CC BY
49Ключевые слова: воздействие, дискурс, драматургичность, знак, импакт, коммуникация, перформативность, стратегия, тактика
SUMMARY
The article deals with the phenomenon of the discursive indirect impact as a strategic component of communication in general. We study the indirect effects as the planned deliberately subjected algorithmization, orchestrated and dramatized. We establish relations of semio-linguistics with certain speech acts; identified are systemic and conceptual signs of performativity that actualize a variety of strategies and tactics - ekzersitives, verdictives, injunctives, invectives, contactives, comissives, assertives, expositives, suggestives, retractives, satisfactives.
Key words: influence, discourse and the drama, sign, impact, communication, performativity, strategy, tactics
ЛИТЕРАТУРА
1. Абельс Х. Интеракция, идентичность, презентация: введение в интерпретативную социологию: пер. с нем.; под общ. ред. Н. А. Головина и В. В. Козловского. - СПб.: Алетейя, 1999. - 320 с.
2. Барт Р. Риторика образа // В кн.: Р. Барт. Избранные работы. Семиотика. Поэтика: пер. с фр. - М.: Прогресс, 1989. -560 с.
3. Дементьев В. В. Непрямая коммуникация и ее жанры: монография. - Саратов, 2000. - 246 с.
4. Клюев Е. В. Фатика как предмет дискуссии // Поэтика. Стилистика. Язык и культура. Памяти Т. Г. Винокур. - М.: Наука, 1996. - С. 212-220
5. Новое в зарубежной лингвистике. -Вып. 17. - Теория речевых актов. - М.: Прогресс, 1986.
6. Попова Е. А. Культурно-языковые характеристики политического дискурса (на материале газетных интервью): дис. ... канд. филол. наук / Е. А. Попова. - Волгоград, 1995. - 240 с.
7. Сидоренко Е. В. Личностное влияние и противостояние чужому влиянию // Психо-
логия влияния: хрестоматия. - СПб., 2001. -340 с.
8. Kick R. The Disinformation Guide to Media Distortion, Historical Whitewashes and Cultural Myths. - The Disinformation Company Ltd, Razorfish Network, 2001. - 210 р.
9. McDoughall W. The Group Mind. Cambridge: Cambridge University Press, 1920. -450 р.
А. С. Нилогов
УДК 81-13
ДИСКУРС АНТИЯЗЫКА (ОТ ФИЛОСОФИИ ЯЗЫКА К ФИЛОСОФИИ АНТИЯЗЫКА)
Д ля того чтобы обосновать такую новую философскую дисциплину, как философия антиязыка, укажем на то предметное содержание философии языка, которое, на наш взгляд, не удовлетворяет современному уровню философской проблематики. И ниже приведём первоисточниковые, словарные и энциклопедические определения «философии языка»:
«Важно различать философию языка и лингвистическую философию. Лингвистическая философия складывается из попыток решить философские проблемы путём анализа значений слов естественных языков и логических отношений между словами. Такой анализ можно использовать при обсуждении традиционных вопросов философии, например проблем детерминизма, скептицизма или каузации, впрочем, можно, специально не
обращаясь к традиционным философским проблемам, изучать понятия как отдельные и интересные объекты исследования, как способ проникнуть в мир, строя классификации и проводя отождествления и различения в языке, которым мы пользуемся для характеристики и описания мира. Философия языка складывается из попыток проанализировать самые общие языковые единицы и отношения, такие как значение, референция, истина, верификация, речевой акт или логическая необходимость.
Если «философия языка» - это название объекта изучения, заголовок темы внутри философии, то «лингвистическая философия» - это, в первую очередь, название философского метода. Однако метод и объект очень тесно связаны. Философия языка и лингвистическая философия связаны тесно не только потому, что к некоторым проблемам философии языка можно с успехом подойти, применяя методы и приёмы лингвистической философии (речь идёт, например, о таких проблемах, как природа истины, которую, по крайней мере частично, можно представлять как серию вопросов, относящихся к анализу понятия «истинный»), но и потому - а это гораздо важнее, - что методы, которыми пользуются лингвистические философы в своих исследованиях языка, в очень сильной степени зависят от их философских взглядов на язык, то есть от их философии языка» Д. Сёрл [6, с. 6].
«Философия языка - исследовательская область философии, в которой не просто анализируется взаимосвязь мышления и языка, а выявляется конституирующая роль языка, слова и речи в различных формах дискурса, в познании и в структурах сознания и знания. Термин «философия языка» был предложен П. И. Житецким (1900), А. Марта (A. Marty, 1910), К. Фослером (К. Vossler, 1925), О. Фу-нке (О. Funke, 1928), M. M. Бахтиным и В. H. Волошиновым (1929). <...> А. П. Огурцов» [5, с. 238].
«Философские проблемы языкознания -проблемы, касающиеся наиболее общих, ко-
нститутивных свойств самого языка, проявления в языке (и в процессе его изучения) предельно общих свойств (черт) объективного мира, общих закономерностей развития природы, общества и познания, а также лингвистические проблемы, так или иначе связанные с решением основного вопроса философии. Это проблемы природы и сущности языка (прежде всего - его социальной природы), отношения языка и мышления, языка и общества, системы и структуры в языке, его знакового характера, языкового значения, происхождения, эволюции и истории языка, идио-этнического и универсального в языке, возникновения и развития философии языка и др .
Ф. п. я. могут быть подразделены на 2 цикла: 1. Проблемы онтологии языка. 2. Проблемы принципов исследования языка, базирующихся на тех или иных теоретико-познавательных установках, - методологические проблемы языкознания. <...> П. В. Чесноков» [11, с. 545].
Основополагающими понятиями «философии антиязыка» являются следующие: антиязык, антислово, класс антислов, принцип «изначального опоздания», принцип «изначального опережения», аутентичная номинация и др.
Введём фундаментальный принцип, являющийся осевым в проблеме противопоставления философии языка - философии антиязыка. Речь идёт о так называемом принципе «изначального опоздания», который терминологически был сформулирован французским философом Винсентом Декомбом в книге «Современная французская философия». Понятие «изначального опоздания» вводится В. Декомбом применительно к философии французского философа-деконстру-ктивиста Жака Деррида, который, развивая континентальную традицию европейской философии (наряду с М. Хайдеггером), ещё больше усугубляет метафизику присутствия/отсутствия. Процитируем соответствующий отрывок из В. Декомба, в котором он продолжает ассоциативный ряд по поводу
истолкования такого центрального деридеан-ского неологизма, как «различание» («ёШета-псе»): «Вторичное есть не просто то, что приходит на смену первичному в качестве некоего запоздания, - оно есть то, что позволяет первичному быть первичным. Так, первому не удаётся быть действительно первым только благодаря собственным усилиям, собственным средствам: в этом ему помогает вторичное всей силой своего запоздания. Первое является первым только при содействии второго. «Во-вторых», следовательно, обладает своего рода первичностью по отношению к «во-первых»: с самого начала оно присутствует как предварительное условие первичности «во-первых» (не будучи при этом, естественно, самым изначальным «во-первых» [речь о вторичном. - Прим. А. Н.]: из этого следует, что «во-первых» на самом деле является «в-третьих»)» [2, с. 140]. За этой замысловатой цитатой скрывается вся подноготная современной философии и её центрального раздела - онтологии, которая как учение о сущем уже не может претендовать на дескрипцию сущего, а метафизика - на дескрипцию бытия (в хайдеггеровском различении бытия (онтологического) и сущего (онтического)), потому что фундаментальность принципа «изначального опоздания» постулирована самой семиотичностью -знаковой природой человеческого познавательного процесса.
Таким образом: «В ещё более общем плане настоящее является настоящим лишь при условии, что оно соотносится с отсутствующим, дабы стать отличным от него (отличным от отсутствующего, которое есть прошлое или будущее). По Деррида, метафизика могла бы быть жестом стирания этой отличающей метки, этого следа отсутствующего, следа, благодаря которому настоящее есть настоящее. В таком случае можно заметить следующее: след обычно означает наличествующий знак отсутствующей вещи, знак, оставленный этим отсутствующим после его перемещения туда, где оно наличествовало; но если всякое наличествующее несёт след
отсутствующего, его ограничивающего (и в этом смысле его конституирующего, продуцирующего, придающего ему бытие, каковым это наличествующее является), то тогда следует парадоксальным образом помыслить «изначальный след», то есть наличествующий след прошлого, никогда не имевшего места: «абсолютного прошлого»» [2, с. 143].
Всё вышесказанное можно резюмировать такими словами Е. Н. Гурко: «Репрезентация никогда не может быть элементом настоящего, она лишь следует жизни мира и потому всегда запаздывает по отношению к ней. Выпадение из настоящего времени не позволяет знаку обслуживать, фиксировать, репрезентировать присутствие человека при жизни мира. Существование знака лишается смысла, а знак, в свою очередь, лишается и своего реального существования» [1, с. 77].
С этих пор (а по сути - изначально, то есть в соответствии с самим принципом «изначального опоздания») проблема именования вещей их собственными именами пронизывает всю историю философии (понятие аутентичной номинации). Крупнейшими философами XX века - М. Хайдеггером и Ж. Деррида - было показано, что бытие невыразимо в естественном языке, вернее, выразимо лишь сущее, которое искажает бытие вещей, а следовательно, мы никогда не имеем дело с подлинным. Проблема соотношения бытия и небытия (присутствия и отсутствия) разрывает философию на две противоположные практики забвения - бытия, с одной стороны, и небытия - с другой. Решением названных фундаментальных проблем философии и лингвистики является проект философии антиязыка - такой новой дескриптивной дисциплины, в рамках которой разрабатываются специальные методы усмотрения невоязыковляемых сущностей, а также наиболее эффективные способы номинации вещей (референтов).
Несмотря на то, что М. Хайдеггер высказывается о языке как о доме бытия [8, с. 192; 203], тем не менее, вопрошание об онтологическом статусе подручных языковых единиц
(и о языке в целом, в том числе о «языке бытия») остаётся отнюдь не риторическим: «В конце концов философское исследование должно решиться спросить, какой способ бытия вообще присущ языку. Есть ли он внутри-мирно подручное средство или имеет бытийный образ присутствия либо ни то ни другое? Какого рода бытие языка, если он может быть «мёртвым»? Что значит онтологически, что язык растёт и распадается? У нас есть наука о языке, а бытие сущего, которое она имеет темой, туманно; даже горизонт для исследующего вопроса о нём загорожен. Случайно ли, что значения ближайшим образом и большей частью «мирны», размечены значимостью мира, да даже часто по преимуществу «пространственны», или это «эмпирическое обстоятельство» экзистенциально-онтологичес-ки необходимо, и почему? Философскому исследованию придётся отказаться от «философии языка», чтобы спрашивать о «самих вещах», и оно должно привести себя в состояние концептуально прояснённой проблематики» [7, с. 193-194].
Философия антиязыка посвящена новому разделу философии, который во многом наследует, но в большей степени критикует, такую философскую дисциплину, как философия языка. В начале XXI века методы философии языка оказались недостаточными для решения фундаментальных проблем современной философии.
Поскольку философия есть область про-блематизации незнаемого, постольку она нуждается в новой лингвистической методологии, а именно - антиязыковой. Перед нами - крупномасштабная опись тех вещей, которые оказались безымянными в языке, но жаждут быть поименованными хотя бы в лексиконе антиязыка. Философия антиязыка провозглашает ревизию всей истории философии с позиции поименованное /непоименованное, а, будучи новым философским методом, готово сыграть свою революционную роль в открытии антиязыков для всех общих и частных наук.
Выявление собственно антиязыковых и несобственно антиязыковых дискурсивных
практик. В первом случае понимается поиск таких классов (анти)слов, которые невыразимы в естественном языке. Во втором случае -критика существующих способов коммуникации и сигнификации.
Приведём конкретные примеры антиязыковой номинации вещей (с указанием соответствующих классов антислов), которые не укладываются в сигнификативные возможности естественного языка (на примере современного русского языка).
В первом примере разберём такое понимание антислова, которое предполагает пограничный статус в антиязыке и языке, частично выражаемый с помощью обычных слов, но в большей степени - посредством антислов.
Нумерологизмы - это антислова (и соответствующий класс антислов), обозначающие названия (для) больших чисел. В качестве нумерологизмов названия больших чисел пребывают до своего языкового воплощения, причём речь идёт не только о номинации чисел, например, в соответствии с так называемой краткой шкалой, где новое название для числа образуется после прибавления к степени ещё 3 нулей, которые с морфологической точки зрения в русском языке являются числительными, склоняющимися по падежам и числам (формула образования больших числительных такова: количество нулей в числе, записанном по краткой шкале, определяется по формуле 3 х + 3 (где х - латинское числительное), но и о назывном (словесном) перечислении всех чисел в диапазоне между такими степенями, которые с морфологической точки зрения в русском языке являются составными определённо-количественными числительными, склоняющимися по падежам.
Например: число 123456789012345678901 2345678901234567891 в словесном виде будет записано таким образом: один додециллион двести тридцать четыре ундециллиона пятьсот шестьдесят семь дециллионов восемьсот девяносто нониллионов сто двадцать три ок-тиллиона четыреста пятьдесят шесть септил-
х}1уЛШ111пу1Лые< tuu,
лионов семьсот восемьдесят девять секстиллионов двенадцать квинтиллионов триста сорок пять квадриллионов шестьсот семьдесят восемь триллионов девятьсот один миллиард двести тридцать четыре миллиона пятьсот шестьдесят семь тысяч восемьсот девяносто один. А в родительном падеже так: одного додециллиона двухсот тридцати четырёх ундециллионов пятисот шестидесяти семи дециллионов восьмисот девяноста но-ниллионов ста двадцати трёх октиллионов четырёхсот пятидесяти шести септиллионов семисот восьмидесяти девяти секстиллионов двенадцати квинтиллионов трёхсот сорока пяти квадриллионов шестисот семидесяти восьми триллионов девятисот одного мили-арда двухсот тридцати четырёх миллионов пятисот шестидесяти семи тысяч восьмисот девяноста одного. Ранее эти два названия числа являлись антисловами - нумерологизма-ми, а более конкретно - антисловоформами (антисловами в той или иной грамматической форме).
Ещё одна проблема связана с именованием трансцендентных чисел, у которых после целой части (после запятой) плетётся бесконечная вереница дробных знаков, поэтому в философии антиязыка названия таких чисел также представляют собой антислова (подкласс антислов) - трансцендентные нумеро-логизмы (так как невозможно целиком в силу трансцендентной природы (а также даже предельно остаточно) словесно и цифрово выразить, например, число пи, потому что всегда приходится иметь дело с компромиссным вариантом фиксации такого числа: не в виде редуцированных символов, а в зависимости от того, какое количество знаков определено после целой части; в настоящее время речь идёт о десятках триллионов цифр после запятой) [3].
Второй пример трактовки антислова связан с определением статуса всех реконструированных слов - так называемых праформ (этимонов) для современных слов. Они составляют такой класс антислов, как праформо-логизмы (или этимонологизмы, или этимоло-
гизмы). В данном случае речь идёт об определении онтологического статуса словарно зафиксированных этимологических реконструкций. Для конкретизации примеров воспользуемся одним из этимологических словарей русского языка, а именно: «Историко-этимологическим словарём современного русского языка» П. Я. Черныха:
«БОРОДА <...> О.-с. [общеславянская форма. - Прим. А. Н.] *borda (< и.-е. [индоевропейская форма. - Прим. А. Н.] *bordha) -«борода» <...>» [9, с. 104]. В данном примере в статусе антислов выступают праформоло-гизмы - *borda и *bordha.
«ЖИВОТ <...> О.-с. *zivotb <...>» [9, с. 302]. В данном примере в статусе антислова выступает праформологизм - *zivotb.
«МЯСО <...> О.-с. *mgso. И.-е. основа *memso- <...>» [9, с. 553]. В данном примере в статусе антислов выступают праформоло-гизмы - *m§so и *memso-.
С точки зрения этимологической методологии любая реконструкция этимона - гипотетична, то есть недостоверна. Следовательно, онтологический статус подобных прафо-рм весьма условен, но научно мотивирован с позиции традиции сравнительно-исторического языкознания [см.: 9, с. 4]. Процитируем автора данного этимологического словаря П. Я. Черныха: «Поставив себе задачей достижение максимальной убедительности того или иного объяснения, этимолог, по большей части, всё же вынужден работать не столько в области достоверного, сколько гипотетичного. Конечно, элемент гипотетичности в языкознании, в истории человеческой речи, не является достоянием только этимологических разысканий. В большей или меньшей мере он имеется во всех сравнительно-исторических построениях, если речь идёт о дописьменном периоде. Но историку языка - этимологу приходится пользоваться гипотезой и оперировать словесными формами (разумеется, особо оговорёнными), придуманными ad hoc, возможными, допустимыми, но не засвидетельствованными ни в письменных памятниках, ни в живой речи, гораздо чаще, чем, скажем,
историку языка - фонетисту, который ведь тоже не чуждается таких построений: ср., напр., предположение Фортунатова о наличии носового е (0) в общеславянском праязыке. Это предположение понадобилось основоположнику Московской школы языковедов для того, чтобы объяснить южнославянское § в тех случаях, когда в других славянских языках имеется е (0) <...> Элемент гипотетичности в этимологических разысканиях объясняется самим характером материала, с которым приходится иметь дело этимологу: отдельно существующих слов много, гораздо больше, чем типовых звуков или типовых грамматических форм и грамматических категорий.
В общем можно сказать, что достоверность любой этимологии, удовлетворяющей даже самым строгим научным требованиям, поскольку она имеет отношение к доисторическому периоду развития того или иного языка, не может быть больше достоверности археологического объяснения, когда оно опирается на показания памятников материальной культуры, или объяснения палеонтологического. Как говорит Г. Шухардт, «ни в области фонетики, ни в области семантики мы не можем рассчитывать на математически точные результаты; на всех наших этимологических операциях лежит печать вероятности» [10, с. 214] [разрядка П. Я. Черных]» [9, с. 17-18].
Таким образом, на примере двух классов антислов показали сигнификативную неадекватность современного русского языка (да и вообще любого другого естественного человеческого языка) для работы с выявленными референтами. В ходе философско-лингвисти-ческого исследования нами выявлено более 200 различных классов и подклассов антислов, которые не укладываются в традиционные научные подходы по их регистрации (каталогизации, систематизации, фактологиза-ции) ни в рамках философии, ни в рамках языкознания. Постановка под вопрос онтологического статуса этих и многих других
(анти)языковых единиц со всей очевидностью приводит нас к обоснованию такого нового раздела философии (с соответствующей методологией), как философия антиязыка. Несмотря на существование близкой к философии антиязыка - философии языка, мы настоятельно считаем, что в рамках философии языка невозможно решить тот комплекс номинативно-сигнификативных проблем, который обнаружен нами при анализе как актуальных философских задач, так и насущных лингвистических затруднений.
В итоге философия антиязыка постулируется нами как раздел философии, предметом которого является изучение оснований и пределов семиотической номинации на естественном человеческом языке и зависимости познавательного процесса от антиязыка [см.: 4].
АННОТАЦИЯ
В статье рассматривается вопрос о необходимости обоснования такого нового раздела философии, как философия антиязыка, предметом которого является изучение оснований и пределов семиотической номинации на естественном человеческом языке и зависимости познавательного процесса от антиязыка. Проблематизация онтологического статуса слов, принимая во внимание действие принципа «изначального опоздания» в традиции метафизики присутствия/отсутствия, ставится главной задачей для решения в рамках антиязыковой методологии. На примере трёх классов антислов (нумерологизмы, прафор-мологизмы, генеалогизмы) показана сигнификативная неадекватность языка (в частности, русского языка) для работы с соответствующими референтами.
Ключевые слова: философия антиязыка, философия языка, антислово, Деррида, Хай-деггер, Декомб, Гурко, нумерологизм, пра-формологизм.
SUMMARY
The article deals with the question of need of justification of such new section of philosophy, as the antilanguage philosophy subject of which is studying of bases and limits of the semiotics
nomination in natural human language and dependence of informative process on antilanguage. Problematization of the ontologic status of words, in view the action of principle of primordial delay in tradition of metaphysics of presence/absence, is put by the main task for the decision within antilanguage methodology. On the example of three classes of antiwords (numerologisms, praformologisms, genealogisms) is shown significative inadequacy of language (in particular, Russian) for work with the corresponding things.
Key words: philosophy of antilanguage, philosophy of language, antiword, Derrida, Heidegger, Descombes, Gurko, numerologism, praformologism.
ЛИТЕРАТУРА
1. Гурко Е. Н. Деконструкция: тексты и интерпретация. Деррида Ж. Оставь это имя (Постскриптум), Как избежать разговора: де-негации. - Минск, 2001. - 320 с.
2. Декомб В. Современная французская философия: сборник: перевод с фр. - М., 2000. - 344 с.
3. Нилогов А. С. Антиязыковая номинация больших чисел (В начале было Число, и Число было у Бога, и Число было Бог) // Филология: научные исследования. - 2013. -№ 3. - С. 266-274.
4. Нилогов А. С. Философия антиязыка. - СПб., 2013. - 216 с.
5. Новая философская энциклопедия: в 4 т. / Ин-т философии Российской акад. наук, Национальный общественно-научный фонд; науч.-ред. совет.: В. С. Стёпин (пред. совета) и др. - М., 2010. - Т. 4. - С. 238-240.
6. Философия языка / ред.-сост. Дж. Р. Сёрл: Пер. с англ. - М., 2004. - 208 с.
7. Хайдеггер М. Бытие и время: пер. с нем. В. В. Бибихина. - Харьков, 2003. - 512 с.
8. Хайдеггер М. Время и бытие: Статьи и выступления / сост., пер. с нем. и комм. В. В. Бибихина. - М., 1993. - 448 с.
9. Черных П. Я. Историко-этимологи-ческий словарь современного русского языка: В 2 т.: - 3-е изд., стереотип. - М., 1999. -Т. 1. - 624 с.
10. Шухардт Г. Избранные статьи по языкознанию: пер. с нем. А. С. Бобовича; ред. предисл. и примеч. проф. Р. А. Будагова. М., 1950.
11. Языкознание. Большой энциклопедический словарь: 2-е изд. / гл. ред. В. Н. Ярцева. - М., 1998. - 686 с.
И. Ю. Третьякова
УДК 81 '373.7:81. '27
К ВОПРОСУ ОБ ОККАЗИОНАЛЬНЫХ МОДИФИКЦИЯХ ФРАЗЕОЛОГИЗМОВ В ПОЛИТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ
ечевое пространство представляет собой совокупность различных дискурсов. Среди многообразия дискурсов особой значимостью в современном обществе отмечен политический дискурс, отражающий сложные процессы в жизни мирового сообщества. Политический дискурс охватывает всю сферу вербальной коммуникации, относящейся к области протекания политических процессов, во всём жанровом её разнообразии и характеризуется особым вниманием к любому значимому для общества событию, находящемуся как в рамках общественных ценностных норм, так и выходящему за эти рамки.
Большую роль в политическом дискурсе, призванном формировать общественное мнение, оказывать непосредственное влияние на конструирование общественных отношений, формирование институтов власти, принятие политических решений и их осуществление,
