CC BY
276
С 46 странами Китай подписал соглашения о научно-техническом сотрудничестве. «Площадки передачи технологий» созданы совместно с государствами АСЕАН, ЮА, арабскими странами, государствами ЦА и ЦВЕ. Академия наук КНР учредила стипендиальные фонды для соискателей степеней магистров и докторов наук из стран ОПОП. В 2018 г. 500 молодых ученых из этих стран были приняты в КНР на стажировки.
С 24 странами ОПОП Китай подписал соглашения о взаимном признании дипломов о высшем образовании и ученых степеней. Благодаря учрежденному китайским правительством стипендиальному фонду «Шёлковый путь» в 2017 г. 38,7 тыс. студентов смогли приехать на учебу в Китай, это 66,0% всех иностранных студентов, обучавшихся на тот момент в КНР по китайским стипендиям. В 54 странах ОПОП действуют 153 института Конфуция и 149 аудиторий Конфуция (023, с. 19, 26).
Выступая в августе 2018 г. на семинаре, посвященном пятилетию ОПОП, Си Цзиньпин сказал, что нужно переходить от «общего эскиза» к «детальной прорисовке» проекта (023, с. 4). Но уже сейчас, считают авторы доклада Руководящей группы, ОПОП выступает для всего мира как общественное благо. Он воплощает в себе «китайский вариант», т.е. инструментарий модернизации, который может быть с успехом задействован и в других развивающихся странах (023, с. 28).
ВЛАСТЬ
2020.02.024. ГОРДОН А.В. ДОКТРИНА ПРАВЛЕНИЯ СИ ЦЗИНЬПИНА.
GORDON A.V. Xi Jinping's doctrine of government. - DOI: 10.31249/ rva/2020.02.024.
В статье анализируется эволюция идеологических установок компартии Китая с приходом к власти пятого поколения руководителей во главе с Си Цзиньпином (2012). Прослеживается генезис методологического дуализма: с одной стороны, обращение к социализму, с другой - к цивилизационной традиции. Отмечается дальнейший отход от классического марксизма в инновационной формулировке «социализм китайской специфики в новую
эпоху» и параллельное введение в программу идеологемы «великого возрождении китайской нации». Возникший дуализм объясняется эпистемологическими трудностями в изображении сложившейся в ходе реформ социетальности и парадигматической коллизией между сохранением внешней открытости и усугубившейся при правлении Си режимной закрытостью китайского общества, воплотившейся в единовластии и антизападнической индоктрина-ции.
The article analyzes the evolution of the ideological principles of the Chinese Communist Party prompted by advent of the fifth generation of leaders, led by Xi Jinping (2012). The genesis of methodological dualism is detected: on the one hand, an appeal to socialism, on the other - to a civilizational tradition. A further departure from classical Marxism is noted in his innovative motto «Chinese-style socialism in a new era» and the parallel introduction of the ideology of the «great revival of the Chinese nation» into the program. The resulting dualism is explained by epistemological difficulties in depicting the societality that has developed during the reforms and the collision of paradigms of maintaining external openness and aggravation of the regime closedness of Chinese society during the reign of Xi, embodied in autocracy and anti-Western indoctrination.
Ключевые слова: Коммунистическая партия Китая; XIXсъезд КПК; Конституция КНР; Си Цзиньпин; Мао Цзэдун; Дэн Сяопин; Ван Хунин; курс «реформ и открытости»; «социализм китайской специфики новой эпохи»; «Великое возрождение китайской нации»; великодержавность; автократия.
Keywords: Communist party of China; XIX's reunion of CPC; Constitution of PRC; Xi Jinping; Mao Zedong; Deng Xioping; Wang Huning; «Reform and openness»; «Chinese-style socialism in a new era»; «Great revival of the Chinese nation»; gegemonism; autocracy.
Гордон Александр Владимирович, доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института научной информации по общественным наукам РАН., г. Москва, gordon_aleksandr@ mail.ru
На XIX съезде КПК (18-24 октября 2017 г.) генеральный секретарь Си Цзиньпин объявил о начале «новой эпохи» для «со-
циализма китайской специфики». То, что последовало, позволяет уяснить стратегический замысел руководителя правящей партии и уточнить идейно-теоретический смысл его инновации. Сразу после съезда Центральный комитет КПК очередного созыва предложил, а сессия высшего законодательного органа государства ВСНП - Всекитайского собрания народных представителей (при двух «против» и трех «воздержавшихся») утвердила поправки в Конституцию КНР, которые не только предоставляют возможность нынешнему руководителю страны оставаться у власти без ограничения срока его мандата (мандата Неба, в китайской императорской традиции), т.е. пожизненно, но и заранее санкционируют его нововведения в теорию и устройство современной китайской государственности.
В конституционной преамбуле о концепциях государственной системы КНР к упоминанию вклада Мао Цзэдуна и Дэн Сяопина отныне добавляется фраза о «руководящих идеях» Си Цзинь-пина. Обращает на себя внимание тот знаменательный факт, что в отличие от «архитектора реформ», имя которого было вписано в преамбулу Конституции посмертно, Си получил конституционный статус при жизни и, следовательно, отныне каждое положение, высказанное им, признается теоретическим достижением, освящаемым Основным законом страны. Именно таким был статус основателя КНР Мао Цзэдуна, идейное руководство которого было закреплено Конституцией КНР прижизненно. Подобное сопоставление дает основание - вслед за другими авторами и по аналогии с «эпохой Мао Цзэдуна» - назвать «новую эпоху» в развитии Китайской Народной Республики именем партийного руководителя, провозгласившего ее наступление.
В сущности, сведущие во властных отношениях в Пекине наблюдатели уже с приходом к руководству партийного лидера пятого поколения1 (2012) предсказывали, что его роль окажется более значительной, чем у предшественников. Происхождение «принца» (как называют отпрысков основателей КНР), опыт руководства на всех ступенях кадровой иерархии, наконец, масштаб
1 «Поколения» отсчитываются по правлениям партийных руководителей с их «командой» приближенных, занимающих высшие партийные и государственные посты: 1) Мао Цзэдун, 2) Дэн Сяопин, 3) Цзян Цзэминь, 4) Ху Цзиньтао,
5) Си Цзиньпин
личности побуждали предвидеть выдающуюся карьеру. В конце первого срока пребывания во власти (2016) Си был объявлен «стержневым лидером (хэсинь линдаожэнь)», образцом партийного руководителя, сравнявшись в этом статусе с Мао Цзэдуном и Дэн Сяопином. А это демонстрировало потенциальным соперникам, что Си находится выше их, пребывая как бы в другом морально-политическом измерении.
Си Цзиньпин пришел к руководству с лозунгом «всестороннего углубления и ускорения реформ», и этот курс воплотился через год в материалах 3-го пленума ЦК КПК 18-го созыва (ноябрь 2013). По традиции эпохи «времен и открытости», заложенной Дэн Сяопином и отводившей подобным партийным мероприятиям соответствующую роль, Пленум принял программный документ развития страны на новом историческом этапе. Название отдавало рутинно-бюрократическим стилем: «Постановление ЦК КПК по некоторым важным вопросам всестороннего углубления реформ». Но реально, как выяснилось несколькими годами позже, документ ознаменовал конец эпохи в развитии страны.
А. В. Виноградов (Институт Дальнего Востока РАН) считает, что «золотой век» китайских реформ, по его выразительной формулировке, пришелся на правление непосредственного предшественника Си Цзиньпина Ху Цзиньтао (2003-2013) [1, с. 10]. Мне видится, что именно постановление ноябрьского пленума ЦК КПК 2013 г. и явилось завершением этого «века», кульминацией курса «реформ и открытости».
Состоявшее из 60 пунктов, оно было беспрецедентным по широте и масштабности замыслов и детальной их проработанности, охватывая, как подчеркивалось в официальном комментарии, 15 сфер жизни китайского общества, формулируя 55 задач и намечая более 300 «важных реформаторских мер» [2].
Провозглашались далеко идущие амбициозные цели «построения общества среднезажиточного благосостояния», создания «могучего, демократического, цивилизованного, гармоничного, модернизированного социалистического государства» и в конечном итоге - «осуществления китайской мечты о великом возрождении китайской нации» [там же].
Инициировалось создание руководящей группы ЦК КПК по «всестороннему углублению реформ», которая будет «отвечать за
общее планирование реформ, координировать их ход, стимулировать процесс их реализации, осуществлять контроль над выполнением планов». Основной упор делался на экономику, реформы в которой признавались «локомотивом» всех преобразований. Здесь основной акцент делался на народно-хозяйственное значение рыночных механизмов с тем, чтобы рынок играл решающую роль в распределении ресурсов. Исключительно важным в связи с этим было разрешение частному капиталу создавать мелкие и средние банки притом, что до той поры реформы проводились при финансовой монополии госорганов и банковских институтов.
В материалах пленума содержались симптоматичные положения, указывавшие на возможность демократических изменений в общественно-политической сфере. Красноречивой была установка «посадить власть в клетку институтов», предполагавшая формирование механизмов «сдерживания и контроля за властью». Декларировалось также создание правового государства, ускоренное строительство «справедливой, эффективной и авторитетной социалистической правовой системы», «защита прав и интересов народа» [там же].
Отдельно говорилось, что «государство уважает и гарантирует права человека», «постепенно» сократится количество статей уголовного кодекса, предусматривающих смертную казнь, и будет отменен «режим трудового перевоспитания» [20], иначе говоря, упраздняется процветавшая со времени образования КНР система наказаний в виде исправительных работ.
Выступая на пленуме, Си Цзиньпин подчеркнул, что развитие страны сталкивается с рядом острых противоречий и вызовов, существуют немало трудностей и проблем, включая «несбалансированное развитие, нерациональность производственной структуры, большой разрыв в развитии городов и деревень и между доходами горожан и сельчан, проблемы в сферах образования, трудоустройства, медицины, социального обеспечения, жилья и экологии, коррупция». Ключом к решению всех этих проблем было названо «углубление реформ» [17].
Даже скептически настроенные зарубежные специалисты оказались впечатленными, увидев в материалах пленума приверженность нового руководства КПК реформаторскому курсу. Си Цзиньпина признали «умеренным реформатором» [21, с. 199].
Видный американский синолог, профессор экономики Китая в Калифорнийском университете (Сан-Диего) Барри Ноутон не скрывал своего удовлетворения постановлением пленума: «документ, внушающий доверие к продолжению реформ». Калифорнийский профессор придавал особое значение личной причастности Си Цзиньпина к выработке документа. Сомнение вызывало лишь то, смогут ли партийные руководители поступиться частью своих полномочий в экономической сфере при продолжении реформ и притом устоять под давлением партийно-государственного истеблишмента, заинтересованного в сохранении своего привилегированного положения [31, р. 23-24].
Опасения американского специалиста подтвердились. Многое пошло не так, как предполагалось и провозглашалось. Аналогичный пленум ЦК КПК (октябрь 2019 г.), избранный 19 партийным съездом, всецело посвятил себя вопросам государственного управления1. А партийный лидер сосредоточился в истекший период времени преимущественно на двух темах: внешняя политика и борьба с коррупцией.
При этом поворот во всех сферах политической жизни страны оказался столь радикальным, что некоторые исследователи заговорили о «третьей китайской революции» [10, с. 28], имея в виду, что первой была так называемая новодемократическая революция, приведшая компартию во главе с Мао Цзэдуном к власти, второй -переход к политике «реформ и открытости» по инициативе «архитектора китайских реформ», как за рубежом окрестили Дэн Сяопина. Вождем «третьей революции» бесспорно становится Си Цзиньпин.
Сразу после вступления на высший пост Си выдвинул нечто напоминающее «вторую программу партии», и эта программа, получившая название «китайской мечты», ассоциируется непосредственно с его именем. Примечательно с точки зрения выдвижения Си на исключительную позицию как идеолога партии и глашатая партийных установок, что идея была высказана вопреки ритуалу не на партийном форуме, а, можно сказать, задним числом.
1 В Пекине завершился 4-й пленум ЦК КПК 19-го созыва. - URL: http://rus sian. news.cn/2019-11/01/c 138519252.htm
Спустя две недели после завершения XVIII съезда (29 ноября 2012 г.) Си Цзиньпин с группой руководящих товарищей посетил Национальный музей. Визит был, разумеется, запланированным мероприятием, и последовавшее заявление вряд ли можно считать экспромтом. Из всех богатейших коллекций внимание руководителей привлекла выставка «Дорогой возрождения». Осмотрев ее, Си поделился вслух своими размышлениями: «Нескончаемая борьба, продолжающаяся со времен Опиумных войн вот уже 170 лет, открыла блистательные перспективы великого возрождения китайской нации. В настоящее время мы как ни в один исторический период ранее близки к осуществлению нашей цели - великому возрождению китайской нации, и как никогда раньше мы уверены в нашей способности достигнуть этой цели (курсив мой. -А. Г.)» [7].
В программу «великого возрождения» вошла выдвинутая еще Дэн Сяопином задача достижения сяокан - общества «средней зажиточности» (как обычно переводится этот термин, почерпнутый из классических текстов). Решение этой задачи в декларации Си привязывалось к 100-летию основания КПК (2021). Но была озвучена еще более грандиозная цель: к 100-летию КНР (2049) создание «богатого и могущественного, демократического и цивилизованного, гармоничного и современного социалистического государства». Поэтому провозглашенные китайским руководителем установки получили в СМИ еще одно крылатое название -программы «двух столетий».
В общем декларация напоминала предвыборные манифесты, и где-нибудь на Западе ее бы назвали «омнибусом»: националистам - могущество, либералам - демократию и цивилизованность, ортодоксам - социализм. И всем - богатство и гармоничность. Но перед исследователем Китай, управляемый Коммунистической партией, которая собирается оставаться у власти не только до середины ХХ1 в., но на весь обозримый период всемирно-исторического времени. «Идея, овладевшая массами, становится материальной силой», - провозгласил некогда основатель учения, которому в Китае ритуально сохраняют верность. И аппарат правящей партии сделал все, чтобы идея ее руководителя проникла в современное китайское общество, захватила китайские массы.
Почему же мыслям, высказанным новым партийным руководителем как бы мимоходом, было придано такое универсальное и магистральное значение? Проницательные наблюдатели увидели в «китайской мечте» национального возрождения альтернативу «американской мечте» и оценили ее, так сказать, социально-терапевтический аспект. С началом реформ китайское общество было захвачено этосом личного преуспеяния [24, с. 5], достижение которого получило официальную идеологическую санкцию. Дэн Сяопин, озабоченный развитием национального предпринимательства и соответственно пробуждением духа предприимчивости в психологически подавленной коммунистическими экспериментами среде, призвал к обогащению и допустил притом, что одним такое удастся раньше, чем другим.
В Китае миллионы людей «с готовностью подписались» бы под критериями «личного, прежде всего материального, благополучия», замечает директор Института Дальнего Востока РАН С. Г. Лузянин [12]. В качестве альтернативы идеологема «китайской мечты» переключает социальную энергетику с индивидуального преуспевания на достижение социальных целей, используя цивилизационную традицию приоритета духовных ценностей над материальными. Первостепенное значение при этом приобретали патриотические обертона. Си Цзиньпин взывал к национальным чувствам, следуя проверенному в истории многих стран сценарию и обосновав свое обращение к теме национального возрождения обидами, нанесенными китайскому народу западными империалистами.
В таком контексте «китайская мечта» предполагает, скажем так, исторический реванш. Подразумевается обретение Китаем прежнего положения на мировой арене, узурпированного внешними враждебными силами. Поэтому заслуживает внимания предложенный авторитетным ученым-международником из Сингапура Ван Гунву термин «реставрационистский национализм» [23, с. 282-283]. Следует вспомнить, что Китай был признан одним из победителей во Второй мировой войне, и его роль была оценена обретением статуса постоянного члена Совета безопасности. Очевидно, нынешнее китайское руководство задумалось о более амбициозных перспективах, что и выразилось в радикальном изменении внешнеполитической доктрины.
Доктрина КПК в международных отношениях в начале реформ может быть охарактеризована одной фразой «держаться в тени». Китаю надлежало приспособиться к существующему глобальному порядку и использовать его благоприятные стороны для экономического подъема страны. Эта задача была успешно выполнена, и достигнутое экономическое могущество побуждало выдвигать самые амбициозные цели.
Суть нового курса была сформулирована Си Цзиньпином в августе 2013 г. на грандиозном совещании по внешнеполитическим вопросам, собравшем всю партийную иерархию и представителей всех органов власти страны. Была выдвинута установка «стремиться к достижению», которая подразумевала обретение активными усилиями благоприятной международной среды для успешного развития Китая [36, с. 160] или, как формулировалось в комментарии агентства Синьхуа, «продвижение китайских интересов на базе растущего могущества на мировой арене» [32, с. 7].
Такой поворот в международном экспертном сообществе был предвидим, а у значительной части китайских международников уже в предвкушении вызывал прилив энтузиазма и подъем патриотических чувств. Были и скептики, приверженные доктрине Дэн Сяопина и опасавшиеся, что отход от нее может стать преждевременным, поскольку страна еще не завершила модернизацию и по многим социальным показателям остается развивающейся страной.
Несомненно, так или иначе, раньше или позже поворот к наступательной внешней политике следовало ожидать. Международники и политологи указывали на необычно возросшее могущество страны, занявшей по размерам ВВП второе место в мировой экономической системе, непосредственно вслед за лидером Соединенными Штатами Америки. Сами экономисты упоминали громадные финансовые ресурсы, накопленные в ходе реформ. Историки вспоминали имперскую традицию Поднебесной, в которой (традиции) самодостаточность соединялась с мессианством, а границы Ойкумены совпадали с пределами влияния императора -Сына Неба. Как отмечал перед возвышением Си на вершину власти австралийский ученый китайского происхождения Чжан Фэн, для перехода в пику мировому гегемону США к наступательному курсу реформируемому Китаю не хватало мессианского порыва
[37, с. 305-328] (который наглядно присутствовал в доктрине Мао Цзэдуна, считавшего Китай центром мировой революции, что несет освобождение всем угнетенным народам).
Приход Си Цзиньпина знаменовал именно такой переход, реализовавшийся во многочисленных и разнообразных инициативах, которые в своей целокупности сулили преобразование существующего миропорядка. Доктринальных инноваций последовало немало и незамедлительно. На международной конференции в знаменитом пекинском университете Цинхуа 7 июля 2012 г., т.е. еще до своего утверждения на высшие посты, Си Цзиньпин сформулировал два положения, ставших основой нового внешнеполитического курса - об «отношениях нового типа между великими державами» и «gongying, отношениях, от которых выигрывают все стороны».
В первом случае главным адресатом были США: Пекин добивался активного развития китайско-американских отношений на партнерских принципах равенства и взаимной выгоды. В китайской и международной прессе много писали о «ловушке Фукиди-да», опасности конфликта между гегемоном мирового порядка и восходящей державой, стремящейся к достижению паритета, если не превосходства. Си указывал, что такой коллизии можно избежать, если учитывать исторический опыт и руководствоваться политическим разумом.
Доктрина Си Цзиньпина включала внешнеполитическое наступление на региональном направлении. В октябре 2013 г., выступая в Совете народных представителей Индонезии, он выдвинул стратегическую концепцию Сообщества общей судьбы Китай-АСЕАН. Комментируя визит руководителя КНР, газета «Жэнь-минь жибао» возвестила о перспективе построения сторонами «морского Шёлкового пути в ХХ1 веке»1.
Еще раньше, выступая в столице Казахстана, Си выдвинул идею возрождения континентального Шёлкового пути. Был создан фонд проекта и Международный банк инфраструктурных инвестиций. Ключом Шёлкового пути предполагаются массивные инвестиции Китая в инфраструктуру охваченных проектом стран.
1 «Сообщество общей судьбы» Китай - АСЕАН (Женьминь Жибао, Китай). - URL: http://www.rodon.org/polit-131009112938
Этот упор на развитие инфраструктуры трактуется в комментариях прессы КНР как «экспорт модели развития Китая по всему миру» [33, с. 8].
В Пекине озаботились, чтобы проект «один пояс - один путь», объединяющий континентальное и морское направления, не выглядел актом китайской экспансии, поэтому выдвижение его сопровождалось энергичной пропагандистской кампанией, сулившей многочисленные блага примкнувшим странам. Проект - это предложение использовать «китайский экономический экспресс» на «благо всего мира», уверяют в Пекине [29].
На Западе, однако, усматривают создание евроазиатской альтернативы Евро-Атлантическому центру существующего мироустройства. Существует подозрение, что проект ориентирован на смену не просто экономико-политического, но глобально-исторического ландшафта и предвещает переход гегемонии в мире от морских держав к континентальным силам во главе с Китаем. По большому счету его реализация может стать поворотным пунктом в развитии мировой цивилизации со времени Великих географических открытий. Вместе с сопутствующими инициативами проект занял заметное место в планах обретения Китаем статуса ведущей глобальной державы [4, с. 74-80].
Для обретения гегемонии в современном мире нужен некий месседж, послание человечеству, и таким обычно служит образ лидера, предлагающего новую парадигму миропорядка. В Пекине это хорошо понимают и серьезно озабочены международным имиджем Китая. Характерны размышления такого авторитетного международника из КНР, как Янь Сюэтун: «Из-за анархической природы международных отношений восходящая держава неизбежно бросает вызов нынешнему гегемону». Восходящая держава не добьется установления благоприятной международной среды, если не начнет активно формировать среду на моральной основе. Создание благоприятного имиджа Китая - это не только «предпосылка обретения восходящей державой статуса ведущей мировой державы, но также необходимая предпосылка привлечения восходящей державой большего числа союзников, чем у нынешнего гегемона» [36, с. 182].
Янь ссылается на поучение Сюнь-цзы1: «Авторитет среди людей обусловлен нравственностью, гегемония - завоеванием доверия». «Стратегическое доверие» - предпосылка для того, «чтобы лидирующее положение на международной арене было принято другими странами». Китай «не сможет победить в стратегическом соперничестве с США за лидерство в мире, если не будет добиваться авторитета в гуманитарной сфере (unless it adopts a humane authority strategy)» [36, с. 161-162].
Вывод красноречив: «Высшим стратегическим интересом возвышающейся державы является установление нового мирового порядка», а «высшая форма мирового лидерства должна быть основана на сочетании материальной силы и нравственности» [36, с. 163]. Нравственность вычитывается в постулатах древнекитайской мудрости, сдобренных современными идеями китайского руководства о взаимной пользе, которую сулит всем странам мира сотрудничество с возвышающимся Китаем. Эти идеи подкрепляются «материальной силой» в виде огромных финансовых ресурсов Китая.
Китай при Си остается рьяным поборником глобализации и, пользуясь обструкционистской позицией, возобладавшей в подходах руководства США при президенте Трампе, завоевывает все новые позиции. Характерно, как отказ Трампа от тщательно и долго подготовлявшегося его предшественниками в Белом Доме договора о Транс-Тихоокеанском партнерстве стимулировал усилия Пекина в важнейшем регионе мира. На 2020 год запланировано подписание соглашения по Всестороннему региональному экономическому партнерству, подразумевающему создание грандиозной зоны свободной торговли, которая объединит страны АСЕАН, КНР, Японию, Республику Корея, Индию, Австралию и Новую Зеландию.
Из многотрудного опыта страны Си сформулировал убеждение: «Открытость ведет к прогрессу, а замкнутость - к отсталости». И он остается верен этому принципу в программных установках, ибо это вопрос не только его личного убеждения, но и суровая необходимость современного развития страны. Для Китая
1 Сюнь-цзы - мыслитель II в. до н.э., совмещавший в своей политической теории конфуцианскую этику с прагматизмом легистов. Считал, что для правителя-гегемона требуется сочетание грубой силы с духовной мощью.
глобализация - жизненная необходимость, поскольку стране не хватает ни сырьевых ресурсов для поддержания надлежащих темпов роста, ни высоких образцов технологии для улучшения его качественных показателей. Поэтому курс «реформ и открытости» остается в силе, и, как можно понять из заявлений Си на торжествах, посвященных 40-летию этого курса (1978-2018), будет поддерживаться на всю обозримую перспективу провозглашенной им «новой эпохи». Как подтверждение «открытости» с 1 января 2020 г. в КНР вступает в силу новый закон об инвестициях, существенно расширяющий сферу деятельности для иностранного капитала.
В докладе на Х1Х съезде КПК было заявлено: «Открытые двери Китая не закроются, они будут распахиваться все шире. Делая упор на реализацию инициативы "Один пояс и один путь", следует и дальше уделять одинаковое внимание заимствованию извне и выходу вовне, руководствуясь принципом "совместное консультирование, совместное строительство и совместное использование", расширять открытость и сотрудничество в сфере инновационного потенциала, сформировать архитектонику открытости, отличающуюся взаимодействием сторон на суше и на море, в Китае и за рубежом, а также взаимной выгодой на восточном и западном направлениях» [15].
В то же время, как неоднократно отмечал китайский руководитель, речь идет о «внешней» открытости и при поддержании последней требуется соблюдение некоего «баланса» между потребностями дальнейшего экономического развития страны и сохранением социальной и политической стабильности. Приоритетность последней становится все более очевидной в «новую эпоху», ибо в конечном счете на кону сохранение партийной монополии на власть и всей системы, обеспечивающей эту монополию.
По ряду признаков можно говорить о том, что коллизия между внешней открытостью и внутренней закрытостью политического режима, а вместе с ним китайского общества вступает в критическую фазу, которая находит многообразное отражение в доктрине КПК. Озабоченность поддержанием стабильности занимает все большее место в стратегических расчетах китайского руководства, реализуясь в разнообразии мер, среди которых силовые репрессивные занимают отнюдь не последнее место.
Известно, что органичным основанием стабильности любого общественного порядка является доверие общества к действующей власти. Это хорошо понимают и в Пекине. В данном случае видится существование своего рода общественного договора: правящая партия обеспечила решительный подъем жизненного уровня многомиллионных слоев китайского общества и взамен ожидает от общества политической лояльности.
В «эпоху Си Цзиньпина» власть продолжает усилия в этом направлении: расширяется сфера социальных услуг, масштабно ведется борьба с бедностью. Между тем для успеха в этом важнейшем направлении требуются, как и прежде, высокие темпы экономического роста. Однако будучи реалистами, партийная верхушка понимает, что такое в силу исчерпании дешевых трудовых ресурсов уже невозможно и следует допустить снижение темпов со всеми возможными и неблагоприятными социальными последствиями.
Эксперты замечают, кроме того, что страна попадает в так называемую ловушку среднего уровня развития. Режим не справляется с разбуженными потребностями и эйфорией бурного роста ожиданий, среди которых, может быть, первейшее - сохранение каналов социальной мобильности. В обществе, особенно у среднего класса, расширением которого любит похвастаться китайская пресса, и еще более среди молодежи нарастает разочарование. Стремлением преодолеть его и было продиктовано едва ли не в первую очередь выдвижение Си грандиозной программы национального возрождения.
«Сама концепция, - отмечает российский китаист И. И. Гру-зинов (ИСАА МГУ) была выдвинута в кризисный момент, вызванный определенной экономической стагнацией, кризисом власти ("пятое поколение руководителей" в отличие от двух предыдущих не было рекомендовано Дэн Сяопином; коррупционные скандалы, приведшие к потере авторитета партии и проч.). Срок ее выдвижения и указанные выше факторы указывают на положение "китайской мечты" как недостижимой утопии, "спасательного круга", который призван стабилизировать внутриполитическую обстановку» [7, с. 112].
«Китайская мечта» вдохнула новую жизнь в политико-идеологическую индоктринацию населения, привычную для по-
добных режимов. В данной области приход к власти Си тоже в известной мере означал наступление «новой эпохи». Особенно заметны изменения в системе высшего образования. Была реанимирована изрядно формализованная в предыдущие годы система обучения студентов основам идеологии правящей партии и постижения задач современного ее политического курса. Все это происходит по традиционной для китайской дидактики методике заучивания и буквального воспроизведения учебных текстов [25].
Из университетских уставов, составленных еще в начале ХХ в. при основании по европейским образцам ныне ведущих университетов Китая, исчезают основополагающие указания на внутреннюю автономию, «свободу мысли» и независимость академических исследований. Зато вводятся статьи о необходимости руководствоваться «учением Си Цзиньпина» [27].
Другое тоже привычное направление - ужесточение контроля над информацией. Си Цзиньпин неоднократно подчеркивал значение информационного контроля как стратегической задачи обеспечения национальной безопасности и одной из важнейших функций государственного управления. В Китае придают большое значение информатизации, причем не только с точки зрения экономической конъюнктуры, значения этой отрасли для экономического развития страны на современном этапе, но и в цивилизаци-онно-стратегическом плане, с точки зрения стадиального перехода в движении мировой цивилизации от индустриального общества к обществу информационному, которое порождает у китайских теоретиков амбициозные планы на достижение Китаем лидерских позиций именно на этом, новом этапе цивилизационного развития
[14; 3].
Между тем информатизация отчетливо рассматривается китайским руководством и как вызов существующему политическому порядку со стороны глобализации. Си ставит целью превращение Китая в «сетевую державу», очерчивая достижения в распространении Интернета и вникая в недостатки. Притом, заметим, вперед выдвигается задача обеспечения «сетевой безопасности», и задача эта очевидно не случайно рассматривается в военных терминах.
Для «строительства сетевой державы», заявляет Си, требуется создание «сильной армии кадров, обладающих высокой поли-
тической сознательностью, высокой квалификацией и хорошим стилем работы». А поскольку «создать «тысячу армий легко, а найти генерала трудно»1, создан и штаб: это «руководящая группа ЦК КПК по обеспечению сетевой безопасности и информатизации». Она, по замыслу Си, должна играть роль «единого централизованного руководства», планировать и реализовывать государственную стратегию, «проводить политику непрерывного повышения способности по обеспечению безопасности в данной области» [18, с. 275].
По сведениям Общества защиты журналистов, КНР, обогнав Турцию, вышла на первое место по числу арестованных журнали-стов2. В стране по существу не осталось независимых каналов мас-смедиа. Целая армия цензоров, около 4 тыс. человек [30] усердно следят за Интернетом, не говоря уже о том, что Фейсбук, Ютуб, Твиттер и другие международные социальные сети запрещены к функционированию. Блокируется частично даже Википедия, а Гугл действует с большими ограничениями, уступая свое место китайскому поисковику Байду, основанному в 2000 г. По существу, завершено создание системы блокирования иностранного контента, получившей название Файрвола [11], Великой китайской стены для мировой Сети.
По очевидному контрасту, со своей стороны Пекин максимально использует свободу информации на Западе. С целью формирования хорошего образа современного Китая с начала 2000-х годов государственными органами КНР была развернута мощная система радио- и телевещания на зарубежье, дублируемая традиционными печатными источниками массовой информации в важнейших центрах мировой политики [28].
Государственной канцелярией по интернет-информации 2 мая 2017 г. были выпущены «Правила управления обслуживания информационных новостей сети Интернет». Организациям, допущенным к размещению информации в Сети, предписывается, что-
1 Из драмы эпохи правления династии Юань (XIII-XIV вв.).
2 Hsu I. How many journalists are jailed in China? Censorship means we don't know // Committee to protect journalists. - URL: https://cpj.org/blog/2019/03/ journalists-jailed-china-censored.php; China: still world's biggest prison for journalists and citizen-journalists // Reporters without borders. - 2017. - June 2. - URL: https:// rsf.org/en/news/china-still-worlds-biggest-prison-journalists-and-citizen-journalists
бы эта информация отвечала «интересам государства и общества». «Основные ответственные лица, главные редакторы» должны быть гражданами Китая. Запрещается создание новостных компаний с участием иностранного капитала [21, с. 203].
Закон КНР о стимулировании киноиндустрии (07.11.2016) обязывает до выхода фильма в прокат предоставлять его сценарий на цензуру в компетентные органы Государственного совета. Публикуется подробнейший список сюжетов, которые запрещается включать в содержание фильмов. Кроме стандартных, есть и довольно экзотические запреты из области общественной морали: «наносящие вред авторитету, имиджу и интересам государства», «клевещущие на национальные прекрасные культуру и традиции», «вредящие национальным нравам и привычкам», «искажающие национальную историю или национальные исторические личности», «травмирующие национальные чувства» [там же].
Об особой чувствительности состояния морально-политической сферы для китайского руководства на современном этапе свидетельствуют и недавние дополнения к Уголовному кодексу, карающие лишением свободы до трех лет «надругательство над гимном» в виде «умышленного искажения слов гимна, нот» или исполнения гимна «извращенным, унизительным способом» [там же, с. 202-203].
Примечательно, что активизация цензуры происходила после ХУШ съезда КПК на фоне поступательного выдвижения Си Цзиньпина к высотам власти. Некоторые специалисты видят в этом следствие эволюции авторитаризма к институту единоличной власти и расценивают как реакцию на проявление недовольства в определенных слоях общества. Возможно, усердный аппарат, стремясь к прикрытию указанной эволюции, выходит в своем рвении за пределы разумного.
Характерно, что табуированию подлежат слова и словосочетания, вызывающие ассоциацию с властью императора или диктатора: Культ личности», «да здравствует», «мой император», «унаследовать престол» (ден цзи) и даже «сесть в самолет» (ден цзи), поскольку созвучно с «унаследовать престол», «провозглашать себя императором», или «Си Цзэдун», намекающее на политическое родство нынешнего правителя с «великим кормчим». Одновременно такой же операции подверглись выражения, ассо-
циирующиеся с протестной ментальностью: «я против», «не согласен», наконец «политическая реформа» (бяньфа). Характерно и табуирование китайских названий знаменитых антиутопий, сатирически изображающих явления тоталитаризма: «1984», «Скотный двор» Оруэлла, «Дивный новый мир» Хаксли [16, с. 142].
«Продолжать претворять в жизнь всеобъемлющую концепцию государственной безопасности», - призвал Си в докладе на ХVIII съезде. Что и воплотилось в принятии соответствующих мер в том числе на высшем, законодательном уровне. Если в учредительный для вновь созданной КНР период 1950-1955 гг. упор в законотворческой деятельности делался на принятие законов в сфере регулирования деятельности органов государственной власти и управления, а при Дэн Сяопине с внедрением рыночных отношений - в экономической сфере, то при Си Цзиньпине, констатирует П. В. Трошинский (Институт Дальнего Востока РАН), преимущество получила сфера государственной безопасности [21].
Таковы законы: «О борьбе со шпионажем» (01.11.2014), «О государственной безопасности» (01.07.2015), «О противодействии терроризму» (27.12.2015), «Об управлении деятельностью зарубежных неправительственных организаций внутри страны» (28.04.2016, с изменениями от 04.11.2017), «О транспортной коммуникации в сфере государственной обороны» (03.09.2016), «О безопасности сети Интернет» (07.11.2016), «О разведке» (27.06.2017), «О ядерной безопасности» (01.09.2017), «О контроле» (20.03.2018) [21, с. 199-200].
Весьма впечатляют и некоторые подзаконные нормативные акты, к примеру «Методы поощрения граждан, сообщивших о фактах шпионажа», предусматривающие вознаграждение при «особо важном значении» информации 100-500 тыс. юаней, при «важном значении» 50-100 тыс. юаней, при «большом значении» 10-50 тыс. юаней [там же, с. 201].
При этом, замечает П. В. Трошинский, до настоящего времени так и не приняты Гражданский, Административный, Налоговый, Жилищный, Семейный кодексы: «На таком фоне первоочередное принятие законов в сфере защиты безопасности государства наводит на определенные размышления: не приведет ли появление новых законов к усилению авторитаризма в стране, эскалации напряженности в обществе, подавлению инакомыслия,
повторению сценария различных разрушительных политических кампаний, апогеем которых была "культурная революция"» [21, с. 200].
Российский китаист допускает, что у китайского руководства могут быть другие соображения, мотивированные лучшей информированностью, и «может, новые угрозы и вызовы китайской государственности настолько серьезны, что лишь первоочередное усиление законодательного регулирования деятельности, связанной с противодействием им, способно защитить Китай от подрыва его устоев?» [там же, с. 200-201].
Что же грозит «подрывом устоев»? В представлении Ван Хунина1, кого, как отмечает Е. В. Журавлева (РУДН), в Китае и за рубежом считают чуть ли не главным теоретиком «эпохи Си Цзиньпина» (конечно, после самого Си), - в первую очередь, ценности западной цивилизации. Именно их влиянием «проводник и куратор внедрения инновационных установок», «ответственный за верную трактовку понятия социализм с китайской спецификой новой эпохи», как определяют его статус и полномочия, объяснил события на площади Тяньаньмэнь. Ван Хунин установил, что мнимо «универсальные ценности западной цивилизации» есть форма «культурного экспансионизма», призванного разрушить китайское общество. Им может противостоять только правящая партия, способная отстоять «культурный суверенитет» страны, ее идеологическую автономию и политическое единство в противостоянии критике из-за рубежа [8, с. 97].
Свои идеи «культурного суверенитета» (термин тоже принадлежит его авторству) Ван начал развивать еще в 90-х годах, доказывая, что развитие культуры следует воспринимать как «мягкую силу» и основу совокупной мощи всей государственности.
1 В Китае его величают «главный мозг Чжуннаньхая» (правительственного квартала в Пекине), а также «китайским Киссинджером», сообщает Е.В. Журавлева. Вершиной политической карьеры Ван Хунина стало вхождение в Постоянный комитет Политбюро в 2017 г. и пост секретаря ЦК КПК. Выпускник Фудань-ского университета (Шанхай) считается представителем знаменитой «шанхайской школы» политических наук и международных отношений. Стажировался в США. О современной эволюции или, точнее будет сказать, «деволю-ции» университетской жизни в этом одном из ведущих и авторитетных образовательных учреждений с богатой историей см.: [Li Jane].
Эти идеи был подхвачены на высшем уровне в правление Ху Цзиньтао, когда вместе с развитием концепции «мягкой силы», была опробована трактовка последней в категориях традиционной культуры Китая. На недавнем П^-форуме в г. Учжене Ван заявил и о «кибернетическом суверенитете» страны [8, с. 98].
Как полагает Е. В. Журавлева, в контексте широкомасштабной борьбы с коррупцией особенно актуальными оказались мысли Ван Хунина о воспитании «дисциплинированного, законопослушного и лояльного китайским ценностным установкам гражданина» [там же, с. 99]. Примечательной выглядит у этого партийного теоретика-идеолога трактовка культурных ценностей через призму актуальных идеологических задач КПК в соединении с обоснованием необходимости использовать культурное наследие для поддержания морально-политической стабильности в обществе.
Несомненно, следует отдать должное современному китайскому руководству: наследуя цивилизационные традиции Поднебесной, оно хорошо понимает значение культуры в создании морально-политического единства. О значении национальной культуры вдохновенно говорил Си Цзиньпин на партийном съезде: «Культура - это душа страны и нации. Расцвет культуры означает процветание страны, а сила культуры - силу нации. Без твердой уверенности в собственной культуре, без расцвета и процветания культуры не может быть и речи о великом возрождении китайской нации». Партийный лидер обратился в связи с этим к культурному наследию: «Истоком и источником социалистической культуры с китайской спецификой является выдающаяся традиционная культура Китая, сформировавшаяся в течение более чем пятитысяче-летней истории китайской цивилизации. Она вплавлена в революционную и передовую социалистическую культуру, созданную китайским народом под руководством партии» [15].
Трактовать ли противодействие цивилизационному влиянию извне главным фронтом борьбы за устойчивость существующего режима, как можно понять Ван Хунина и аналогичные высказывания идеологов КПК, или считать само создание такого фронта попыткой отвлечь внимание от главных проблем китайского общества «эпохи Си Цзиньпина»? Очевидно, что сам Си искал угрозы стабильности режима внутри страны, прежде всего в состоянии правящей партии, и в прошедшие годы уделял главное внимание
именно морально-политическому состоянию партийных рядов и особенно ее аппарату.
На этом направлении наиболее заметной сделалась кампания против коррупции, которую отнюдь нельзя считать законченной. В последние годы в системе органов государственной власти была учреждена новая вертикаль власти - надзорная в виде Государственного комитета контроля (надзора) и местных контрольных комитетов (ст. 123-127 Конституции). О необходимости создания единого централизованного органа по борьбе с коррупцией Си Цзиньпин заявил еще в январе 2016 г. на 6-м пленарном заседании Центральной комиссии КПК по проверке дисциплины, что являлась главным инструментом антикоррупционной кампании.
В результате соединения контрольных функций специальных органов партаппарата и судебных инстанций создана, по выражению П. В. Трошинского, служба «одного окна», в которое стекается вся информация по коррупционным и иным смежным нарушениям и работники которого правомочны принимать соответствующие правовые решения в отношении виновных физических или юридических лиц [21, с. 208].
Создание надзорной ветви власти выделяют и другие российские коллеги. А. В. Виноградов характеризует это действо как главный вклад Си Цзиньпина в политическую теорию [1, с. 18]. Можно согласиться с исследователем в том отношении, что значение данного мероприятия следует воспринимать в общем контексте стратегии нынешнего китайского руководства и что стоит говорить о повороте курса и изменении доктрины, точнее, как мне думается, о ее приближении к исторически известным прототипам партийно-коммунистического правления периодов открытой диктатуры. Совершенно очевидно, что на повестке дня административной реформы, которую часть экспертного сообщества считает основной задачей для правления Си, находится отнюдь не разделение функций партийных и государственных органов, как предполагалось и провозглашалось в начале реформ. Налицо слияние двух ветвей власти в единую партийно-государственную структуру.
Эксперты обращают внимание на тот факт, что описание Государственного комитета по надзору в поправках к Конституции поставлено раньше, чем описание судебной власти. Фактически, это надсудебная инстанция, властный (полновластный?) орган.
Председатель Государственного комитета по надзору (Чжунхуа жэньминь гунхэго гоцзя цзяньча вэйюаньхуэй) назначается ВСНП, учреждения Комитета на местах не подчиняются местным властям. Создан, как представляется в экспертном сообществе, мощнейший карательный орган, напрямую подчиненный китайскому лидеру. По выражению А. А. Семенова (Институт Дальнего Востока) «антикоррупционное суперведомство», проводящее борьбу против коррупции под личным руководством Си Цзиньпина [16, с. 138].
Новой структуре очевидно придается первостепенная роль в создании в партийно-государственном аппарате атмосферы страха перед возможностью разоблачения в моральной нечистоплотности, в административных и уголовных правонарушениях. Речь идет о важнейшем звене профилактики коррупции в представлении китайского лидера: «Пусть каждый руководящий работник запомнит истину: "Не протягивай руки, а если протянул, за нее непременно поймают"... Кадровые работники должны уважать партийную дисциплину и бояться ее»! [18, с. 536].
Понятно, уголовно-карательное устрашение предполагается как крайняя мера. Должное место отводится структурным методам укрепления партийных рядов: культивированию надлежащей нравственности и идейной сплоченности. Быть моральным, по Си, означает прежде всего олицетворять скромность. Он вспоминает, какое впечатление на него произвело воспоминание Чжэн Каофу, сановника периода Чуньцю (770-476 гг. до н.э.) о своей придворной карьере: «После первого назначения я склонял голову, после второго... склонял спину, после третьего... нагибался и шел только вдоль стены» [там же, с. 560].
Борьба с коррумпированностью партийных рядов - это, по образному выражению Си, операционный стол для работника, который подлежит исправлению. И «если появился коррупционер, мы должны сразу и решительно взяться за него» [там же, с. 535]. Важна профилактика - и поскольку китайский руководитель предпочитает медицинские термины, то соответствующая расстановка кадров заключается по его представлению в устранении нестойких индивидов, подверженных «болезни».
Главное для партии, учит Си Цзиньпин, - своевременное обнаружение таких лиц и выявление подобных «болезненных» сим-
птомов. Борьба с коррупцией должна, согласно Си, принять личностный характер, дойти до каждого кадрового работника, ибо проблема коррупции - это, в предельном смысле, борьба за положение правящей партии, за доверие населения к власти. Одним из уроков, извлеченным китайским руководством из драматического коллапса советской партократии, оказывается, повторимся, именно стремление не допустить дискредитации правящей партии в широких слоях общества.
Моральной чистоплотности Си придает большое значение, но еще большее - политической благонадежности и лояльности к партийному руководству. «Я часто думаю, - признается он, - если однажды возникнет сложная ситуация, подобная "цветной революции", смогут ли наши кадровые работники решительно встать на защиту руководства партии и защиту социалистического строя?» [18, с. 364].
Си - а как может быть иначе в публичном заявлении - выражает уверенность в стойкости большинства членов партии и партийных кадров; однако одновременно выражает сожаление, что определить верность каждого кадрового работника в существующей ситуации - а это монополия партии на власть - практически невозможно. «В годы революционной войны... достаточно было понять, способен ли он пожертвовать своей жизнью ради дела партии и народа, сможет ли он броситься вперед, когда затрубит труба». В современной действительности «испытание жизнью и смертью» - редкий случай, и потому, сетует Си, «трудно распознать, есть ли у кадрового работника твердые идеалы и убеждения» [там же, с. 564].
В основу идейной сплоченности кладется требование верности партийно-идеологическому канону, и в этом, конечно, нет ничего нового. Проблема в том, что сам канон выглядит подобием китайской шкатулки. Это ряд структурных компонентов: марксизм-ленинизм, «идеи Мао Цзэдуна», «теория Дэн Сяопина», концепция «тройных представительств» (или «тройного представительства»), представляющая инновацию правления Цзян Цзэми-ня, и введенная при Ху Цзиньтао идеологема «научного развития». Теперь к ним добавляются «руководящие идеи» самого Си.
Принцип политико-идеологической преемственности, присущий доктрине КПК, доводится до складирования всех этих ком-
понентов. Какие из них и с чем коррелируют, остается неясным. Не уточняется, и как те или иные компоненты коррелируют с политическим курсом текущего момента. Заметна все же определенная иерархия. Пиетет к Дэн Сяопину сохраняется, но вперед выходит, как мне кажется, «великий кормчий». Новая эпоха названа в докладе Си «великим скачком», несмотря на ассоциацию с экспериментом форсированной индустриализации Мао Цзэдуна 19581961 гг., закончившимся экономическим провалом и великим голодом, унесшим десятки миллионов человеческих жизней. Вся новая история Китая делится на две части: трагическую и героическую. Трагическая - наследие прошлого, включая, подчеркнем, период Китайской Республики (1911-1949)1. Героическая - вооруженная борьба под руководством КПК и ее приход к власти.
«Наша партия, - говорилось в докладе Си Цзиньпина на съезде, - глубоко осознала, что для осуществления великого возрождения китайской нации необходимо избавить китайский народ от непомерной ноши "трех больших гор" - империализма, феодализма и бюрократического капитализма, осуществить национальную независимость, народное освобождение, объединение страны и социальную стабильность. Компартия, сплачивая и ведя за собой китайский народ, нашла правильный революционный путь, предполагающий окружение города деревнями и вооруженный захват власти. В результате 28-летней кровопролитной борьбы партия завершила новодемократическую революцию, в 1949 г. учредила Китайскую Народную Республику, совершила великий скачок от феодально-абсолютистской политической системы, просуществовавшей в Китае несколько тысячелетий, к народной демократии» [15].
Так, теория революционной войны, концептуализованная «великим кормчим» и получившая название «маоизма», включается в идеологический канон, требуя беспрекословного признания от членов партии. Более того, маоистская концепция революционной
1 Этот период всецело зачисляется в Новодемократическую революцию под руководством КПК, притом исключается деятельность находившегося у власти Гоминьдана, кроме пиетета к харизматической личности Сунь Ятсена. Игнорируется и роль Гоминьдана в антияпонской войне. Типичный пример мифологизации истории для идеологических потребностей правящей партии и ее руководства по классическому образцу «Краткого курса истории ВКП (б)»!
войны становится краеугольным положением в доктрине национального возрождения, а вместе с последней - обоснованием легитимности монополии партии на власть в рамках существующего политического режима.
Заметим, однако, что в современной доктринальной трактовке маоизм обращен исключительно на Китай. Исчез «экспортный вариант» модели революционной войны с ее универсальной пригодностью для «мировой деревни» в образе «крестьянских континентов»: Азии, Африки и Латинской Америки. И новая доктрина уже не рассматривает Китай в качестве центра мировой революции угнетенных и эксплуатируемых народов.
На смену пришла иная «экспортная» модель. Развивающимся странам предлагается использовать опыт экономического развития Китая эпохи «реформ и открытости». При этом выявляется коллизия мессианства и изоляционизма, универсальности и исключительности. С одной стороны, широко пропагандируется китайский опыт, вплоть до деталей вроде целесообразности в решении проблем экономической слаборазвитости энергичного задействования инфраструктурных инвестиций. С другой стороны, не менее навязчиво подчеркивается тщетность универсальных моделей. Видимо, подобная коллизия отражает переходное положение Китая, который уже способен предлагать свои модели, но еще не способен их навязывать. Возможно, думается, и другое объяснение: первоочередная задача для современного руководства страны устоять в противостоянии с влиянием моделей, преобладающих в политической теории, на китайское общество.
Замечательно, что при формировании идеологии реформаторского курса упор на китайскую специфику противопоставлялся не столько либеральной, сколько социалистической классике. Разумеется, социалистический проект - это икона и стержень для партийного канона, в верности социализму клялись и продолжают приносить присягу руководители КПК. Это ключевое слово на партийных форумах. Л. И. Кондрашева (Институт Дальнего Востока РАН) подсчитала, что «социализм» и «социалистический» повторяются в тексте доклада Си на XIX съезде 130 раз (!), притом, что о капитализме и империализме было упомянуто единожды. И это, согласимся, выглядит подобно «завораживающим заклинаниям» [10, с. 25].
Ссылаясь на решения предыдущего ХVIII съезда КПК, ознаменовавшего приход Си Цзиньпина к власти, китайский руководитель пояснял, что «специфически-китайские» характеристики объясняются тем, что Китай находится пока на начальной стадии социализма - и «еще долго будет находиться» на ней [18, с. 14]. «Не менее, чем 100 лет», уточняется в комментариях к этому тексту [там же, с. 27]. Поэтому фразы о том, что коммунист должен «верить» в социализм и перспективу его построения в Китае (через 100 лет!?) звучат по меньшей мере навязчиво, пробуждая сомнение в их убедительности и для самого автора, и для его аудитории.
«Теоретическая система социализма с китайской спецификой имеет научную новизну и является результатом китаизации марксизма», - заявляет Си [там же, с. 12]. Что это значит? Нет слов, пиетет к марксистской теории и ее основоположнику поддерживается в КНР в высокой степени и на самом высоком уровне. 200-летие со дня рождения Маркса (март 2018 г.) отметили торжественным заседанием, на котором с большой речью выступил Си Цзиньпин. Он заявил, что построение социализма с «китайской спецификой» и будет торжеством теории Маркса [26].
Преломление Маркса через специфику китайского социализма приводит между тем к оригинальным выводам. «По сути Маркс уже предсказал возможность такого типа социализма, который будет сочетать социалистические принципы с достижениями капиталистической цивилизации Запада, но он не указал, как будет действовать этот тип социализма, потому что при его жизни не было подобных примеров. Сделав Китай процветающим и развитым социализм с китайской спецификой подтвердит предсказание Маркса», - утверждает Су Вэй из партийной школы в Чунцине [там же].
Парадоксальным видится в подобных утверждениях то, что собственно цивилизационными достижениями капитализма на Западе в Китае эпохи Си Цзиньпина как раз и не думают воспользоваться. Напротив, по всему идеологическому фронту усиливается отторжение «так называемых универсальных ценностей западной цивилизации», а это - права человека, «буржуазные» свободы, сменяемость власти, многопартийность, идеологический и политический плюрализм. Короче, под лозунгами «китайской специ-
фики» отвергается все то, что угрожает стабильности политического режима партии-государства.
И притом доктрина «китайской специфики», подхваченная и дополненная в «эпоху Си Цзиньпина», легитимирует развитие частного предпринимательства, создание крупных капиталистических компаний и внедрение иностранного капитала, занявшего ведущие позиции в высокотехнологических отраслях. В таких условиях устранение в идеологии реформ классового подхода («не важно, какого цвета кошка») и принципа социальной справедливости («одни могут обогащаться раньше других») было благоразумно, ибо соответствовало целям экономического подъема страны.
Установки на построение социализма в программных документах заменило обращение к традиции, из которой было заимствовано понятие сяокан - создания общества «средней зажиточности». «Противоречия такого подхода с теорией социализма, -замечает А. В. Виноградов, - были очевидны». И «чтобы избежать их разрастания на теоретическом уровне КПК последовательно вводила новые стадии»: сначала программировали построение общества сяокан в 2000-х годах, затем было заявлено, что сяокан будет полностью построен к 100-летнему юбилею КПК (2021). Подобное переключение внимания на стадии сяокан «оттягивало принятие решения относительно стратегии дальнейшего развития» [1, с. 14].
Возникла идейно-теоретическая развилка, продолжает российский китаист: «либо вернуться к закономерностям, категориям и ценностям социализма, либо продолжить свой, особый путь, сформулировав для этого новое теоретическое обоснование». Был выбран второй вариант. В наименовании доктрины был изъят предлог «с» (you): «социализм с китайской спецификой» превратился в «социализм китайской специфики», что лексически означало субстантирование атрибута (что-то вроде: «социализм китайской выделки»), а семантически - «усиление фундаментального характера особого китайского пути» [там же].
Введенное Си Цзиньпином на последнем съезде КПК еще одно дополнение в виде ссылки на «эпоху» еще более отдаляет формулировку доктрины от марксистской классики. И Си предупреждает, что грядут все новые инновации, в том числе в теории: «Мир меняется каждый день и каждую минуту, то же самое про-
исходит и в Китае, поэтому в теоретическом плане мы должны идти в ногу со временем, непрерывно познавать законы развития, неустанно развивать теоретические, практические, институциональные, культурные инновации» [15].
«Прислушиваться к голосу эпохи, смело отстаивать истину и исправлять ошибки», - требует генеральный секретарь КПК от партийного руководства и от всех членов правящей партии. И тогда, уверяет он, «китайский марксизм непременно продемонстрирует еще более мощную, более убедительную силу истины!» [15].
Демонстрируя верность завещанным архитектором реформ принципам прагматизма, нынешний руководитель Китая провозглашает: «Эпоха - мать идеи, практика - источник теории». Однако резонный вопрос: как далеко нынешнее руководство Китая готово идти по пути реформ? Не похоже ли, что структурные изменения сводятся к одной сфере - государственного управления? А такие изменения позволяют специалистам говорить об усилении авторитаризма и его эволюции в автократическом направлении.
«Являясь лидером правящей партии, председателем ЦВС1 (военный блок), Центрального комитета по национальной безопасности (силовой блок), главой Центральной руководящей группы по углублению реформ (финансово-экономический блок), главой Центральной руководящей группы по безопасности сети Интернет и информатизации (информационный блок) и др. - Си Цзиньпин сконцентрировал в своих руках ключевые посты в государстве, что определяет его реальные мегаполномочия, - констатирует П. В. Трощинский. Притом что законодательно снято ограничение на срок пребывания в должности Председателя КНР,
1 Центральный военный совет КНР - орган, который руководит Народно-освободительной армией Китая (НОАК), а также военной полицией. Избирается сессией ВСНП, председателем ЦВС становится генеральный секретарь КПК, исключением был Дэн Сяопин, который с начала реформ предпочел единственную для себя инвеституру - пост председателя ЦВС, что подтверждает историческую значимость этого поста в структуре китайского руководства. Председатель ЦВС выполняет функции верховного главнокомандующего. Председателями были предшественники Си: Дэн Сяопин (18 июня 1983 - 19 марта 1990 г.), Цзян Цзэминь (19 марта 1990 - 13 марта 2005 г.), Ху Цзиньтао (13 марта 2005 - 14 марта 2013 г.). В отличие от предшественников Си Цзиньпин занял этот пост незамедлительно после избрания генсеком, что уже тогда было признано симптоматичным среди экспертов по структуре властных отношений в КНР.
нынешний руководитель Китая превращается в «фигуру абсолютного монарха (курсив цит. автора. - А. Г.)» [21, с. 206].
По мнению Л. И. Кондрашевой, происходящее в верхних эшелонах власти сулит грандиозную и радикальную политическую реформу. Будет учреждена новая государственность, напоминающая, как ей представляется, древнегреческие образцы: «монархия, аристократия и низовая демократия». Подразумевается «особая форма авторитаризма», сочетающая единоличное правление («монархия»!) с демократией «в пределах правящей партии» («аристократия»!) и «учетом. мнения населения на низовых административных уровнях» («низовая демократия»!). «Такая организация государственной власти, - полагает российский специалист, - поможет пресечь сепаратистские тенденции и влияние западной идеологии, обеспечить необходимый экономический рост и соблюдение интересов общества в целом», а это «в большей мере соответствует принципам социализма» [10, с. 29].
С Л. И. Кондрашевой можно согласиться лишь наполовину, а именно - в отношении намерений архитекторов новой государственности противостоять сепаратизму и «западной идеологии». А вот отношение к поименованному в качестве теоретика новой системы Полибию и тем более к социализму в его классической, т.е. марксистской, а значит, (увы!) «западной» исходности выглядит весьма спорным. Если следовать теории Маркса, то стоит, на мой взгляд, говорить об «утопическом социализме», об утопии, причем из древней китайской традиции.
Характеризуя программные цели к 2049 г. (создание «богатого, могущественного, демократического, цивилизованного и гармоничного социалистического модернизированного государства»), А. В. Виноградов обращает внимание на использование Си Цзиньпином при этом термина «тянь ся вэй гун», которым передается «более высокий уровень социального идеала по сравнению с сяокан», совпадающий с обозначением «золотого века» в истории. Таким образом, новая стратегическая цель оказывается «преемственной традиционной китайской социальной утопии», и тем самым освобождается от «подчинения императивам западной общественной мысли» [1, с. 16], включая, очевидно и то, что марксистская классика назвала «научным социализмом»).
Обычно в российском экспертном сообществе концентрация властных функций в руках Си Цзиньпина объясняется необходимостью продолжения или завершения реформ. В Китае вопрос ставится гораздо шире. Из интервью упомянутого Су Вэя «Глобал таймс» - а это, заметим, популярное англоязычное приложение к центральному партийному органу газете «Жэньминь жибао» - явствует, что предстоящий исторический период 2020-2035 гг. будет критическим с точки зрения «социалистической модернизации» Китая, и потому установление системы «стабильного, сильного и последовательного руководства» диктуется «фундаментальными национальными интересами» и необходимо для осуществления «исторической миссии» КПК [35].
Развивая эту мысль, можно предположить, что стабильность руководства, в первую очередь, означает исключение разногласий и разномыслия в высших эшелонах власти. Значение единства власти для текущего момента в истории страны подтверждает и анализ текстов Си Цзиньпина, когда он находился еще на пути к современному возвышению. Из такого анализа я бы сделал два вывода. Во-первых, обеспокоенность положением в партии сделалась лейтмотивом во властных амбициях Си. Во-вторых, он заранее примеривал для себя миссию, которую возложило на него партийное руководство (конкретно руководители пятого поколения, лидером которого он стал).
Упор Си делает именно на руководящую роль партии в китайском обществе, на искусство управления обществом. Отвечая на прямой вопрос СМИ о том, насколько сложно руководить такой огромной страной, как Китай, Си Цзиньпин сводит проблему к личности руководителя - всезнающего, проницательного, очень искусного и неизменно бдительного. Руководитель «должен во всех деталях быть в курсе дел положения страны, знать, о чем думает и чего желает народ. С некоторой долей цинизма, вполне, впрочем, одобряемого цивилизационной традицией, Си полагает, что это не есть что-то невозможное, если относиться к "управлению великой державы подобно приготовлению ухи из мелкой ры-бешки"1».
1 Из изречений Лао-цзы, китайского философа УГ-У вв. до н.э., легендарного основоположника даосизма.
Тем не менее, когда Си конкретизирует сферу деятельности руководителя, она оказывается поистине необъятной для обычного человека, не обладающего экстраординарными способностями, вызывая невольные ассоциации с классическими образами харизматических вождей недавнего прошлого. Это - «вопросы одежды, питания, жилья и транспорта простых людей, повседневная жизнь общества, нормальное функционирование государственной машины, строительство и руководство правящей партией». Си заключает, что в полной мере осознает ответственность руководителя за весь объем работы и, поскольку выдвинут на этот пост, будет выполнять эту ответственную миссию до конца [18, с. 357].
Еще одно обращает на себя внимание - отчетливый акцент на необходимости бдительности! «Нельзя ни на секунду расслабляться... нужно днем и ночью думать о служении общему делу», -сетует на свою судьбу-миссию Си Цзиньпин. Надо отдать должное Си. Он предельно откровенен, утверждая, что руководитель должен быть всегда начеку, «словно ты на тонком льду, словно ты у края бездны»1 [там же].
Что же изначально страшило (и продолжает страшить) китайского руководителя? Очень многое. В первую очередь назывался сепаратизм. Положение в Синьцзян-Уйгурском автономном районе, действительно серьезная и, главное, памятная для китайцев угроза. Всю первую половину ХХ в. страна оставалась раздробленной, и потому в глазах народа коммунисты имеют право гордиться объединением страны с созданием Китайской Народной Республики в 1949 г. Этой национально-психологической травмой в современном Китае объясняют доктрину «одного Китая» с настойчивыми притязаниями на Тайвань, а также доходившие при Мао до военных столкновений пограничные споры с Индией в Гималаях и с Советским Союзом в Приморье, и в последнее время воинственное отстаивание китайской суверенности над островами в акватории Восточно-Китайского и Южно-Китайского морей.
Большой тревогой - и думается в немалой мере тоже как проекция исторического опыта - отозвался среди китайской элиты распад СССР. При этом на руководство КПК еще большее впечат-
1 Из «Шицзин» («Книга песен»), древнейшего памятника китайской поэзии.
ление произвела, думается, утрата советской компартией монополии на власть. КПК восприняла случившееся в 1991 г. как поучительный исторический пример и очень серьезное предостережение.
Не прошли мимо внимания китайского руководителя и новейшие «цветные революции». Си явно не пугают локальные выступления, протесты рабочих и крестьян, которые достаточно многочисленны, но о масштабах которых судить чрезвычайно сложно из-за цензуры СМИ и Интернета, табуировавшей, как упоминалось любые обозначения протеста. Другое дело - возможность общенационального протестного движения и главное - раскола в верхних эшелонах власти.
Более или менее явственна эта угроза выявляется в текстах Си Цзиньпина озабоченностью укреплением лояльности партийных кадров руководству и авторитета партии в обществе. Озабоченность, которая нашла впечатляющее разрешение в широкомасштабной борьбе с коррупцией. И несмотря на отчеты об ее успехах, измеряемых многочисленностью подвергнувшихся наказанию, похоже, что антикоррупционная кампания становится перманентным явлением, частью партийной жизни в эпоху Си Цзинь-пина, сущностным элементом партийной доктрины его правления.
«Антикоррупционные репрессии приобрели такой размах, что Си Цзиньпин на данном этапе не уверен в безопасности передачи власти следующему поколению руководителей, а также что его преемник сохранит за ним неформальные рычаги власти и его политическое наследство» [16, с. 138], - утверждает российский китаист. И с таким утверждением можно, пожалуй, согласиться.
Более того, партийный руководитель крайне озабочен и ситуацией в макросоциуме, общественными настроениями, прежде всего утратой доверия к правящей партии. Обосновывая введение системы так называемого социального кредита, Си говорил: «Для борьбы с острой проблемой недостатка доверия нужно крепко взяться за создание системы оценки надежности, покрывающей все общество. Нужно совершенствовать как механизмы поощрения законопослушных и добросовестных граждан, так и механизмы наказания тех, кто нарушает закон и утратил доверие, чтобы человек просто не осмеливался, просто не мог потерять доверие» [9].
Суммируя все страхи, преследующие китайского руководителя, приходишь к выводу, что утверждение его единоличного
управления китайским государством - вполне закономерно как в силу индивидуальных данных несомненно выдающейся личности, так и при обеспокоенности в партии и определенных запросах за ее пределами. Воплощенная в единовластии харизма Си Цзиньпи-на должна послужить сохранению стабильности политического режима в условиях нарастания социальных рисков на новом этапе развития китайского общества, связывать ли этот этап с «трудностями завершения социалистической модернизации», как принято в прессе КНР, или назвать «кризисом среднего уровня развития», как считают зарубежные эксперты по Китаю.
Си получил закрепленный в Конституции пожизненный «мандат Неба», после его ухода мандат сохраняется за партией, правящий статус которой был увековечен в тех же решениях об изменении Конституции страны: «Руководящая роль Коммунистической партии Китая является самой сущностной отличительной особенностью социализма с китайской спецификой». А «социалистический строй есть основной строй Китайской Народной Республики».
Хочется отдать должное изощренности мысли и лексической изобретательности идеологов КПК. На их месте было бы самоубийственным «поверять алгеброй гармонию», подвергать классо-во-формационному анализу причудливую социетальность, возникшую в результате реформ, и остроумно окрещенную китайским «кентавром» [10, с. 27]. Ритуально провозглашая верность социализму, они выставили вперед китайскую мечту о «великом возрождении», прибегнув к образно-символическому потенциалу поистине великой цивилизационной традиции [6]. Можно задуматься о тупиковости теоретических поисков в рамках партийно-марксистского канона, нетрудно с точки зрения логики критиковать несостыкованность компонентов теоретической доктрины КПК, но нельзя не оценить ее доходчивость для широких масс и эмоциональную убедительность.
Список литературы
1. Виноградов А. В. Новое основное противоречие социализма // Новая эпоха: Китай после XIX съезда КПК. - М.: ИДВ РАН, 2018. - С. 9-19.
2. Вопросы и ответы о 3-м пленуме ЦК КПК 18-го созыва (2013/12/27). - URL: http://ru.china-embassy.org/rus/ztbd/sbjszqh/t1112348.htm
3. Гордон А. В. Парадигма китайской модернизации в понятиях «второй модер-ности» // Россия и современный мир. - 2015. - № 1 - С. 30-47.
4. Гордон А.В. Китай в мировой истории и международной политике: Модернизм - Традиционализм - Глобализм: Аналит. обзор. - М.: ИНИОН РАН, 2017. - 84 с.
5. Гордон А. В. Восток: от классической к постклассической модернизации // Цивилизационные вызовы во всемирно-исторической перспективе: кол. монография / под общей редакцией О. В. Воробьевой. - М.: Аквилон, 2018. -С. 256-282.
6. Гордон А. В. Китайская цивилизация в глобалистской парадигме // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Сер. 9: Востоковедение и африканистика: Реферативный журнал. - 2020. - № 1 (в печати).
7. Грузинов И. И. Концепция «китайской мечты» после XIX съезда КПК // Новая эпоха: Китай после XIX съезда КПК. - М.: ИДВ РАН, 2018. - С. 108-114.
8. Журавлева Е. В. Ван Хунин: Политическая карьера и теоретические взгляды // Новая эпоха: Китай после XIX съезда КПК. - М.: ИДВ РАН, 2018. - С. 94100.
9. Катасонов В. Китайская система социального кредита - что это такое: о некоторых особенностях цифрового общества в Китае. - URL: https://www.fondsk. ru/news/2018/12/29/kitajskaja-sistema-socialnogo-kredita-chto-eto-takoe-47371.html
10. Кондрашова Л. И. Китай в преддверии широкомасштабной политической реформы // Новая эпоха: Китай после XIX съезда КПК. - М.: ИДВ РАН, 2018. - С. 20-29.
11. Краткая история ИБ в Китае: как возводили Великий китайский файрвол. -URL: https://habr.com/company/vasexperts/blog/354698/
12. Лузянин С. Г. «Китайская мечта»: между геополитикой, национализмом и выживанием. - URL: http://old.mgimo.ru/news/experts/document240669.phtml
13. Новая эпоха: Китай после XIX съезда КПК: материалы ежегодной научной конференции Центра политических исследований и прогнозов ИДВ РАН (Москва, 14 и 16 марта 2018 года). - М.: ИДВ РАН, 2018. - 304 с.
14. Обзорный доклад о модернизации в мире и Китае (2001-2010): пер. с англ. -М.: Весь мир, 2011. - 256 с.
15. Полный текст доклада, с которым выступил Си Цзиньпин на 19-м съезде КПК. - URL: http://russian.china.org.cn/exclusive/txt/2017-11/04/content_418457 52_5.htm
16. Семенов А. А. Анализ трансформации политической системы КНР // Новая эпоха: Китай после XIX съезда КПК. - М.: ИДВ РАН, 2018. - С. 134-143.
17. Си Цзиньпин сделал пояснения к Постановлению ЦК КПК по некоторым важным вопросам о всестороннем углублении реформ // Посольство Китайской Народной Республики в Российской Федерации. 2013.11.15. - URL: http://ru.china-embassy.org/rus/ztbd/sbjszqh/t1107657.htm
18. Си Цзиньпин. О государственном управлении. - 2-е изд. - Пекин: Изд-во лит. на иностранных яз., 2017. - 650 с.
19. Тавровский Ю. В. Китайская мечта и ее составляющие: Стратегический план развития страны: расчеты и программы // Независимая газета. - 2015. - 12.04. -URL: http://www.ng.ru/ideas/2015-12-04/5_ideas.html
20. Третий пленум ЦК КПК 18 созыва. Создание правового государства // Посольство Китайской Народной Республики в Российской Федерации. - 2013. -11.20. - URL: http://ru.china-embassy.org/rus/ztbd/sbjszqh/t1107644.htm
21. Трощинский П. В. Особенности правового развития Китая в «новую эпоху» и конституционные поправки // Новая эпоха: Китай после XIX съезда КПК. -М.: ИДВ РАН, 2018. - С. 198-210.
22. Blackwill R.D., Campbell K.D. Xi Jinping on the global stage: Chinese foreign policy under a powerful but exposed leader (Council special report). - New York: Council on foreign relations inc., 2016. - 67 p.
23. China and international relations: The Chinese view and the contribution of Wang Gungwu / Zheng Yongnian (ed.). - New York: Routledge, 2010. - 351 р.
24. Deep China: The moral life of the person. What anthropology and psychiatry tell us about China today / Kleinman A., Yan Yunxiang, Jing Jun et al. - Beverley Hills: University of California press, 2011. - 322 p.
25. Hernández J.C. Mao 101: Inside a Chinese Classroom Training the Communists of Tomorrow. - URL: https://www.nytimes.com/2018/06/28/world/asia/chinese-clas srooms-education-communists.html
26. Huang Zheping. Marxist capitalism: China's huge celebrations of Karl Marx are not really about Marxism // Quartz. - 2018. - 05.04 - URL: https://qz.com/1270109/ chinas-communist-party-and-xi-jinping-are-celebrating-the-200th-birthday-of-karl-marx-with-a-vengeance/
27. Li Jane. A top Chinese university stripped «freedom of thought» from its charter // Quartz. - 2019. - 12.18. - URL: https://qz.com/1770693/chinas-fudan-university-axes-freedom-of-thought-from-charter/?utm_source=reddit.com
28. Lim L., Bergin J. Inside China's audacious global propaganda campaign // Guardian. - Manchester, 2018. - December 7. - URL: https://www.theguardian.com/
news/2018/dec/07/china-plan-for-global-media-dominance-propaganda-xi-jinping
29. Liu Xiaoming. New Silk Road is an opportunity not a threat // Financial times.-2015. - 05.24. - URL: https://www.ft.com/content/c8f58a7c-ffd6-11e4-bc30-00144feabdc0
30. Li Yuan. Censoring China's Internet, for Stability and Profit // New York times. -2019. - 01.02. - URL: https://www.nytimes.com/2019/01/02/business/china-inter net-censor.html
31. Naughton B. China's economy: Complacency, crisis a. the challenge of reform // Daedalus. - Cambridge, Mass., 2014. - Vol. 143 (2). - Р. 14-25.
32. Swaine M. Xi Jinping's address to the Central conference on work relating to foreign affairs: Assessing and advancing major power diplomacy with Chinese characteristics // China leadership monitor. - 2015. - N 46. - P. 1-19.
33. Swaine M. D. Chinese views and commentary on the «One belt, one road» initiative // China leadership monitor. - 2015. - N 47. - P. 3-27.
34. Xi Jinping. Towards a community of common destiny and a new future for Asia: (Keynote speech by H.E. Xi Jinping, President of the People's Republic of China, At the Boao forum for Asia annual conference 2015, Boao, 28 March 2015). -URL: http://www.xinhuanet.com/7english/2015-03/29/c_134106145.htm
35. Yang Sheng. Observers say China needs consistent leadership as CPC proposes removing presidential term limit // Global Times. - 2018. - 02.25. - URL: http://www.globaltimes.cn/content/1090562.shtml
36. Yan Xuetong. From keeping a low profile to striving for achievement // Chinese j. of international politics. - Oxford, 2014. - Vol. 7 (2). - P. 153-184.
37. Zhang Feng. The rise of Chinese exceptionalism in international relations // European j. of international relations. - London, 2013. - Vol. 19 (2). - P. 305-328.
2020.02.025. ХОФМАНН Р. ЧТО ОСТАЛОСЬ ОТ ПРАВЫХ: НА-БЭЯМА САДАТИКА И АНТИКОММУНИЗМ В ЯПОНИИ 19301960-х годов.
HOFMANN R. What's left of the right: Nabeyama Sadachika and anti-communism in transwar Japan, 1930-1960 // J. of Asian studies. -Cambridge, 2020. - Vol. 79, N 1. - P. 1-25.
Ключевые слова: Япония; Набэяма Садатика; национализм; «социализм в одной стране»; «народный социализм»; антикоммунизм.
Статья Рето Хофманна (Университет Западной Австралии) посвящена политическому деятелю Набэяма Садатика (1901-1979) и его эволюции ренегата от коммунизма к активной борьбе с коммунистическими взглядами и организациями.
Набэяма родился в семье рабочих, согласно некоторым отзывам, с детства отличался задиристым характером, что позднее отразилось в его агрессивной манере ведения дискуссий. Формально он не получил никакого образования, кроме начальной школы.
Свою политическую карьеру Набэяма начинал как коммунист, вступив в 1922 г. в Коммунистическую партию Японии и зарекомендовав себя в качестве чрезвычайно активного ее деятеля. В 1926 г. он был направлен в Москву, где пробыл около года и стал членом Центрального комитета Коминтерна. Однако в 1928 г. вместе со многими другими руководителями Коммунистической партии Японии он был арестован, а в 1932 г. был приговорен к пожизненному заключению. Восемь месяцев спустя, в 1933 г., он совершил, как тогда говорили, «поворот», т.е., публично отрекся
