CC BY
30
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
УДК 81-11
А. А. Борисов
ДОМИНАНТНЫЕ ТИПЫ ПЕЙЗАЖНЫХ ОПИСАНИЙ В ВЕРБАЛИЗАЦИИ КАТЕГОРИИ ТЕКСТОВОЙ КОГЕРЕНТНОСТИ
В данной статье рассмотрены основные возможности различных типов пейзажного описания в рамках обеспечения когерентности и когезии художественного произведения. Анализируется сущность данных лингвистических феноменов. В неразрывной взаимосвязи с данными явлениями обсуждаются когезия и цельность текстового пространства. Основные характеристики интертекстуальности приводятся в рамках когнитивных стратегий и явления интертекстуальной компетенции. Анализ проводится в русле методов прагмалингвистики, описания соответствия перлокутивного эффекта пейзажных описаний в рамках речевого воздействия цельного текстового пространства литературного произведения и иллокутивной цели. На основе анализа рассматриваемого феномена в различных лингвокультурах делается вывод о существенном вкладе прагматических параметров текстового типа «Описание природы» в формирование когерентно-
сти художественного произведения. Выявляются типологические критерии дифференциации пейзажных описаний, образующих текстовую когерентность. Когерентность в настоящем исследовании понимается в качестве когнитивно-прагматического механизма глобальной связности структуры и семантики текста как целого. Социопрагматические характеристики пейзажных описаний потенциально способны обеспечить повышение степени когерентности художественного текста, коммуникативно-прагматические параметры элементов пейзажа, которые призваны обеспечивать общую когерентность текстового пространства в его единстве, вступают в прямое конвергентное взаимодействие с другими средствами формирования когезии художественных текстов.
Ключевые слова: пейзажное описание, когерентность, социопрагматика, художественный текст, ситуативно-аксиологический контекст.
A. A. Borisov
DOMINANT TYPES OF LANDSCAPE DESCRIPTIONS IN VERBALIZING THE TEXT CATEGORY OF COHERENCE
The article studies the main features of types of landscape descriptions in providing the coherence and cohesion of a literary text. The essence of these linguistic phenomena is analyzed. Cohesion and the integrity of text space are considered in immediate connection with the phenomena in question. Basic intertextuality characteristics are studied as regards cognitive strategies and the phenomenon of intertextual competence. The analysis is made within the frameworks of pragmalinguistic methods; the description of correspondence of landscape descriptions per-locutionary effect as a part of integral textual space persuasion and illocutionary goal. With the reference to the analysis of the phenomenon in different linguo-cultures it is claimed that the pragmatic factors of the
"Description of nature" type enhance coherence in a literary text. Typological criteria for differentiation of landscape descriptions fostering the coherence are specified. Coherence is viewed as a cognitive-pragmatic mechanism of global structure and text semantics interconnection. Social and pragmatic features of landscape descriptions can represent the potential of increasing the literary text coherence degree; communicative and pragmatic parameters of the landscape description elements intended to provide the general coherence of the textual space in its unities works in the direct convergent cross-functionally with other means of text cohesion development.
Key words: landscape description, coherence, sociopragmatics, literary text, situation-axiological context.
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
Современная когнитивно-прагматическая парадигма текстологических исследований во главу угла ставит вопросы, связанные с непосредственным взаимодействием языковых явлений и социума. Именно такое толкование сути и специфики современной лингвистики дает возможность определить основной круг вопросов, релевантных для избранной проблемной области. Первое, это анализ перлоку-тивного эффекта пейзажных описаний в рамках речевого воздействия цельного текстового пространства литературного произведения, что находит свое отражение в прагмалингвистиче-ских исследованиях, в данном случае мы можем утверждать, что целью анализа перлокуции в рамках когнитивного подхода является специфика реляций различных когнитивных (концептуальных) систем в их связи с «условиями успешности речевых актов в конкретных ситуациях» [3, ^ 12]. Второе, это изучение характеристик социального статуса продуцента в неразрывном единстве с их репрезентацией в речевой деятельности и в тексте, представляющим ее результат в письменной форме.
Избранный нами когнитивно-прагматический подход к описанию текстовых категорий позволяет выявить некоторые типы текста, обладающие специфическими прагматическими и социокультурными характеристиками. При этом каждый текстовый тип может быть представлен в качестве некоей модели уровней взаимодействия:
а) социокультурная речеповеденческая модель, которая реализуется в текстовом пространстве в виде формальных структур и тематической структуры;
б) концептуально-валерная система продуцента речевого сообщения и её вербализация в структуре и ткани текста, что «является индивидуальным актом интендирования, преодолевающим границы языка, деструктурирующим и порождающим новую картину мира, представляет новый взгляд на объективную реальность через призму собственной концептуально-ва-лерной системы продуцента» [2, ^ 642].
Пейзажное описание представляет собой специфический социопрагматический тип текста, включающий в себя несколько основных параметров: 1) аксиологические установки субъекта-повествователя в рамках развертывания концептуально-валерной системы, 2) фреймовое моделирование развёртывания композиции (семантика репрезентируемой в тексте денотативной ситуации в композиционно-речевых формах статического или динамического описания в качестве элементарной
когнитивно-языковой модели вербальной материализации), «различные структуры (фреймы, сценарии, стратегии, планы, кластеры и пр.) представляют собой пакеты информации (хранимые в памяти или создаваемые в ней по мере необходимости из содержащихся в памяти компонентов), которые обеспечивают адекватную когнитивную отработку стандартных ситуаций» [1, а 123], а также 3) социокультурную дистрибуцию как специфический аспект экспликации конкретного литературного направления.
Данные характерологические признаки дают возможность, с одной стороны, отделить пейзажные описания от других компонентов в пространстве художественного текста (сюжетной наррации, описаний характеров и внешней презентации героев и т. п.), что детерминирует его как особый феномен, который требует детального изучения. Однако, кроме того, они детерминируют потенции данного социопраг-малингвистического типа текста служить одним из наиболее важных маркеров когерентности литературного произведения. Ведь вряд ли вызовет споры тот факт, что описания природы в литературных произведениях являются не только фоновой реалией, но и емким стержнем, рождающим «удивительное богатство смыслов и, что особенно важно, их объемную многоплановость, почти адекватную многоплановости самой жизни» [4, ^ 234]. Мы в данном случае рассматриваем исключительно когнитивно-прагматический аспект толкования отношений когерентности, который органично взаимосвязан с сигнификативной сочетаемостью фраз и ассоциатов в пределах одного макро-речевого акта, с возможностью имманентного переключения кодов описания природы как уже знакомых стереотипных ситуаций, когда можно действовать по уже сформированной модели, не теряя при этом её гибкости и возможности к трансформации. «При столкновении с новой ситуацией человек подбирает в сознании наиболее подходящий фрейм для ее структурирования и осмысления, что оказывается возможным благодаря гибкой структуре фрейма» [1, ^ 125].
Главной целью нашего исследования является комплексный анализ когерентообразую-щих механизмов социопрагматического текстового типа пейзажного описания. Выбор именно художественных произведений как иллюстративного материала объясняется следующими причинами: насыщенностью образными, часто символическими, яркими описаниями природы; социально-актуальной направленностью избранных для анализа произведений, что
ГУМАНИТАРНЫЕ И ЮРИДИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
дает возможность адекватной интерпретации прагматического аспекта в его связности.
Проанализируем основные элементы соци-опрагматической модели пейзажных описаний и их роль в аспекте реализации когерентности литературного текста.
Аксиологические установки субъекта-повествователя в рамках развертывания концепту-ально-валерной системы. В художественном тексте как субъект-повествователь могут выступать как автор-продуцент самого текста, так и персонаж как продуцент конкретного речевого акта. В процессе интерпретации аксиологических установок героя необходимо учитывать факт детерминирования мировоззренческих и жизненных ориентиров персонажа интенцией автора, которая представляется доминирующей в рамках всего текста художественного произведения.
Так в русскоязычных произведениях достаточно употребительны сравнительные конструкции с базой релевантных для автора ассоциаций, репрезентирующих концептуаль-но-валерную систему как автора, так и персонажа, например, в романе Б. Пастернака «Доктор Живаго»:
Здесь была сырая тьма, бурелом и падаль, было мало цветов и членистые стебли хвоща были похожи на жезлы и посохи с египетским орнаментом, как в его иллюстрированном священном писании [5, с. 21].
Один из героев романа, от лица которого ведется повествование в данном фрагменте, личность весьма религиозная, что и объясняет ассоциативное сравнение с библейскими описаниями, в рамках экспликации концептуального поля «Религия» и ноэм «набожность», «интеллигентность» в портретировании персонажа. В каждом подобном авторском переосмыслении единства ассоциативного ряда существует целый «комплекс приемов рече-мыслительной деятельности по переосмыслению исходной ноэматической структуры, которые базируются на окказиональном (ин-тенциально-авторском) переносе различного вида ноэм разного объема семантических единиц репрезентирующийся на уровне текстовой реальности посредством троп: метафоры, метонимии, оксюморона, иронии, аллегории, риторического вопроса, умолчания, определенных форм интертекстуальных вкраплений и др.» [2, с. 642].
В другом репрезентативном примере мы видим пейзажное описание с применением множества колористических единиц, выстраивающих ряд с ноэмами «кровь», «жестокость»,
в концептуально-валерной системе продуцента высказывания, ассоциирующиеся с днем кровавого воскресенья в период первой февральской революции 1905 года. Герой-продуцент был настолько потрясен этими кровавыми событиями, что его психо-эмоциональное состояние теперь прочно связывает данное метафорическое описание с пейзажами февральской природы, колористическая символика данного пассажа соединяет когерентными связями пейзажный и сюжетный нарратив:
Снег шел реже. Вечер был сух, как рисунок углем. Вдруг садящееся где-то за домами солнце стало из-за угла словно пальцем тыкать во все красное на улице: в красно-верхие шапки драгун, в полотнище упавшего красного флага, в следы крови, протянувшиеся по снегу красненькими ниточками и точками [5, с. 39].
Именно в подобных ассоциативно обоснованных пейзажных описаниях можно выявит концептосферу индивидуально-авторского речепроизводства и четко детерминировать эмо-тивно-аксиологические предпочтения субъекта речи.
Фреймовое моделирование развёртывания композиции. Описание природы в художественных текстах всегда осуществляется либо в форме динамического, либо статического описания, при этом специфика отбора явлений и феноменов, которые подкрепляют общую когерентность текстовой реальности, определяется хронотопом наррации, в которой само описание природы интенциально интегрируется автором в качестве специфического субфрейма. Именно таким способом автор эксплицирует особую тональность восприятия художественного текста, но он либо осознанно, либо интуитивно всегда учитывает фокус гипотетического реципиента, «возможные схемы действия задаются безусловно автором, но рождаются в результате восприятия и осознания иномирного восприятия чуждым сознанием читателя, текст в данном случае служит когнитивным инструментом восприятия затекстовой рефлективной реальности автора, отражающей объективную реальность, обусловливающую ситуацию семиозиса» [2, с. 642]. В данном случае статическое описание неизменно вербализует ноэмы «спокойствие», «идиллия», реализуя перлокутивный эффект порождения умиротворенности в восприятии текстового отрывка, трансформации душевного настроя реципиента на положительную тональность, например:
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
Здесь была удивительная прелесть! Каждую минуту слышался трехтонный высвист иволг, с промежутками выжидания, чтобы влажный, как из дудки извлеченный звук до конца пропитал окрестность. Стоячий, заблудившийся в воздухе запах цветов пригвожден был зноем непосредственно к клумбам ... Над лужайками слуховой галлюцинацией висел призрак маминого голоса, он звучал Юре в мелодических оборотах птиц и жужжании пчел [5, а 21].
Данный фрагмент пейзажного описания навевает спокойствие и безмятежность, ассоциируясь в сознании героя со временами счастливого детства, в то время ему чужды были великие глобальные потрясения, что актуализируется в тексте с помощью номинативных существительных опредмечивающих природные явления с препозицией конкретизирующих эпитетов (заблудившийся в воздухе запах цветов, трехтонный высвист иволг), наряду с сочинительной связью отдельных частей сложного предложения, которая призвана эксплицировать хронотопическое соположение описываемых явлений. Первичная семантика глаголов ослабляется и нередко абсолютно нивелируется, превращая их в формализованные связки (был), которыми, однако, реализуется и когезионная функция обеспечения формальной связи текстовых компонентов.
В процессе экспликации релевантных для героев переломных моментов автор избирает обычно другую тактику, динамического описания, этот прием вербализует в частой смене картин и глагольном динамизме ноэмы «смятения», «беспокойства»:
Из-под сдвинувшейся снеговой пелены выбежала вода и заголосила. Непроходимые лесные трущобы встрепенулись. Все в них пробудилось. Воде было где разгуляться. Она летела вниз с отвесов, прудила пруды, разливалась вширь. По лесу змеями разливались потоки, увязали и грузли в снегу, теснившем их движение, с шипением текли по ровным местам и, обрываясь вниз, рассыпались водяной пылью [5, ^ 181].
Изображение героя в рамках данного пейзажного описания выполнено в ситуации динамической смены локализации, в тот период, когда Юрий Живаго оказывается на перепутье, с беспокойством, страхом, но в то же время надеждой смотрит он на начало новой жизни. Ноэмы «нестабильность», «скоротечность» актуализируются в сопровождении экспрессивных языковых средств соответствующего эпизода произведения, обеспечивается это и
с помощью эллипсиса, кратких предложений, бессоюзных однородных членов, синтаксическом параллелизме, динамических экспрессивных глаголов (пробудиться, выбежать, разливаться, заголосить, грузить, течь), так и многократных тавтологических повторах, при этом основной акцент сделан на развивающемся действии, экспликации его пошагового характера. Таким образом, пейзажное описание обеспечивает когерентность авторских трактовок образов и внешней социокультурной среды.
Социокультурная дистрибуцию как специфический аспект экспликации конкретного литературного направления. Когерентность в данном случае достигается в рамках создания пейзажного описания, которое определяется как вариативное, зависящее от принадлежности конкретного произведения к тому или иному литературному течению. Данная привязка и расставляет акценты, которые связывают сюжетное действие с экстралингвистической реальностью и общей тональностью текста. При реализации основных позиций реализма в романе Б. Пастернака «Доктор Живаго» достаточно четко определяется выбор конкретных природных феноменов и явлений, которые попадают в фокус восприятия автора и получают актуализацию в соответствующей данному литературному направлению форме. Это компоненты пейзажного описания, сопровождающие реальный, повседневный быт в романном художественном пространстве: кусты желтой акации, невзрачный огород, мерзлые лужи, малорослые яблони, бисерный дождь, зимние пичужки, рыжелистая рябина и т.п. Следует отметить, что явления, описываемые в рамках цельнооформленного высказывания, объединяются с реалиями быта с помощью согласования с неким единым определяющим словом, что реализует ноэмы «приземленность», «обыденность», способствуя сближению изображаемого с метаморфозами простой жизни:
Пахло началом городской зимы, топтаным листом клена, талым снегом, паровозной гарью и теплым ржаным хлебом, который выпекали в подвале вокзального буфета и только что вынули из печи [5, ^ 32].
Вышесказанное позволяет заключить, что именно социопрагматические характеристики пейзажных описаний потенциально способны обеспечить повышение степени когерентности художественного текста, которая понимается как особый коммуникативно-прагматический механизм связности целостной структуры и се-мантико-ноэматического пространства текста,
ГУМАНИТАРНЫЕ И ЮРИДИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
с таких позиций «текст будет представляться как некое органическое единое функционально-смысловое пространство - текстовая реальность или ткань, а значит, представляет возможность создания совместных суждений об онтологическом» [2, с. 640].
Непосредственные наблюдения над реализацией когерентности в текстах прозы доказывают, что коммуникативно-прагматические параметры элементов пейзажа, которые призваны обеспечивать общую когерентность текстового пространства в его единстве, вступают в прямое конвергентное взаимодействие с другими средствами формирования когезии художественных текстов. В процессе данного взаимодействия образуется глобальная генерализованная связность как поверхностной, так и глубинной структуры рассматриваемых феноменов. При этом средствами когезии необходимо признать, прежде всего, коннексию (Junktion) и повторы-подхваты (Wiederaufnahme).
Анализ реализации текстокогерентной функции пейзажных мотивов в художественных произведениях показывает, что возможно общую систему образов пейзажного описания разделить на три эстетико-коммуникативных типа: идеальный пейзаж, преобладающий в реализме, но присутствующий и в литературе романтизма и сентиментализма; бурный пейзаж, который более свойственен романтической литературе, но может получать экспликацию и в романтизме и сентиментализме; унылый пейзаж, который является доминантным типом описания в сентиментализме, но иногда представлен и в реализме. Таковы доминантные характерологические типы пейзажных описаний в различных литературных направлениях, которые и обусловливают примат того или иного способа экспликации категории когерентности в художественных произведениях в зависимости от их жанровой принадлежности и литературного направления.
Литература
1. Бредихин С. Н. Иерархическая ноэматическая суперструктура vs. фрейм в смыслопорождении концептуальных понятий // Гуманитарные и социальные науки. 2013. №2. С. 117-129.
2. Бредихин С. Н., Вартанова Л. Р Текстологические функции иносказательных переосмысленных конструкций в смыслообразовательном аспекте // Фундаментальные исследования. 2015. №2-3. С. 639-643.
3. Дейк Т. А., ван. Контекст и познание. Фреймы знаний и понимание речевых актов // Язык. Познание. Коммуникация. М.: Прогресс, 1989. С. 12-40.
4. Лотман Ю. М. Семиосфера. СПб.: Искусство-СПб, 2001. 704 с.
5. Пастернак Б. Л. Доктор Живаго. М.: Книжная Палата, 1989. 431 с.
References
1. Bredikhin S. N. lerarkhicheskaya noematicheskaya superstruktura vs. freym v smysloporozhdenii kontseptual'nykh ponyatiy (Hierarchic noematic strycture vs. frame within conceptual notion sense derivation) // Gumanitarnye i sotsial'nye nauki. 2013. No. 2. P. 117-129. (In Russian).
2.Bredikhin S. N., Vartanova L. R. Tekstologicheskie funktsii inoskazatel'nykh pereosmyslennykh konstruktsiy v smysloobrazovatel'nom aspekte (Textual functions of allusive contemplative phrases in sense-making) // Fundamental'nye issledovaniya. 2015. No. 2-3. P. 639-643. (In Russian).
3. Dijk T. A., van. Kontekst i poznanie. Freymy znaniy i ponimanie rechevykh aktov (Context and cognition. Knowledge frames and speech act comprehension) // Yazyk. Poznanie. Kommunikatsiya. Moscow: Progress, 1989. P. 12-40. (In Russian).
4.Lotman Yu. M. Semiosfera (Semiosphere). St.Petersburg: Iskusstvo-SPb, 2001. 704 p. (In Russian).
5.Pasternak B. L. Doktor Zhivago (DoctorZhivago). Moscow: Knizhnaya Palata, 1989. 431 p. (In Russian).
