CC BY
57
Е.Ю. МЕЛЕШКИНА
ДОМИНИРОВАНИЕ ПО-РУССКИ ИЛИ МИРОВОЙ
ФЕНОМЕН?
Abstract
E. Meleshkina. Domination Russian-style or world phenomenon? The article analyses the domination of the «party of power» in Russia in comparative context. Such phenomena can be observed in a number of countries where the problems of nation-state and civil society formation has not been resolved yet. In those countries a dominant party has been used to consolidate regimеs. G. Sartori's classification of dominant party systems (predominant, dominant and dominant authoritarian systems) allow us to distinguish the cases of party dominance in democratic competition framework (Japan, India etc.) and the cases of consolidation of non-democratic regimes with one party domination (Russia and some other countries). In the later cases dominant parties have conserved traditional practices and could hardly been used as an instrument of political modernization.
Какую роль играют политические партии в России? Часто, отвечая на этот вопрос, исследователи исходят из общих теоретических представлений, рассматривая политические партии как инсти-
тут современной демократии и «примеряя» на российские партии те функции, которые эти организации должны выполнять в соответствии с нормативными требованиями. Даже грубая «примерка» показывает, что платье не по размеру. На этом основании делается вывод о неразвитости и неполноценности политических партий1. Некоторые исследователи, обращая внимание на специфику партий и партийной системы России, в первую очередь «партии власти» и ее доминирования, отмечают, что российские особенности партийного строительства обусловлены преимущественно уникальными истори-ко-политическими традициями, особой, присущей лишь нашей стране, конфигурацией властных отношений2.
В данной статье с помощью сопоставления систем доминирования одной партии ряда других государств с современными российскими реалиями я попытаюсь показать, что партийная политика России несет на себе отпечаток не только российского контекста. Ей присущи многие черты политических партий и партийных систем ряда стран, решавших или решающих сходные эволюционные задачи. Представляется, что подобные сопоставления позволяют преодолеть нормативность суждения о «незрелости» политических партий России и ограниченность выводов об их исключительности. В то же время данная статья не претендует на систематическое сравнение различных случаев доминирования. Ее задачей является лишь выявление общих причин возникновения, а также ряда характерных черт доминантных партий и систем с доминированием одной партии для более полного понимания специфики российской партийной политики.
1. Политические партии — институты демократии?
1 См., напр.: Кулинченко А.В. Политические партии и развитие демократии: Опыт России и Германии // Полис. - М., 2004. - № 2. - С. 156-169.
2 См., напр., Глебова И.И. Партия власти // Полис. - М., 2004. - № 2. - С. 85-92; Глебова И.И. Партия власти в российской публичной политике // Политическая наука: сто лет российской публичной политики: Итоги и перспективы. - М., 2005. - С. 70-104; Пивоваров Ю.С. Как нам окончательно не разрушить Россию? // Россия и совр. мир. -М., 2004. - № 2(43). - С. 5-27; Пивоваров Ю.С. О некоторых «истоках» и «смыслах» русской публичной политики // Политическая наука: сто лет российской публичной политики: Итоги и перспективы. - М., 2005. - С. 105-170.
Как известно, политические партии сформировались достаточно поздно. В середине XIX в. в странах модернизационного ядра, как отмечает М. Дюверже, современных политических партий практически не было1. Толчком к их возникновению послужило распространение институтов, которые позволяли группам граждан договариваться о правилах политической игры и участвовать в формировании исполнительной власти.
Достаточно долгое время партии существовали в виде «предприятий претендентов» (Interessentenbetrieb)2 на различные посты и были относительно немногочисленными по своему составу. Они замечательно уживались с несовременными, недемократическими режимами, значительно ограничивающими корпус граждан, сохраняющими неравенство политических прав и отсутствие публичного соревнования между политическими курсами. В лучшем случае эти режимы являлись элитистскими демократиями, где происходило соревнование между отдельными группами политической элиты, представители которых уже потом между собой решали вопрос о проводимом политическом курсе. В этих условиях партии создавались для обеспечения доступа к власти различным элитным группам.
М. Вебер называл такие организации «партиями уважаемых людей, получившими повсеместное распространение вместе с распространением власти бюргерства». Ему же принадлежит и наиболее точная характеристика данного эволюционного типа: «Образованные и состоятельные круги, духовно руководимые типичными представителями интеллектуальных слоев Запада, разделились, частично по классовым интересам, частично по семейной традиции, частично по идеологическим соображениям, на партии, которыми они руководили... На этой стадии в стране еще не существует организованных партий как постоянных межрегиональных союзов. Сплоченность обеспечивают только парламентарии; решающую роль при выдвижении кандидатов в вожди играют люди, уважаемые на местах...»3.
1 Дюверже М. Политические партии. - М., 2000. - С. 21.
2 Вебер М. Политика как призвание и профессия // Вебер М. Избранное. - М., 1990. - С. 670.
3 Там же. - С. 672-673.
Показательны побудительные мотивы образования протопар-тий и их преобразования в более или менее постоянные организации. Первые из них возникли в стенах парламентов на базе действовавших там группировок (например, тори и виги в Великобритании, колпаки и шляпы в Швеции). Одной из причин подобного объединения могло стать географическое соседство или желание защитить профессиональные интересы. Такими были, например, парламентские группы французского Учредительного собрания 1789 г., с работой которого связано возникновение бретонского клуба и клуба жирондистов. Еще один важный мотив объединения парламентариев в группы - озабоченность переизбранием, требующим коллективных усилий. «Заинтересованность парламентариев в возможности межлокальных предвыборных компромиссов и единых, признанных широкими кругами всей страны программ и единой агитации становится движущей силой все большего сплочения партий», - писал М. Вебер1. Сплочению способствовали и стремление получить государственный пост, и желание исполнительной власти обеспечить лояльность законодательной, поддержку необходимых инициатив. Например, в XVIII в. министры обеспечивали большинство в английском парламенте, покупая голоса депутатов. В палате общин даже существовало специальное окошко, где парламентарии могли узнать цену своего голоса, а в 1714 г. был учрежден пост секретаря казначейства, ответственного за подобные финансовые операции. Он устраивал выдвижение на правительственные должности с помощью подкупа, контролировал голоса и речи депутатов большинства. Конечно, одной из причин появления протопартийных образований было определенное сходство взглядов их участников, однако первоначально данный фактор часто играл второстепенную роль.
Таким образом, на начальном этапе развития партии служили скорее инструментом «политического предприятия», обеспечивающим конкуренцию элитных группировок в борьбе за власть, т.е. выполняли задачу, не связанную с функционированием демократического режима.
1 Вебер М. Политика как призвание и профессия // Вебер М. Избранное. - М., 1990. - С. 673.
Лишь постепенно с развитием институтов и практик современной демократии, с омассовлением политики политические партии начинают играть одну из важных ролей в обеспечении демократического характера государственной власти. В современной литературе автономные по отношению к государству партии, наряду со свободными и справедливыми выборами и свободными СМИ, рассматриваются как одно из важнейших институциональных условий демократии1. Действительно, мы не знаем ни одного примера развитой демократии, где партии не играли бы важной роли в политической жизни.
Вместе с тем подобное положение вещей вовсе не означает, что политические партии - институт, присущий только современным демократиям. Выполнять свою основную функцию, которая была свойственна партиям даже в первой половине - средине XX в., когда господствовала логика массовых партий, - служить «предприятием претендентов» политические партии могут и в рамках других политических режимов. Как показывает исторический опыт, партии возникают тогда, когда формируется политическая сфера с зачатками публичности, возникает функциональное разделение властей и в связи с этим появляется необходимость рационализации конкуренции между группами за исполнительную власть и контроль над представительной властью, когда становится важной концентрация финансовых и организационных ресурсов. Политические партии в условиях массовой политики XX в. оказываются одними из наиболее эффективных инструментов мобилизации населения. Возникновение партий-мобилизаторов само по себе не связано с реализацией демократического правления, однако оно позволяет продвигаться в решении задач осовременивания политики и тем самым создает предпосылки для учреждения демократического режима. Как отмечает С. Хантингтон, «парламенты и другие виды выборных ассамблей совместимы с относительно статичным традиционным укладом... Наличие выборной ассамблеи не является само по себе признаком ни современности политической системы, ни ее готовности к модернизации. И выборы без партий воспроизводят статус-кво; это феномен консервативный, придающий подобие демократической легитимности традиционным структурам и традиционным лиде-
1 См., напр.: Даль Р. Демократия и ее критики. - М., 2003.
рам... Выборы с участием партий создают механизм политической мобилизации в институциональных рамках»1.
Очевидно, что политические партии играют существенную роль в качестве институтов политической модернизации. Вместе с тем ответ на вопрос о том, способствует ли их появление демократизации и насколько, не так очевиден. Как отмечалось выше, в странах модернизационного ядра партии превращались в один из основных институтов демократии постепенно. Этому процессу предшествовало становление национального и правового государства, основ гражданского общества, а также других институтов, связанных с политическим представительством интересов.
В других странах возникновение политических партий происходило параллельно с этими процессами или даже предшествовало решению этих задач. В отличие от стран ядра, где развитие массовой политики ускорило создание партий, но все же хронологически последовало за возникновением многих из них, в большинстве других стран проблемы массовой мобилизации появились одновременно с необходимостью формирования политических партий. Эти страны не имели возможности повторить тот путь естественной эволюции, который прошли партии ядра, поэтому возникающие партии и партийные системы заведомо отличаются организационными и идеологическими особенностями, а также функциями, которые они выполняют в политической жизни. Можно предположить, что эти отличия будут тем заметнее, чем острее проблемы, решение основной части которых в странах модерниза-ционного ядра пришлось на период, предшествующий становлению современных политических партий.
2. «Партии власти» и доминантные партийные системы
В странах модернизационного ядра политические партии постепенно превратились в один из основных институтов рационализации конфликтов, представительства социально-групповых интересов во власти, соревнования политических курсов и их легитимации. Во многих других государствах выполнение этих функций
1 Хантингтон С. Политический порядок в меняющихся обществах. - М., 2004. -С. 395-396.
политическими партиями оказалось затруднено. Речь в первую очередь идет о странах, где процессы демократизации в XX в. привели не к консолидации демократии, а к возникновению частично демократических или недемократических режимов. Правящие группы часто стремились использовать или специально создать политические партии для закрепления своего монопольного положения у власти, в первую очередь, путем доминирующего положения в законодательных органах. Таким образом, возникали так называемые «партии власти»1, которые представляли интересы чиновников, военной элиты и т.п. Используя различные, в том числе недемократические, процедуры и практики, эти партии добивались господствующего положения в политике, что нередко приводило к учреждению системы с доминированием одной партии. Примеры подобного рода можно найти в Восточной Европе, Латинской Америке, странах Азии и Африки.
Межвоенный период в развитии Восточной Европы - время, когда в большинстве стран, только что освободившихся от колониального господства Российской, Оттоманской, Австро-Венгерской империй или Германии, была предпринята первая попытка демократизации. В подавляющем большинстве казусов период демократического правления длился недолго (кроме Чехословакии) и завершился установлением недемократических режимов. При переходе к ним правящие группы довольно активно использовали партийную политику: либо пытались доминировать на политической арене с помощью уже существующих партий, либо создавали для этого «партии власти». По оценкам С. Берглунда, Я. Экмана и Ф. Ареброта, в первой половине XX в. институт «партии власти», действующий в псевдопарламентской системе, был общим для большинства стран Центральной и Восточной Европы: «Правящие партии (или коалиции) были инкарнациями бюрократий, технократий или военных элит»2. Премьер-министры этих стран чаще всего являлись выходцами из
1 Под «партией власти» понимаются политические организации, создаваемые или используемые исполнительной властью для участия в парламентских выборах и влияния на законодательный процесс.
2 Berglund S., Ekman J., Aarebrot F. The challenge of history in Central and Eastern Europe // The handbook of political change in Eastern Europe. - 2nd ed. Chaltenham; Northampton, 2004. - P. 24.
административной элиты. Придя к власти, они с помощью партийной политики пытались повлиять на выборы парламента таким образом, чтобы он служил их интересам. Подобная практика была весьма успешной: в странах Центральной и Восточной Европы 19001939 гг. правительства не проигрывали выборы1. Известно лишь два исключения - Венгрия в 1905 г. и Болгария в 1932 г. Наиболее показательны в этом отношении примеры двух стран, где создание «партий власти» послужило одним из механизмов учреждения недемократических режимов, - Венгрии и Польши.
В Польше возникновение «партии власти», связанное со становлением режима «санации», произошло во второй половине 20-х годов прошлого столетия. Во время подготовки к выборам в парламент, которые пришлось провести в 1928 г., пилсудовцы образовали Беспартийный блок для сотрудничества с правительством. Возглавил блок близкий к Ю. Пилсудскому полковник В. Славек. На проведение избирательной кампании из государственных средств по личной записке Ю. Пилсудского было отпущено 8 млн. злотых. Блок не представлял собой реальной партии. Программа его была невнятной. Идеи «моральной санации» сочетались с заявлениями о приоритете интересов государства над частными. По оценке польских историков М. Тымовски, Я. Кеневича и Е. Хольцера, в блок объединились представители различной политической ориентации, предлагавшие свои интерпретации государственной идеологии. Большинство вообще не придерживалось каких-либо взглядов и участвовало в нем из соображений карьеры или личной симпатии к Ю. Пилсудскому2. Интересно, что, несмотря на недемократические методы, использовавшиеся пилсудовцами (аресты, злоупотребления на выборах и т.п.), Беспартийный блок первоначально не имел большинства в парламенте. Многопартийность была сохранена, политические партии, находившиеся в оппозиции, занимали активную, самостоятельную позицию. Режим вынужденно использовал атрибуты демократии.
Несколько иная ситуация сложилась в Венгрии, где режим адмирала М. Хорти был более жестким. Здесь проект создания «партии власти» начал реализовываться в 1922 г. премьер-
1 Schoepflin G. Politics in Eastern Europe, 1945-1992. - Oxford, 1993. - P. 12.
2 Тымовски М., Кеневич Я., Хольцер Е. История Польши. - М., 2004. - С. 418.
министром графом И. Бетленом с одобрения Хорти. И. Бетлен был сторонником «консервативной демократии» и проводил политику консолидации режима. С этой целью он вступил в Партию мелких сельских хозяев и для обеспечения интересов правительства в парламенте некоторое время пытался опираться на нее, а также на Христианскую партию. В феврале 1922 г. он изложил регенту М. Хорти план образования Партии единства (!), выразив надежду, что она объединит всех сторонников «национальной демократии». На выборах в 1922 г. созданная «партия власти» получила 60% голосов. Главой партии являлся сам премьер-министр, и от него зависело, кто из членов партии получит мандат в законодательный орган, кто и какой пост займет в аппарате управления или «общественных» структурах. Как отмечает венгерский историк Л. Контлер, «Венгрия стала парламентским государством с сильными элементами авторитаризма и при гегемонии в политической структуре партии власти, что имело следствием антидемократическое использование институтов, сохранившихся в стране с либеральной эры»1.
Примеры превращения действующих партий в «партии власти» или создания специальных «партий власти» и их использование в качестве одного из инструментов учреждения или консолидации недемократического режима можно найти и в странах Латинской Америки, Азии и Африки. Например, Национально-революционная партия Мексики, трансформировавшаяся впоследствии в Институционно-революционную партию, была создана в 1929 г. в ситуации кризиса режима, когда П. Кальесу и его окружению трудно было сохранять влияние и положение «верховного вождя революции». Партия играла существенную роль в качестве инструмента борьбы за власть и сохранение господствующего положения. С помощью партийного реформирования наследник П. Кальеса Л. Карденос сумел одержать верх над П. Кальесом и обеспечить не только поддержку реформ, но и собственное прочное положение у власти.
Другой пример - создание Нового общественного движения на Филиппинах в 1978 г., когда диктатор Ф. Маркос после шести лет неограниченного единоличного правления был вынужден согласиться на «конституционный авторитаризм». По оценкам аналитиков,
1 Контлер Л. История Венгрии. - М., 2002. - С. 453.
возникшая незадолго до выборов в парламент «партия власти» скорее напоминала не партию, а покупающую голоса избирателей контролируемую государством патронажную организацию, объединяющую в своих рядах административную бюрократию и военных1. После свержения Ф. Маркоса также можно было наблюдать попытки конструирования политических партий исполнительной властью. Так, избранной президентом К. Акино советовали создать собственную партию для участия в выборах. Некое подобие таковой возникло в 1988 г. в виде коалиции «Борьба за филиппинскую демократию».
Справедливости ради следует сказать, что случаев создания специальных «партий власти» для мобилизации населения и обеспечения контроля за законодетльной властью немного. Чаще всего правящие группы использовали для этого уже созданные политические партии, превращая их в «партии власти». Например, египетская Национальная демократическая партия была наследницей Арабского социалистического союза А. Нассера. К концу 70-х -80-м годам произошло серьезное обновление ее рядов. Левоориентированных интеллектуалов и политизированных офицеров сменили высокопоставленные чиновники, представители верхушки полиции и армии, бизнесмены и землевладельцы, доминировавшие в правительстве. НДП была слабо организованной партией с невнятной идеологией и представляла собой скорее придаток правительства, нежели автономную политическую силу.
Подобная ситуация была особенно распространена в странах, освободившихся от колониальной зависимости, где «партиями власти» становились либо национально-освободительные движения и партии, часто игравшие ключевую роль в освобождении страны, либо их оппоненты, приходившие к власти в результате свободных выборов. Приведенные примеры свидетельствуют о том, что одним из побудительных мотивов создания «партии власти» была необходимость консолидации режима. Во всех перечисленных случаях возникновению этих организаций предшествовали политические кризисы: революция в Венгрии, обострение политических проти-
1 См., напр.: Maskie J., Villegas В. The Philippines: Still an exceptional case? // Driven by Growth: Political change in Asia-Pacific region. - N.Y.; L., 1999; Guzman R., Reforma M. Government and politics of the Philippines. - Oxford, 1988.
воречий и нестабильность правительственных коалиций в Польше, революция в Мексике, кризис и изменение режима единоличного правления под влиянием международных сил на Филиппинах, сложности в экономическом развитии, поражение в войне 1967 г. в Египте.
Известны случаи доминирования одной правящей партии в демократических странах, таких, например, как Франция, Индия, Япония. Там «партии власти» также служили консолидации режима. Во Франции голистское объединение было создано после Второй мировой войны и усилилось в условиях смены конституционного режима и алжирского кризиса. В Индии Индийский национальный конгресс использовался как один из инструментов консолидации нового режима после получения страной независимости. ЛДП Японии, рассматриваемая деловыми кругами страны как механизм удержания власти, возникла в постоккупационный период становления демократического режима в результате объединения двух крупнейших правых партий - Демократиче-
ской и Либеральной в 1955 г.
В тех странах, где появлялись «партии власти», как правило, создавались партийные системы, механизмы межпартийного соревнования которых воспроизводили господство этих организаций. Создание механизмов доминирования одной партии с неизбежностью подводит нас к вопросу: является ли такое положение «мостиком» (bridge) по направлению к либеральной демократии, где партии сменяют друг друга у власти, или это «предмостный плацдарм» (bridgehead) для утверждения авторитарного режима с партией-гегемоном?1 Видимо, ответ на этот вопрос во многом зависит от того, какого рода механизмы доминирования использовались. В демократических режимах задача сохранения преимуществ одной партии реализовыва-лась в рамках демократических процедур путем создания компенсаторных механизмов, не ущемляющих права других политических сил на доступ к власти в результате соревнования, но ограничивающих их фактические возможности (некоторые из них будут описаны ниже). Одни из таких механизмов - внутрипартийные фракционность и соревнование, позволявшие интересам различных групп населения быть
1 Giliomee H., Simkins C. The dominant party regimes of South Africa, Mexico, Taiwan and Malaysia // The awkward embrace: One-party domination and democracy. - Amsterdam, 1999.
представленными внутри партии. В недемократических режимах господство устанавливалось и поддерживалось недемократическими практиками: репрессиями, проведением выборов, отличавшихся по тем или иным параметрам от стандартов свободных и справедливых, и пр. В зависимости от того, какие механизмы применялись для закрепления доминирования одной партии в законодательных и исполнительных органах власти в течение достаточно длительного времени, в литературе вслед за Дж. Сартори выделяют три типа партийных систем: предоминантная партийная система, доминантная партийная система и авторитарная доминантная партийная система1.
Эти системы доминирования политических партий значительно отличались друг от друга. Однако можно проследить определенное сходство причин их формирования, в числе которых не только политическая задача консолидации режима, но и особенности эволюционного этапа развития, необходимость решения ряда эволюционных задач. Подкрепляется это сходство и тем, что в ряде демократических стран (как, например, во Франции) возникновение предоминантных партийных систем символизировало появление в политике определенных недемократических процедур и практик2. В ряде других парламентских государств предоминантные и государственно-партийные системы периодически перетекали друг в друга. Так, например, в Японии в межвоенный период существовала государственно-партийная система, а после Второй мировой войны - предоминантная. В штатах Индии неоднократно вводилось президентское правление, предполагающее государственно-партийную организацию власти. В странах, переживающих процессы демократизации, доминантные партийные системы достаточ-
1 Дж. Сартори называл доминантной несложившуюся систему с неустойчивыми партиями, где, как и в предоминантной системе, господство одной партии осуществляется в рамках процедур демократического соревнования. Под доминантными авторитарными он понимал системы, возникающие в условиях недемократических режимов: Sartori G. Parties and parties systems. - Cambridge, 1976. - P. 260-261. О критериях, позволяющих отличить различные типы партийных систем с доминированием одной партии, см.: Bogaards M. Counting parties and identifying dominant party systems in Africa // Europ. j. of polit. research. - Amsterdam, 2004. - Vol. 43. - N. 2. - P. 173-197.
2 Режим Пятой республики аналитики часто называли режимом личной власти, «президентской монархией» и т.п.
но часто перерождаются в доминантные авторитарные или системы с партией-гегемоном1.
3. Условия и причины создания доминантных партийных
систем
Как правило, партийные системы с доминированием одной партии возникали в государствах, перед которыми стояли нерешенные в той или иной степени задачи национальной интеграции, социально-экономической модернизации, строительства современного государства, формирования гражданского общества, включения широких масс населения в политическую жизнь. Первая задача часто осложнялась колониальным наследием. Подобные обстоятельства в большей или меньшей степени можно обнаружить в приведенных выше случаях. Один из ярких примеров сочетания всех этих проблем - межвоенная Восточная Европа. Здесь создание современного государства и формирование национальной идентичности после обретения независимости осложнялись крайней слабостью структур гражданского общества, значительной этнической, конфессиональной и культурной пестротой населения, наличием традиционных социально-экономических анклавов, обусловливающих отставание стран этого региона от западных. Другой пример подобного рода - африканские страны, получившие независимость во второй половине XX в.
В целом можно утверждать, что в XX в. возникновение систем с доминированием одной партии происходит в странах «догоняющей модернизации». В большинстве из них политика еще не окончательно выделилась в самостоятельную сферу общества, традиционные социальные отношения широко распространены, а структуры гражданского общества слабы или находятся в зачаточном состоянии. В этих условиях государство вынуждено предпринимать определенные усилия для формирования гражданского общества как необходимого элемента современного политического устройства. При этом, однако, велик
1 См., напр.: Giliomee H., Simkins C. The dominant party regimes of South Africa, Mexico, Taiwan and Malaysia // The awkward embrace: One-party domination and democracy. - Amsterdam, 1999; Giliomee H., Simkins C. Conclusion // The awkward embrace: One-party domination and democracy. - Amsterdam, 1999; Du Toi P. Bridge or bridgehead? Comparing the party system of Botswana, Namibia, Zimbabwe, Zambia and Malawi // The awkward embrace: One-party domination and democracy. - Amsterdam, 1999.
соблазн контролировать этот процесс. Политика «этатизма», предполагающего не только инициирование государством различных начинаний по созданию общественных организаций, но и его значительный контроль за структурами гражданского общества, вмешательство в деятельность последнего - достаточно распространенная черта многих стран, где существуют доминантные партии. Последние способны выступать одним из механизмов такого контроля, беря под свою опеку имеющиеся или создавая аффилированные общественные структуры. Например, для решения этих задач (а также мобилизации населения на поддержку) в рядах Институционно-революционной партии Мексики были объединены единый профсоюз - Конфедерация трудящихся Мексики, Национальная крестьянская конфедерация и конфедерация, выражающая интересы средних слоев общества.
Авторы концепции «дефектных демократий» так описывают политику «этатизации» и ее последствия: «Взглянув на восточно-азиатские и восточноевропейские демократии, можно обнаружить еще два сценария. В первом случае исполнительная власть контролирует национальную партийную систему посредством хорошо организованной президентской партии. В то же время эта партия опекает или колонизирует национальную систему объединений через связанные с ней заинтересованные группы. Хотя здесь между государством и обществом не возникает промежуточного вакуума, тем не менее это пространство "оккупируется" и "президенциали-зируется" государством, как это происходит в случае Хорватии при Франьо Туджмане... Представительные институты либеральных демократий оказываются исключенными или "испорченными"»1.
Пожалуй, большинство систем с доминированием одной партии возникало в тех странах, где отсутствовали или были слабы западноевропейские традиции разделения власти, а практика ее концентрации - сильна. В частности, межвоенная Восточная Европа занимала некое промежуточное положение между западноевро-
1 Меркель В., Круассан А. Формальные и неформальные институты в дефектных демократиях // Повороты истории: Постсоциалистические трансформации глазами немецких исследователей. - СПб. и др., 2003. - Т. 1. - С. 274; О системе с доминированием одной партии в Хорватии см.: Hlousek V., Strimska M. The predominant party system in the post-communist Croatia // Stredoevropske politicke studie. - 1999. - Part 1. - Vol. 1. - Режим доступа: http://www.cepsr.cz/ danek.php?ID=137.
пейской и византийской традицией (которая, кстати, распространена на значительной части нынешнего постсоветского пространства, где также имеются примеры господства одной партии и создания «партий власти»). По мнению А. Зубова, в парламентских государствах стран Востока, где доминирует одна партия, законодательная власть и партии не воспринимаются большинством населения как некий противовес или инструмент контроля за исполнительной властью. Напротив, они представляются необходимыми, но не главными элементами единой вертикали государственной власти1.
Встает вопрос: почему же все-таки в этих условиях возникает не однопартийная система, а система с доминирующей партией? Это происходит, вероятно, потому, что издержки на решение задач сохранения власти в руках правящей группы, консолидации режима и мобилизации, необходимой для обеспечения его поддержки в условиях массовой политики, с помощью партийной системы, воспроизводящей доминирование одной партии (предоминантной, доминантной, авторитарно-доминантной), являются наименьшими. В условиях многопартийности и двухпартийности сохранить власть и консолидировать режим сложно: многопартийная система несет в себе потенциальную нестабильность, а двухпартийная - риск власти перехода к сопернику. Если сравнивать однопартийные системы, в которых полностью отсутствуют оппозиционные политические силы, и доминантные партийные системы, то шансы последних в смысле решения названных задач выглядят лучше. Доминантные партийные системы в отличие от однопартийных характеризуются конкурентностью, т. е. наличием соперников у правящей партии, что само по себе является стимулом для мобилизации, которая становится возможной без особых дополнительных затрат, необходимых в неконкурентных однопартийных системах. Как отмечает С. Хантингтон, «однопартийная система черпает свою силу из борьбы с имперскими, традиционными и консервативными формами власти. Слабость ее идет от отсутствия институциализованного состязания внутри политической системы. Можно считать, что многопартийная система обеспечивает достаточную меру такой борьбы, и сделать из этого вывод, что она должна быть сильной политической системой. Мы, однако, видели, что этот вывод справедлив только в отношении
1 Зубов А. Парламентские демократии и политические традиции Востока. - М., 1990. - С. 52.
высокомодернизированных обществ, где в политику вовлечен широкий спектр социальных сил. В модернизирующихся обществах многопартийные системы слабы. При этом предполагается, что соревнование способствует силе системы. Ясно, что в однопартийной системе состязание невозможно, но и в многопартийной оно имеет тенденцию быть ниже, чем в двухпартийной или системе с доминированием одной партии»1. Однако двухпартийная система, как уже отмечалось, несет в себе опасность потери власти. Поэтому распространение систем с доминированием одной партии в модернизирующихся обществах вполне объяснимо.
4. Сходства и различия доминантных партий
Необходимость решения общих для систем с доминированием одной партии задач, похожие условия возникновения доминантных партий обусловили сходство ряда черт этих организаций, которые проявляются вне зависимости от типа доминирования.
Одна из таких общих особенностей - распространение клиенте-лизма, политического патроната и ориентаций на личностные связи. В частности, доминантные партии Азии, Латинской Америки и Африки отличаются преимущественно селективными мотивами членства и поддержки. Правящая партия имеет большие возможности в обеспечении необходимым своих сторонников, поэтому в нее стремятся, чтобы упрочить свое положение, приобрести связи и пр. Избиратели же ориентируются на партийных кандидатов, надеясь, что именно они смогут решить их проблемы. Вот как описывает мотивацию членов в Малайской китайской ассоциации одна из исследовательниц: «Для большинства из них (представителей политического слоя сэнчанской общины. -Е.М.) мотивы членства в МКА коренились не в политической идеологии или интересе к проблемам национальной политики, но во вполне трезвом убеждении, что, состоя в МКА, можно упрочить свое положение в данной местности. Предводители общины были членами партии, поскольку МКА давала им возможность установить полезные связи и распространять деятельность за пределы своей округи. Представители местной элиты более низкого уровня являлись членами партии, по-
1 Хантингтон С. Политический порядок в меняющихся обществах. - М., 2004. -
С. 419.
скольку участие в этой организации, равно как и в иных, открывало возможность постоянных контактов с предводителями общины, которые делали их своими приятелями, советниками, соратниками»1.
Во многих странах, где существуют партийные системы с доминированием одной партии, идеологические ориентации населения сравнительно слабы, многие кандидаты и депутаты имеют поддержку избирателей независимо от того, каких взглядов они придерживаются. Поэтому политики обладают определенной свободой, которая позволяет им менять партийную принадлежность достаточно безболезненно и переходить в доминантную партию ради упрочения своего положения особенно в период подъема ее популярности. Например, кризис основных японских политических партий, разразившийся в первой половине 90-х годов, привел к восстановлению популярности ЛДП и обеспечил ее возврат к власти в 1996 г. Это произошло не только в результате парламентских выборов, которые принесли ЛДП 239 мест в парламенте (цифра весьма значительная, но недостаточная для формирования парламентского большинства), но и после перехода ряда депутатов из других партий во фракцию ЛДП, что привело к ее увеличению до 263 депутатов.
Данная особенность доминантных партий проявляется и в организационных структурах. Особенно отчетливо это можно проследить на примере ЛДП Японии. Ее фракции носят не идеологический, а клиентелистский характер; их верхушка всячески способствует карьерам своих сторонников в обмен на политическую поддержку с их стороны. Фракции, иерархически организованные вокруг своих лидеров, стремящихся занять пост премьер-министра, носят их име-на2. С точки зрения патрон-клиентских отношений интересно существование местных персональных обществ поддержки того или иного политика-депутата или кандидата. По оценкам известного исследователя ЛДП В.И. Нестьева, немногие из 1,5 млн. членов ЛДП фак-
1 Цит. по: Зубов А. Парламентские демократии и политические традици Востока. - М., 1990. - С. 200.
2 См., напр.: Bouissou J.-M. Party factions and the politics of coalition: Japanese politics under the «system of 1955» // Electoral studies. - 2001. - Vol. 20. - N 4. - P. 581-602; Koellner P. The origins, functions, and consequences of factions in dominant parties: The case of the Japanese LDP; Paper presented at the ECPR join sessions' workshop on dominant parties and democracies. - Granada, 2005.
тически причисляют себя к партии в целом. Подавляющее большинство - по некоторым оценкам, свыше 60% - являются членами коэн-кэй, т.е. местных организаций поддержки отдельных депутатов парламента. Заботы членов коэнкэй связаны не с партией и ее политикой, а с избранием и переизбранием своего патрона в парламент1. От депутата в коэнкэй поступают деньги, выгодные контракты, полезная деловая информация. Инструкция, существующая в ЛДП на предмет создания коэнкэй, предписывает демонстрацию заботы депутата о местных интересах. При организации таких обществ часто выдвигаются цели, связанные с интересами данного района, при этом политическая позиция кандидата четко не выражается2. Показательно, что в ЛДП существует практика передачи обществ поддержки «по наследству»: от отца к сыну или другим родственникам, иногда в знак благодарности - к секретарю депутата.
Результатом существования подобных патрон-клиентских отношений (не только в виде личностно ориентированных клановых структур, но и в виде корпоративных структур, как в Мекси-ке3) являются коррупция и политические скандалы. Однако коррупционные скандалы и судебные разбирательства сами по себе не приводят к автоматическому поражению правящих партий, хотя и способствуют ослаблению их позиций.
Клиентелизм выступает достаточно эффективным инструментом политической мобилизации масс. Об этом, в частности, свидетельствует пример египетской Национальной демократической партии - элитистской организации с ограниченным членством, обеспечивающей электоральную поддержку путем использования административного ресурса своих членов - представителей местных администраций и полицейских структур.
Несмотря на распространение патрон-клиентских отношений, доминантные партии вынуждены проводить прагматичную политику, чтобы не потерять поддержку избирателей. Им необхо-
1 Нестьев В.И. Либерально-демократическая партия - партия монополий // Япония, 1975: Ежегодник. - М., 1976.
2 Сенаторов А.И. Политические партии Японии. - М., 1995. - С. 222-223.
3 Об этом см., напр.: Greene K.F. Against the machine: Party organization and clien-telist politics in Mexico. - 2001. - Режим доступа: www.la.utexas.edu/~kgreene/ Greene_Clientelism.pdf.
димо, с одной стороны, до определенной степени поддерживать личные амбиции местных лидеров, а с другой - сохранять баланс между местными и общегосударственными целями. Поэтому доминантные партии пресекают те формы политического патроната, которые могут нанести ущерб национальным интересам и политической стабильности. Например, в Японии громкие коррупционные скандалы 70-80-х годов привели к смене партийных лидеров и даже публичной демонстрации внутрипартийной критики.
Стремление партии привлечь на свою сторону как можно больше политиков и избирателей, представляющих различные социальные группы часто с противоположными интересами, необходимость ориентироваться на нужды управления страной и противостоять двухсторонней оппозиции приводят к тому, что доминантные партии обычно заявляют о себе как о партиях центра. Подобная центристская позиция удобна и с точки зрения рациональных стратегических соображений: она позволяет эффективно бороться против малых партий - соперников справа и слева, осложняя их объединение и закрепляя господствующее положение доминантной партии1 (например, подобная позиция Институционально-революционной партии в Мексике длительное время препятствовала успеху оппозиционных левых и правых партий2).
Идеологическая мобильность доминантных партий, размытость идейных позиций позволяет им успешно бороться с противниками за счет идеологического маневрирования. Как отмечает С. Хантингтон, «в системе с доминированием одной партии включение новых социальных сил проходит обычно через две фазы. Сначала новая группа выражает свои претензии к системе посредством малой партии, существующей в основном или в целом как выразительница интересов на-
1 Sartori G. Parties and party systems: A framework for snalysis. - Cambridge, 1976; Pempel T.J. Uncommon democracies: The one party dominant regimes. - Ithaca, 1990; Riker W. The two party system and Duverger's law: An essay on the history of political science// Amer. polit. science rev. - Beverly Hills, 1982. - Vol. 76, N 4. - P. 753-766; Cox G. Making voter count. Strategic coordination in the world's electoral systems. - Cambridge, 1997 etc.
2 О политической практике Мексики в этом отношении см., напр.: Greene K.F. Dominant party strategy and democratization in Mexico. - 2004. - Режим доступа: www.la.utexas.edu/~kgreene/Greene%20PRI%20Feb%202004.pdf; Diaz-Cayeros A., Magalo-ni B. From authoritarianism to democracy: the unfinished transition in Mexico // Working papers. - Stanford univ. - 2000.
званной группы. С течением времени рост сторонников этой партии вынуждает доминирующую партию скорректировать свою политику и практику таким образом, чтобы включить лидеров и сторонников первой в свои рамки. Политический вес и активность последней (доминирующей партии. - Е.М.) направляются прежде всего, чтобы отразить поползновения своего на данный момент сильнейшего оппонента. Если общественное мнение склоняется влево, доминирующая партия тоже сдвигается в этом направлении, чтобы минимизировать успехи малых партий.»1.
Несмотря на наличие этих сходных черт, у доминантных партий различных систем есть и отличия, причем порой весьма значительные, которые характеризуют не только партийный облик, но и отношения с другими партиями.
Первое и одно из самых важных различий - инструменты, которые используются для борьбы с противниками. Как отмечалось, в предоминантных и доминантных системах преобладают преимущественно законные демократические механизмы, например конкуренция на идеологическом поле. Несмотря на доминирование одной партии, на национальном уровне в структурах власти представлено значительное количество групповых интересов не только за счет малых партий, но и благодаря внутрипартийной фракционной борьбе2. В авторитарных доминантных системах внутрипартийная фракционная борьба, как правило, пресекается путем довольно жестких правил.
Второе отличие состоит в том, что в предоминантных или доминантных системах доминантная партия является правящей, т.е. не только служит инструментом влияния исполнительной власти на законодательную, но и определяет состав исполнительной власти, несет
1 Хантингтон С. Политический порядок в меняющихся обществах. - М., 2004. -
С. 421.
2 О представительской функции фракций ЛДП и внутрипартийной борьбе см., напр.: Brown E., Kim S. Factional rivals and electoral competition in a dominant party: Inside Japan's Liberal democratic party, 1958-1990 // Europ. j. of polit research. - Amsterdam, 2003. - Vol. 41, N 1.- P. 107-134; Park Ch. H. Factional dynamics in Japan's LDP since political reform // Asian survey. - Berkely, 2001. - Vol. 31, N 3. - P. 428-461; Koellner P. The origins, functions, and consequences of factions in dominant parties: The case of the Japaneese LDP: Paper presented at the ECPR join sessions' workshop on dominant parties and democracies. - Cranada, 2005.
ответственность за проводимый политический курс. В доминантных авторитарных системах «партия власти» часто является условно правящей, так как используется в основном не для обеспечения доступа к власти определенной группе общества, а для усиления влияния правящей группировки в законодательном органе и в обществе в целом. В качестве примера можно привести Национальную демократическую партию Египта, которая служила подобным проводником влияния и не имела возможности определять политический курс правительства. При этом, однако, она выполняла три важные функции: рекрутирование элиты (в том числе и экономической), интеграция стратегически важных социальных сил в «правящую» коалицию и обеспечение их привилегированного доступа к центрам власти.
Третье отличие состоит в том, что, действуя в рамках демократических институтов соревнования и воспроизводя соревновательные механизмы внутри себя, господствующие партии в предо-минантных и доминантных системах выступают инструментом постепенной модернизации политических отношений, развития публичной политики и создают предпосылки для перехода к партийной системе без доминирования одной партии. Зависимость государственной власти от партии усиливает институциональные моменты в процессе формирования и отправления государственной власти, ослабляя (но не уничтожая) влияние личностного фактора и рационализуя политическую жизнь в целом. Конкурентные выборы, основным гарантом которых выступает сама доминантная партия, заинтересованная в легитимации собственной власти путем демонстрации народной поддержки, существование и постоянное «откалывание» от доминантной партии различных фракций, обеспечивающих смену власти, возникновение оппозиции создают основу политического плюрализма. Исчерпание возможностей доминантной партии осуществлять модернизацию в рамках созданной партийной системы приводит к объединению оппозиции на антирежимной основе (например, такими были коалиционная по сути «Джаната парти», одержавшая победу над ИНК в 1977 г., и частично «Бхаратии Джаната парти»; партия «Новых рубежей» и попытка создать коалиционное правительство из малых партий в 1993 г. в Японии) и ослаблению доминантной партии, утрате ее доминант-
ных позиций. Постепенно создаются политические условия для регулярной смены власти в результате выборов.
В доминантных авторитарных системах господствующие партии, напротив, часто используются для закрепления недемократических практик и процедур, для поддержания господства правящей группы. Их вклад в модернизацию политических отношений более скромный, если не нулевой.
И еще одно наблюдение. Предоминантные и доминантные системы чаще сочетаются с парламентской формой разделения властей, в то время как доминантные авторитарные возникают в странах, где существует президентский режим или смешанное правление. При двух последних формах правления господство одной партии служит своеобразным выходом из кризиса, который может возникнуть в результате непреодолимых разногласий между президентом и законодательной ветвью власти. Подобные противоречия, по мнению Х. Линца, способны привести к нестабильности и послужить угрозой демократическому правлению1. В странах с доминантной авторитарной системой такой конфликт исключен или маловероятен. Зато возникает другая угроза - доминантная партия способствует усилению одной из ветвей власти, нарушению баланса между законодательными и исполнительными органами, принципа разделения властей. По мнению С. Мэйнворина и М. Шугарта, в президентских или смешанных системах, если президент и парламент принадлежат к одной партии, жесткая партийная дисциплина может привести к нарушению демократического принципа разделения властей и авторитарному правлению2.
Существует ряд партийных систем с доминированием одной партии, которые нельзя однозначно отнести ни к предоминантным и доминантным, ни к доминантным авторитарным системам, так как они сочетают черты и одних и других. В качестве примера можно привести Мексику, где доминирование ИРП в рамках президентского режима обеспечивалось длительное время во многом недемократиче-
1 Linz J. The perils of presidentialism // J. of democracy. - Wash., 1990. - Vol.1, N 1. -P. 51-69.
2 Mainwaring S., Shugart M.S. Conclusion: Presidentialism and the party system // Presidentialism and democracy in Latin America / Ed. by Mainwaring S., Shugart M.S. - Cambridge, 1997. - P. 394-439.
скими процедурами. В то же время правящей партии была присуща фракционность, а сама партия могла влиять на проводимый политический курс и играла определенную модернизаторскую роль, способствуя становлению публичной политики в стране. Подобные «смешанные» случаи особенно интересны для сопоставления с российской партийной системой, их анализ позволяет лучше оценить возможности и перспективы развития отечественной партийной политики.
5. Российский случай доминирования одной партии
Российский случай можно отнести скорее к доминантным авторитарным. Мотивация избирателей «Единой России» и, смею предположить, ее членов носит преимущественно селективный характер, а в деятельности партии существенную роль играют патрон-клиентские отношения1. Большое значение имеют ориентации относительно лидера, в качестве которого рассматривается действующий президент В. Путин. Так, по данным предвыборных опросов, проведенных в 1999 г., 50% сторонников «Единства» в качестве основного мотива голосования отметили симпатии лидеру партии (37% всех респондентов, выразивших намерение поддержать какую-либо партию). Показательны и данные опросов ВЦИОМа за декабрь 2003 г.: 38% респондентов (самая большая доля из поддерживающих «Единую Россию») отметили, что намерены отдать свой голос за партию потому, что ее поддерживает В.Путин; 20% собирались голосовать за нее потому, что «это самая сильная партия, ее поддерживает большинство» (от 0 до 5% -среди сторонников других партий). В то же время мотив «Я разделяю программу и лозунги партии» был отмечен лишь 25% респондентов (среди других крупных партий - от 30 до 52%)2.
Что касается мотивации членов этой организации, то об этом наиболее наглядно говорит переход ряда политиков в ее ряды в связи с ее победами на выборах и другими политическими событиями, демонстрирующими силу «партии власти» и ее поддержку президентом.
1 О роли патрон-клиентских отношений в российской партийной политике см., напр.: Protsyk O. , Wilson A. Centre politics in Russia and Ukraine: Patronage, power and virtuality // Party politics. - L., 2003. - Vol. 9, N 6. - P. 703-727.
2 Пресс-выпуск № 43. - Режим доступа: http://www.levada.ru/press/ 2003122500.html.
В частности, после выборов 1999 г. многие региональные лидеры, демонстрируя лояльность В. Путину, присоединились к «Единству». Этими же мотивами было во многом обусловлено объединение «Единства» и «Отечества». В Государственной Думе последнего созыва большинство независимых депутатов после выборов сочли за благо присоединиться к фракции «Единой России». «Единая Россия» заявляет о себе как о центристской партии. Тем самым двухсторонняя оппозиция лишается возможности объединиться. Имея размытую платформу, «Единая Россия» нередко прибегает к идеологическому маневрированию. В частности, после принятия закона о монетизации льгот и прошедшей по стране волны протестов депутаты фракции «Единой России» выразили свое недовольство деятельностью правительства в связи с реализацией закона, за который они голосовали ранее. На последнем съезде партии в ноябре 2005 г. ее лидеры критиковали правительство за непопулярные реформы.
Авторитарный характер доминирования одной партии в России определяется следующими обстоятельствами.
Во-первых, для обеспечения господствующего положения «Единой России» используются различные, в том числе недемократические, средства. Наблюдатели отмечают свободный, но несправедливый характер выборов, ограничения свободы СМИ и пр. Используются законные, но, тем не менее, сокращающие объем демократических прав населения, связанных с политическим представительством, меры. Среди них - закон о партиях, запрещающий создание этих организаций на региональной, этнической, конфессиональной и профессиональной основе, и поправки к нему, повышающие числовой барьер. Упоминание заслуживают также недавние изменения в избирательном законодательстве, предполагающие увеличение порога представительства с 5 до 7% для партийных списков, запрещение участия в выборах избирательных блоков и ряд других мер, направленных на усиление позиций «партии власти». По оценкам «Дома свободы», рейтинг недемократичности России за последние годы неуклонно повышается1.
1 Индекс, свидетельствующий об уровне давления государства на СМИ, политические партии и лидеров бизнеса, в 1994-1997 гг. составлял 3,4, в 1998 г. - 4,4, в 1999 г. -4,5, в 2000-2003 гг. - 5,5 (показатель, характеризующий несвободные страны). В 2004 г.
Во-вторых, «Единая Россия» выполняет своеобразную роль в системе государственной власти. В предоминантных и доминантных партийных системах партия служит инструментом, обеспечивающим приход к власти и ее сохранение в руках определенной элитной группировки. «Единая Россия» лишь отчасти выполняет эту роль, не выдерживая конкуренции с другими каналами, реализующими подобную функцию. Наиболее яркий пример ограниченности этой функции - история формирования правительства М. Фрадкова. Напомню, что после победы «Единой России» на парламентских выборах 2003 г. в партийных кругах велись серьезные разговоры о необходимости формировать правительство на основе парламентского большинства. Об этом говорил и президент. В результате было сформировано техническое (неполитическое) правительство, в которое в качестве уступки были включены два представителя «Единой России». Поэтому мы не можем утверждать, что «партия власти» является правящей. В целом «Единая Россия» служит скорее придатком механизма государственного управления, необходимым для ограничения оппозиции, облегчения процесса принятия законодательных решений, обеспечения популярности проводимого политического курса и легитимации власти лидера.
В-третьих, внутренняя жизнь «Единой России» не так разнообразна и «свободна» в смысле фракционной борьбы, как в предо-минантных и доминантных партийных системах. Существование фракций официально не признается. Руководство партии пресекает всякие попытки организации таковых. О подобных установках свидетельствует высказывание Б. Грызлова о том, что «медведю крылья не нужны». Партийный устав предполагает достаточно серьезные требования к членам партии в смысле соблюдения внутрипартийной дисциплины.
В 90-е годы возникали различные проекты «партии власти», некоторые из них могли бы, возможно, привести к формированию доминантной или со временем даже предоминантной системы. В частности, проекты середины 90-х годов создавались, скорее, как проекты правя-
индекс незначительно снизился и составил 5, что позволило России вернуться в группу частично свободных стран: Freedom in the world 2004: Country and related territory report. -Mode of access: www.freedomhouse.org/research/freeworld/2004/countryratings/russia.htm.
щей партии (ПРЕС, ДВР, НДР). Цель «Отечества - Всей России» тоже, думается, была сходной. В то же время логика формирования «Единства», доминирующая сейчас в «Единой России», была принципиально иной: партия изначально создавалась в помощь президентской администрации для осуществления определенного влияния на население и облегчения законодательного процесса.
Важным обстоятельством, обусловившим нереализованность иных проектов, стала существующая в России система разделения властей. Российский вариант президентско-парламентской формы правления отрицательно сказывается на развитии политических партий и партийной системы в целом, мешая ее превращению в доминантную. В России не сложилась и не закреплена в законах практика формирования правительства из числа представителей партии, победившей на выборах в парламент. Более того, Конституция предполагает зависимость состава правительства от результатов президентских выборов. Однако президентские выборы в условиях несложившейся партийной системы, отсутствия сформированных традиций идеологической и партийной идентификации, преобладания ориен-таций избирателей на личность лидера носят непартийный характер. Таким образом, партии не имеют реальной возможности формировать правительство и серьезно влиять на проводимый политический курс. В упомянутом выше «смешанном» случае Мексики система разделения властей более благоприятна для партийного строительства и для развития многопартийной демократии. Четкое разделение властей, формально независимое положение законодательной власти, а главное, тот факт, что, в отличие от президенстско-парламентской республики, в России вся полнота ответственности за проводимый политический курс лежит на президенте, создают дополнительные стимулы к партийному строительству, заинтересовывая президента в опоре на партийное большинство.
В целом выявление особенностей доминирования «партии власти» показывает, что случай России больше напоминает не «мостик», а «предмостный плацдарм». Подобное заключение не может служить основанием для оптимистических прогнозов относительно модерниза-торской роли «Единой России» и перспектив демократизации в ближайшем будущем. Очевидно, что проект этой «партии власти» был реализован для консолидации недемократического режима. Как и пре-
дыдущие проекты «партий власти», он создавался как результат доминирования одного из политических акторов и как один из механизмов, способствующий этому доминированию. Его успешное продвижение свидетельствует о нарастании авторитарных тенденций в политической жизни и закреплении несовременных недемократических практик.
Сможет ли «партия власти» в России когда-либо играть модернизирующую роль, способствуя демократизации? Вероятно, да, при определенных условиях. Наиболее важное из них - ее превращение в настоящую правящую партию, оказывающую первостепенное влияние на формирование правительства и проведение определенного политического курса. В каком виде это будет сделано: в виде выборов президента на партийной основе и формирования партийного кабинета или в виде практики формирования правительства на основе думского партийного большинства, - принципиального значения не имеет. Обеспечение доступа к власти политическим партиям создаст стимулы к партийному строительству, предмет для переговоров между ними и основу для реальной конкуренции. Это, как представляется, наиболее вероятный (хоть и долгий) путь России к консолидации демократии. Пока российским гражданам приходится удивляться очередным «реформаторским» новациям Кремля и Белого дома и ожидать «спущенных сверху» решений, одобряемых думским большинством.
