БОТ :10.30842/1е1ср230690152206
Д. Д. Балашевич
ДИСКУРСИВНЫЙ АНАЛИЗ ЛЕКСИКИ В ПОМАКСКОМ ДИАЛЕКТНОМ НАРРАТИВЕ О СВАДЕБНОМ ОБРЯДЕ1
Анализ речи родопских болгароговорящих мусульман о традиционном свадебном обряде позволяет выявить характерные семантические и морфологические парадигмы, сохранность персонажного кода и тенденцию к деабстрагированию наименований обрядовых комплексов. На сохранность языкового кода свадебного обряда в целом и разграничение отдельных кодов в частности в большой степени влияют лексико-семантические трансформации в диахроническом аспекте.
Ключевые слова: языковой код, свадебный обряд, болгары-мусульмане, помаки, дискурсивный анализ, этнолингвистика.
В настоящей статье представлен анализ диалектного нарра-тива о свадебном обряде болгароязычных мусульман, именующих себя в родопском регионе Болгарии помаки. Их традиционная культура, во многом идентичная культуре болгар-христиан, зачастую бытует в более архаичном варианте (Rodopi 1985), что объясняют конфессиональной и территориальной обособленностью, замкнутостью консервативного сообщества (У8К 1995). В XX в. помаки не без принуждения включаются в социальную жизнь всей Болгарии (Уе1сИеуа 1995; Stamenova 1995 и др.).
Свадебные обряды Родоп, бытующие у христиан и мусульман, достаточно хорошо исследованы как в комплексных монографиях (Rodopi 1985; Sobolev 2001Ь; Мегакоуа 1995 и др.), так и в узкотематических статьях ^Иагашка 1996 и др.). Языковой код свадебного обряда системно представлен в диалектных словарях и диалектологических атласах (АпШ^уа-УаБЙеуа, М^шу 2011; Stojchev 1965; Stojchev 1983; МБАБУа 2005, Sobolev 2001а и др.), отражен в сборниках народного фольклора (Lubomirov 2007 и др.). Тем не менее, исследования отдельно взятого диалектного нарратива современными методами дискурсивного и этнолингвистического анализа одновре-
1 Работа выполнена при поддержке гранта РНФ № 14-18-01405 «От сепарации до симбиоза: языки и культуры Юго-Восточной Европы в контакте».
менно еще не предпринималось. Такой анализ, по нашему мнению, позволит получить цельное и разностороннее представление как о самом свадебном обряде и его языковым коде, так и о речевом поведении и рефлексии носителя локальной традиции о своем языке и культуре.
Исследование имеет конечной целью установить дискурсивное позиционирование болгар-мусульман в инорелигиозном и иноязычном (инодиалектном и стандартном) окружении. Для этого языковой код свадебного обряда был нами рассмотрен с точки зрения «реконструкции»2 цельности обряда и установления субъективного отношения информанта к предмету нарра-ции. С опорой на (Бапев1 2004; 81к1шю 1998; Ра1гс1ои§И 1992 и др.) был проведен дескриптивный, компаративный, дискурсивный и этнолингвистический анализ. Материалом послужили записи диалектной речи, осуществленные в ходе полевого исследования в июле 2017 г. в г. Смолян, а именно нарратив продолжительностью 1 ч. 47 мин. информантки 85-ти лет (1932 г. рождения), жительницы квартала Чокъска махала (сейчас Каптажа). Образец речи носительницы смолянского мусульманского говора приведен в традиционной болгарской диалектологической транскрипции в приложении.
По сообщению информантки, в 1950-е гг. в брак вступали в возрасте 20-30 лет. В первую очередь устраивались смотрины, на которых представитель стороны жениха определялся с выбором девушки. При положительном исходе в дом потенциальной невесты отправляли сватов и, в случае согласия стороны невесты, сразу же оговаривали детали проведения религиозного обряда бракосочетания и переезда невесты в дом жениха. Светская регистрация брака была возможна исключительно после религиозного бракосочетания, которое происходило в доме невесты в присутствии свидетелей.
Перед переездом невесты ее руки красили хной в качестве украшения и заплетали праздничную прическу в виде мно-
2 Представленная статья не имеет задачи сопоставить исследуемый нарратив с «идеальным» нарративом, сконструированным на основе других исследований, архивных данных, статей и монографий. Тем не менее они послужили материалом для формирования вопросника для полевой работы, проведенной летом 2017 г., целью которой было исследовать наиболее релевантные сегменты комплекса свадебного обряда и их лексическое выражение.
жества косичек. В день переезда, когда представители дома жениха приходили ее забирать, невеста получала от них подарок. При переезде невеста шла пешком, тогда как приданое везли на ослах. При входе в дом жениха невеста вновь получала подарок в виде золотых украшений, а также сама одаривала сторону жениха.
Сразу после переезда невесты всем участникам свадебного поезда раздавалось угощение, а позже вечером проводился ужин в семейном кругу, после которого молодожены отправлялись в отдельную комнату для проведения брачной ночи. Пришедших на следующий день в гости близких угощали сладостями.
В середине ХХ в. свадебное застолье не проводили. Вместо этого устраивали гуосте, что представляло собой застолье в доме родителей невесты спустя неделю после ее переезда, а еще спустя неделю - такое же застолье в доме жениха.
Методика московской этнолингвистической школы (ТоЫо], ТоМа]а 1995; Р1о1шкоуа 2000 и др.) позволяет установить особенности распределения маркированного и немаркированного лексического материала по типам этнокультурных кодов с учетом типа денотата. По нашим данным, если принять разделение языкового кода на персонажный, предметный, акциональный (Шепеуа 2010) и вербальный3, то наиболее сохранным4 в речи нарратора оказывается персонажный (напр. булка 'невеста', сватов'е 'родители молодоженов по отношению один к другому', каинч'е 'младший брат жены). На втором месте по степени представленности находится предметный код (напр. спап 'приданое', руба 'приданое', ниш'ён 'дар в виде украшения
3
Под вербальным кодом подразумеваются а) названия комплексов обрядовых мероприятий, которые нельзя ограничить одним из вышеперечисленных кодов, или б) устное народное творчество, выраженное песнями, благопожеланиями, клише.
4 При установлении степени сохранности языкового кода мы определяем объем инвентаря словоформ (в т. ч. устойчивых словосочетаний), эксплицитно выражающих ритуально маркированный денотат. Необходимым условием является его передача одно словоформой / устойчивым выражением (для разграничения с описательными построениями). Также мы рассматриваем частотность использования ритуально маркированной словоформы в нарративе в случае параллельного использования информантом иной лексемы (отличной морфологически) или описательных.
невесте со стороны жениха'). На третьем месте находится акциональный код (напр. каносвам 'красить хной руки невесте накануне переезда', ож'ен 'а се 'выйти замуж', в'ен'ч'ее 'провести религиозное бракосочетание), но часто информантка прибегает к описанию посредством общеупотребительной лексики. Примеры вербального кода информантка припоминает с трудом, в основном в качестве ответа на наводящие вопросы (напр. гости 'мероприятие, когда мать невесты на третий вечер после переезда невесты приглашает молодоженов к себе в дом, а потом мать жениха также приглашает родителей невесты', бра:к 'бракосочетание'). В речи информантки сохраняли и сохраняют свою актуальность прежде всего диалектные наименования свадебных чинов, в то время как наименования предметов, по всей видимости, вслед за самими денотатами, утратили свою актуальность и релевантность для рассказчика. При этом акциональный код прямо связан с персонажным кодом (на братовици башта ми и майка ми курдисаха по три лири 'невестам братьев мои отец и мать подарили по три лиры', булканъ га иде, седи един ден' права фъф киш'она 'невеста, когда придет, целый день стоит в углу'). Таким образом, персонажный код представляется наиболее сохранным в этнолингвистическом смысле, в то время как лексика акциональ-ного и вербального кодов представлена в наименьшей степени в силу ее частого замещения описательными конструкциями и ее привязанности к персонажному коду.
В речи информантки один общий план выражения может объединять денотаты или же, напротив, дифференцировать их на основе различения их экстралингвистических функций. Лексемы, отражающие не единичные свадебные чины, в речевом потоке обычно представлены в формах мн. ч., несмотря на существование словоформы в единственном числе (мумаре 'сваты' от мумар; свид'ет'ели 'свидетели при религиозном бракосочетании' от свид'ет'ел), что объясняется идентичностью выполняемых ими функций в обряде. Этим же можно объяснить наименование свекра и свекрови отдельными лексемами, когда их функции в обряде различны: св'екърът и св'екървъта - и объединение в единой лексеме (и, соответственно, единой семе) при совпадении их функций в противопоставлении иным свадебным чинам: тва дойд'е врем'е за спан 'е и се разд 'елихм'е: старты си утидаха на дол 'ниа еташ и
ние на горниа еташ останахме 'тогда пришло время ложиться спать и мы разделились: старшие ушли на нижний этаж, а мы на верхнем этаже остались'.
Анализ речи информантки позволяет установить семантические основы формирования словообразовательных парадигм и возможные причины появления лексических лакун. Например, ожидаемо наличие однокоренных слов, вовлеченных в словообразовательные процессы (миж'у - миж'ефца 'жена старшего брата мужа'; пити 'вид хлеба, который несет приглашенная сторона, отправляясь на гу ости' - питарки 'сумки для пити'). На этом фоне особый интерес вызывают случаи «нежелания» информанта сполна воспользоваться словообразовательной парадигмой, имеющейся в языке. Например, нарратор использует в живой речи элемент акционального кода тр еб а хуоджа да а в'енч'ее 'сперва ходжа должен совершить религиозный обряд бракосочетания по отношению к ней <невесте>', но избегает употреблять однокоренную лексему-элемент вербального кода венчавка/венчило/венчаване 'религиозный обряд бракосочетания' (Мегакоуа 1995: 48); однако при прямом вопросе информант подтверждает наличие этих слов в его идиоме.
Интерес вызывают случаи отсутствия вариативности планов выражения одной семы (например, 'жених' на разных этапах свадебного обряда) на фоне плюрализма выражения семы 'невеста':
Дваминъ свид'ет'ели, и ъд мумч 'ену и ъд мумич'ену 'двое свидетелей, и со стороны юноши, и со стороны девушки';
...тр'еб6а да се в'енч'ее булкана преди дъ ид'е на момч'ену 'надо, чтобы сперва был совершен религиозный обряд бракосочетания, прежде чем невеста переедет к юноше';
да има един кат ъга ид'е нивестана тр'ебва сп'ециелно да го дад'е нъ мумч 'ено 'чтобы было одно <полотенце>, потому что когда невеста отправится, она должна специально дать его юноше'.
Синонимические связи между лексическими единицами могут возникать непосредственно в речи под влиянием контекста. Информант может избирать лексический аналог, переходя границы собственного культурного кода. Например, лексема свид'ет'ели была употреблена при ответе на вопрос о
наличии на традиционной свадьбе кумовьев5: свид'ёт'елине са кумуве 'свидетели - это кумовья'. Для передачи одного и того же значения информант может использовать целый ряд лексем, которые он рассматривает как взаимозаменяемые (например, 'приданое' рассказчица называетруба, ч'ёис?или спап6).
Исследуемый нарратив отчетливо демонстрирует диахроническое изменение языкового кода свадебного обряда, что, возможно, отражает обобщение нового языкового кода во всех типах речи болгар-мусульман. Утрата лексем и их отделение от означаемого явления/комплекса действий прослеживается на примере лексем годеж/главеж (Мегакоуа 1995: 47) (то им 'еш'е накаком 'Что-то такое было' ^ те се уду мша стар'те 'старшие договорились'). Если обратить внимание на рефлексию информантки о собственной речи, то часто это касается деактуализации турцизмов и их замещения общеболгарскими лексемами (напр. бобу > д'едо 'свекр'; миж'у 'брат мужа' >
г п
ч'ич'у ). Поскольку сама информантка без соответствующих вопросов-стимулов поясняет значение слова бобу (с семантикой 'свекр' или 'отец') посредством лексемы баща (с общеболгарским значнеием 'отец'), постольку можно сделать вывод об осознании ею своего диалекта как потенциально непонятного постороннему человеку. Осмысление информантом этого разделения лексики на «старую» и более новую вызывает особый интерес. Также ярким примером сохранения реалии при утрате лексемы является отсутствие специфичного наименования для поваров, готовящих свадебное застолье; наблюдается утрата свадебного чина (перенос акцентирования на функцию члена семьи) при сохранении персонажа: магер (Стойчев 1965) > блис'ки 'близкие'.
Наконец, можно обратить внимание на вариативность выражения одной и той же семы, деабстрагирование, обобщение денотата путем выделения его ключевого семантического элемента и случаи смещения семантических акцентов. Вместо одной (ожидаемой) лексемы в речи может использоваться
5 О типах ролей кумовьев у балканских славян-мусульман см.: Golo Bordo 2013: 91-93.
6 Тем не менее, лексема спап используется реже прочих и, как мы полагаем, связана с транспортировкой приданого; также информант поясняет ее значение: спапън е багаш.
7 * '
В общеболгарском языке означает дядю по отцовской линии.
развернутое высказывание-толкование, как, например, в случае со словом главеш, которое замещается: момаре дъга поискат и упредел'от вр'ем'е кога да а в'од'ат... 'когда сваты посватаются и определят время, когда ее <невесту> поведут <в дом жениха>', где вербальный код замещен преимущественно акцональным. Элемент акционального кода в высказывании т'е си йе курдисвъха 'они ее одаривали украшениями' (допускается указание чем: плат некаф за рокл 'а и за ризъ дъ има и куорпа и хавлийа; по три лири, 'какой-то тканью, чтобы было для платья и рубахи, и платком, и полотенцем; и тремя лирами', где лира, со слов информантки, подразумевает золото8) инофрмантка использует параллельно высказыванию дават' йе койну има
г
злато 'дают ей золото, у кого есть', где смысловым акцентом
г
является злато, элемент предметного кода.
В заключение можно еще раз отметить относительную сохранность традиционного помакского свадебного обряда в 1950-х гг., хорошую сохранность языкового кода обряда на момент записи нарратива и наибольшую сохранность персонажного кода по отношению к кодам других типов. Очевидна речевая стратегия информантки, состоящая в стремлении «избавиться» от наименований, обозначающих целые ритуальные комплексы, посредством разложения последних на отдельные действия или вычленения ключевого действия (главеш, венчавка). Для помакской речи свойственны «переходы» семы из одного языкового кода в другой (см. главеш ^ момаре дъга поискат и упредел 'от вр 'ем'е кога да а вуод'ат; курдисвам ^
г г г г
дават' йе койну има злато), замещение диалектных / архаичных (часто - заимствованных из турецкого языка) лексем более новыми, часто общеболгарскими (руба - чеиз; мижу -чичу; бобу - деду), нивелирование существовавших в прошлом семантических различий (см. руба, спап, чеиз), несистемность в однокоренном выражении одной из составляющих семантических пар (см. миж'у - миж'ефца), зависимость морфологических характеристик от экстралингвистического контекста (св'екърът, св'екървъта - старты). Наконец, фиксируется восприятие говорящим своего идиома как особого диалекта, а также способность обозначать реалии посредством лексических
8 г
Аутентичное значение лира - золотая монета определенного номинала.
средств иноверного сообщества (см. кумове - свидетели; бобу -баща).
Приложение. Образец диалектной речи
Дойд'е една жена, баба Данч'ев'ица, та и котът и т'а многу по фал и тех и и и та к'е ше може д дойда и искат. ам т'а св'екъръд дойд'е татъ та се удумиха и нъ направихме брак. Гъкх. Койа година беше? П'етд'ес'е и тр'ета гадина ма тра: б'еше. Направихм'е брак п'ед'есе и фтора направихм'е, петдесе и тр ета дойдах на х ей ту а. Га: ъм дойдах. И г ост е сйа напраВихм'е, цвадба н'е прав'ехм'е за н'его и за м'ен'е. Ама там с'етн'е почнъха свадбит'е многу да прав'ат. Там с'етн'е. ... Имахм'е си сабаил'е когато гук ан'екова, а коато синос им'ехм'е свадба за нас н'е м'еше, саму гуосте. Е. Окулу п'етд'ес'е души, до сто души бли скин'е хора ка поканихм'е и: нива б'еше. И, и почнахм'е дъ да жив'еем'е ей фъй сайа кУошта.
Пришла одна женщина, баба Данчевица, и она очень их похвалила, и в результате они смогут прийти ее сватать. Ну и тогда свекор пришел, и они договорились, и мы заключили брак. Какой это был год? Пятьдесят третий год, должно быть. Мы заключили брак, в пятьдесят втором заключили, в пятьдесят третьем я пришла вот сюда. Тогда я пришла. И гостэ провели, свадьбы не проводили для него и для меня. Но потом начали проводить много свадеб. Потом. ... У нас была утром когда это, когда у нас был сын - свадьба; у нас не было, только гостэ. Ну. Около пятидесяти человек, до ста человек близких людей мы пригласили, и всё. И мы начали жить вот в этом доме.
Литература
Antonova-Vasileva L., Mitrinov G. 2011: Rechnik na balgarskite govori v Iuzhni Rhodopi, Dramsko i Sjarsko [The dictionary of the Bulgarian dialects in the Southern Rhodopes, Drama and Serres]. Sofia. Антонова-Василева Л., Митринов Г. 2011: Речник на българс-ките говори в Южните Родопи, Драмско и Сярско. София. Danesi, M. 2004: A basic course in anthropological linguistics. Toronto. Fairclough, N. 1992: Discourse and Text: Linguistic and Intertextual Analysis within Discourse Analysis. In Discourse Society 3 (2), 193-217.
Golo Bordo 2013: [Golo Bordo (Оо11оЪогс1ё), Albania. From the materials of a Balkan expedition of Russian Academy of Sciences and Saint Petersburg State University in 2008-2010]. A. N. Sobolev, A. N. Novik (ed.). St. Petersburg: Nauka, München: Verlag.
Голо Бордо 2013: Голо Бордо (Gollobordä), Албания. Из материалов балканской экспедиции РАН и СПбГУ 2008—2010. Под ред. А. Н. Соболева, А. А. Новика. Санкт-Петербург: Наука, Мюнхен: Verlag Otto Sagner. Ljubomirov, S. 2007: Dimanovo. Razbudenata pamet [Dimanovo. The awoken member]. Smoljan.
Любомиров С. 2007: Диманово. Разбудената памет. Смолян. Merakova E. 1995: Onomasiologichna i semaseologichna haracteristica na svatbenija obred v Srednite Rodopi [Onomasioligical and semasiological characteristic of the wedding ceremony in the Middle Rhodope]. Plovdiv.
Меракова, Е. 1995: Ономасиологична и семасиологична характеристика на сватбения обред в Средните Родопи. Пловдив. MDABYa 2005: [The minor atlas of the Balkan languages. Lexical series. Vol. I. The lexics of the spiritual culture]. A. N. Sobolev (ed.). München: Biblion Verlag, 2005.
МДАБЯ 2005: Малый диалектологический атлас балканских языков. Серия лексическая. Том I. Лексика духовной культуры. Под ред. А. Н. Соболева. Мюнхен: Biblion Verlag. Plotnikova, A. A. 2000: Slovari i narodnaja cultura. Ocherki slavjanskoj lecsicografii [The dictionaries and the folk culture. The essayes of the Slavonic lexocography]. Moskow.
Плотникова, А. А. 2000: Словари и народная культура. Очерки славянской лексикографии. М. Rodopi 1985: [The Rhodopes. The traditional folk culture and socionormative culture]. R. Popov, S. Grebenarova (eds.). Sofia: BAN, 1985.
Родопи. Традиционна народна духовна и социалнонормативна культура. Под. ред. Попова Р., Гребенаровой С. София, БАН. Sharanska, F. 1996: [Bulgarian-Muslim marriage in Jacoruda region]. In Balgarska etnologija [Bulgarian etnology] 4, 88-101. Шаранска Ф. 1996: Българомохамеданската сватба в Якоруд-ско. В сб. Българска етнология 4, 88-101. Sikimich, B. 1998: [Young untaught]. In: Kodovi slovenskih cultura [The
Slavonic culture codes] 3, 163-185. СикимиЬ, Б. 1998: Неука млада. В сб. Кодови словенских култура, 3, 163-185.
Sobolev, A. N. 2001a: [The Balcan Lexics in the areal and areal-typolo-gical analisys]. Voprosy yazykoznaniya [Linguistics Problems] 2, 59-93.
Соболев, А. Н. 2001: Балканская лексика в ареальном и ареаль-но-типологическом освещении. Вопросы языкознания 2, 59-93. Sobolev, A. N. 2001b: Bolgarskij shirokolakskij govor. Sintaksis, lecsica duhovnoj cultury, teksty [The Bulgarian dialect of Shiroca Laca. Sintaxis, lexics of the spiritual culrute, texts]. Marburg. Соболев А. Н. 2001: Болгарский широколыкский говор. Синтаксис, лексика духовной культуры, тексты. Марбург. Stamenova, Zh. 1995: Etnosocialni aspecti na bita v iztochnite Rodopi prez 70-80 godini [Etnosocial aspects of the everyday life in the Southern Rhodopes in 70th-80th]. Pernic.
Стаменова Ж. 1995: Етносоциални аспекти на бита в източ-ните Родопи през 70—80 години. Перник. Stojchev, T. 1965: Rodopski rechnik [Rhodope dictionary].Vol. 2, Sofia.
Стойчев Т. 1965: Родопски речник. Т. 2, София. Stojchev, T. 1983: Rodopski rechnik [the Rhodope dictionary] Vol. 5, Sofia.
Стойчев Т. 1983: Родопски речник Т. 5, София. Tolstoy, N. I., Tolstaja S. M. 1995: [Introduction]. In: Slavjanskie drevnosti [The slavnic antiquity]. Moscow, 5—14.
Толстой Н. И., Толстая С. М. 1995: Введение. В сб.: Славянские древности. Москва, 5-14. Uzeneva, E. S. 2010: Bolgarskaja svadjba: etnolingvisticheskoe issledovanie [Bulgarian wedding: ethnolinguistic research]. Moscow.
Узенева, Е. С. 2010: Болгарская свадьба: этнолингвистическое исследование. Москва. Velcheva, N. 1995: [The ethnic processes in the Rhodopes]. In: Balgarska etnologia [Bulgarian ethnology] 21/2, 3-16.
Велчева, Н. 1995: Етническите процеси в Родопите. In: Българска етнология 21/2, 3-16. VSN 1995: [The links of compatibility and incompatibility between Christians and Muslims in Bulgaria]. A. Zeliazkova (ed.). Sofia: Mezhdunarodni centyr, 1995.
Връзки на съвместимост и несъвместимост между християни и мюсюлмани в България. Под ред. А. Желязковой. София: Международни център.
D. D. Balashevich. Discursive analysis of vocabulary in the Pomak dialect narrative on the wedding rite
The linguistic code of the wedding rite of the Pomaks (Muslim speakers of Bulgarian in the Rhodope Mountains), as reflected in the speech behavior of our informants, is marked by specific morpho-semantic paradigms, leading role of character code, and tendency to refer to the whole rites in precise terms. In the diachronic perspective, lexico-semantic transformations contribute to the preservation of the linguistic code of the wedding rite, along with the code boundaries.
Key words: language code, wedding rite, Muslim Bulgarians, Pomaks, discursive analysis, ethnolinguistics.