURE OF LEGAL COMMUNICATION
Background: in this article the author, on the basis of legislation, law enforcement practice and legal doctrine, made an attempt to analyze the legal phenomenon of "trust" through the prism of legal communication. Based on a general theoretical perception of the construction of "legal communication", the role and value of trust in the effective construction of legal communication is studied. Objective: to identify the general meaning of the phenomenon of "trust" in the law-making and law-enforcement processes, as well as to suggest ways to improve the culture of legal communication. Methodology: general scientific and private research methods, a set of dialectical and systemic research methods, formal legal approach, method of interpretation. Results: we hypothesize that the phenomenon of "trust" forms the basis of the culture of legal communication, which can be ensured by: the reliability of information transmitted to the addressee; accessibility of means of communication; high legal culture and developed legal consciousness of participants of legal communication; compliance with moral, ethical and moral standards by subjects of legal communication. Conclusions: it is proved that trust, as the basis of the culture of legal communication, establishes, and to a certain extent guarantees the presence of feedback from the addressee to the addressee, which may be expressed in mutual concessions, readiness for dialogue, to find a compromise; recognition by the addressee of the need to voluntarily follow the state-authoritative command; publicity, transparency of the functioning of authorities, their partnership model of relations with civil society institutions; respect for legal institutions, a positive assessment of their quality.
Key-words: trust, legal communication, culture, interaction, legal norm, special legal status.
|| Феномен «право», несмотря на многовековую историю, по-прежнему воспри-
I нимается разнопланово. И в объективном, и в субъективном смыслах оно есть
§ социальное явление, результат развития общества, укрепления, а где-то и транс-
| формации его внутренних и внешних связей. Оценивать эффективность права
§ как средства упорядочения взаимных, выгодных всем отношений в обществе и
0 государстве можно с различных точек зрения. Предположим, что предпосылкой
1 для универсального, всеобщего восприятия права как социально необходимого, I основного регулятора или ключевого средства охраны ценностей личности будет 8 доверие к нему и к источнику его формально-юридического закрепления.
о Подобное восприятие роли и ценности права для общества и государства со° гласуется с существующей в науке коммуникативной теорией. Она, как известно,
го
¡3 базируется на концепции «человеческого взаимодействия и взаимопонимания, | согласия и компромисса» [1, с. 27]. Коммуникация, как социальное явление, $ это еще и передача сообщения посредством языка и других знаковых систем (общение, контакт и т.д.) [2, с. 1006]. Реализуясь в юридической плоскости, она, без сомнения, приобретает индивидуальное содержание ввиду наличия характерной терминологии, специфических правовых жестов и символов, особенного речевого аппарата и т.д.
Немногочисленные работы по теме правового коммуницирования не позволя-16 ют пока сформировать устойчивое и однозначное понимание данного явления.
К примеру, Е.А. Романова на первый план сущности правовой коммуникации ставит порядок взаимодействия субъектов, связанный с обменом правовой информацией [3, с. 9]. Весьма интересной, ввиду своей разноплановости, можно назвать работу П.В. Лушникова, в которой он пишет о необходимости исследования взаимосвязей субъектов правовой коммуникации, что впоследствии будет определять эффективность правового регулирования [4, с. 374]. И.Б. Беляева и В.Н. Власенко пошли еще дальше и среди особенностей взаимосвязей участников процесса коммуникации, акцентировали внимание на такой характеристике, как доверие, выделяя его в качестве основы морального способа социального взаимодействия [5, с. 74].
Нам близка такая позиция, однако мы видим ее в более широком ключе. Полагаем, что доверие является фундаментальной предпосылкой, первоосновой не только установления коммуникативных связей, но и стержнем формирования культуры правовой коммуникации, в значении высокого, совершенного развития последней.
На значение феномена «доверие» в правовой коммуникации ранее обращалось внимание в литературе [6; 7]. Однако в большей мере, авторы не останавливали свое внимание на его сущности, проецирующих потенциях по эффективному правовому регулированию, формированию правопослушного поведения и пр. Попробуем, насколько это возможно в рамках научной публикации, устранить данный пробел.
Толкование термина «доверие» авторами словарей различно. Во-первых, оно интерпретируется как убежденность в чьей-нибудь честности, порядочности; вера в искренность и добросовестность кого-нибудь [2, с. 595; 8, с. 187]. В свою очередь, честность — отвлеченное существительное к прилагательному «честный», т.е. правдивый, прямой и добросовестный, свободный от всякого лукавства. Синонимом данному слову, ввиду схожего толкования, является термин «порядочность», т.е. неспособность к низким поступкам. «Искренний», как качество честного субъекта, означает его непритворное выражение подлинных чувств и мыслей, правдивость, откровенность, чистосердечность. Корнем, образующим слово «доверие», является «вера», т.е. признание чего-либо истинным, не требуя доказательств [8, с. 65, 316, 751, 1183]. Производными глаголами в данном случае будут: поверить, довериться, принять на веру.
Следовательно, «доверие» в государственно-правовом ключе и в самом общем смысле будет означать убежденность в исполнении возлагаемых на кого-либо ожиданий. В этом просматривается связь доверия с культурой, а в рамках нашей темы — культурой правового коммуницирования. Следует отметить, что о связи культуры (в т.ч. правовой) и коммуникации ранее писали такие авторы, как Е.Ф. Усманова, Т.И. Арсеньева, И.И. Бажин [9; 10] и др.
Доверие в праве есть чувственная рефлексия сознания индивида, основанная, в числе прочего, на ожидании чего-того положительного, достойного, справедливого. Это может быть улучшение благополучия индивида в результате государственных реформ, обеспечение достойного уровня жизни как следствие принятия новых нормативных установлений, и пр. Все эти эмоции, чувства, переживаемые субъектами и находят свое отражение в культуре правовой коммуникации (или ее отсутствии). Тем самым культура влияет на эффективность процесса коммуникации посредством закрепления правовых взглядов о
доверии или недоверии к праву в целом: системе законодательства, судебной и иной правоприменительной практике и пр.
Высокая культура правовой коммуникации, основанная на доверии, может быть достигнута благодаря соблюдению следующих императивов:
во-первых, достоверность транслируемой информации. Если адресант сообщения правовой информации преследует цель не сугубо примитивную (довести юридические данные до необходимого субъекта), но и достичь при этом социально-выгодного результата, то передаваемые сведения должны отвечать качествам истинности: проверяемостью, объективностью, социальной потребностью и т.д. Известно, что Федеральная служба исполнения наказаний России более года назад отчиталась о создании специальных комиссий по мониторингу применения физической силы и спецсредств, которые нацелены на проверку каждого подобного факта с обязательным просмотром видеозаписей. Руководство пенитенциарной системы публично заявляло о воплощении в этом проекте принципов открытости и гуманности1. Однако вскрывшиеся в конце 2021 г. факты насилия в ОТБ-1 УФСИН России по Саратовской области продемонстрировали определенную декларативность ранее публикуемых материалов, подтверждением чему стали соответствующие правовая2 и организационно-управленческая3 оценки данных событий.
Во-вторых, доступность средств коммуницирования. Это относится к вербальным (текстовым, речевым) и невербальным (жестовым, символьным) каналам передачи юридической информации, а также к режимам правового коммуницирования в целом. Основными требованиями трансляции сведений должны быть: понятность правового лексикона, ясность изложения передаваемых адресату установлений, исключающих их оценочное, двусмысленное и иное толкование, не заложенное в идее нормативного акта и не охватываемое замыслом органа правотворчества и субъекта правоприменения. Так, в январе 2022 г. кассационная судебная инстанция пришла к весьма новаторским выводам. По мнению суда, акт применения права лишается юридической силы не только ввиду формального отсутствия подписи гражданина, привлекаемого, например, к административной ответственности, о разъяснении ему положений законодательства. Принципиально важный момент — сотрудник полиции обязан осуществить фактическую и детальную коммуникацию с адресантом: аргументировать наличие состава правонарушения, разъяснить права и обязанности лица, привлекаемого к ответственности. При этом данный «юридический ликбез» должен быть понятен субъекту правонарушения4. Что касается режимов коммуницирования, этот процесс характеризуется созданием полноценных коммуникативных площадок (сегодня, как правило, цифровых), позволяющих существенно сэкономить издержки (финансовые, организационные и иные) на получение, передачу, обработку, хранение юридических данных. Так, в России начался эксперимент по функционированию «одного окна», который продлится
1 См.: Куликов В. Применение силы к заключенным взято под особый контроль // Российская газета. 2020. 12 окт.
2 См.: Москалькова Т. Самое главное для человека — это быть услышанным // Российская газета. 2021. 10 дек.
3 См.: Латухина К. Новым директором ФСИН назначен Аркадий Гостев // Российская газета. 2021. 25 нояб.
4 См.: Куликов В. Кассационный суд обязал ГАИ разъяснять водителям-нарушителям их 18 права // Российская газета. 2022. 1 февр.
до февраля 2025 г., позволяющий субъектам малого и среднего предпринимательства при обращении в государственные органы обойтись минимизацией сбора документов в печатном виде, а факультативно и узнать о существующих адресных мерах поддержки1.
В-третьих, высокая правовая культура и развитое правовое сознание участников коммуницирования. К примеру, неслучайно «доверенным лицом» в юридической практике (доверенные лица политических партий, кандидатов, доверенные лица в антимонопольных делах и пр.) назначается субъект, не только вызывающий положительные эмоционально-волевые межличностные чувства о его добросовестности, честности, порядочности, но и обладающий юридическими познаниями (четко ориентирующийся относительно своего правового статуса, соотносящий свои права и обязанности, стимулы и ограничения, способный обеспечивать консультирование участников коммуницирования и обеспечивать эффективность данного процесса)2.
В-четвертых, соблюдение морально-этических, нравственных стандартов поведения субъектами (в особенности адресантами) коммуницирования. Показательно, что в последнее время возросло количество разрабатываемых кодексов этики, чести различных служащих3. Полагаем, не нуждается в дополнительных доказательствах тезис, что невысокий моральный облик адресанта правового общения (к примеру судьи, прокурора, сотрудника правоохранительных органов, врача и пр.) вряд ли обеспечит развитую культуру коммуникации и послужит основой формирования доверия между его участниками4.
Приведенный перечень условий повышения культуры правовой коммуникации, основанной на доверии, далеко не исчерпывающий. Его позиции зависят от уровня общения и передаваемой информации. Особое значение названные и иные требования к правовому взаимодействию приобретают на макроуровне, т.е. между высшими органами государственной власти. И здесь доверие — важный, системообразующий элемент их функционирования. К примеру, Правительство РФ может как в инициативном порядке обратиться в Государственную Думу РФ с вопросом о доверии, так и «Государственная Дума может выразить недоверие Правительству РФ»5. Отказ в доверии выступает основанием отставки Правительства РФ или роспуска Государственной Думы РФ.
1 См.: Капранов О. Для бизнеса сформируют систему «одного окна» // Российская газета. ч 2022. 1 февр. К
2 См., например: Постановление Правительства РФ от 31 декабря 2020 г. № 2409 «О дополнительных требованиях к доверенным лицам удостоверяющего центра федерального органа | исполнительной власти, уполномоченного на осуществление государственной регистрации е юридических лиц» // Собр. законодательства Рос. Федерации. 2021. № 2, ч. II, ст. 455. 1
3 См.: Типовой кодекс этики и служебного поведения государственных служащих Российской Федерации и муниципальных служащих (одобрен решением президиума Совета при Президен- 2 те РФ по противодействию коррупции от 23 декабря 2010 г., протокол № 21) // Официальные 1 документы в образовании. 2011. № 36; Кодекс профессиональной этики аудиторов (приложение ) к протоколу заочного голосования Совета по аудиторской деятельности от 21 мая 2019 г. № 47) ^ (в ред. от 17 ноября 2021 г.). Доступ из справ.-правовой системы «Консультант Плюс»; Кодекс 8 судейской этики (утвержден VIII Всероссийским съездом судей 19 декабря 2012 г.) (в ред. от
8 декабря 2016 г.) // Бюллетень актов по судебной системе. 2013. № 2; Приказ Федеральной службы по аккредитации от 15 октября 2021 г. № 178 «Об утверждении правил деловой и профессиональной этики эксперта по аккредитации, технического эксперта» // Российская газета. 2021. 29 нояб. и др.
4 См.: Федермессер Н. Нарушение этики в отношениях «врач-больной» — это бич медицины // Российская газета. 2021. 16 нояб.
5 Ст. 34, 35 Федерального Конституционного закона от 6 декабря 2020 г. № 4-ФКЗ «О Правительстве Российской Федерации» // Собр. законодательства Рос. Федерации. 2020. № 45, ст. 7061. 19
При этом, доверие — необходимый атрибут эффективного функционирования как устоявшихся государственно-правовых институтов, так и новых. Оно первично в механизме реализации каких-либо правоотношений. Для того, чтобы вновь вводимый институт (норма) мог успешно существовать, необходимо доверие к нему, в противном случае социальное отторжение сделает свое дело. Важно избежать и перегибов, которые могут привести к «передоверию». Следовательно, актуальным является теоретико-правовое обращение конструкции «злоупотребление доверием». Рассмотрим данный аспект через призму дефекта культуры правовой коммуникации.
В среде ученых-отраслевиков (специалистов в области административного, уголовного, гражданского и иных отраслей права) трактовка термина «доверие» не имеет универсального толкования и, как правило, рознится. К примеру, доверие является составообразующим признаком административного правонарушения, ответственность за которое предусмотрена ст. 7.27.1 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях1 (далее — КоАП РФ). Авторы одного из комментариев к КоАП РФ полагают, что злоупотребление доверием — это «использование благожелательного, искреннего, доверительного отношения собственника или владельца имущества к виновному лицу» [11, с. 1012].
Аналогичная ситуация с гибкостью интерпретации термина «доверие» просматривается и в уголовном праве. Так, орган профессионального судебного толкования в лице Пленума Верховного Суда РФ, к сожалению не раскрыл содержание такого элемента объективной стороны преступления, ответственность за которое предусмотрена ст. 165 Уголовного кодекса Российской Федерации (далее — УК РФ), как «злоупотребление доверием», по сути, синонимизируя второе слово с «доверительными отношениями»: «Злоупотребление доверием при мошенничестве заключается в использовании с корыстной целью доверительных отношений с владельцем имущества или иным лицом, уполномоченным принимать решения о передаче этого имущества третьим лицам»2. При этом указав возможные основания возникновения подобных отношений: «служебное положение лица либо его личные отношения с потерпевшим».
Интересную интерпретацию данного признака дал Конституционный Суд РФ. В частности: «Конструирование квалифицированного состава мошенничества посредством дополнения его основного состава признаком использования при его совершении своего служебного положения предопределяется тем, что это преступление сочетает в себе как признаки хищения, так и признаки злоупотребления специальным субъектом (в том числе должностным лицом) юридическими или фактическими возможностями, которыми он обладает благодаря занимаемому служебному положению. Анализ указанного квалифицированного состава с очевидностью свидетельствует, что по своей природе он предполагает разнородные объекты, находящиеся под охраной уголовно-правовой нормы (собственность и интересы государственной службы или службы в органах местного
1 См. ст. 7.27.1 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях от 30 декабря 2001 г. № 195-ФЗ (в ред. от 28 января 2022 г.) // Собр. законодательства Рос. Федерации. 2002. № 1, ст. 1; Российская газета. 2022. 11 янв.
2 Пункт 3 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 30 ноября 2017 г. № 48 «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате» (в ред. от 29 июля 2021 г.) //
20 Российская газета. 2017. 11 дек.
самоуправления), и специфическую объективную сторону, которая выражается в незаконных действиях по службе, не только посягающих на отношения собственности, но и представляющих угрозу — вследствие использования субъектом при их совершении своего служебного статуса — для верховенства закона, демократических институтов и ценностей, равенства и социальной справедливости, надлежащего функционирования рыночной экономики, устойчивого развития и для других сфер общественных отношений, подверженных деструктивному влиянию коррупции в результате криминализации представителей публичной власти, чья легитимность во многом основывается на доверии общества»1. Из сказанного следует, что:
во-первых, доверие, как составляющая культуры правовой коммуникации в публичной деятельности государственного служащего, по умолчанию связано с наличием у последнего специального правового статуса;
во-вторых, феномен «доверие» может, а зачастую, и должен выступать также в качестве принципа осуществления какой-либо публично-правовой деятельности. К примеру, ч. 1 ст. 9 Федерального закона от 7 февраля 2011 г. № З-ФЗ «О полиции» закрепляет, что «полиция при осуществлении своей деятельности стремится обеспечивать общественное доверие к себе и поддержку граждан»2.
При этом органы правоприменения по-разному толкуют данный принцип. Одним из вариантов интерпретации доверия является требование осуществления таких действий, которые «должны быть обоснованными и понятными для граждан»3.
Максимально широкую, на наш взгляд, трактовку понимания принципа доверия в деятельности полиции дал Конституционный Суд РФ, вложив в него несколько самостоятельных этико-юридических концептов. В частности: «в целях обеспечения полиции общественного доверия и поддержки граждан сотрудник органов внутренних дел при осуществлении служебной деятельности (в том числе в сфере пресечения административных правонарушений и ведения производства по делам об административных правонарушениях), а также во внеслужебное время должен заботиться о сохранении своих чести и достоинства, не допускать принятия решений из соображений личной заинтересованности, воздерживаться от любых действий, которые могут вызвать сомнение в его беспристрастности или нанести ущерб авторитету полиции»4.
1 Определение Конституционного Суда РФ от 11 апреля 2019 г. № 865-О «Об отказе в при- К нятии к рассмотрению жалобы гражданки Сеземиной Ольги Михайловны на нарушение ее конституционных прав частью третьей статьи 159 Уголовного кодекса Российской Федерации». | Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс». е
2 Часть 1 ст. 9 Федерального закона от 7 февраля 2011 г. № З-ФЗ «О полиции» (в ред. от 11 1 ноября 2021 г.) // Собр. законодательства Рос. Федерации. 2011. № 7, ст. 900; 2021. № 24, ч. I, * ст. 4188. 2
3 Кассационное определение Судебной коллегии по административным делам Верховного 1 Суда Российской Федерации от 24 марта 2021 г. № 58-КАД20-10-К9. Доступ из справ.-правовой ) системы «КонсультантПлюс». ^
4 Определение Конституционного Суда РФ от 25 июля 2019 г. № 1738-О «Об
нятии к рассмотрению жалобы гражданина Юмина Антона Евгеньевича на нарушение его конституционных прав положениями федеральных законов „О полиции" и „О службе в органах внутренних дел Российской Федерации и внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации"». Доступ из справ.-правовой системы «Консультант Плюс». Аналогичные позиции изложены в следующих решения: Определение Конституционного Суда РФ от 25 июля 2019 г. № 1737-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Терехина Романа Владиславовича на нарушение его конституционных прав положениями федеральных законов „О полиции" и „О службе в органах внутренних дел Российской Федерации и внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации"». Доступ из 21
Иными словами, в категорию «доверие» орган толкования заложил как минимум три императива для сотрудника: хранить свою честь и достоинство, быть объективным и беспристрастным, не совершать действий, умаляющих престиж органов внутренних дел. Каждое из перечисленных требований к поведению полицейского представляет собой совокупность нравственных, этических и юридических запретов на совершение определенных поступков.
Восполнить отсутствие формально-установленных критериев доверия отчасти может позволить анализ обстоятельств и условий, наступление которых свидетельствует об утрате доверия, что служит основанием увольнения сотрудника из органов внутренних дел. В частности, ст. 82.1 Федерального закона от 30 ноября 2011 г. № 342-Ф3 закрепляет исчерпывающий перечень из шести случаев, наступление которых говорит об утрате доверия1. Примечательно, что, рассматривая доверие в привязке к правовому коммуницированию полиции с населением государства (как мы помним, принцип деятельности полиции требует именно общественного доверия), ни один из указанных в Законе случаев с поведением полицейского в обществе не связан. Фактически, к примеру, о вхождении «сотрудника органов внутренних дел в состав органов управления, попечительских или наблюдательных советов, иных органов иностранных некоммерческих неправительственных организаций и действующих на территории Российской Федерации их структурных подразделений» граждане могут и не узнать.
В свете сказанного, важно подчеркнуть ценность и отметить значение доверия в рамках построения культуры правовой коммуникации. По нашему мнению, оно обеспечивает:
1) наличие обратной связи между адресантом и адресатом, что выражается во взаимных уступках, готовности идти на диалог, находить компромисс. Это может проявляться как на макроуровне (правопослушное поведение, добровольное следование не только юридическим обязанностям, но и социальным, морально-этическим обязательствам), так и на микроуровне (позитивная реакция отдельной социальной группы на законодательные инициативы, достижение рабочим коллективом повышенных производственных показателей на предприятии и пр.). К примеру при решении задач развития экономического регулирования охраны окружающей среды государство использует в качестве механизма социальную ответственность бизнеса2. Последняя, в свою очередь, означает добровольный вклад представителей предпринимательского сообщества в укрепление природоохранной сферы, социального сектора, вызванного деятельностью компании, которая выходит за пределы функционирования, определенные нормативными правовыми актами (превышение лимита выбросов в окружающую среду, низкая эффективность утилизации отходов и пр.);
" справ.-правовой системы «Консультант Плюс»; Определение Конституционного Суда РФ от 24
1 января 2013 г. № 129-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Нигмат-ё зянова Рамиля Наиловича на нарушение его конституционных прав пунктом „о" части первой
статьи 63 Уголовного кодекса Российской Федерации». Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» и др.
1 См. ст. 82.1 Федерального закона от 30 ноября 2011 г. № 342-Ф3 «О службе в органах внутренних дел Российской Федерации и внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» (в ред. от 30 апреля 2021 г.) // Собр. законодательства Рос. Федерации. 2011. № 49, ч. 1, ст. 7020; 2021. № 18, ст. 3060.
2 См. п. 17. Основ государственной политики в области экологического развития Российской Федерации на период до 2030 года (утверждены Президентом РФ 30 апреля 2012 г.). Доступ из
22 справ.-правовой системы «КонсультантПлюс».
2) признание адресатом необходимости добровольно следовать государственно-властному велению (первоначально — на интуитивном уровне, а затем — благодаря рационально-прагматическому мышлению). Так, ряд законодательных положений связывает понятие «доверие» с «признанием». К примеру, такое перспективное направление как создание в Российской Федерации единого пространства доверия электронной подписи, планируется реализовать путем обеспечения «признания усиленной квалифицированной электронной подписи во всех видах правоотношений, включая предоставление услуг»1;
3) публичность, открытость функционирования государственно-правовых институтов, их партнерскую модель взаимоотношений с институтами гражданского общества. К примеру, положения нормативных актов (ведомственного уровня) позиционируют «доверие» как неотъемлемую составляющую деятельности государственных органов и его основу, что обеспечивает их открытость. Так, «телефон доверия в арбитражных судах вводится в целях обеспечения открытости и доступности информации о деятельности арбитражных судов, совершенствования организации работы и повышения эффективности судебной деятельности, профилактики коррупционных правонарушений»2;
4) уважение к функционированию правовых институтов, деятельности органов власти, положительную оценку их качественных характеристик. В исторической литературе, слово «доверенность» часто используется в синонимичном значении самоуважения. К примеру, русский военный историк А.И. Михайловский-Данилевский так описывает состояние главнокомандующего русской армией в военной кампании 1806-1807 гг. графа М.Ф. Каменского: «...бремя забот и ответственности, усугубляемое частыми порывами гнева, подавило старца, лишило его сна и доверенности самому себе» [12, с. 99].
В завершении хотелось бы остановиться на наиболее остром аспекте доверия как основы правовой коммуникации. Вопрос искренних, честных отношений населения и государства — важный и исторически преемственный. К примеру, ситуация с новой короновирусной инфекцией показала глубокий кризис доверия граждан к аппарату власти. На первых этапах развития инфекционной ситуации вводимые государством правовые (преимущественно рекомендательные) меры о необходимости социального дистанцирования, ношения масок и перчаток воспринимались в лучшем случае безразлично, а скорее — остро отрицательно. Мало кто воспринимал угрозу всерьез, считая превентивные шаги чрезмерными. Далее, когда эпидемиологическая ситуация могла быть серьезно улучшена при помощи разработанных вакцин — снова кардинально встал вопрос доверия. Первые месяцы нового 2021 года характеризовались крайне низкой активностью граждан касательно добровольной вакцинации. Думается, основная причина все та же — недоверие, даже в отношении медицины, что является и вовсе застарелой «язвой» нашего общества. Безусловно, определенную лепту внесли темные страницы советской истории с развертыванием, так называемой, карательной
1 Распоряжение Правительства РФ от 25 декабря 2013 г. № 2516-р «Об утверждении Концепции развития механизмов предоставления государственных и муниципальных услуг в электронном виде» (в ред. от 13 октября 2017 г.) // Собр. законодательства Рос. Федерации. 2014. № 2, ч. II, ст. 155.
2 Постановление Пленума ВАС РФ от 25 декабря 2013 г. № 100 «Об утверждении Инструкции по делопроизводству в арбитражных судах Российской Федерации (первой, апелляционной и кассационной инстанций)» (в ред. от 1 июля 2014 г.). Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс». 23
медицины, агитационные и пропагандистские материалы о «заговоре врачей» и т.д. Эти сюжеты достаточно подробно описаны на страницах политических романов и иной публицистической литературы [13].
Для меня кажется безрассудной такая сегодняшняя реакция общества, но так или иначе странички в социальных медиа пестрят «вбросами» информации о чипировании граждан при вакцинировании, о сознательном уменьшении численности населения ввиду дефицита бюджетных средств, необходимых для осуществления выплат и пр. Это не что иное, как реакция гражданского общества на отсутствие доверия к государству, ввиду чего значимость его укрепления для установления культуры правовой коммуникации только возрастает.
Библиографический список
1. Поляков А.В. Нормативность правовой коммуникации // Правоведение. 2011. № 5. С. 27-45.
2. Ефремова Т.Ф. Современный толковый словарь русского языка: в 3 т.: ок. 160 000 слов. М.: АСТ: Стрель, 2006. Т. 1: А-Л. 1165 с.
3. Романова Е.А. Правовая коммуникация: общетеоретический анализ: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Саратов, 2011. 22 с.
4. Лушников П.В. Правовая коммуникация и ее участники: теоретический аспект // Вестник Удмуртского ун-та. Сер.: Экономика и право. 2019. Т. 29. Вып. 3. С. 369-378.
5. Беляева И.Б., Власенко В.Н. О доверии и недоверии в правовой коммуникации // Научный вестник Волгоградского филиала РАНХиГС. 2017. № 3. С. 73-76.
6. Кокотов А.Н. Доверие и недоверие в российском праве // Право и политика. 2004. № 7. С. 21-25.
7. Ветютнев Ю.Ю. Роль доверия в правовом общении // Стандарты научности и homo juridicus в свете философии права: материалы пятых и шестых философ.-право-вых чтений памяти акад. В.С. Нерсесянца. М.: Норма, 2011. С. 172-174.
8. Ушаков Д.Н. Большой толковый словарь современного русского языка. М.: «Альта-Принт», ООО Издательство «ДОМ. XXI век», 2008. 1239 с.
9. Усманова Е.Ф. Правовая культура сквозь призму теории коммуникации // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики: в 2-х ч. Тамбов: Грамота, 2015. Ч. II. № 5 (55). C. 191-193.
10. Арсеньева Т.И., Бажин ИИ. Нормы права как нравственная основа формирования коммуникативного взаимодействия органов власти и общества // Practice of communicative behavior in social and humanitarian researches: materials of the XII international scientific conference on December 1-2, 2021. Prague: Vedecko vydavatelske centrum «Sociosfera-CZ», 2021. Р. 49-52.
11. Постатейный комментарий к Кодексу РФ об административных правонарушениях: ч. 1. / Р.В. Амелин, А.В. Колоколов, М.Д. Колоколова и др.; под общ. ред. Л.В. Чистяковой. М.: ГроссМедиа, РОСБУХ, 2019. Т. 1. 1343 с.
12. Михайловский-Данилевский А.И. Описание второй войны императора Александра с Наполеоном в 1806 и 1807 годах, по Высочайшему повелению сочиненное генерал-лейтенантом и членом Военного совета Михайловским-Данилевским. СПб.: Тип. Штаба Отдельного корпуса внутренней стражи, 1846. 426 с.
13. Вайнер А., Вайнер Г. Петля и камень в зеленой траве. М.: Астрель, 2012.
References
1. Polyakov A.V. Normativity of Legal Communication // Jurisprudence. 2011. No. 5. P. 27-45.
2. Efremova T.F. Modern Explanatory Dictionary of the Russian Language: in 3 vols. 160 000 words. Moscow: AST: Strel, 2006. T. 1: A-L. 1165 p.
3. Romanova E.A. Legal Communication: General Theoretical Analysis: extended abstract of diss. ... cand of law. Saratov, 2011. 22 p.
4. Lushnikov P.V. Legal Communication and Its Participants: a Theoretical Aspect // Bulletin of Udmurtian University. Ser.: Economics and law. 2019. V. 29. Issue. 3. P. 369-378.
5. Belyaeva I.B., Vlasenko V.N. On Trust and Distrust in Legal Communication // Scientific Bulletin of Volgograd branch of RANEPA. 2017. No. 3. P. 73-76.
6. Kokotov A.N. Trust and Distrust in Russian Law // Law and politics. 2004. No. 7. P. 21-25.
7. Vetyutnev Yu.Yu. The Role of Trust in Legal Communication // Standards of Scien-tificity and Homo Juridicus in the Light of Philosophy of Law: materials of the fifth and sixth philosophical-legal readings in memory of acad. V. S. Nersesyants. Moscow: Norma, 2011. P. 172-174.
8. Ushakov D.N. The Big Explanatory Dictionary of the Modern Russian Language. M.: "Alta-Print", LLC Publishing house "DOM. XXI century", 2008. 1239 p.
9. Usmanova E.F. Legal Culture Through the Prism of the Theory of Communication // Historical, Philosophical, Political and Legal Sciences, Culturology and Art Criticism. Issues of theory and practice: in 2 parts. Tambov: Gramota, 2015. PART II. No. 5 (55). P. 191-193.
10. Arsenieva T.I., Bazhin I.I. Norms of Law as a Moral Basis for the Formation of Communicative Interaction Between Authorities and Society // Practice of communicative behavior in social and humanitarian researches: materials of the XII international scientific conference on December 1-2, 2021. Prague: Vedecko vydavatelske center "Sociosfera-CZ", 2021. P. 49-52.
11. Article-by-Article Commentary to the Code of Administrative Offences of the e Russian Federation: part 1 / R.V. Amelin, A.V. Kolokolov, M.D. Kolokolova et al; ed. by U L.V. Chistyakova. Moscow: GrossMedia, ROSBUH, 2019. V. 1. 1343 p. |
12. Mikhailovsky-Danilevsky A.I. Description of the Second War of Emperor Alexander 0 with Napoleon in 1806 and 1807, by Imperial Command, composed by Lieutenant General | and Member of the Military Council Mikhailovsky-Danilevsky. St. Petersburg: Press. St. r Petersburg: Headquarters of the Separate Internal Guard Corps, 1846. 426 p. g
13. Vainer A., Vainer G. The Loop and the Stone in the Green Grass. Moscow: Astril, 2012. T
