CC BY
22УДК 091.149(477.75) (=0.033)"1894"
«Докладная записка» И. Гаспринского 1894 г.
И. К. Загидуллин,
Институт истории им. Ш. Марджани АН РТ, г. Казань, Республика Татарстан, Российская Федерация
I. Gasprinsky's "memorandum" of 1894
I. K. Zagidullin,
Sh. Mardzhani Institute of History of Academy of Sciences of the Republic of Tatarstan, Kazan, the Republic of Tatarstan, the Russian Federation
Аннотация
В статье дается краткая характеристика деятельности И. Гаспринского в 1894 г., направленной на свертывание движения эмиграции российских мусульман в Османское государство. Выделяются два направления деятельности известного крымско-татарского просветителя и общественного деятеля на этом поприще. Первое - использование им в качестве редактора газеты «Терджиман» (Переводчик) (г. Бахчисарай), в которой он печатал свои материалы на эту тему, для закрепления в общественном сознании единоверцев мысли об отсутствии в Российской империи угрозы их крещения. Другим, не менее важным направлением стало обращение И. Гаспринского в 1894 г. к министру внутренних дел И. Н. Дурново с целью разъяснения истинных причин волнений мусульман и мотивов возникшего движения эмиграции. И. Гаспринский излагает свои мысли как личность, изнутри знающий мусульманское сообщество; старается говорить на «языке чиновников», эмиграцию единоверцев из России считает величайшим бедствием и большой трагедией для тюркских народов, в том числе для крымских татар. И. Гаспринский излагает свои суждения как патриот России, глубоко обеспокоенный имиджем империи на международной арене и судьбой российских подданных-мусульман, которые из-за непродуманных действий чиновников, не владея подлинной информацией об истинных намерениях правительства, решились покинуть историческую родину. Автор обладает несомненным талантом публициста и журналиста, его «докладная записка» выгодно отличается от депеш губернских чиновников исследуемого периода.
Abstract
The article provides a brief description of I. Gasprinsky's activity in 1894 aimed at the curtailment of the movement of the Russian Muslims' emigration to the Ottoman state. The two types of the activities of the prominent Crimean Tatar educator and a public figure are distinguished in this field. The first one is his use of the "Terdzhiman" ("translator") newspaper (Bakhchysarai city) by him as Editor, where he published his materials on that subject for reinforcing in his coreligionists' public conscience the idea of absence of threat of their Christianization in the Russian Empire. Another no less important line of activity was I. Gasprinsky's appeal to Minister of the Interior in 1894 to explain the real reasons for the Muslims' commotions and the rationales of the emigration movement emerging.
I. Gasprinsky states his ideas as the personality knowing the Muslim community from inside, tries to speak "the language of officials", considers his coreligionists' emigration from Russia the greatest disaster and a big tragedy for Turkic people, including the Crimean Tatars. I. Gasprinsky states his perceptions as a patriot of Russia, having grave concerns about the image of the Empire on the international stage and the fate of the Russian Muslims who had the heart to leave their historical homeland because of the ill-conceived actions of officials, not being up to speed on the true intentions of the government. The author has a doubtless talent of being a political writer and journalist, his "memorandum" compares favorably with the dispatches of provincial officials of the mentioned period.
Ключевые слова
Исмаил Гаспринский, слухи о крещении, движение мухаджиров в Османское государство, «татарский вопрос» в Российской империи.
bywords
Ismail Gasprinsky, rumors about Christianization, the movement of muhajirs to the Ottoman state, "the Tatar problem" in the Russian Empire.
Благодарность
Издание осуществлено при финансовой поддержке РФФИ и Правительства Республики Татарстан в рамках научного проекта №17-11-16011.
Известный просветитель Исмаил Гаспринский (1851-1914) был патриотом России и тюркских народов страны. Эти черты позволяли ему публично выражать свое мнение и ратовать за лучшую жизнь мусульман в Российской империи.
После двух лет обучения в Симферопольской мужской гимназии, родители Исмаила в 1863 г. отправили своего двенадцатилетнего мальчика в Воронежский кадетский корпус, затем в 1864-1867 гг. он обучался во Второй Московской военной гимназии1. Однако и здесь, не завершив обучение, с четвертого курса был уволен «по домашним обстоятельствам». Вернувшись в Бахчисарай, в 1870 г. он преподавал в «русско-туземской» школе при медресе «Зынджирлы»; на родине Исмаил ощущал плохое знание родного языка и занялся его совершенствованием2.
В 1871 г., выехав за границу, Исмаил Гаспринский учился в Париже, в Сорбонне, посетил Испанию, Австро-Венгрию, в 1874-1875 гг. обучался в Стамбуле, занимался журналисткой деятельностью3. Вернувшись на родину, продолжил учительскую работу. В 1878 г. был избран городской главой г. Бахчисарая. С 1883 г. издавал газету «Терджиман» (Переводчик) на татарском и русском языках, наладил технологию печати Корана в собственной типографии.
Газета «Терджиман» быстро заняла свою нишу среди российских периодических изданий. Ее выписывали, главным образом, сторонники европеизации мусульманских народов России, джадидисты. Редактор газеты, публикуя правительственные распоряжения, имевшие отношение к мусульманам, известия о новых явлениях в общественной и культурной жизни мусульман, связанные с открытием новометодных школ, благотворительной деятельностью отдельных лиц, изданием религиозных и светских книг, старался держать своих читателей в курсе последних новостей, связанных прежде всего с обновлением общественной жизни единоверцев. Такой достойный восхищения результат был достигнут благодаря публикации материалов из ряда столичных («Гражданин»,
«Свет», «Русская жизнь», «Московские ведомости») и региональных из мест компактного проживания мусульман газет («Каспий», «Терские ведомости», «Кавказ», «Волжский вестник»). Другими, не менее ценными, информаторами являлись внештатные корреспонденты из числа друзей и единомышленников И. Гаспринского. Его можно смело назвать первым среди тюркских народов обозревателем общественного развития мусульман России конца XIX - начала XX в. Придерживаясь активной гражданской позиции, И. Гаспринский стремился оказывать воздействие на формирование общественного мнения единоверцев.
Со страниц «Терджимана» И. Гаспринский не раз обращался к единоверцам, призывая не верить различным слухам о крещении мусульман и не покидать историческую родину. В частности, в июньском номере газеты за 1894 г. он ссылался на циркуляр уфимского губернатора Н. Х. Логвинова к муллам и ахунам, приводя цитату с призывом верить гарантиям власти о неприкосновенности в России религиозных прав мусульман, и сообщал об аналогичном обращении самарского губернатора4. Спустя месяц И. Гаспринский сообщил о циркуляре оренбургского муфтия М. Султанова к мусульманскому духовенству с опровержением слухов о намерении правительства крестить мусульман. Также в газете была помещена выдержка из объявления самарского губернатора А. С. Брянчанинова, в которой сообщалось, что взволновавшее мусульман предложение уфимского архиерея об упразднении должности оренбургского муфтия и сокращении числа мечетей и мулл не имеет законную силу. Губернатор гарантировал, что «татарские дети могут обучаться в русских школах только с согласия их родителей, принуждать же к этому татар нет никакой необходимости». Далее, обращаясь к единоверцам, И. Гаспринский пишет: «правительство желает нашего всестороннего преуспеяния, нисколько не касаясь нашей религии. Оно желает и должно иметь контроль за нашей жизнью и учением для нашей же пользы, а так как в нашей жизни, в наших училищах, в наших книгах ничего противогосударственного нет, то нам и нечего опасаться... Не следует тревожится из-за мнения разных частных лиц, печатаемых в разных изданиях. Мусульманам следует не бояться, не разбегаться, а усердно взяться за работу и за полезное учение, чтобы приобрести силу материальную и умственную. Мы должны бояться своей слабости и ничего больше»5.
Понимая, что главная причина начавшегося эмиграционного движения заключается в мероприятиях чиновников правительства, И. Гаспринский счел необходимым обратиться к министру внутренних дел И. Н. Дурново, желая объяснить причины волнений мусульман Волго-Уральского региона и указать пути разрешения этой проблемы.
К этому времени И. Гаспринский имел влиятельного знакомого в силовом ведомстве - чиновника особых поручений при министре внутренних дел Владислава Васильевича Вашкевича (1844-?), которому адресовал (или передал, будучи в столице) один экземпляр своей машинописной «докладной записки».
И. Гаспринский с В. В. Вашкевичем познакомился на исторической родине, куда чиновник был командирован сроком на три месяца «для уяснения предположений министерства о преобразовании тамошнего духовенства, для собрания на месте необходимых по сему предмету сведений»6. В. В. Вашкевич, обстоятельно изучил дела в архивах Таврического губернского правления и Таврического магометанского духовного правления, посетил мечети и
медресе, встретился «со сведущими лицами», в том числе с редактором газеты «Терджиман». Кажется, между И. Гаспринским и В. В. Вашкевичем установились доверительные отношения, о чем косвенно свидетельствует записка редактора «Терджимана» об особенностях отношения крымских татар к русскому образованию7.
Представленная ниже вниманию читателей копия «докладной записки» И. Гаспринского, адресованная министру внутренних дел И. Н. Дурново, выявлена нами в фонде Департамента духовных дел иностранных исповеданий (ф. 821) Российского государственного исторического архива. В документе отсутствуют подпись автора и дата составления, однако не вызывает сомнения, что письмо написано в апреле-мае 1894 г., в разгар волнений среди мусульман Волго-Уральского региона, намерившихся оставить историческую родину.
«Докладную записку» условно можно разделить на несколько частей. В начале своего обращения к министру со ссылкой на газеты и на корреспонденции, поступившие в адрес редакции «Терджимана», автор очерчивает масштабы распространения движения мухаджиров (Самарская, Оренбургская, Уфимская и Вятская губернии)8.
Далее И. Гаспринский называет две главные причины, побудившие это тревожное социальное явление. Прежде всего, он обращает внимание на циркуляр министра народного просвещения И. Д. Делянова от 10 июля 1892 г., адресованный попечителям Казанского, Московского, Оренбургского учебных округов. В циркуляре предписывалось «употреблять» в мектебе и медресе «исключительно печатные книги», одобренные российской цензурой. Нововведение означало запрет на использование в учебно-образовательном процессе рукописных книг9. Под воздействием протестов мусульман Волго-Уральского региона учебная администрация вынуждена была в 1894 г. временно отменить действие циркуляра до 1895 г.
По мнению И. Гаспринского, вторая причина волнений была связана с цензорской деятельностью известного востоковеда В. Д. Смирнова, который, согласно сведениям А. Г. Каримуллина, в 1890-1892 гг. последовательно вычеркивал из религиозных сочинений X-XII вв., представляемых татарскими издателями на утверждение, отдельные слова или предложения - аяты и суры из Корана, слова или предложения со словами «джихад», «кяфер», «гяур», находя в них скрытый смысл унижения или нетерпимости христиан и христианства, нередко механически соотнося их с межконфессиональной ситуацией в Российской империи10. Исправления цензором религиозных текстов автор именует не иначе как «цензурными помарками в духовных книгах»11.
В последней части записки предлагается комплекс мер, направленный на успокоение мусульман. По сути, они сводятся, к двум моментам: отмене ограничений в печатании Корана, его толкований, молитв и учебников арабского языка и к разработке действенного механизма по использованию в конфессиональных школах учебных пособий, утвержденных российской цензурой, а также рукописных книг. По мнению И. Гаспринского, предполагавшиеся к печати рукописи духовных книг должны были пройти через местное религиозное управление. В дальнейшем все имеющиеся «сомнения» Санкт-Петербургского цензурного комитета согласовывались с этим религиозным управлением, а допущенные к использованию в
учебно-образовательном процессе «не преступные по содержанию» книги по-прежнему пропускались иностранной цензурой. С целью облегчения осуществления контроля чиновникам Министерства внутренних дел и Министерства народного просвещения, предлагалось ставить «клеймо» российской цензуры на всех мусульманских книгах, кроме Корана.
Идея И. Гаспринского об использовании в учебно-образовательном процессе рукописных книг основывалась не на ревизии библиотек медресе и учебников шакирдов, а на доверии власти к местному духовенству, которое становилось ответственным за их содержание. В этой связи предлагалось употреблять рукописные учебники, обязав «присягавшего на службу» местного духовного лица на первой и последней странице каждого учебного пособия ставить подпись и печать, подтверждающие исключительно духовное или «грамматическое» содержание рукописи. Со своей стороны, мударрисы несли ответственность за недопущение в стены медресе не прошедших в установленном порядке проверку книг или рукописей. И, наконец, правительство должно было объявить мусульманам, что «печатание и изучение рукописных книг никаким ограничениям не подвергаются, и что цензура и учебное начальство лишь контролируют, чтобы
под видом духовной науки в медресах не проводились антигосударственная и
12
политическая пропаганда»12.
Автор «докладной записки» был глубоко уверен, как только население уяснит, что государство желает лишь контролировать обучение в медресе и не намерено затруднять религиозное обучение, волнения среди мусульман исчезнут.
Будучи патриотом России, И. Гаспринский свою «докладную записку» завершает следующими словами: «растравить религиозную болячку; разбудить религиозный фанатизм - значит погубить массу людей без всякой пользы, тогда как успокоив мусульман со стороны их религиозных опасений и воздействуя на их умственное, гражданское развитие, можно оказать им благодеяния, вытекающие из великой миссии России на востоке и обратить их в полезный и отличный элемент Земли и Царства»13.
«Докладную записку» И. Гаспринского 1894 г. правомерно считать одной из петиций, поступивших от мусульман в адрес правительства. В то же время следует выделить несколько особенностей текста И. Гаспринского. Автор широко и концептуально подходит к проблеме миграции, подразумевая и движения мухаджиров российских окраин, и движения во внутренних губерниях России. Он считает вынужденную миграцию мусульман, в том числе крымских татар, величайшим бедствием и большой трагедией для тюркских народов.
И. Гаспринский излагает свои мысли как личность, по-европейски образованная, знающая мусульманское сообщество изнутри, старается говорить на «языке чиновников» и объясняет причины волнений мусульман и их мотивы эмиграции из России. Кроме сюжета о прощании крымских татар со своей родиной, свидетелем которого он сам являлся, И. Гаспринский строит свою аргументацию, дистанцируясь от мусульманского сообщества, и старается писать о мусульманах отстраненно. Скажем, в своих прошениях поволжские татары доказывали несостоятельность подозрений правительства об их нелояльности к российской власти и считали лишними меры, направленные на усиление контроля над конфессиональными школами. И. Гаспринский же воспринимает эти меры
правительства как должное, и выражает свое недовольство лишь по исправлению священных текстов мусульман.
Некоторое смущение у нас вызывает использование им в манере русских чиновников термина «фанатизм [мусульман]». В «докладной записке» в двух местах это слово написано рядом со словом «недоверие». В третьем случае И. Гаспринский откровенно пишет о «религиозном фанатизме», как бы ставя знак равенства между фанатизмом и движением мухаджиров, которые желают сохранить конфессиональную идентичность путем переселения из православного государства вследствие глубокого недоверия к власти и, по их мнению, непредсказуемости российского правительства. «Мусульманский фанатизм» - очень распространенный термин в лексиконе чиновников и делопроизводственной документации органов власти пореформенного периода, когда любое проявление непослушания, бойкота, игнорирования духовенством или мусульманами предписаний властей оценивалось чиновниками с исламского дискурса. Видимо, именно в этом контексте в унисон с чиновниками, как непослушание к власти, И. Гаспринский оценивает «фанатизм мусульман». В целом вопрос понимания им мусульманского фанатизма среди тюркских народов России требует специального изучения.
Подытоживая проведенное исследование, мы приходим к следующим выводам: И. Гаспринский излагает свои суждения как патриот России, глубоко обеспокоенный состоянием империи на международной арене и судьбой российских подданных-мусульман - законопослушных налогоплательщиков и тружеников, которые из-за непродуманных действий чиновников, не владея подлинной информацией об истинных намерениях правительства, решились покинуть историческую родину. Автор обладает несомненным талантом публициста и журналиста, в этом плане «докладная записка» выгодно отличается от депеш губернских чиновников.
Приняла ли к сведению центральная власть предложения и рекомендации И. Гаспринского?
О возникшем миграционном движении татар Волго-Уральского региона в Турцию министр внутренних дел И. Н. Дурново доложил Александру III еще до получения записки И. Гаспринского. Император предписал остановить и успокоить мусульманское население. С последней декады апреля 1894 г. губернаторы, жандармерия, оренбургский муфтий сосредоточили свои усилия на исполнении данного предписания14. Получается, что публикации И. Гаспринского в газете «Терджиман» оказались в русле государственной политики, направленной на удержание татар в России.
По вопросу ревизии применявшихся в мектебе и медресе Волго-Уральского региона учебников и рукописей Министерство народного просвещения приняло специальное решение. В 1895 г., думается, после согласования с Оренбургским магометанским духовным собранием, был составлен и опубликован список официально допущенных к использованию в мусульманских школах печатных книг15. Тем самым ответственность за печатные учебные пособия в мектебах и медресе была возложена на заведующих конфессиональных школ и мударрисов. Предписанием от 29 августа 1899 г. Министерство народного просвещения восстановило требование циркуляра от 10 июля 1892 г. о запрете на использование рукописной литературы. Однако, по негласной договоренности чиновников
и имамов, рукописные книги по-прежнему применялись в учебном процессе. Этим же предписанием вновь была установлена возможность обучения в мусульманских школах лишь русских подданных, получивших на это разрешение участкового инспектора на основании представления им свидетельства на право преподавательской деятельности16.
Руководство Санкт-Петербургского цензурного комитета в 1893 г. запретило цензору В. Д. Смирнову исправлять тексты Корана, Хафтияка, молитв, однако об этом не было объявлено публично17. В результате слухи среди населения не прекращались, получается, что И. Гаспринский также находился под их впечатлением. Таким образом, в период начавшейся эмиграции отдельных групп татар Волго-Уральского региона в Османское государство И. Гаспринский стремился использовать «Терджиман» для успокоения единоверцев и одновременно пытался разъяснить министру внутренних дел причины и предпосылки их тревог и пути выхода из кризисной ситуации. Можно предположить, что некоторые рекомендации И. Гаспринского были приняты во внимание при выстраивании столичными чиновниками внутриполитического курса правительства последующих лет в отношении мусульман внутренних губерний.
ПРИМЕЧАНИЯ:
1. Ганкевич В. На службе правде и просвещению. Краткий биографический очерк Исмаила Гаспринского (1851-1914). - Симферополь: Изд-во «ДОЛЯ», 2000. - С. 19-21.
2. Мухаметдинов Р. И. Гаспринский // Духовная культура и татарская интеллигенция: исторические портреты. - Казань: Изд-во «Магариф», 2000. - С. 48.
3. Куркчи А. И. Исмаил бей Гаспринский // Дружба народов. - 1992. - № 1. - С. 223.
4. Успокоение // Терджиман. - 1894. - 19 июня. - № 23.
5. Терджиман. - 1894. - 15 июля. - № 25.
6. Мусульманское духовенство Таврической губернии в конце XIX века: рапорт В. В. Вашкевича: сборник документов / Сост., авт. предисл., прим. и сокр., сост. указ. И. К. Загидуллин. - Казань: Государственный комитет Республики Татарстан по архивному делу. - Казань, 2016. - С. 22.
7. Там же. - С. 11, 12, 15, 149-151.
8. Российский государственный исторический архив (РГИА), ф. 821, оп. 8, д. 791, л. 67.
9. В своем письме И. Гаспринский не затрагивает вторую часть деляновского циркуляра о том, что впредь к преподавательской деятельности допускаются только российские подданные, получившие образование в России. Очевидно, автор стремится сосредоточить внимание сановника на главных причинах народных волнений.
10. Каримуллин А. Г. Татарская книга пореформенной России. - Казань: Тат. кн. изд-во, 1983. - С. 124.
11. РГИА, ф. 821, оп. 8, д. 791, л. 67 об.
12. Там же, л. 68 об.
13. Там же.
14. Там же, л. 22-30 об., 33.
15. Циркуляр Оренбургского учебного округа. - 1895. - № 7. - С. 230-231.
16. Загидуллин И. К. Татарское национальное движение (1860-1905 гг.). Монография. -Казань: Татар. кн. изд-во, 2014. - С. 119.
17. Каримуллин А. Г. Указ. соч. - С. 124.
Докладная записка редактора газеты «Переводчик» И. Гаспринского министру внутренних дел И. Н. Дурново
1894 г.1
Беру на себя смелость обратиться к Вашему Высокопревосходительству с этой запиской. Ввиду серьезности предмета, о коем будет речь, я желаю обратить Ваше внимание на эмиграционное движение среди мусульман, движение, охватывающее, видимо, все больше и больше число областей России. Если бы дело касалось лишь движения среди горцев и крымцев (последние сейчас вполне успокоились), то на это я смотрел бы как на частное, исключительное, а потому не особенно важное явление, но когда мысль об уходе из России, видимо, охватывает многие внутренние губернии, где есть мусульманское население, то оно, думаю, становится чрезвычайно серьезным.
По газетным сведениям2, эмиграционное движение мутит мусульманское население Терской области и приграничных уездов Тифлисской губернии, часть Елизаветпольской [губернии], Елабужский уезд Вятской губернии, Уфимскую и Оренбургские губернии.
Из имеющегося у меня в руках по редакции «Переводчика» сведений видно, что [в] Ахалцыхском уезде3 народ не хочет слушать увещевания своего духовенства и беков, направленных против ухода заграницу, из г. Илек Уральской обл[асти] мне пишут, что 6-7 селений возбудили ходатайство о разрешении выселиться заграницу.
Из Орского уезда Оренбургской губернии сообщают, что население уезда и города обсуждает своевременность выхода в Турцию; из г. Бузулука Самарской губ[ернии] весть еще печальнее: общества нескольких деревень послали ходаков в Турцию, которые увещевают, мол, своих верителей, что по трактату (!) дорога должна быть открыта, недоимки прощены и т. п., из Уфы человек достаточно интеллигентный передает, что «мусульмане как-то тревожатся; толкуют о том, о другом, а более сего об эмиграции в Турцию». Раз толки об оставлении России зарождаются кроме пограничных Крыма и Кавказа в Самарской, Оренбургской, Уфимской и Вятской губерниях, то можно предположить, что брожение коснулось или коснется других областей с мусульманским населением, хотя, слава Богу, о том пока тревожных вестей не имеется.
Ваше Высокопревосходительство, решаясь утруждать Вас своей запиской, я делаю это под тяжелыми воспоминаниями гибели массы крымцев и горцев, выпущенных в Турцию; тех несчастных, которые бросили родные пепелища, откуда их не гнали и где они ни кому не мешали. Они ушли куда-то, от чего-то, в надежде на что-то. Картины бывших у нас эмиграций, когда уходившие уносили за пазухой и в карманах, увлаженные глазами, горсточки дорогой, родной земли, чтобы обсыпать его новоселье, слишком ужасны, чтобы не болела душа от вышеприведенных вестей. Я убежден, что поводы тревоги мусульман не более, как недоразумение, боязнь чего-то, надежда на что-то, способное, однако, погубить массу темного, смирного и по мере уменья трудящегося люда.
Твердое, но в то же время теплое и внимательное отношение г. начальника Таврической губернии к местным мусульманам вполне успокоило их, и слава Богу, у нас в Крыму всякое брожение улеглось. Я уверен, что то же произойдет
повсюду, если будут устранены страхи и недоразумения, возбуждающие темные умы в других областях.
Можно бы предполагать, что переселенческое движение возникает вследствие бывших неурожаев и местного оскудения, но на это жалоб нет. Все сведения о мотивах ухода из России сводятся к опасению мусульманского населения, что дальнейшее исповедание в России магометанства и изучение его ограничивается и позже будет прекращено! Такое представление тем более грустно и опасно, что закон мусульманский, обязывающий «повиноваться государю, кто бы он ни был, хоть бы даже абиссенец»4, в то же время прямо предписывает «выход из той страны, где исповедание исляма воспрещается». Таким образом, движение обосновывается на религиозных мотивах и, следовательно, грозит не только захудалым экономически, но и той части населения, которое живет в достатке. И, пожалуй, последним более, чем первым.
Опасение мусульман, видимо, вызвано следующими мероприятиями, которые, я думаю, могли бы быть проведены в жизнь без возбуждения какого-либо недоверия и боязни.
Едва только успело улечься опасение, возбужденное законом, обязывающим служащих мулл (по ведомству Оренбур[гского] духовн[ого] собрания)5 знать русскую грамоту, С[анкт]-Петербургский цензурный комитет, куда поступают почти все мусульманские книги на цензуру, воспретил печатание «Эфтеека», то есть сборника небольших глав Корана, не допустил печатание некоторых молитв и в числе их «Хнута», читаемой при вечернем богослужении, и сделал массу других помарок в духовных книгах, кои до сего с многократного одобрения того же Комитета печатались многие десятки раз. Стоустам молва быстро разнесла по всем губерниям и базарам тревожный слух, что в Петербурге начали переделывать религиозные книги мусульман, воспрещать молитвы и связали все это с законом о цензе. Те из благоразумных людей, кои отстаивали в общественном мнении закон об образовательном цензе мулл, доказывали его полезность, были приперты к стене аргументом, данным в руки толпы цензурой.
Известно, что несколько мусульманских коммерсантов были готовы дать от себя 50 тыс. и собрать еще 100 тыс. руб. для открытия в Уфе курса русского языка и общежития для лиц, готовящихся в муллы, до вслед за изменившимся характером цензирования духовных книг, они вынуждены были оставить свое благое начинание под напором встревоженного общественного мнения.
Мусульманские духовные книги и Коран печатаются в России с конца прошлого столетия. Ввиду этого население делает по своему логически правильный вывод, что если цензура целое столетие не находило в тех книгах ничего разрушительного и незаконного, и стала класть veto теперь (кажется с 1889 года)6, то следовательно дело идет об искажении и порче религиозных книг, чтобы [в] близком будущем их вообще воспретить! Увы, эти опасения нашли в той же народной логике новую для себя пищу в распоряжении Министерства народного просвещения, коим было воспрещено учиться в медресе (духов[ных] училищах) по рукописным книгам, существующим сотни лет, или по печатным заграничным изданиям. Вслед за этим распоряжением вскоре последовала отсрочка его исполнения, если не ошибаюсь, до начала 1895 года. Таким образом, эти распоряжения, преследующие лишь государственную пользу без всякого
желания посягать на исповедание мусульманских жителей страны, очевидно, вылились на практике в такую форму, что с роковой для простого человека последовательностью как бы говорят ему: твои книги печатать не дозволяют; покупать их заграницей воспрещают; учиться по рукописям, как было до распространения печати, также не допускают и в то же время духовников твоих обязывают учиться по-русски, и самого тебя призывают к тому же. При таком представлении верующий, несведующий мусульманин легко теряет голову и недоверие, опасение его быстро развивается.
Мне неизвестны мотивы, коими руководствуются цензура, не известны данные, вызвавшие помянутое распоряжение Министерства народного просвещения; знакомый близко с медресами, местными и привозными учебниками и религиозными книгами, а также рукописными экземплярами] чисто духовного содержания, позволю себе высказать предположение, что в первом и во втором случаях есть какое-то недоразумение, которое следует разъяснить и устранить, если мы желаем сохранять в лице мусульман добрых жителей России и не желаем, чтобы она, великая и веротерпимая Россия, представилась глазам всего мусульманского мира как гонительница ислама и Корана.
Не входя в разбор цензурных помарок в духовных книгах, позволю себе указать Вашему Высокопревосходительству на то, что ныне всякий русский человек, не знакомый с восточными языками, имеет возможность знать что такое шариат и чему он учит. В Ташкенте под редакцией бывшего военного губернатора Сырдарьинской об[ласти] Гродекова издан перевод одного из главнейших трактатов «Хидайя»7. Это наиболее ортодоксальный и суровый из комментариев мусульманского закона и права. Просмотр этой книги покажет каждому интересующемуся, есть ли в исламе что-либо, грозящее государству, общежитию, спокойствию какой-либо страны. Считаю нужным лишь заметить, что чем бы не руководствовалась цензура в своих отношениях к духовным книгам мусульман - результатом является нежелательное возбуждение фанатизма и недоверия, что не могло входить в ее виды и намерения.
Распоряжение же Министерства народного просвещения о недопущении в медресах в качестве учебников книг рукописных и книг иностранной печати, преследуя лишь цели контроля само по себе, хотя и не заключает запрета изучать ислам, но в виду того, что рукописные книги (духовные и грамматические) весьма популярны и переходят как фамильная драгоценность, и что далеко не все рукописи напечатаны и изданы, что печатаемые в России мусульманские книги составляют лишь незначительную часть необходимых и общепринятых руководств, то на практике означенное распоряжение близко подходит к прямому запрету учиться, как очевидно это и понято населением.
Если бы меня спросили, как поступить, чтобы мусульмане не опасались за свою религию, которой никто не думает угрожать, и в то же время установить контроль за преподаванием в медресе, я бы ответил: 1) печатание Корана, его толкований, молитв и учебников арабского языка не должно быть ограничиваемо; 2) все духовные книги новейшего составления или имеющие быть составленными, должны поступать в цензуру через подлежащее духовное магометанское собрание - Оренбургское или Закавказское8 по принадлежности. Только одобренная ими рукопись рассматривается общей цензурой и встречающиеся сомнения разрешаются по сношению с ними, по принадлежности;
3) те из учебных или религиозных книг, кои издаются в России, могут быть воспрещены к привозу из заграницы, но все прочие книги, не преступные по содержанию, должны пропускаться иностранной цензурой беспрепятственно, как было до сего; 4) на всех мусульманских книгах, кроме Корана, должно быть клеймо иностранной или почтовой цензуры «Д. Ц.», дабы облегчить контроль их чинами Министерства внутренних дел и Министерства народного просвещения при употреблении в медресах; 5) употребление рукописных учебников не воспрещать, но обязать, чтобы они имели на первой и последней странице удостоверение и печать указного имама, ахуна, уездного кадия или иного компетентного лица, свидетельствующее, что рукопись исключительно духовного или грамматического содержания; 6) обязать всех мударрисов, дабы они не допускали в медресах употребление книг, не бывших в цензуре внутренней или иностранной, или рукописей, не удостоверенных одним из указанных выше духовных лиц, присягавших на службу; 7) необходимо объявить населению, что печатание и изучение рукописных книг никаким ограничениям не подвергаются, и что цензура и учебное начальство лишь контролируют, чтобы под видом духовной науки в медресах не проводились антигосударственная и политическая пропаганда (чего, слава Богу, до сих пор не было). Раз если выяснится, что государство желает лишь контроливать и знать чему и как учатся мусульмане, а вовсе не имеет в виду затруднить их религиозное обучение - возбуждение и недоверие исчезнет.
Если бы было желательно, чтобы среди мусульман развивалось всеобщее эмиграционное движение, то всякое возбуждение и поощрение были бы излишне при наличности указанных условий. Как ком катящегося снега, недоверие и фанатизм будут расти и ввергнут темный люд в великие бедствия и лишения.
Россия настолько велика и могущественна, что может не обращать внимания на то, что будут думать о ней мусульмане внутренние и иноземные, но я не вижу никакой, даже самой отдаленной пользы в том, чтобы мусульманский мир был возбужден против нее, как гонительницы ислама и мусульман. Возбуждение это тем более являлось бы грустным, что развилось бы оно, как и самая эмиграция по недоразумению и вопреки благожеланию и веротерпимости России. Вот почему докладывая, как умею обо всем этом Вашему Высокопревосходительству, призываю не только Ваше начальническое, но еще более отеческое внимание на возникшее пагубное движение.
Ваше Высокопревосходительство, растравить религиозную болячку; разбудить религиозный фанатизм - значит погубить массу людей без всякой пользы, тогда как успокоив мусульман со стороны их религиозных опасений и воздействуя на их умственное, гражданское развитие, можно оказать им благодеяния, вытекающие из великой миссии России на востоке и обратить их в полезный и отличный элемент Земли и Царства.
Я сказал все, что желал. Если есть тут что лишнее - прошу, простите меня великодушно9.
РГИА, ф. 821, оп. 8, д. 791, л. 67-68 об. Машинопись. Копия.
ПРИМЕЧАНИЯ:
1. С правого поля вертикально размашистым почерком написано: «Ваше превосходительство Владислав Владимирович, эта копия записки, посланной для
г. М. В. Д. (господина министра внутренних дел. - И. З.). Для Вас я набрал и отпечатал один экз[емпляр] специально (далее слово, которое начинается с заглавной буквы и завершается двоеточием, не читается. - И. З.). И. Гаспринский».
2. «Терские вед[омости]», «Рус[ская] жизнь», «Свет» и «Кавказ». Прим. автора документа.
3. Ахалцихский уезд входил в состав Тифлисской губернии.
4. Шариатский текст. Прим. автора документа.
5. Высочайше утвержденным императорским указом от 11 октября 1890 г. с 1891 г. от кандидатов в члены Оренбургского магометанского духовного собрания требовалось свидетельство об умении читать и писать по-русски (с 1896 г. они должны были иметь свидетельство об испытании по русскому языку в объеме курса городского училища по положению от 31 мая 1872 г.); кандидаты на должности ахунов и хатибов в городах, а также мулл, состоящих при казачьих войсках (за исключением Оренбургского казачьего войска) могли занимать искомые должности после успешного экзамена по русскому языку по программе курса одноклассного начального народного училища по инструкции 4 июня 1875 г.; кандидаты на должности сельских мулл и мулл Оренбургского казачьего войска должны были иметь свидетельство о знании русской разговорной речи и умении читать.
6. Цензор В. Д. Смирнов исправлял религиозные тексты в 1890-1892 гг.
7. [Бурхан ад-дин ал-Маргинани]. Хидая. Комментарии мусульманского права / Пер. с англ. под ред. Н. И. Гродекова. - Ташкент, 1893. - Т. 1. - 513 с.; Т. 2. - 462 с.; Т. 3. - 493 с.; Т. 4. - 319 с.
8. По «Положению по управлению духовными делами мусульман Закавказья» 1872 г. для шиитов и суннитов были установлены единые правила управления духовными делами мусульман. Первой инстанцией на местах выступали кадии и муллы. Следующие ступени заведования духовными делами олицетворяли средние и высшие коллегиальные учреждения: губернские меджлисы и духовные правления. Духовные правления находились в г. Тифлисе (см.: Рыбаков С. Г. Устройство и нужды управления духовными делами мусульман России // Ислам в Российской империи (законодательные акты, описания, статистика) / Сост. и автор вводной статьи, комментариев и приложений Д. Ю. Арапов. - М., 2001. - С. 272-275).
9. Подпись автора в копии документа отсутствует. После печатного текста И. Гаспринский пишет: «Сейчас получил "Каспий" из Бакинской губернии, там боязнь колоколов, крещение и т. п.». Внизу на последнем листе имеется набранная типографским способом надпись: «Типография газеты "Переводчик" в Бахчисарае».
Список литературы
Ганкевич В. На службе правде и просвещению. Краткий биографический очерк Исмаила Гаспринского (1851-1914). - Симферополь: Изд-во «ДОЛЯ», 2000. - С. 19-21.
Мухаметдинов Р. И. Гаспринский // Духовная культура и татарская интеллигенция: исторические портреты. - Казань: Изд-во «Магариф», 2000. - С. 48.
Куркчи А. И. Исмаил бей Гаспринский // Дружба народов. - 1992. - № 1. - С. 223. Мусульманское духовенство Таврической губернии в конце XIX века: рапорт В. В. Вашкевича: сборник документов / Сост., авт. предисл., прим. и сокр., сост. указ. И. К. Загидуллин. - Казань: Государственный комитет Республики Татарстан по архивному делу. - Казань, 2016. - С. 22, 149-151.
Каримуллин А. Г. Татарская книга пореформенной России. - Казань: Тат. кн. изд-во, 1983. - С. 124.
ЗагидуллинИ. К. Татарское национальное движение (1860-1905 гг.). Монография. -Казань: Татар. кн. изд-во, 2014. - С. 119.
References
Gankevich V. Na sluzhbe pravde i prosveshcheniyu. Kratkiy biograficheskiy ocherk Ismaila Gasprinskogo (1851-1914) [Serving to truth and education. Short biography of Ismail Gasprinsky (1851-1914). In Russ.]. Simferopol, "Dolya" publ., 2000, pp. 19-21.
Mukhametdinov R. I. Gasprinskiy [Gasprinsky. In Russ.]. IN: Duhovnaya kultura i tatarskaya intelligentsiya: istoricheskie portrety [Spiritual culture and Tatar intellectuals: historical portraits. In Russ.]. Kazan, "Magarif" publ., 2000, p. 48.
Kurkchi A. I. Ismail bey Gasprinskiy [Ismail bey Gasprinsky. In Russ.]. IN: Druzhba narodov [Peoples' friendship. In Russ.], 1992, no 1, p. 223.
Musulmanskoe duhovenstvo Tavricheskoy gubernii v kontse XIX veka: raport V V Vashkevicha: sbornik dokumentov. Sost., avt. predisl., prim. i sokr., sost. ukaz. I. K. Zagidullin [Zagidullin I. K. (ramp., aut. forew., comment and abbr., comp. bibl.) The Muslim clergy of the Tavria province in the late 19th century: V. V. Vashkevich's official report: collection of documents. In Russ.]. Kazan, The State Committee for Archives of the Republic of Tatarstan publ., 2016, pp. 11, 12, 15, 22, 149-151.
Karimullin A. G. Tatarskaya kniga poreformennoy Rossii [The Tatar book of the postreform Russia. In Russ.]. Kazan, Tat. book publ., 1983, p. 124.
Zagidullin I. K. Tatarskoe natsionalnoe dvizhenie (1860-1905 gg.). Monografiya [Tatar national movement (1860-1905). Monograph. In Russ.]. Kazan, Tatar. book publ., 2014. p. 119.
Сведения об авторе
Ильдус Котдусович Загидуллин, доктор исторических наук, заведующий отделом новой истории Института истории им. Ш. Марджани АН РТ, e-mail: zagik63@mail.ru.
About the author
Ildus K. Zagidullin, Doctor of Historical Sciences, Head of Modern History Department of Sh.Mardzhani Institute of History of Academy of Sciences of the Republic of Tatarstan, e-mail: zagik63@mail.ru.
В редакцию статья поступила 27.01.2017 г., опубликована:
Загидуллин И. К. «Докладная записка» И. Гаспринского 1894 г. // Гасырлар авазы - Эхо веков. - 2017. - № 3/4. - С. 71-83.
Submitted on 27.01.2017, published:
Zagidullin I. K. "Dokladnayazapiska"I. Gasprinskogo 1894g. [I. Gasprinsky's "memorandum" of 1894. In Russ.]. IN: Gasyrlar avazy - Eho vekov, 2017, no. 3/4, pp. 71-83.
