ДИСКУРСИВНАЯ ФУНКЦИЯ ИНДИКАТИВНЫХ КОНСТРУКЦИЙ В РУССКОМ ЯЗЫКЕ В СОПОСТАВЛЕНИИ С ДАРГИНСКИМ Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

УДК 81.366; 81.367

1 2 Э.А. Казимова , П.А. Шахбанова

Дискурсивная функция индикативных конструкций в русском языке в сопоставлении с даргинским

1 Дагестанский государственный университет; patyashahbanova@mail.ru 2ДНЦ РАН

В статье рассматриваются особенности дискурсивного употребления индикативных конструкций в русском и даргинском языках. Обращается внимание на выявление дифференцирующего и общего в дискурсивном употреблении одной грамматической формы в языках с разным грамматическим строем.

Ключевые слова: дискурс, индикатив, императив, семантика запрета, грамматические формы.

«Лингвисты обычно делают утверждения о тех или иных языковых фактах, основываясь на данных письменного языка, предполагая, что это утверждения о языке вообще. Это совершенно не оправданно: истинность любого такого утверждения должна непосредственно проверяться на устном материале» [Кибрик А.А., Подлесская В.И. 2009: 25].

Каждый, кто занимается изучением неподготовленной, непринужденной устной речи родного или иностранного языка, знает, что даже первоочередной этап - сегментация речевого потока на осмысленные дискурсивные единицы - сталкивается с невозможностью опереться на известные из грамматики письменного языка определения языковых единиц.

Так, индикативная конструкция, будучи синтаксическим целым со сказуемым в форме изъявительного наклонения, попадая из линейной системно-структурной плоскости в прагматическое объемное пространство, то есть в дискурс, обнаруживает необычные для себя свойства. Объясняется это тем, что при употреблении индикативных конструкций в спонтанной живой речи соучаствуют разнородные факторы: энциклопедические знания, представления о мире, житейская логика практического рассуждения, психологические механизмы, внеязыковая действительность, которой касается говорящий. Следовательно, анализ индикативных конструкций вне дискурса приводит к упущению первостепенного в языке, поскольку изучает языковое средство, вырванное из контекста.

Исследование языковых явлений в сопоставительном аспекте, как правило, дает полное представление о тех или иных фактах, не всегда замечаемых исследователями при автономном исследовании языка. Сопоставление дискурсивного употребления индикативных конструкций в русском и даргинском языках позволит выявить дифференцирующее и общее в дискурсивном употреблении одной грамматической формы в языках с разным грамматическим строем. Представится также возможность доказать, что многие синтаксические явления, характерные для письменного языка, практически не встречаются в устном общении. И напротив, используемые в устном языке дискурсивные явления не всегда совпадают с данными грамматики письменного языка.

Дискурс как языковая единица максимального и, в принципе, неограниченного объема проявляется в коммуникации и в ней функционирует, т. е. это живая речь, процесс, разворачивающийся во времени и пространстве. Следовательно, языковой материал для анализа должен представлять собой текст, воспринимаемый как своего рода стоп-кадр, искусственно застопоренный момент между прошедшим и будущим.

Рассмотрим такой материал в русском языке.

Таманцев и Андрей разом полезли в кузов.

- Останешься! - приказал Таманцеву капитан. - Осмотри дорожку следов: на пашне должны быть хорошие отпечатки... (Богомолов).

В данном примере индикативная форма «Останешься!» интерпретируется как императивная. В ней выражается побуждение к действию, которое должно быть выполнено либо непосредственно после момента речи, либо через некоторое время. Субъект речи в данной конструкции занимает позицию «начальника», а объект - позицию «подчиненного». Соответственно, реальным содержанием индикативной конструкции является категорическое волеизъявление, приказ. Здесь же параллельно употреблена и императивная конструкция «Осмотри дорожку следов.». Таким образом, семантическая эквивалентность индикативных конструкций и их функциональных синонимов предопределяет возможность их параллельного употребления в дискурсе.

Используя индикативные конструкции для выражения волеизъявления, говорящий, как правило, стремится к сглаживанию возможных негативных последствий. Ср. «Граждане, нельзя с вещами» (М. Булгаков). Данное выражение представляет собой редуцированную прохибитивную конструкцию типа не заходите с вещами. Вполне очевидно, что здесь индикативная форма эллиптирована.

Рассмотрим еще пример: Пьер, выйдя в коридор, с жалостью и отвращением смотрел на этого полусумасшедшего старика. Макар Алексеич, морщась от усилий, удерживал пистолет и кричал хриплым голосом, видимо себе воображая что-то торжественное.

- Это нехорошо, сударь... (Л.Н. Толстой)

Здесь также представлена эллиптированная индикативная конструкция, дискурсивной функцией которой является запрет. Дискурсивный анализ показывает, что запрет представлен через негативную оценку запрещаемого действия, которая выражается в предложении «Это нехорошо, сударь» (в виде осуждения поступка человека). Из отрицательной оценки вытекает вполне определенный смысл, который может быть представлен в эксплицитной форме: «Не делайте так».

Как видим, функция запрета с выраженной отрицательной оценкой действий адресата в дискурсе осуществляется индикативными конструкциями, которые включают предикативы с соответствующей семантикой («стыдно», «нехорошо» и т. д.).

Дискурсивной функцией индикативной формы 2-го лица будущего времени единственного и множественного числа является категорическое волеизъявление, чаще всего приказ, и уместна она в русском языке лишь в коммуникации, где участники речевого акта находятся в отношениях субординации.

- А вдруг я умру? - спросил Юровский, быстренько посчитавший, что в день сорокалетия Фроси ему самому уже должно стукнуть восемьдесят три.

Ольга Петровна нахмурилась:

- Ты этого не сделаешь! Никогда! Имей в виду: Андрей тебе подобного никогда не простит и на том свете к ответу призовет.

- Понял, - рассмеялся Геннадий Иванович. - Разрешите исполнять, товарищ генерал? (Д. Донцова).

Высказывание «Ты этого не сделаешь» в целом выражает побудительную семантику, а именно запрет. Значение запрещения формируется посредством употребления адресатом формы индикатива 2-го лица будущего времени единственного числа в сочетании с оператором отрицания не - не сделаешь.

Судя по контексту, отношения между коммуникантами не субординативные. Использование говорящим именно этой формы объясняется в первую очередь его эмоциональным состоянием, вызванным вопросом реципиента «А вдруг я умру?».

Возможность преобразования индикативных конструкций в высказывания с побудительным значением создается за счет наличия общего смыслового компонента. Значение сообщения, являющееся основным значением индикативных форм, соединяется со значением волеизъявления.

- Больше вы играть в карты не будете. Играть в карты - значит обкрадывать товарища (А. Макаренко).

Запрещение адресантом игры в карты основано на негативном отношении к данному действию. Мотивируя запрет, адресант отрицательно оценивает игру в карты, тем самым выражая свою человеческую позицию и корректируя действия группового собеседника (Играть в карты - значит обкрадывать товарища). Форма 2-го лица множественного числа будущего времени индикатива с отрицанием «не будете» выражает семантику запрещения.

Совмещение повелительного и индикативного значений в русском языке может происходить как в области будущего, так и в области прошедшего времени.

- Ни за что, - вплелся в скандал Катин голос. - Менингит захотел?

- Да, - возмутился мальчишка, - а почему Юльке можно?

- Доживи до моих лет и ходи в ноябре голым, - парировала девушка.

- Так, прекратили базар, - заявила Катя. - Все немедленно вон!

Послышалось шуршание и возня (Д. Донцова).

Запрет вербального действия осуществляется за счет введения в высказывание глагольного компонента с семантикой конца действия в форме прошедшего времени, употребленного в значении императива - прекратили (что является характерным для устной неофициальной речи), в сочетании с существительным в форме винительного падежа базар.

Необходимо отметить, что индикатив в форме прошедшего времени в функции волеизъявления в русском языке употребляется реже, чем индикатив в будущем времени. Еще реже употребляется индикатив в настоящем времени. Плохо очень. Мы эту тему не обсуждаем (Д. Донцова).

Дискурсивная функция индикативной формы глагола настоящего времени с отрицательной частицей не в данном примере - запрет (в виде призыва).

Таким образом, в русском языке распределение временных форм при употреблении индикативных конструкций в побудительной функции таково: чаще всего употребляется будущее время, реже употребляется настоящее и еще реже - прошедшее.

Рассмотрим особенности дискурсивного употребления индикативных конструкций в даргинском языке в сопоставлении с русским.

В даргинском языке, как и в русском, при помощи конструкций с индикативной формой глагола реализуется волеизъявление, чаще всего запрет. Например:

- Юх, ил сек1ал х1ебирид х1уни, сенах1енну наб Чехьери дебали дигахъулра. Х1у ц1акьси адам сайри, Самур, дати илди авара. К1инайсра набзибад дила талих1 кеби-сахъес набзиб ц1акь адх1ебиур! - иб Шамилли кьяркьли.

- Ц1акь адх1ебиур или мук1урвак1ес дигулрив?

(- Нет, ты этого не сделаешь, потому что я очень люблю Чегери. Ты сильный человек, Самур, оставь эти дела. Если и второй раз потеряю свое счастье, у меня не хватит сил.

- Не хочешь ли сдаться из-за отсутствия сил?) (А. А.-Б. «Чегери»).

Конструкция в форме индикатива отрицательного глагола 2-го лица ед. ч. будущего времени х1ебир-ид содержит семантику запрета действия, названного существительным ил сек1ал. Отношения между коммуникантами не субардинативные, зато у говорящего есть доводы, по которым акт запрета имеет место.

Стоит также отметить, что в даргинском языке, так же как и в русском, будущее время глагола в значении запрета употребляется чаще и во многих случаях привносит в высказывание оттенок категоричного повеления.

Как видим, в обоих языках индикативные формы отрицательного глагола 2-го лица единственного и множественного числа, будущего времени в дискурсе реализуют семантику категорического запрещения планируемого адресатом действия.

Специфика данных форм заключается в том, что высказывания с данными формами непосредственно адресуются конкретному лицу, поэтому наличие глагольных форм 2-го лица единственного и множественного числа с отрицанием в речи коммуникантов характеризуют ситуацию межличностного официального и неофициального общения. В большинстве случаев субъектом речи, использующим в своих репликах данные словоформы, запрещаются физические действия адресата.

Х1уни ил сек1ал мабирид! (Ты этого не делай!)

Замена личных форм индикатива функциональными синонимами (соотносительными формами императива) не влечет за собой изменения семантики высказывания в целом. Однако при этом волеизъявление становится менее категоричным. Дело в том, что в подобном случае говорящий не обосабливается от адресата. То есть адресат может рассчитывать на другой вариант решения вопроса или помощь.

Использование в обоих языках наименее маркированной во временном отношении формы кажется естественным, поскольку при повелении нет необходимости указывать на отношение времени действия к моменту речи. Соотношение же будущего, настоящего и прошедшего времен объясняется тем, что действие, к которому относится повеление, естественно, относится к будущему, поэтому форма будущего времени наиболее приемлема в таком контексте.

Г1ур нушачил вак1ибсини сунела плащ чебях1кайхъуну, х1уни илала кисализи ишди арц кадирхьид. (Пришедший с нами повесит свой плащ, ты эти деньги положишь в его карман) (Г. Юсупов. «Посмотрим»).

Следует заметить, что в даргинском языке глагольное действие, выраженное формой 2-го лица будущего времени ед. и мн. ч., в дискурсе может соотноситься с моментом речи, то есть употребляться в значении настоящего времени. Например: Х1еби-алли [г1инцбала кьям гьала гъамбирули] лерилра касес вируд! (Тогда [придвигая тарелку с яблоками ближе] все можешь взять!) (Г. Юсупов. «Посмотрим»).

Дискурсивная функция данной индикативной конструкции направлена на реализацию простого побуждения. Доказательством служат действия адресанта, которые описаны в ремарке придвигая тарелку с яблоками ближе.

В даргинском языке, так же как и в русском, волеизъявление (а именно запрет) может быть выражен посредством индикативной конструкции (повествования-намека) с отрицательной оценкой запрещаемым действиям адресата. Например: Диълизи милякъван, гьанна х1у нушала гъайлизи ух1нах1ейкили хьалли, чилилра г1яйиб х1ебиру. - Султ1ай Хямидличи х1улби лямц1аиб. (Если ты не влезешь в наш разговор, словно червь в мясо, никто тебя не осудит. - Султан взглянул на Гамида) (У. Шапиева. «Первое поручение»).

Частные семантические интерпретации семантической категории побуждения в даргинском языке, как и в русском, достаточно чётко распределяются между типами функциональных синонимов. В даргинском языке, в отличие от русского языка, конструкциями с индикативной формой глагола будущего времени не выражается приказ.

Т1аш! Арукьес пикри х1ебиэс х1ела? Ганз кахЫйцЫд! (Стой! Не уйти ли ты вздумал? Шаг не сделаешь!) (Г. Юсупов. «Посмотрим»).

Запрещение выражено формой индикатива в форме будущего времени. Хала гъайли гъайх^ди^ех^, Башир Ах1мадович. Ху гъайик1ух1ели, ну х1ед диргалах1ерухъунра. Ну чичила гъайрик1улра, х1уни ункъли балулри... (Не будем говорить высокопарные слова, Башир Ахмедович. Когда вы разговаривали, я вам не мешала. Про кого я говорю, вы прекрасно знаете.) (М.-Р. Расулов. «А жизнь не ждет»).

Семантика запрета выражается говорящим индикативной конструкцией с отрицательной глагольной формой совместного действия в настоящем времени (которое выражает запрет-предложение).

Выбор данного способа можно объяснить стремлением адресанта держать себя в рамках норм общения в официальной обстановке (педсовет).

Способ, которым индикативные формы в дискурсе приобретают побудительное значение, кажется ясным. Повеление возможно только по отношению к такому действию, которое контролируется его исполнителем. Естественно, что о собственных контролируемых действиях субъект осведомлен лучше, чем кто-либо иной. Поэтому дискурсивная единица типа Ты не сделаешь это не может быть понята в своем прямом значении, чисто информативном, потому что адресат лучше других знает, совершит ли он действие, о котором идет речь, если это действие им контролируется.

Разумеется, он может понять это высказывание как обычное декларативное, предположив, что его контроль над действием неполон, и какие-то обстоятельства окажутся сильнее его воли. Такая интерпретация, по-видимому, всегда возможна и в соответствующей ситуации может быть реализована.

Вторая возможная интерпретация, безусловно, повелительная, то есть говорящий утверждает, что слушающий совершит действие, которое он совершать не собирался, значит, он пытается побудить слушающего к совершению этого действия. Заметим, что вторая интерпретация в меньшей степени нарушает ожидания слушающего: ему не приходится отказываться от мнения о том, что он контролирует действие. В отличие от первой, она оставляет слушающему свободу выбора. Поэтому можно предположить, что при прочих равных условиях вторая интерпретация будет более вероятна, чем первая.

Сказанное распространяется на формы и настоящего, и будущего, и прошедшего времен индикатива в русском языке и на формы настоящего и будущего времен в даргинском языке. Объясняется это тем, что в даргинском языке распределение временных форм при употреблении индикативных конструкций в функции побуждения следующее: чаще всего употребляется (как и в русском) будущее время, реже употребляется настоящее время. А индикативная форма в прошедшем времени в даргинском языке, в отличие от русского, для выражения волеизъявления не используется.

Литература

1. Рассказы о сновидениях. Корпусное исследование устного русского дискурса / под ред. Кибрика А.А., Подлесской В.И. - М., 2009. - С. 25.

Поступила в редакцию 26 ноября 2013 г.

UDK 81.366; 81.367

Discursive usage of indicative constructions in Russian and Dargin

E.A. Kazimova, P.A. Shakhbanova

1Dagestan State University; patyashahbanova@mail.ru 2 Dagestan Scientific Centre of the Russian Academy of Science

The article considers the particularities of discursive usage of indicative constructions in Russian and Dargin. Attention is focused on revealing common and specific features in discursive usage of the same grammar form in languages with different grammar structure.

Keywords: discurse, indicative, imperative, semantic of phohibition, grammar forms.

Received November 26, 2013