CC BY
44
Горшенков Геннадий Николаевич
доктор юридических наук, профессор, почетный вице-президент Российской криминологической ассоциации, профессор кафедры уголовного права и процесса Национального исследовательского Нижегородского государственного университета имени НИ. Лобачевского)
Gorshenkov Gennady Nikolaevich
doctor of law, professor, honorary vice-president of the Russian criinnio logical association, professor of the department of criminal law and procedure of the National research Nizhny Novgorod state university named after N.I. Lobachevsky
E-mail: [email protected]
Доктринальные инновации в криминологии: сущность, ценность, проблемы реализации
Doctrinal innovations in criminology: essence, value, problems of implementation
Аннотация. Излагаются инновационные идеи развития науки криминологии и ее отдельных институтов, их сущности, актуальности и перспектив. Уделяется внимание общетеоретическому характеру криминологии по отношению к другим дисциплинами антикриминального цикла, развитию ее как юридической науки, коррекции предмета криминологического изучения, функциональности криминологии.
Ключевые слова: ретрологмя, консенсус, парадигмы криминологии; концепции; преступность общества, деяния; наказание, функции, цели.
Abstract. Innovative ideas for the development of the science of criminology and its separate institutions, their essence, relevance and prospects are presented. Attention is paid to the General theoretical nature of criminology in relation to other disciplines of the anti-criminal cycle, its development as a legal science, correction of the subject of criminological study, and the functionality of criminology.
Keywords: retrology, consensus, paradigms of criminology; concepts; criminality of society, acts; punishment, functions, goals.
Инновационный (с англ. innovate — вводить новшества) характер криминологии автор рассматривает на двух уровнях: 1) самой науки криминологии и 2) частных криминологических теорий, что объясняется в особенности двумя основными факторами: а) развитием современной преступности как высокоорганизованной криминальной системы, представляющей угрозу национальной безопасности и, следовательно, требующей пересмотра сложившихся представлений о ней, методологии ее познания и научного сопровождения деятельности по предупреждению преступлений1; 6} саморазвитием науки о преступности.
Осмысление современной криминологии, ее предмета, метода и целей представляется перспективным при условии инновационного подхода, в частности ретрологического (на основе опыта прошлого) осмысления природы и сущности того, что ныне представляет собой криминология.
Преемственность позволяет глубже проникать в суть исследуемых социально-юридических явлений, их состояний и особенностей в историческом и настоящем времени. «Деятельность предшествующих поколений не проходит бесследно, но, становясь моментом исторической среды, определяет направление деятельности последующих поколений»2. Это относится и к поколениям криминологов.
1 Криминология — XX век \ Под ред. В.Н. Бурлакова, В.П. Сальникова. — СПб.: Издательство «Юридический центр Пресс», 2000. — с. 5
2 Рыбаков В. А. Преемственность в развитии права (теоретико-исторический аспект): монография. Омск: издательский дом «Наука», 2007. —с.7
В преемственности выражено динамическое развитие и накопление истинных знаний, которые не только питают современную науку, но и нуждаются в бережном отношении к ним, в защите их от различных (идеологических, политических, карьеристских, завистнических и другого рода) фальсификаций или невежественных оценок. Например, как подсказывает личный опыт, современная правоведческая (учащаяся и учащая) молодежь убежденно связывает учение Ч. Ломброзо с его первыми поспешными выводами о «прирожденном преступнике», или «преступном человеке» и другими ошибочными выводами, утверждающими торжество природы в причинности преступности. А вот что касается разработанных им положений об экономической, политической, массово-информационной детерминации преступности, в целом о системном характере её причинности, теоретических и методических положениях относительно изучения лиц, совершивших преступление, то это вызывает у упомянутой молодёжи удивление. Удивляет её и то, что социологическая школа, оказывается, — это вовсе не антипод антропологической школы, а это одна — антрополого-социологическая — школа, развивающая, в продолжение теоретического, прикладное направление криминологии.
Составители Большого юридического словаря утверждают: главная идея (?!) антропологической школы уголовного права «заключается в том, что преступность — явление не социальное, а сугубо биологическое, в силу чего преступника необходимо изучать с антропологической точки зрения»1.
Между тем, величие криминологической мысли новой, антропологической школы завораживает, когда воспринимаешь эти мысли не под углом зрения критиков, а со страниц произведений самого Ч. Ломбрзо и его последователей. Особенно важно подчеркнуть важность работ Ломброзо в осмыслении современной (политической) преступности. Из множества примеров ломброзовского глубокого проникновения в природу криминальных явлений в частности можно привести именно такой — изучение личности политического преступника. Ученый исследовал индивидуальность людей, фанатично преданных идеалу социальной справедливости, совершающих протестные анархистские выступления вплоть до применения террористических актов.
Вообще, в числе причин политических преступлений классовому и социальному фанатизму Ломброзо отводил немалую роль. Но, что характерно, причину этого человеческого феномена Ломброзо усматривал отнюдь не в его природе, а в политическом социуме, например, в кризисе парламентской демократии Италии, в коррупции политиков, девальвации идеалов социальной справедливости2.
Исследование ученым социологического аспекта политической преступности объективные критики рассматривают как наиболее ценную часть научного наследия Ломброзо. Они обращали внимание на убедительные выводы ученого, который писал о тесной связи преступности и политики, исследовал причины протестных, экстремистских форм политической борьбы.
Ретрология криминологии, безусловно, перспективная отрасль знаний о прошлом, «очищающей» это криминологическое прошлое, а не воссоздавая его по особым правилам3в угоду нечестных политиков, недобросовестных учёных, людей в криминологии, «скользяще» мыслящих в этой науке по трудам современников, не удосуживаясь вникнуть в содержание первоисточников.
В преемственности выражено динамическое развитие и накопление истинных знаний, которые не только питают современную науку, но и нуждаются в бережном отношении к ним, в защите их от различных фальсификаций или невежественных оценок, ошибочных утверждений.
Криминология в России — юридическая, ярко выраженная теоретико-прикладная наука. Следовательно, необходимо видеть два направления, или уровня систематизации знаний о природе и сущности преступления (в собирательном смысле этого слова). Эти знания не возникли вдруг в середине XVIII века с изданием исторического сочинения Рафаэля Гарофало (ученика Ч. Ломброзо) «Криминология. Природа преступности и теория наказания» (1884 г.).
Гарофало в связи с этим называют даже «основателем криминологии», аргументируя тем, что... он относительно первым употребил термин «криминология», т.е. к тому, что вызревало веками.
Однако наука не возникает как одночастное произведение исследовательской мысли. Это, как нам известно, длительный процесс систематизации знаний. При это важно иметь в виду, что сам термин «криминология» был известен еще четверть века [6: с. 235] до того, как его использовал Гарофало.
Первоначально слово «криминология» употреблялось для наименования отнюдь не научного, но практического направления творческой мысли. Криминологии в этом определении представлялась как «общественная», «культурная», «популярная» и т. п. А можно было бы определить ее и как уникальную форму искусства, которая основывалась «на гуманистических концепциях (в области философии, истории, правоведения, культурологии, литературоведения)»4.
Что касается юридического осмысления сущности криминологии, то, например, уместно привести свидетельством тому публикацию в бостонской газете (США) от 3 апреля 1872 года, в которой сообщалось
1 Большой юридический словарь. — 3-е изд., доп. и перераб. I под ред. А Я. Сухарева. М.: ИНФРА-М., 2007. — с. 31.
2 Энциклопедия Крутоевет: URL: httpy/www.kmgosvet.rii'eric/gumanitamye_nauki/sociologiya/LOMBROZO_CHEZARE.html
3 Зиновьев А. А. Фактор понимания. М.: Алгоритм, Эксмо, 2006. — с. 482.
4 Уилсон Дж. Р. Слово «криминология»: филологическое исследование и определение // Актуальные проблемы экономики и права. 2016. Т. 10, № 3. С. 228.
о преподавании криминологии во Франции (об этом пишет американский ученый Дж. Р. Уилсон»}. В статье в частности сообщалось: «Школа права предлагает... лекции... по дисциплине, которую французы называют "криминологией", или науке об уголовном законодательстве» (выделено нами — авт.)1.
Итак, уже изначально криминологическая мысль развивалась в юридическом русле. В «ретропек-тивном представлении» криминологические идеи получали развитие еще — в Средние века и эпоху Возрождения. Анализируя этот феномен, проф. В.В. Лунеев в учебнике для бакалавров две (вторую и третью) главы посвятил истории криминологии (точнее было бы, наверное, сказать протокриминологи-ческим знаниям). В них ученый исследует развитие криминологии в античный период; эволюцию криминологии в Средневековье (конец V в. — начало XVII в.); развитие криминологии в Новое (середина XVII — начало XX в.) и Новейшее (последующее) время2.
Разумеется, в данном случае речь идет о духе криминологии, но не о ее букве. Буква как раз и появляется с легкой руки Р. Гарофало (1884 г.). А что касается духа криминологии, то он был воспет значительно раньше, в историческом произведении Ч. Бекария «О преступлениях и наказаниях» (1764 г.).
Не надо забывать, что Ч. Беккария считал себя учеником великого Ш. Монтескье, автора известного фило-софско-правового произведения «О духе законов». В трудах этих двух мыслителей представлена методологическая концепция, в которой основная роль отведена принципам, представляющих криминологическую основу юридического учения о лрестулении и наказании, или классической школы уголовного права.
По убеждению советского, российского ученого-юриста Ф.М. Решетникова, автора многих работ по истории политической и правовой мысли, истории уголовно-правовых доктрин, криминологии, опубликовавшего в частности исследование о жизненном и творческом пути Ч. Беккария, высказал убеждение в том, что этот выдающийся итальянский просветитель и гуманист «должен рассматриваться не как основоположник классической школы уголовного права, а как центральная фигура самостоятельного, предшествующего этой школе просветительно-гуманистического (прогуманистического) направления в буржуазном уголовном праве»3. В этом направлении вызревали {можно смело сказать: правили бал) криминологические идеи.
Например, американский ученый В. Фокс прямо утверждает, что «начало криминологии положила работа Беккариа»4. И как с этим не согласиться?
Однако, как известно, сторонники данной школы исследовали преступление односторонне, т.е. акцентируя внимание на его внешней (как сейчас мы говорим, объективной стороне), в которой доминирует деяние. Не реализованная криминалистами-классиками идея изучения внутренней (субъективной) стороны преступления получила развитие в исследованиях ученых другого, позитивистского направления, в котором заявила о себе новая, антрополого-социологическая школа во главе с Ч. Ломброзо и впоследствии с его единомышленниками Э. Ферри, предложившим концепцию уголовной социологии, (синоним «криминологии») включающей в себя все отрасли знаний о преступлении, и Р. Гарофало, как юристом-практиком сосредоточившимся на разработке уголовно-правовых и процессуальных положений антропологической школы6.
Таким образом в юридическом учении о преступлении и наказании стали складываться два направления: теоретическое, или собственно юридическое (в его классической форме) и практическое, или позитивистское. Это разделение потока систематизации знаний о преступлении и наказании является закономерным для криминологии как юридической теоретико-прикладной науки. Между тем, данная закономерность почему-то не всеми правоведами осознается, очевидно, в соответствии со спецификой индивидуальной методологии, индивидуального криминологического мышления.
Как справедливо пишет проф. В В. Лунеев, «между теорией уголовного права и системным изучением закономерностей криминальных реалий или криминологией, к сожалению, не возникло тесного научно-практического сотрудничества»6. Одним из важных объяснений тому видится методологическая непроработанность проблемы «криминологического консенсуса».
Например, проф. В.А. Номоконов в соавторстве с Т.М. Судаковой, анализируя современные тенденции криминологии и размышляя о ее будущем, в частности обращают внимание на тот факт, что ныне вырабатываются некоторые критерии будущей (осовремененной) методологической основы: системное единство и органическая взаимосвязь наук антикриминального цикла»7, и делают вывод о
1 Уилсон Дж. Р. Слово «криминология»: филологическое исследование и определение // Актуальные проблемы экономики и права. 2016. Т. 10, № 3. С.230.
2 Фокс В. Введение в криминологию / пер. с англ. Л. А. Нежинской, М. А. Туманова / вступ. статья В. С. Никифорова, В. М. Когана. М.: Прогресс, 1985 с.33-78.
3 Решетников Ф.М. Беккариа / отв. ред. П.С. Грацианский. М.: Юридическая литература, 1987. С.8
4 Фокс В. Введение в криминологию / пер. с англ. Л. А. Нежинской, М. А. Туманова / вступ. статья В. С. Никифорова, В. М. Когана. М.: Прогресс, 1985. С. 97.
5 Энциклопедия юриста: URL: https://info.wikireading.ru/64937
6 Лунеев В. В. Реалии и теории права: доклад на конференции «Актуальные аспекты анализа и обобщения современного правоведения»: URL: https://rusneb.ru/catalog/000202_000005_33710761/
7 Судакова Т.М.; Номоконов В.А. Осмысление будущего криминологии: обзор современных тенденций // Всероссийский криминологический журнал. 2028. Т. 12; № 4. С.537.
необходимости акцентировать внимание на таком аспекте методологии криминологических исследований, как «целесообразность интеграции совместных усилий представителей наук криминального цикла, комбинированность и системность будущих исследований преступности1.
Многие современные определения криминологии теряют в их ценности, поскольку выражают лишь отдельные «статусные» стороны криминологии: «уголовно-социологическую», «социально-правовую» (Я.И. Гилинский); «социолого-правовую», «междисциплинарную» (Н.Ф. Кузнецова); «социолого-уголовно-правовую» (В.В. Лунеев); «социально-психолого-правовую» {О.В. Старков). Сегодня в криминологии разрабатывается (проф. Д.А. Шестаковым) частная теория, которая так и именуется — «криминология закона», или «отрасль криминологии, изучающая взаимообусловленность преступности и законодательства, законодательную преступность, фикцию порождения законом преступления, криминогенные и преступные законы»2. В этом, правотворческом направлении развития криминологии сегодня разрабатывается соответствующая научная отрасль; проф. В.Н. Орлов определяет как криминологическое право, т.е. комплексную отрасль права, представляющую собой совокупность разных отраслевых юридических норм — как уже сформировавшихся, так и перспективных в своей отраслевой самостоятельности (например, наркокриминологическое, криминопенологичекое право и др.), регулирующие такие общественные отношения, которые возникают в связи с криминогенностью (виктимогеннгостью) обстоятельств и противодействием преступности3.
Каждое названное выше и подобное им определение имеет на то основание, поскольку именно таким видится ученому главное в сущности данной науки, исходя из относительно узко выбранного предмета и специфики метода его исследования. И это нормально. Разные подходы в изучении одного предмета, его отдельных свойств в целом же раскрывают его содержание разносторонне и приводят к пониманию его целостности. Вспомним холистический («холизм» с греч. «цельный») подход в научном познании, основывающемся на качественно своеобразия и приоритете целого по отношению к его частям4.
В этой плоскости небезынтересно посмотреть на преступность как социально-юридическое явление (свойство общества) на уровне частного, т.е. аналогичное, социально-юридическое свойство деяния. Данное свойство определено в ч. 1 ст. 14 Уголовного кодекса РФ «Понятие преступления»: «Преступлением признается виновно совершенное общественно опасное деяние, запрещенное настоящим Кодексом под угрозой наказания».
Виновность, общественная опасность, противоправность, наказуемость и образуют преступность как интегративное свойство деяния. Но это свойство имеет, во-первых, не чисто юридический, а смешанный, социально-юридический характер; во-вторых, оно носит условный, или предполагаемый характер: общественная опасность есть нечто угрожающее для личности, общества, государства, или возможность возникновения вредных последствий деяния; уголовная наказуемость предполагается тоже как возможный феномен, т.е. тоже угроза. При этом данный признак (угроза) некорректно относить к деянию, поскольку наказуемость есть следствие противоправности деяния. Как предписано ч. 1 .ст. 3 Уголовный кодекс РФ предусматривает: «Преступность деяния, а также его наказуемость и иные (выделено нами — авт.) уголовно-правовые последствия определяются только настоящим Кодексом».
Признак виновности как отдельный качественный элемент преступления фактически является составляющим элементом противоправности и характеризует ее как умышленную или неосторожную — в зависимости от формы виновности.
Однако все эти нюансы не повлияли на возможность бескомпромиссного признания преступления как исключительно уголовно-правовой категории, определение которой закреплено законодательством.
Между тем, например, по убеждению проф. Л.И. Спиридонова, преступление выступает как форма социальной жизни вне зависимости от того, будет ли она запрещена уголовным законом или нет6. Убийство останется убийством как общественно опасный поступок, хотя в исключительных случаях и одобряемый обществом. Коррупционные преступления существовали как форма социальной жизни столетия вне зависимости от указания Генпрокуратуры РФ и МВД России от 1 февраля 2016 г. № 65/11/1 года, в котором определялись «преступления коррупционной направленности».
Применительно к тому далекому времени, когда общественное устройство не знало ни государственности, ни права, все бесчинства следует рассматривать как «преступления не в юридическом их понимании, поскольку сама юрисдикция возникла вместе с государством, а преступления в фактическом смысле (выделено нами — авт.), то есть творимые среди населения убийства, воровство, грабежи
1 Судакова Т.М.; Номоконов В.А. Осмысление будущего криминологии: обзор современных тенденций // Всероссийский криминологический журнал. 2028. Т. 12; № 4. С.534.
2 Криминология закона: URL: Ьйр://сус^1ккогд/мк1/Криминология_закона
3 Орлов В.Н. Основы криминологического права: учебник / В.Н. Орлов; Моск. гос. юрид. ун-т им. O.E. Кутафина (МГЮА); журнал «Российский криминологический взгляд». М.: Криминологическая библиотека; Ставрополь: АГРУС Ставропольского гос. аграрного ун-та, 2016. С. 8.
4 Холизм :URL: https:11т.wikipedia.org/wiki/Холизм
3 Спиридонов Л. И. Социология уголовного права. М.: Юридическая литература, 1986. — с. 103.
и прочие бесчинства»1. Позже на такого рода преступления обратило внимание Р. Гарофало, определив их как естественные, болезненно воздействующие на чувства людей и которые в любом цивилизованном обществе расцениваться как деяния, подлежащие уголовному наказанию.
Именно такого рода объективная данность — существование фактического события, именуемого преступлением, признавалась еще основоположниками учения о преступлении и наказании. «Первые законы и власть появились в связи с потребностью восстанавливать порядок, — писал Ч. Беккария, — беспрестанно нарушаемый вследствие столкновений эгоистических интересов каждой отдельной личности»2^ бесспорным представляется то, что именно преступление породило уголовное право, т.е. тот юридический инструмент, который необходим для измерения величины вреда как единственного мерила преступления (по Ч. Беккария) И утверждение um crimen sine lege («нет преступления без указания о нем в законе») верно именно в этом смысле. Так и наращивается сравнения: не существует мегалитов без указания о них в науке.
Итак, наблюдаемое изначально в социуме общественно опасное явление как следствие определенных закономерностей, конфликтов получило уголовно-правовое определение «преступление» — как предполагаемое, в соответствии с критериями, обозначенными УК РФ (уголовно-правовая категория), так и реальный юридический факт, статус которого определяется вступившим в силу обвинительным приговором суда.
Преступление в обыденном статусе де-факто, в одном случае остается как латентное преступление, в другом — как предмет, в одном случае, уголовно-процессуального, в другом, — криминологического исследования.
Логично рассматривать преступление в криминологическом смысле. И такая концепция сегодня разрабатывается проф. Д.А. Шестаковым3.С незначительной корректировкой понятия, сформулированного ученым, можно предложить такую дефиницию рассматриваемой категории: «Под преступлением в криминологическом смысле следует понимать деяние признаки которого указывают на его возможную уголовную противоправность»4.
Кроме того, в криминологическом рассмотрении некоторые преступления де-юре оцениваются как мнимые, т.е. необоснованно запрещенные законом, устанавливающим наказание за него. Данный феномен рассматривается в частности в концепции Ф. Танненбаума «драматизация зла» (1938 г.). Но это уже другая категория — мнимого преступления, которая относится к частной теории — криминологии закона (Д.А. Шестаков).
Неизбежный дифференцированный подход к изучению причин преступного поведения и адекватных мер воздействия на них позволяет качественнее отлаживать криминологический инструментарий и поэтому представляется весьма полезным. В результате углубления знаний о закономерностях преступности конкретизируются и меры воздействия на них — социальные, психологические, социально-психологические, правовые, можно добавить, культурологические, экономические, организационно-управленческие...
Но такой неизбежный уход научного познания в исключительно неправовую материю буквально уводит криминологию из юриспруденции, образно говоря, освобождает ее от юридических обязательств перед родственными отраслями противопреступного цикла и таким образом обращает юридическую криминологию в иную, а именно социологическую систему измерения.
Изначально в криминологии сформировались и сегодня имеют своих сторонников две — нормати-вистская и социологическая — парадигмы 5, или системы взглядов, в соответствии с которыми рассматривается данная наука.
Суть нормативистской криминологии закреплена в формуле научной специальности 12.00.08. — Уголовное право и криминология; уголовно-исполнительное право. В ней определено «исследование преступности как социального негативного явления, структуры и динамики преступности; особенностей причин отдельных видов преступности и их предупреждения; исследование содержания уголовного наказания, его целей задач и порядка исполнения; эффективности наказания и уголовно-исполнительного законотворчества»6.
Криминолог-нормативист, т.е. убежденный в превентивной силе юридической нормы, устремлен к научному поиску путей обеспечения, повышения степени эффективности ее применения. И здесь вполне возможна переоценка возможностей права, особенно при условии отрыва криминологического
1 Поздняков Э.А. Философия преступления. М.: Из дате л ьс ко-по л и графи чес кое предприятие «Интурреклама. Полиграф-Сервис», 2001. С. 337.
2 Беккариа Ч. О преступлениях и наказаниях. М.: Фирма «Стеле», 1995. С. 98.
3 Шестаков Д.А. Криминология. Преступность как свойство общества. СПб. Санки-Петербургекий государственный университет; Издательство «Лань», 2001. С. 80.
4 Горшенков Г.Н. Криминология: научные инновации: Монография. Н. Новгород: Иэд-во Нижегородского госуниверситета; 2009. С. 168.
5 Блувштейн Ю. Д., Добрынин А. В. Основания криминологии: Опыт лог.-филос. исслед. Мн.:. Университете кое, 1990.с. 122-124.
6 Паспорт специальности ВАК 12.00.08 :Ш1_: http://teacode.com/online/vak/p12-00-08.html
мышления от практики. Формальная логика может легко привести к соответствующим «эмоциональным» выводам и сформулировать рекомендации типа «усилить», «ужесточить» и т.п., но которые окажутся научно не обоснованным, т.е. лишенными духа закона.
Суть социологической криминологии (этиологии, уголовной социологии) — исследование проблемы причинности делинквентного поведения как разновидности девиантного, или отклоняющегося (непонятно по каким критериям определяемой средней социальной нормы) поведения. Криминолог, «исповедующий» социологическую парадигму, естественно, будет склонен к занятию противоположной позиции, основанной не на формально-логическом подходе (классической школы учения о преступлении), а на научном анализе той самой «природы вещей», о которой размышлял один из основоположников классической школы Ш. Монтескье. В этой «природе» криминолог обратит внимание на сложные отношения, которые порождают определенные противоречия, вызывают конфликтность, скажем, между уголовно-правовым запретом и моральными ценностями общества либо каких-то его влиятельных структур, их нереализованными ожиданиями, иными антрополого-социологическими факторами и т.д.
Здравый смысл, «в противовес оторванным от практической жизни схоластическим построениям»1, подсказывает, что нельзя «рассекать» естественное единство, определенное методологическим законом, в том числе и для рассматриваемых противоположностей. Здравый смысл, который «базируется на... определенном уровне цивилизованности носителей этого понятия»2, подсказывает, что уход в ту или иную крайность есть не истинностное устремление к цели как вожделенному результату — избавлению людей от криминальной угрозы, а реализация собственных установок, убеждений.
Таким образом, можно с уверенностью предположить: для криминолога-нормативиста «человек важен преимущественно как орудие достижения общественно значимых целей», а для криминолога-социологиста «общество представляется прежде всего орудием достижения целей, стоящих перед его членами» 3.
Важно не доказывать преимущества и к тому же понимаемой как единственно верной той или иной установки, а обоюдно искать известную «золотую середину», или точнее консенсус. И в этом консенсусе мало одного взаимного понимания, согласия. Необходимо взаимное функционирование, объединение энергий нормативистов и социологистов для достижения такой важной цели, как обеспечение безопасности главной социальной ценности, каковой в нашей стране является человек с его правами и свободами.
Представляется, что сегодня все доктринальные инновации в основном сфокусированы на определение предмета криминологии и подходов к его познанию. В этом реализуется комплексный подход, т.е. исследовательский метод, основанный на дроблении проблемы (предмета) исследования на элементы, менее объемные, но позволяющие использовать исследовательские возможности более концентрированно и, таким образом, рождающие новые теории (например, «преступность в цифровом мире» и соответствующая «цифровая криминология» — проф. B.C. Овчинский: «криминология закона» — проф. Д.А. Шестаков и даже «криминологическое право» — проф. В Н. Орлов; методологическая «криминология будущего — проф. В.Н. Фадеев; «криминология как ассоциативная, или общетеоретическая дисциплина противопреступного цикла» — теория пишущего эти строки и др.).
Сегодня в криминологии открывается больший потенциал, рассмотреть и реализовать который позволяют в особенности синергетический и холистический подходы, а также выработанные в невско-волжской криминологической школе принципы и подходы, в частности принцип предположения преступной и противопреступной составляющих в каждом социальном институте, или социальной подсистеме и соответствующий метод поиска в этих социальных образованиях как преступного, так и противопреступного начала.
Такой подход к криминологическому познанию требует серьезной коррекции предмета криминологических воззрений. Традиционно предмет криминологии можно представить в виде триединства известных элементов: преступности, ее закономерностей (так называемых причин) и мер предупреждения преступлений (даже преступности). В ряде определений предмет конкретизируется: в нем выделяются «преступления» и «личность преступника».
Ныне предмет криминологии в части мер предупреждения преступлений предлагается рассматривать в более перспективном смысле, т.е. представляющий собой в кратком представлении преступную и противопреступную подсистемы, рассматриваемые как единую систему социально-юридических отношений в параметрах научных и законодательных отраслей противопреступного цикла (во-первых, отношений преступности и ее закономерностей; во-вторых, отношений противодействия преступности, основанных на методах и средствах дисциплин противопреступного цикла, а также иных возможностях государственного принуждения). Данная «инновационная модель» предмета кримино-
1 Философский словарь / Под ред. И.Т. Фролова. — 6-е изд., перераб. и доп. М.: Политиздат, 1991. С. 143.
2 Блувштейн Ю. Д., Добрынин А. В. Основания криминологии: Опыт лог.-филос. исслед. Мн.:.Университетское, 1990. С. 207.
3 Блувштейн Ю. Д., Добрынин А. В. Основания криминологии: Опыт лог.-филос. исслед. Мн.:.Университетское, 1990. С. 124.
логии отвечает ее общетеоретическому (отвечающему интересам дисциплин противопреступного цикла} характеру функционирования.
Таким образом, криминология уже представляется как область социальной деятельности, направленной на выработку социолого-уголовно-правовых и политических знаний о внутренних и внешних закономерностях указанных взаимодействующих систем.
Термин взаимодействие точно передает синергетический характер обоюдного воздействия, в котором неизбежно проявляется паронимическая пара — антипатических и симпатических отношений.
И это взаимодействие двух энергий иными словами называется социальная борьба, или сложная межсистемная деятельность, в которой, однако, достигается не победа, а преимущество, ибо добро и зло «диалектически обречены» на единство существования, но в непрерывной борьбе, которая, однако, «чревата» переменным преимуществом. «Борьба с преступностью, — пишет А.И. Долгова, — это особый вид взаимодействия двух противоположных сторон»1.
Следует сказать о такого рода инновационном подходе зарубежных ученых в переосмыслении криминологии. Например, американский ученый Джеффри Р. Уилсон предлагает «определение криминологии как систематического изучения преступности, преступников, уголовного права, криминальной юстиции и криминализации...» 2.
Инновационный («дихотомический») характер предмета изучения криминологии (закономерностей взаимодействия преступной и противопреступной систем и путей к оптимизации противодействия преступности), предполагает рассмотрение под новым углом зрения функциональность общетеоретической криминологии 3.
Функциональность можно сравнить со способностью системы к так называемой «перезагрузке». Этот, главным образом, современный политический термин весьма точно передает смысл искусства управления системой криминологической науки.
Функции криминологии выделяются по основным видам исследовательской деятельности, в которой проявляются ее особые, существенные свойства. Эти свойства обусловлены сущностью функциональности. Как уже было определено ранее, функции присущи следующие свойства:
1) нацеленность на предполагаемый результат (например, криминологическая экспертиза проекта нормативного документа, характеристика, оценка, прогноз состояния преступности, криминологической ситуации в целом);
2) направленность, т.е. устремленность относительно устойчивой система регулятивных усилий к предполагаемому результату; в определенном направлении выстраивается и реализуется инструментарий криминологической деятельности (например, поэтапная исследовательская деятельность, направленная на криминологическое обоснование целесообразности или нецелесообразности криминализации, декриминализации, рекриминализации деяния);
3} характер деятельности, который определяется целью, направлением и методами (средствами) их достижения (например, в теоретическом отношении исследование вопросов, связанным с таким древним явлением и современной угрозой общественной безопасности, как суицидальный терроризм; в практическом — оценка криминологической, или криминальной ситуации в муниципальном образовании).
Постановка вопроса о криминологии как общетеоретической науке для дисциплин противопреступного цикла ставит пред необходимостью решать проблему функциональной теории криминологии. Помимо традиционного внимания к известным общенаучным и специальным функциям криминологии нужно рассмотреть специальную, общетеоретическую сторону функциональности. И в этом аспекте представляется возможным выделить как минимум шесть специальных функций криминологии.
1. Интегративная функция (от лат. integer — полный, целый) — может быть представлена в виде деятельностных усилий, направленных на объединение юридических противопреступных теорий и практик в единое целое. То есть функция, назначение которой состоит в том, чтобы вырабатывать в этом интегративном единстве свойство целостности как общего свойства дисциплин противопреступного цикла (например, выраженного в превентивном потенциале междисциплинарного института уголовного наказания.
2. Концептуальная функция — определяется как вид криминологических усилий в направлении формирования определенной системы взглядов на какое-либо явление, скажем, на вид преступности, его причинность, систему превентивных мер, институт уголовного права и в целом систему противодействия такому виду преступности и политику противодействия ему. Так, выделяемая часть преступности по любому ее признаку оказывается объектом особенного внимания криминологов. Например, иннова-
1 Долгова А.И. Борьба с преступностью // Криминология: Учебник для вузов / Под общ. ред. А.И. Долговой. 3-е изд., перераб. и доп. М.: Норма, 2005. С.383.
2 Уилсон Дж. Р. Слово «криминология»: филологическое исследование и определение // Актуальные проблемы экономики и права. 2016. Т. 10, № 3. С.246.
3 Горшенков Г.Н. Криминология: научные инновации: Монография. Н. Новгород: Изд-во Нижегородского госуниверситета; 2009. —214 с.
ционная теория глобальной олигархической преступности (проф. Д.А. Шестаков) как свойство глобальной олигархической власти воспроизводить опаснейшие для человечества преступления, препятствовать тем самым равноправному участию в экономике развивающихся стран, насыщать мировую финансовую систему лжевалютой (долларами США), организовывать гигантские мошеннические «финансовые пирамиды»1 и т.п.
3. Правообразовательная функция — под ней подразумевается участие криминологии в правооб-разовательном творчестве, прежде всего в теоретическом и эмпирическом обосновании правообразова-тельных решений, участие в подготовительной деятельности, т.е. в создании условий для последующей согласованной правотворческой деятельности в направлении предупреждения преступлений, которое обслуживается антикриминальными отраслями права.
Здесь весьма уместен такой яркий пример-аргумент в отношении «правообразовательной» идеи криминологии, как концепция проф. Д. А. Шестакова криминология закона, т.е. разрабатываемая отрасль криминологии, предмет изучения которой определена взаимообусловленность преступности и законодательства. Кстати, в равной мере и такой же яркости этот пример-аргумент относится и к концептуальной функции.
4. Предупредительно-защитительная функция криминологии в частности по своей сущности адекватная задачам уголовного законодательства России: охрана прав и свобод человека и гражданина (будь то и преступник), собственности, общественного порядка и общественной безопасности, окружающей среды, конституционного строя от преступных посягательств, а также предупреждение преступлений.
Уголовное право, реализуя охранительную функцию, защищает позитивные общественные отношения. Таким образом, можно говорить в равной мере и о защитительной функции. Охрана и защита рассматриваются, во-первых, как синонимы, во-вторых, как две — пассивная и активная — формы действия права по обеспечению безопасности.
Одна из доктринальных инновационных идей заключается в разработке единой концепции предупредительно-защитительной функция, в которой предполагается слияние формы и средства (уголовно-правовых, уголовно-процессуальных, уголовно-исполнительных, оперативно-разыскных и др.) и последующая их реализация в едином общетеоретическом целеполаганиия.
Такая идея прорабатывается в криминологии, начало ее, вернее, современное продолжение положил Н.В. Щедрин, разработавший основы теории мер безопасности2.
5. Оптимизирующая функция, сущность которой заключается в разработке положений, предложений и рекомендаций по совершенствованию превентивных мер и методик их применения. Именно здесь, в практической сфере деятельности, интегрируются синергии науки и практического управления и фокусируются на цели, задачи противодействия преступности. Перспективное мышление, использование проблемного метода, критический подход к научным оценкам, смелые инновационные идеи и т. п. — все эти качественные признаки характеризуют сущность оптимизирующей функции.
Оптимизирующая функция особенно тесно связана, можно сказать, с родственной ей, но старшей «по чину», политологической функцией.
6. Политологическая функция — в представлении автора «заявляет» себя на основополагающую роль в реализации усилий дисциплин противопреступного цикла с опорой на криминологию. Как это мыслилось еще на заре зарождения юридического учения о преступлении и наказании. Достаточно вспомнить идеи Э. Генке, Ф. Листа, С.К. Гогеля, М.П. Чубинского и др., чтобы понять глубину органических связей уголовной (точнее, всеохватывающей противопреступной) политики и криминологии, а затем их взаимосвязи с другими родственными отраслями
Именно в политологической функции «вызревает» целеполагание, в соответствии с которым «перезагружается» вся система противодействия преступности и корректируется характер ее функционирования, в соответствии с которым определяются стратегические цели и соответствующие приоритетные направления предупредительного воздействия на преступность — организованную, коррупционную, экстремистскую и т.п. Формируются приоритетные направления противопреступной политики, разрабатываются соответствующие доктринальные концепции — уголовно-правовой, уголовно-процессуальной, уголовно-исполнительной, оперативно-розыскной, собственно криминологической — политики.
Одним из важных аспектов развития общетеоретической (нормативистской) криминологии видится «наказательный» асле/fm. Проблемы уголовного наказания не теряет актуальности на протяжении всего исторического времени его функционирования как главного уголовно-правового средства предупреждения преступлений.
К слову сказать, данная идея готовилась к обсуждению на заседании Санкт-Петербургского международного криминологического клуба в начале октября этого года. Основным «застрельщиком» дискуссии предполагался известный криминолог д.ю.н., проф., директор Центра правовых исследований (Баку, Азербайджанская Республика), Х.Д. Апикперов (вспомним его теорию компромисса в борьбе с преступ-
1 Шестаков Д.А. планетарная олигархическая преступная деятельность: девятый уровень преступности // Криминоло-шя: вчера; сегодня, завтра. 2012. № 2 (25). С. 13.
2 Щедрин Н.В. Введение в правовую теорию мер безопасности: Монография / Краснояр. гос. ун-т, 1999. —180 с.
ностью или другую, «цифровизированную» теорию «электронные весы правосудия»). Тема его доклада «Неизведанные грани феномена наказания (антропологические, философские и правовые аспекты)». Хотя по известным причинам мероприятие не состоялось, однако материалы предварительной дискуссии были опубликованы на сайте клуба. В полном объеме материал дистанционного обсуждения проблемы будет опубликован в журнале Санкт-Петербургского международного криминологического клуба «Криминология: вчера, сегодня, завтра» (в №№ 3 — 4 текущего года)
Одна из посылок докладчика заключалась, можно сказать, в ретрологическом осмыслении бессмысленности целей наказания, ибо, как утверждал в частности Ф. Лист, «не в целесообразности, а в необходимости заключается его юридическое основание»1, т.е. в возмездии.
Докладчик справедливо утверждал ограниченность наказания в возможностях достижения целей. Единственная цель наказания усматривается в воздаянии за причинённое зло или попытку его причинения. Остальные его цели (восстановления социальной справедливости, исправление осужденного, предупреждение совершения новых преступлений — ч. 2 ст. 43 УК РФ), являются или фикцией, или носят факультативный характер2.
Можно, конечно, порассуждать и об условиях исполнения наказания, а они, к большому сожалению, мало в чем отличались в разное историческое время. Например, в 1904 году русский правовед С.К. Го-гель указывал на «истинное состояние европейских тюрем, которые являлись в то время источником физической и нравственной заразы, местом, где царил произвол тюремщиков»3. И в сегодняшнее время читаем признание министра юстиции Российской Федерации A.B. Коновалова в том, что что «пребывание за колючей проволокой... производит необратимое калечащее действие на психику человека, превращая его либо в волка, либо в собаку»4.
Однако современное осмысление проблемы целесообразности наказания показывает, что она решается недостаточно продуманно с методологической точки зрения. Доминирует убеждение, что цель тождественна результату. Но цель — это «идеально, деятельностью мышления положенный результат, ради достижения к-рого предпринимаются те или иные действия или деятельности; их идеальный, внутренне-побуждающий мотив».
Можно сказать, цель — это модель конечной устремленности к чему-либо. Устремленность же может привести или не привести к вожделенному результату. Наивно было бы рассуждать: любая цель (в том числе, наказания) — не предполагаемый, а непременно достижимый результат.
К тому же цель ошибочно понимается как самостоятельный феномен, в то время как она является составляющим элементом функции. Функция же (об это уже шла речь) рассматривается как отношение между определёнными элементами. При этом, один из элементов вызывает изменение в другом. В философском понимании, функция — это назначение, обязанность, круг деятельности, следовательно, решение каких-либо задач, достижение целей.
Важно еще раз подчеркнуть, что цель как элемент функции, представляет ее имманентное свойство и во внешнем проявлении это свойство может привести или не привести к предполагаемому результату. Что и наблюдается на практике столетиями. Банальный пример: функция ружья — стрелять. Следовательно, нужна цель. А поразит ее стрелок или промахнется, зависит от ряда условий — умения стрелка, направления и силы ветра и т.п.
Представляется, что нынешние определённые уголовным законом цели наказания есть не что иное как следствие дифференциации функциональной целесообразности наказания (автор находит допустимым употребление данного «технического» термина). Именно из имманентной функциональной целесообразности наказания законодателем «выведены наружу» функции, которые имеют более сконцентрированную направленность и четкий характер воздействия. Однако традиционно всё это субъективно «вычищается» из функциональности и подаётся как некий выхолощенный, самостоятельный феномен — цель.
И еще важно обратить внимание на инновационный криминологический взгляд, в котором отраслевой институт наказания переосмысливается и представляется как более мощный, междисциплинарный институт, включающий как минимум три основные подсистемы регулятивных взаимосвязей — уголовного права, уголовного судопроизводства и уголовно-исполнительного права.
В соответствии с традиционным пониманием института права5межотраслевой институт наказания можно было бы определить как обособленную группу юридических норм, регулирующих однородные
1 Лист Ф. Учебник уголовного права. Общая часть. Разрешённый автором перевод с 12-го переработанного издания Ф. Ельяшевич. С предисловием автора и проф. М.В. Духовского. М.: Товарищество типографии A.B. Мамонтова, 1903. С. 83.
2 Аликперов Х.Д. Неизведанные грани феномена наказания (антропологические, философские и правовые аспекты) :URL: https:/Avww.cn mi по logy club.ru/the-last-session s/404-2020-10-11-17-19-57.html
3 Gogel S. К. the meaning of imprisonment as a punishment in the past and present. St. Petersburg, 1904.-32 p. Глава Минюста: в колонии человек превращается в волка: URL: http://actualcomment.ru/glava_minyusta_v_kolonii_chelovek_ prevrashchaetsya_v_volka.html. С. 6.
4 Философская энциклопедия. Гл. ред. Ф.В. Константинов. Т. 5. М.: Издательство «Советская энциклопедия», 1970, —740 с.
5 Большой юридический словарь. — 3-е изд., доп. и перераб. / под ред. А Я. Сухарева. М.: ИНФРА-М., 2007. С. 277.
общественные отношения и входящих в отрасли противопреступного цикла. Однако в рамках криминологии как одной из дисциплин данного цикла институт наказания рассматривается не только как «объединение норш, а как система, включающая объединение трех видов отраслевых энергий, которые, сливаясь в единую силу предупредительного воздействия (наблюдаемый синергетический эффект).
Уголовное право предоставляет наказание как уникальный юридический инструмент, посредством которого последствия преступного деяния как фактического отношения связываются с наказанием (по Ф. Листу}. И от того, как будет отлажен этот инструмент, во многом скажется на результативности наказания. Это, во-первых.
Во-вторых, на результативность наказания несомненно влияет качество процедурного механизма его правовоприменения, через который осуществляется то самое «связывание» уголовно-правовых отношений, в процессе которого наказание переводится из материального, или потенциального свойства преступления (наказуемости) в состояние «реальное», или «действующее» — наказание преступника.
В-третьих, наказание переходит в уголовно-исполнительную сферу отношений, где эта сложная динамичная система призвана уже наиболее полно раскрыть свой превентивный потенциал. Но, как явствует из теории и практики, это «призвание» наказания утопично, ввиду вопиющей дисфункционально-сти уголовно-исполнительной системы.
Наконец, в-четвертых, можно указать на особую сферу регулятивных (контролирующих) отношений уголовного наказания, связанных с судимостью.
В завершении этих кратких, отрывочных рассуждений о перспективах криминологии, напрашивается вывод о том, что при таком разностороннем (социально-юридическом) конструировании научных концепций закономерно проявление противоречий. Но как раз именно они вызывают жизненно важные для науки дискуссии, в которых, как бы, «оттачивается» ее продукт в виде инновационных положений, концепций, практических рекомендаций. И этот продукт в принципе не может быть конечным.
