CC BY
15«царство реализованной свободы» [8, с. 15] (хотя этот германский мыслитель еще не выделял четкие границы вмешательства государства, в частности «полицейского государства» в частноправовые отношения).
Итак, греческий античный социально-правовой и философский дискурс в отношении частной жизни включал, как минимум, два противоположных измерения и трактовки последней. Это «юридико-тоталитарное», принадлежащее Платону и предполагающее законодательное нивелирование любых частно-правовых отношений, вплоть до их полного «растворения» во властно-публичной сфере, а также нравственно-социальное, обоснованное Аристотелем. В рамках последнего для субъекта все же «оставлено государством свободное место» и содержание частной жизни суть проявление его собственной добродетели («умеренности к удовольствиям» и др.), что поддерживается, либо, наоборот, осуждается со стороны социума.
Литература и источники
1. Фёдорова Т.Д. Человек и государство в контекстах античной культуры: гуманистические смыслы истории и современность // Правовая культура. 2014. № 1 (16). С. 23-29.
2. Любашиц В.Я. Общество и государство: проблемы структурирования государственно-оформленной истории // Вестник юридического факультета Южного федерального университета. 2015. № 2 (4). С. 20-27.
3. Апольский Е.А., Плешков Е.В. «Декреты» Бурхарда как символ компиляций канонического права X-XI вв. // Вестник Северо-Кавказского гуманитарного института. 2015. № 4 (16). С. 51-56.
4. Мордовцев А.Ю., Мордовцева Т.В., Мамычев А.Ю. Сравнительное правоведение в античном философско-правовом мире: социокультурный и правоментальный анализ // Юридические исследования. 2018. № 4. С. 32-41.
5. Насхулиян О.С. Частная жизнь: правовые и социальные основания // Актуальные проблемы права. Сборник докладов XIX научно-практической конференции преподавателей, студентов, аспирантов и молодых ученых. Таганрог, 2018.
6. Платон. Сочинения в трех томах. Т. 3 (1). М., 1971.
7. Аристотель. Сочинения. Т. 4. М., 1982.
8. Гегель Г.В.Ф. Философия права. М., 1990.
References and Sources
1. Fyodorova T.D. Chelovek i gosudarstvo v kontekstah antichnoj kul'tury: gumanisticheskie smysly istorii i sovremennost' // Pravovaya kul'tura. 2014. № 1 (16). S. 23-29.
2. Lyubashic V.YA. Obshchestvo i gosudarstvo: problemy strukturirovaniya gosudarstvenno-oformlennoj istorii // Vestnik yuridicheskogo fakul'teta Yuzhnogo federal'nogo universiteta. 2015. № 2 (4). S. 20-27.
3. Apol'skij E.A., Pleshkov E.V. «Dekrety» Burharda kak simvol kompilyacij kanonicheskogo prava X-XI vv. // Vestnik Severo-Kavkazskogo gumanitarnogo instituta. 2015. № 4 (16). S. 51-56.
4. Mordovcev A.Yu., Mordovceva T.V., Mamychev A.YU. Sravnitel'noe pravovedenie v antichnom filosofsko-pravovom mire: sociokul'turnyj i pravomental'nyj analiz // YUridicheskie issledovaniya. 2018. № 4. S. 32-41.
5. Naskhuliyan O.S. Chastnaya zhizn': pravovye i social'nye osnovaniya // Aktual'nye problemy prava. Sbornik dokladov XIX nauchno-prakticheskoj konferencii prepodavatelej, studentov, aspirantov i molodyh uchenyh. Taganrog, 2018.
6. Platon. Sochineniya v trekh tomah. T. 3 (1). M., 1971.
7. Aristotel'. Sochineniya. T. 4. M., 1982.
8. Gegel' G.V.F. Filosofiya prava. M., 1990.
МОРДОВЦЕВ АНДРЕЙ ЮРЬЕВИЧ - доктор юридических наук, профессор, кафедра теории и истории государства и права Ростовского института (филиала) Всероссийского государственного университета юстиции (РПА Минюста России), профессор кафедры теории и истории российского и зарубежного права Владивостокского государственного университета экономики и сервиса (aum.07@mail.ru).
НАСХУЛИЯН ОЛЬГА СУРЕНОВНА - аспирант кафедры теории и истории государства и права Таганрогского института управления и экономики (i.siniavskaia@tmei.ru).
MORDOVTSEV, ANDREY Yu. - Doctor of Law, Professor, Department of the theory and history states and rights of the Rostov institute (branch) the All-Russian state university of justice (RPA of the Ministry of Justice of the Russian Federation), professor of department of the theory and history of Russian and foreign law of the Vladivostok state university of economy and service. NASKHULIYAN, OLGA S. - Ph.D. student, Department of the theory and history states and rights, Taganrog institute of management and economy.
УДК 348(47+57)Р:246
ЧЕЛПАНОВА Т.М.
ДОРЕВОЛЮЦИОННАЯ РОССИЙСКАЯ НАУЧНАЯ МЫСЛЬ О РОЛИ И ЗНАЧЕНИИ
ВОЕННЫХ КАПЕЛЛАНОВ
Ключевые слова: свобода вероисповедания, отношения между государством и религиозными организациями, военный капеллан, религиозные права, конституционное право.
Статья посвящена исследованию интерпретаций правового статуса, правовой природы и правового значения военного капелланства, отраженных в работах российских авторов до 1917 года. Обозначены многочисленные проблемы, детерминирующие необходимость продолжения научной дискуссии о военных капелланах. Показано, что вопросы нравственности, тесно переплетенные в восприятии и рефлексиях военнослужащих, доверяют тем, кто помогает в исповедании религиозной веры. Обоснован вывод о том, что природа и функционально-целевая нагрузка, роль военных
капелланов в Русской армии дореволюционного периода были существенно глубже и сложнее, масштабнее, нежели в иностранных армиях - как исторически, так и в современности.
CHELPANOVA, T.M.
PRE-REVOLUTIONARY RUSSIAN SCIENTIFIC THOUGHT ON THE ROLE AND SIGNIFICANCE OF MILITARY CHAPLAINS
Keywords: religious freedom, relations between the state and religious organizations, military chaplain, religious rights, constitutional law.
The article is devoted to the research of interpretations of the legal status, legal nature and legal significance of military chaplaincy, which reflected in the works of Russian authors before 1917. It identified the numerous problems that determine the necessity to continue the scientific discussion about military chaplains. It is shown that questions of morality, closely intertwined in the perception and reflections of military personnel, trust those who help in the confession of religious faith. It substantiated the conclusion that the nature and functional target load, the role of military chaplains in the Russian army of the pre-revolutionary period were significantly deeper and more complex, more ambitious than in foreign armies, both historically and in modern times.
Институт капелланов во многих зарубежных государствах имеет длительную историю [13]. Идет возрождение этого института и в России. Однако до сих пор не утихают споры о том, кто такой военный капеллан, зачем он нужен, какую роль он призван играть в Армии. Для нас в данном случае важно - в Российской Армии. Ибо «любовь к Отчеству есть отличительное чувство русского народа», - писал почти 200 лет назад Я.В. Толмачев [4, с.30].
Между тем, вопрос этот весьма неоднозначен и очень сложен, вызывает по сей день бурные дискуссии, и таковые вовсе не всегда являются бессодержательными. Действительно, есть весьма прагматически определенные проблемы и сложности с пониманием и толкованием военного капелланства в определенных исследовательских проекциях, есть сопряженные с военными капелланствами некоторые конституционные коллизии, и другой вопрос - явные они или латентные, выраженно сильные или слабые, которыми можно пренебречь. Академический интерес они все представляют существенный. И в этой дискуссии для нас имеет смысл и резон обратиться к интерпретационным и объясняющим позициям дореволюционных российских авторов. Именно в них мы можем отыскать (и, скорее всего, отыщем) интереснейшие и весьма содержательно полные и ясные ответы на многие актуальные сегодня вопросы.
В отечественной дореволюционной мысли о роли и значении капелланов размышляли многие видные мыслители. Так, Святитель Филарет Московский писал, разъясняя основу понимания роли войскового священника - и как надлежащего молитвенника, и как носителя порядка, и как воспитателя: «Дух порядка, совершенного повиновения, точности в исполнении должного, который составляет одно из отличительных достоинств военного звания, сохраняйте... Воин, идя против врагов, должен молиться и молитвой подкреплять свое мужество. Но для достижения успеха в сражении важны молитвенные подвиги и тех, кто не призван в воинский стан и безоружен. Если во время войны по этому, собственно, случаю и предмету требуется молитва, то, конечно, предполагается, что молитва для войны может быть полезна. Церковь и народ, молящиеся за воинство, это немаловажный для воинства подкрепительный, а может быть, пред очами духа, и предваряющий победу отряд, что зависит от силы и достоинства молитвы. » [5].
По словам И.С. Бердникова: «в числе потребностей человека, удовлетворение которых обеспечивается правом» важное место надлежит отвести «религиозной потребности. Сообразно со своей природой, человек удовлетворяет свою религиозную потребность не духовно только - в своем уме и сердце, но и внешним образом - богослужебным чествованием Бога и исполнением Его заповедей. Кроме того, человек и в богопочитании, как и в удовлетворении других своих потребностей, не может обойтись без общения с другими себе подобными. Таким образом, из удовлетворения религиозной потребности человека, как это бывает при удовлетворении других его потребностей, возникает ряд правовых отношений, составляющих в своей совокупности особый сложный правовой институт» [6].
Отсюда возникает вопрос о совместном казуальном (разовом, по случаю) или систематическом объединении военнослужащих для совместного исповедания веры, но такое объединение не может быть, в силу специфики военной службы, институализированным, стабильным в форме организации (организации внутри армейской организации), именно для этого и существует институт военных капелланов.
Согласно А.А. Желобовскому: «в нашей воинской среде религиозное начало всегда глубоко проникало во все стороны жизни русского народа. Специальным органом религиозно-воспитательного воздействия на войска служит военное духовенство» [7, с.1]. И это очень важно, поскольку, по словам Я.В. Толмачева, «нравственные дух войска есть та могущественная сила, коей полководец совершает неимоверные подвиги. Одно слово, сказанное им соответственно сему духу, воспламеняет сердца воинов, как искра порох. Нравственная сила войска тем страшнее, что она, как нечто невидимое, поражает и изумляет врага, который считал противников и знал число, но не знал сердец их. Одна из самых сильных побудительных причин, убеждающих человека действовать, есть вера. Все народы, сохранившие чувство благочестия, внимают гласу веры, как нынешнему глаголу самого Неба. Воины, одушевлённые этим чувствованием, идут на брань с твёрдым упованием на помощь Бога. » [4, с. 26-27, 29].
Логично, что вопросы нравственности, тесно переплетенные в восприятии и рефлексиях военнослужащих, доверяют тем, кто помогает в исповедании религиозной веры. Понятно, что язык той эпохи выглядит в современных условиях весьма специфическим, но уловить явные параллели и отсылки вполне возможно. И это чрезвычайно важно. Не случайно генерал-лейтенант Н.Д. Бутовский писал, что «шансы на полный успех может подавать только солдат здоровый и в военном смысле - нравственный» [8].
Протопресвитер А.А. Желобовский писал: «Созданный Царской мыслью порядок управления военным духовенством поставил личность главного военно-духовного начальника в самую тесную связь с русским войском, чтобы он имел возможность проникать в духовную сторону жизни армии и флота, наблюдать и изучать их качества, присматриваться и прислушиваться к их религиозным нуждам. Представитель военно-духовного управления уполномочивался согласно своим наблюдениям, изыскивать все меры и способы к религиозному воздействию на войско через посредство военного духовенства, во главе которого призван был стоять, чтобы руководить его пастырской деятельностью. Из всей обширной области дел, подлежащих ведению Обер-священников, Главных священников и Протопресвитера военного и морского духовенства, религиозные потребности войска составляли самый первый и самый главный предмет их забот и внимания. Управление русским военным духовенством в том виде, как оно существует в настоящее время [на 1902 год], сложилось постепенно, в зависимости от перемен в общем управлении русскими военными силами. До начала девятнадцатого столетия, всё военное духовенство в порядке управления не отделялось от епархиального и, смотря на мету расположения тех частей войск, при которых оно служило, находилось в ведении местной епархиальной власти. Первоначальными органами военно-духовного управления, которые не отделяя военного духовенства от общей массы его епархиальных собратий, способствовали обособлению военных пастырей, были обер-иеромонахи флота и обер-полевые священники. Флотское духовенство в России появилось с образованием морского флота. Для отправления служб, поучения словесного или чтения на письме в наставление людям, посвящения и напутствования больных (согласно Морскому уставу 13 января 1720 года) обыкновенно назначались иеромонахи, иногда белые священники, особенно бездетные вдовцы» [7, с.20-21].
Но вышеуказанное, отметим, касается институализированных форм военных капелланств, тогда как священники принимали самое деятельное участие в русских армиях и задолго до того. Вспомним хотя бы благословение Сергия Радонежского. Весьма интересно, что статус высокопоставленного военного капеллана (определенного уровня) приравнивался к статусу епархиального архиерея или благочинного: «Административное положение протопресвитера военного и морского духовенства приближает его, по кругу и характеру вверенных его заведованию предметов, к епархиальным преосвященным, а потому протопресвитер избирается Святейшим Синодом и утверждается Высочайшей властью. Периодически, по требованию обстоятельств, имело место учреждение должностей корпусных и полевых обер-священников и одинаковых с ними по обязанности, но особых по названию старших благочинных» [7, с.11-12].
Однако много интереснее вопрос о роли войсковых священников, о том, что конкретно, что именно они призваны были делать.
Протопресвитер А.А. Желобовский выделял следующие роли войсковых священников [7, с. 48-53, 20-21, 59-61, 63-65]:
- религиозно-нравственное воспитание войск, распространение правил Веры и нравственности;
- благоговейное и чинное совершение богослужений в полковых церквях, в том числе для развития в пасомых религиозных чувств, отправление религиозных таинств; организация военнослужащих к участию в религиозных обрядах; требование от них соблюдения религиозных постов;
- постановка церковного пения в полковых церквях и обустройство певческих хоров в полках; объединение любителей и знатоков церковного пения;
- проповедание Слова Божия, как в церкви - в форме проповедей, так и вне храма - в виде внебогослужебных бесед (собеседований) и религиозно-нравственных чтений, а также в преподавании Закона Божия в учебных полковых командах;
- осуществление функций учителя и руководителя пасомых в их религиозно-нравственном мировоззрении и христианской жизни (не ограничиваясь только лишь совершением религиозных богослужений и отправлением религиозных треб);
- пастырское водительство в деле религиозно-нравственного просвещения и научения нижних чинов (и в целом военнослужащих) Вере Христовой и нравственности христианской, для обеспечения религиозно-нравственного подъёма русского солдата в духе Православной Церкви;
- забота о воспитании в войсках духа веры, благочестия и военной дисциплины, терпения, мужества и самоотвержения; забота о нравственном преуспевании пасомых; воспитание в русском воине его духовно-нравственных сил, формирование его человеком, проникнутым истинно-христианским настроением, исполняющим свои обязанности не из страха угроз и наказания, а по совести и глубокому убеждению в святости своего долга; проповедуя Слово Божие пред военными людьми, наставление их с отеческой властью в неизменных обязанностях воина: в благочестии, беспредельной верности Государю, повиновению начальству и усердии к службе, представление им гибельных последствий особенно тех пороков, которые обыкновеннее и чаще обнаруживаются в солдатах, чтобы в проповедуемых истинах соображались со временем и обстоятельствами, т.е. к сражению ли они готовятся, стоят ли лагерем, или живут на обывательских квартирах; внушение воинам любви к Вере, Государю и Отечеству, и повиновения властям;
- оказание помощи в школьном обучении детей солдатских;
- обустройство и содержание церковных библиотек в войсках, распространение нравственно-вероучительной литературы;
- влияние на согласование служебной и обыденной деятельности военнослужащих с религиозными требованиями;
- отпевание умерших нижних чинов и участие в проводах тела в районе расположения войсковой части;
- оказание помощи военнослужащим в посещении святых мест (вблизи с расположением войсковой части);
- участие в организации полезного досуга военнослужащих, в преследовании всякого рода брани и сквернословия;
- участие в боях вместе с военнослужащими своим нравственным примером и словом.
То есть нельзя сказать, что исчерпывающее назначение военного капеллана - лишь удовлетворение и обеспечение религиозных нужд военнослужащих. Далеко не только это. Известный нам зарубежный опыт правового регулирования статуса и деятельности военных капелланов [9] показывает, что природа и функционально-целевая нагрузка, роль военных капелланов в Русской армии дореволюционного периода были существенно глубже и сложнее, масштабнее, нежели в иностранных армиях - как исторически, так и в современности.
О многочисленных проблемах, детерминирующих необходимость продолжения научных исследований и научных дискуссий о военных капелланах, немало говорил Стивен Грин, отмечая необходимость постановки всех этих вопросов «под тщательный конституционный микроскоп» [10, Р.168]. Об этом подробно писали Айра Лупу и Роберт Таттл [11] и ряд других авторов [12-13], писали и мы [9]. Более того, сегодня появляются все новые и новые проблемы и вызовы, актуализирующие дискуссию о военных капелланствах, об их правовом статусе, о фреймах [14] (полилатеральных рамках) их деятельности и их функционале.
Как пишет Стивен Грин: «различные проблемы, представленные системой капелланства, уже давно заслуживают своего рассмотрения в Суде. Но события последних лет - легкая полемика вокруг назначения первого мусульманского капеллана (и последующего военного трибунала над другим исламским капелланом, который служил мусульманским заключенным, похороненным в Гуантанамо), обвинения в деноминационной предвзятости при отборе капелланов военно-морским флотом в Корпус капелланов, обвинения в прозелитизме капелланами (и другими начальствами) в Военно-воздушной академии, сопротивление среди некоторых евангелических капелланов военным требованиям «проповедовать плюрализм» и предложение федерального законодательства, которое позволило бы капелланам заниматься прозелитизмом и участвовать в других религиозно исключительных речах - делают соответствующие конституционные вопросы ещё более важными». В числе сложных проблемных вопросов, нуждающихся в прояснении, указанный автор выделяет и вопросы о том, вправе ли военный капеллан проповедовать антивоенные, пацифистские настроения среди военнослужащих («война - аморальна»)? Или вправе ли он заниматься прозелитизмом (активной миссионерской, религиозно-пропагандистской деятельностью) среди более широких слоев военнослужащих, нежели те, что изъявили желание (или согласие) на духовное окормление военным капелланом? Ответы на все эти вопросы, отмечает Стивен Грин, «направлены не на демонтаж системы капелланов, а на выявление ее легального, конституционно-правового обоснования» [10, P.168-170].
И это, надо признать, достойная, заслуживающая внимания цель для такой дискуссии. А приведенные выше некоторые срезы интерпретаций правового статуса, правовой природы и правового значения военного капелланства, отраженные в работах российских авторов до 1917 года, позволяют нам во всем этом лучше разобраться.
Литература и источники
1. United States Navy Chaplains 1778-1945. Washington: United States Government Printing Office, 1948.
2. Clergy in Khaki: New Perspectives on British Army Chaplaincy in the First World War / Edited by Michael Snape and Edward Madigan. Farnham: Ashgate, 2013. xvi; 222 p.
3. Hansen K.P. Military chaplains and religious diversity. New York: Palgrave Macmillan, 2012. xvi; 236 p.
4. Толмачев Я.В. Военное красноречие, основанное на общихъ началахъ словесности. Съ присовокуплешемъ примЬровъ въ разныхъ родахъ онаго. СПб.: Типогр. медицинскаго департамента Министерства внутреннихъ дЬлъ, 1825. 4.II. С. 30.
5. Молитвослов православного воина / Фонд Святого Всехвального Апостола Андрея Первозванного. М.: Сибирская благозвонница, 2007. С. 209-210, 211, 213.
6. Бердниковъ И.С. Краткш курсъ церковнаго права Православной Церкви. Изд. 2-е., переработ. и доп. Казань: Типо-лит. Императорскаго Университета, 1903. С.1.
7. Управлеше церквами и православнымъ духовенствомъ Военнаго ведомства: Историческш очеркъ / Сост. А.А. Желобовскш. СПб., 1902.
8. Бутовскш Н.Д. О способахъ обучешя и воспиташя современнаго солдата. Изд. 4-е. Т.1. СПб.: Склад изд. у В.А. Березовскаго, 1908. С.3.
9. Челпанова Т.М. Зарубежный опыт регулирования правового статуса и деятельности военных капелланов. М.: Буки Веди, 2018. 165 с.
10. Green S.K. Reconciling the irreconcilable: Military Chaplains and the First Amendment // West Virginia Law Review. 2007. Vol. 110. P. 167-186.
11. Lupu I.C., Tuttle R.W. Instruments of Accommodation: The Military Chaplaincy and the Constitution // West Virginia Law Review. 2007. Vol. 110.
12. Понкин И.В. Военные священники политруками не будут // Человек и закон. 2006. №5. С.88-95.
13. Понкин И.В. Современное светское государство: Конструктивная светскость. Конституционно-правовое исследование. М.: Институт государственно-конфессиональных отношений и права, 2006.
14. Морхат П.М. Право и искусственный интеллект: Тезаурус / Институт государственно-конфессиональных отношений и права. М.: Буки Веди, 2019. С. 13.
References and Sources
1. United States Navy Chaplains 1778-1945. Washington: United States Government Printing Office, 1948.
2. Clergy in Khaki: New Perspectives on British Army Chaplaincy in the First World War / Edited by Michael Snape and Edward Madigan. Farnham: Ashgate, 2013. xvi; 222 p.
3. Hansen K.P. Military chaplains and religious diversity. New York: Palgrave Macmillan, 2012. xvi; 236 p.
4. Tolmachev YA.V. Voennoe krasnortchie, osnovannoe na obshchih" nachalah" slovesnosti. S" prisovokupleniem" primtrov" v" raznyh" rodah" onago. SPb.: Tipogr. medicinskago departamenta Ministerstva vnutrennih" dtl", 1825. CH.II. S. 30.
5. Molitvoslov pravoslavnogo voina / Fond Svyatogo Vsekhval'nogo Apostola Andreya Pervozvannogo. M.: Sibirskaya blagozvonnica, 2007. S. 209210, 211, 213.
6. Berdnikov I.S. Kratkij kurs cerkovnago prava Pravoslavnoj Cerkvi. Izd. 2-e., pererabot. i dop. Kazan': Tipo-lit. Imperatorskago Universiteta, 1903. S.1.
7. Upravlenie cerkvami i pravoslavnym" duhovenstvom" Voennago vtdomstva: Istoricheskij ocherk" / Sost. A.A.ZHelobovskij. SPb., 1902.
8. Butovskij N.D. O sposobah" obucheniya i vospitaniya sovremennago soldata. Izd. 4-e. T.1. SPb.: Sklad izd. u V.A. Berezovskago, 1908. S.3.
9. CHelpanova T.M. Zarubezhnyj opyt regulirovaniya pravovogo statusa i deyatel'nosti voennyh kapellanov. M.: Buki Vedi, 2018. 165 s.
10. Green S.K. Reconciling the irreconcilable: Military Chaplains and the First Amendment// West Virginia Law Review. 2007. Vol.110. P. 167-186.
11. Lupu I.C., Tuttle R.W. Instruments of Accommodation: The Military Chaplaincy and the Constitution// West Virginia Law Review. 2007. Vol. 110.
12. Ponkin I.V. Voennye svyashchenniki politrukami ne budut // CHelovek i zakon. 2006. №5. S.88-95.
13. Ponkin I.V. Sovremennoe svetskoe gosudarstvo: Konstruktivnaya svetskost'. Konstitucionno-pravovoe issledovanie. M.: Institut gosudarstvenno-konfessional'nyh otnoshenij i prava, 2006.
14. Morhat P.M. Pravo i iskusstvennyj intellekt: Tezaurus / Institut gosudarstvenno-konfessional'nyh otnoshenij i prava. M.: Buki Vedi, 2019. S. 13.
ЧЕЛ11АНОВА ТАТЬЯНА МИХАИЛОВНА - соискатель Юридического института Белгородского государственного национального исследовательского университета (12chaplain12@gmail.com).
CHELPANOVA TATYANA M. - postgraduate of the Law Institute of the Belgorod State National Research University.
УДК 347.63:364.28(470)«194»
ЧЕСНОКОВА Ю.В.
ГОСУДАРСТВЕННАЯ ПОЛИТИКА ПО ЗАЩИТЕ МАТЕРИНСТВА И ДЕТСТВА В ГОДЫ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ И ПЕРВЫЕ ПОСЛЕВОЕННЫЕ ГОДЫ2
Ключевые слова: Великая Отечественная война, дети, сироты, приемники-распределители, детские дома, школы-интернаты, опека, патронат, усыновление, многодетные матери, защита, помощь.
Потребность в социальной защите подрастающего поколения никогда не оставалась без внимания со стороны государства, в том числе в тяжелые для страны годы Великой Отечественной войны. В статье осуществлен анализ законодательных актов по защите материнства и детства в представленный период. Показано, что власть стремилась проявлять максимальную заботу о матерях и детях, что, в частности, сказалось на увеличении материальной помощи семьям, имеющим двух и более детей. Усилилась также социальная и правовая поддержка, оказываемая одиноким матерям и детям. Для детей, чьи родители погибли, защищая Родину, по всей стране были открыты суворовские военные училища, специальные ремесленные училища. Обоснован вывод о том, что, в целом, система социальной помощи детям, попавшим в трудное положение, опиралась не только на законодательную базу, существующую в нашей стране в военное и послевоенное время, но и на помощь трудового народа, который, несмотря на все тяготы послевоенных лет, брал детей-сирот в семьи на воспитание.
CHESNOKOVA, Yu.V.
STATE POLICY ON THE PROTECTION OF MOTHERHOOD AND CHILDHOOD DURING THE SECOND WORLD
WAR AND THE EARLY POSTWAR YEARS
Keywords: Great Patriotic war, children, orphans, receivers-distributors, orphanages, boarding schools, guardianship, patronage, adoption, mothers with many children, protection, help.
The necessary in social protection of the younger generation has never been ignored by the state, including during the difficult for the country years of the Great Patriotic War. In the article analyzes the legislation on the protection of motherhood and childhood in the presented period. It is shown that the government sought to show maximum care for mothers and children, which, in particular, had an impact on increasing material assistance to families with two or more children. The social and legal support provided to single mothers and children has also increased. For children whose parents died defending their homeland, Suvorov military schools and special vocational schools were opened all over the country. It justifies the conclusion that, in general, the system of social assistance for children in difficult situations relied not only on the legal framework that exists in our country during the war and post-war period, but also on the help of working people, which despite all the post-war years, took orphans to families for education.
В первые годы Великой Отечественной войны руководство страны столкнулась с серьезной проблемой: численность детей-сирот стала увеличиваться с каждым днем. В детские дома дети попадали после гибели родителей, при потере родных в водовороте военных событий. В связи с этим, возросла потребность в детских сиротских учреждениях. Необходимо было открывать новые детские дома, увеличивать количество существующих мест.
В целом, система в отмеченной сфере была создана уже к началу второй мировой войны. Только в РСФСР в это время действовал 1661 детский дом, где воспитывалось 187,8 тыс. детей [2]. С началом второй мировой войны ситуация здесь, естественно, существенно осложнилась. Порой в детских социальных учреждениях даже отсутствовали предметы первой необходимости. «Нередко из-за нехватки мебели дети вынуждены были обедать, стоя у столов, готовили уроки на топчанах. Из-за отсутствия матрасов приходилось спать вдвоем. Не хватало: кастрюль, бочков, котлов, мясорубок, тазов, умывальников, утюгов. А вместо чайной посуды использовали, изготовленные из консервных банок, кружки. Не все воспитанники имели теплое пальто, теплую одежду. Зимой приходилось ходить и в осеннем пальто, приспосабливая их для холодного времени. Нередко из зимнего пальто сразу переходили к летней форме одежды» [1, с. 64-65].
2 Исследование выполнено при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных исследований в рамках гранта «Эволюция правового регулирования оказания социальной помощи малоимущим и преодоления бедности в России: история и современность» (проект № 18-011-00202).
