CC BY
157
Д. А. Боровков (Москва)
Дипломатические контакты Московского государства с империей Габсбургов в правление Карла V
В статье реконструируются дипломатические контакты между Московским государством и монархией Габсбургов в правление императора Карла V, анализируются мало известные в отечественной историографии описания русских посольств в Испанию и Италию, сделанные испанскими хронистами Педро Мехией, Алонсо де Санта-Крусом и другими современниками, а также документы о дипломатической деятельности Ганса Шлитте и Иоганна Штейнберга.
Ключевые слова: Карл V, Василий III, Московия, Габсбурги, Иван IV.
DOI: 10.31168/2073-5731.2018.1-2.1.02
Дипломатические контакты между империей Габсбургов и Московским государством были установлены при императоре Фридрихе III (1440—1493) в конце 1480-х годов и интенсивно развивались в правление его преемников, Максимилиана I (1493-1519) и Карла V (1519-1556). Во время русско-польской войны 1512-1522 гг. Максимилиан I заключил с великим князем Московским Василием III договор о союзе, направленный против польского короля и великого князя Литовского Сигизмунда I, по которому признавал за русским государем царский титул (1514). После того как в 1515 г. на переговорах в Вене произошло сближение императора с Сигизмундом I и его братом, королем Чехии и Венгрии Владиславом II, Максимилиан I фактически дезавуировал договор с Москвой, хотя пытался сохранить роль посредника в русско-польском конфликте и привлечь Василия III к борьбе с Османской империей. Однако усилия, предпринятые в этом направлении имперскими дипломатами Сигизмундом Герберштейном (1517) и Антонио де Конти (1518), не увенчались успехом1.
Во время императорских выборов в 1519 г., в результате которых преемником Максимилиана I был избран его внук Карл V, Василий III писал курфюрсту Майнца, что надеется на избрание кандидата, благожелательно настроенного к нему и маркграфу Альбрехту Гогенцол-лерну — гроссмейстеру Тевтонского ордена2. Вскоре после избрания Карл V отправил послом в Москву некоего Гильдебранда, однако
его миссия закончилась неудачей, так как польский король воспрепятствовал его проезду по своим землям. Более удачливым оказался другой эмиссар императора — Варфоломей из Любека3. В «Описи Царского архива и архива Посольского приказа 1614 г.», на данные которой впервые обратил внимание М. П. Алексеев, сохранилось известие о том, что в архиве хранились «книги цесарские с 7030 по 39 год» — то есть содержавшие информацию о сношениях Русского государства со Священной Римской империей с 1522 по 1531 гг. Далее следует краткий перечень дипломатических контактов двух держав, открывающийся упоминанием о том, что «при великом князе Василии Ивановиче всея Руси, да при Карле цесаре, Максимилианове внуке» были посланы к императору подьячий великого князя «Якуш Полу-шкин да цесарский немчин Варфоломей с грамотами»4. В «Описи архива Посольского приказа 1626 г.» также упоминается «книга цесарская», в которой отмечался «приезд к великому князю Василию Ивановичу всея Руси от короля, цесаря римского, от Максимилианова внука, как избрали от цесарства, человека его, Варфоломея любеча-нина, и отпуск его с Москвы, а с ним к цесарю от государя отпуск Якуша Полушкина»5.
А. Н. Лобин осуществил реконструкцию текста послания московского князя Карлу V от 26 июня 1522 г. на основании латинского текста грамоты Василия III, приведенного в письме Пьетро Мартира д'Англериа, итальянского ученого на службе кастильской короны, к архиепископу города Козенца Джованни Руффо от 26 февраля 1523 г., где сообщалось, что император послал к московскому двору своего человека Варфоломея с письмом, содержавшим предложение об установлении дружественных отношений «братства и любви» (fratemiШe et ^апШе), после чего Василий отправил своего представителя Якоба Иоаннова (то есть Якова Ивановича Полушкина), чтобы Карл V передал с ним грамоту о подтверждении «братства и любви», существовавших с московским государем у Максимилиана I6.
Данные о русских посольствах ко двору Карла V рассматривались австрийским историком Г. Юберсбергером, автором первого обобщающего труда по истории русско-имперских отношений, а также испанской исследовательницей А. Лопес де Менесес, синтезировавшей информацию о русских посольствах на Пиренейский полуостров в дипломатических донесениях Антонио да Конти, представителя младшего брата Карла V, австрийского эрцгерцога Фердинанда, Мартина де Салинаса, польского посла при испанском дворе Яна Дантишека и письмах Карла V; а позднее — А. А. Зиминым, М. П. Алексеевым
и другими учеными7. Однако вне поля зрения названных исследователей остались свидетельства, приведенные испанскими историками середины XVI в. — автором «Истории императора Карла V» Педро Мехией и составителем «Хроники императора Карла V» Алонсо де Санта-Крусом.
Педро Мехиа отмечает, что в начале 1523 г. «среди обычных послов, которые ко двору его прибывают от других государей и христианских государств, прибыли от сеньора и короля Руси (Ruxia) и других провинций, [расположенных] в большой северной земле Сарматии, в Европе, с письмами и инструкциями от своего короля, в которых он просил любви и дружбы императора с большой настойчивостью. С каковыми [послами] от христианского короля столь загадочных и далеких земель император много отдыхал и из всех они были очень осмотрительными и любителями празднеств. И император воздал им честь и обращался очень хорошо, и дал им очень любезный и дружественный ответ»8.
Несколько более подробная информация о посольстве 1523 г. дана в хронике Алонсо де Санта-Круса, сообщавшего, что когда Карл V находился в Вальядолиде, «к нему прибыл посол императора Руси, который доставил ему письмо, в котором упомянутый император дал знать о том, как принял его [письмо] с Варфоломеем, его послом, в каковом он выразил желание иметь дружбу и союз, и что по этой причине он послал своего посла Якоба Иоанна, потому что если он желает, чтобы между ними состоялась добрая дружба, которая была между его дедом, императором Максимилианом, и ним, пусть пошлет с упомянутым Якобом Иоанном какую-либо персону со своей стороны, для того чтобы между собой они могли обсудить мир и дружбу»9.
Хотя эти авторы, в отличие от Пьетро Мартира, не были очевидцами события, их свидетельства не теряют от этого своей ценности, дополняя свидетельство Мартира, которое, будучи опубликованным в 1530 г., по всей видимости, послужило источником для «Хроники императора Карла V», на что указывает и тот факт, что ее составитель именует великого князя Московского «императором Руси» (Emperador de Rusia), как и Пьетро Мартир в письме к архиепископу Козенца10, а также упоминает о поездке в Москву Варфоломея из Любека. Что касается свидетельства из «Истории императора Карла V», то информация Педро Мехии, по всей видимости, была извлечена из источника, отличного от описания Мартира, так как она не находит соответствия в его письме. Судя по латиноязычной копии ответного послания Карла V «великому герцогу и государю
Русскому» Василию, написанной в том же 1523 г. в Вальядолиде и опубликованной А. Лопес де Менесес, император сообщал, что понял предложения о возобновлении союза, существовавшего при Максимилиане I, и согласился «этот союз и единство» подтвердить и соединить с помощью доверенных лиц, для чего обещал направить их в Москву вместе с Полушкиным11.
Выбор Карла V пал на Антонио де Конти. О прибытии русского и имперского дипломатов в Москву известно из «Описи Царского архива», в которой под 7032 (1523/1524) г. отмечен приезд Якова Полушкина и «цесарева посла Антона Откмита» — то есть Антонио де Конти. В посольских книгах по сношениям с Польско-Литовским государством упоминается, что во второй приезд в Москву Конти добивался заключения постоянного мирного договора («вечного мира») между Василием III и Сигизмундом I, которые в 1522 г. заключили лишь пятилетнее перемирие. Под тем же 1523/1524 г. в «Описи Царского архива» значился «отпуск к цесарю великого князя послов, князя Ивана Засекина, да дьяка Семена Борисова, да цесарева посланника Антона Откмита»12. Из донесения, написанного в феврале 1526 г. Карлу V и эрцгерцогу Фердинанду Леонардо Ногароли и Сигизмундом Герберштейном, преемниками Антонио де Конти по дипломатической миссии в Москве, известно, что на обратном пути через Польшу последний сообщил польскому королю о готовности Василия III заключить мир13.
В письме Карлу V от 1 октября 1524 г. Антонио писал, что вместе с московскими послами достиг Вены и Фердинанд «их принял со всем благосклонным почтением»14. Через две недели о том же императору написал сам эрцгерцог: «Посол, которого вы, монсеньор, отправили в Московию, совместно с другими [послами] от сеньора Московии находились здесь у меня и вчера уехали, для того чтобы отправиться к вам. И из того, что вам, монсеньор, будет [сообщено] вашим послом, когда ему удастся прибыть к вам, вы полностью узнаете обо всем, что я посылаю вам в дальнейшем письме, кроме того, что и здесь, и в моих землях, я приказал избавить их от расходов и хорошо обходиться, чтобы сделать их пребывание достаточно почетным. И сообщаю, монсеньор, что немедленно распорядился о том, что когда они отправятся в вашу страну, кто-нибудь их мог принять и сопровождать до тех пор, пока они прибудут к вам, как потому, что это касается вашей чести и репутации, так и потому, что это является их обычаем, поскольку любые послы отправляются к своим сеньорам, однако все возвращаются к вам, монсеньор, и к вашему мудрому и разумному совету». Еще
раз тема московского посольства всплыла 1 ноября, когда эрцгерцог заявил о необходимости отправить бывшего государственного секретаря Жана Ханнарта к Сигизмунду I, который вступил в переговоры с Францией, хотя это противоречило его союзу с императором. «...Если же он не захочет снизойти к вашим разумным требованиям, вы имеете в руках, монсеньор, средство для того, чтобы призвать его к этому, как сделал император, мой покойный господин и дед», — утверждал Фердинанд, считавший, что добиться лояльности польского короля можно «через посредство сеньора Московии, послы которого, как я уже вам написал, недавно отправились к Вашему Величеству и если еще не прибыли, то будут очень скоро». Более подробно эрцгерцог изложил свою мысль в письме от 15 февраля 1525 г.: «Я вас прошу, монсеньор, поступить таким образом, потому что великий господин Московии, ее государь, мог бы вам хорошо послужить в расстройстве брака, к которому прилагает все старание король Франции, чего он настойчиво добивается у короля Польши. И через это средство, как я вам уже написал, Ваше Величество мог бы держать короля Польши в подчинении, в результате которого он будет вынужден снизойти к вашему желанию и воле»15.
Фердинанд предлагал Карлу V использовать контакты с великим князем Московским для оказания давления на Сигизмунда I, чтобы нейтрализовать усилия Франциска I по заключению династического брака между Ягеллонами и Валуа16. В то время как Фердинанд развивал проект противодействия франко-польскому сближению, послы Василия III еще находились в пути, хотя 18 декабря 1524 г., сообщая Антонио де Конти о получении письма, отправленного из Вены, Карл призывал его поторопиться, а 21 декабря дипломат, находившийся в это время в Антверпене, сообщал, что вместе с «послами моско-витского государя, после многих прошедших неудобств вследствие очень плохого пути, здравым и невредимым достиг этого места»17. На Пиренейский полуостров они прибыли весной 1525 г.
О том, что русские послы дважды были приняты Карлом, известно из писем Мартина де Салинаса и Яна Дантишека. Дантишек сообщал, что на первой аудиенции 29 апреля они «изъявили почтение, сняв свои особенные шапки, и, хотя им была поставлена скамья с покрытой золотом тканью, увидев, что они вновь надели их, им пришлось говорить речь, стоя на ногах. Обливаясь струями пота, чтобы вынести в такую жаркую погоду два и три меха, переводчик произнес речь на латыни, которую никто не понял, и они вручили свою верительную грамоту и некоторые подарки из куниц и прочих
мехов. Его Величество назначил им [прием] на другой день, чтобы они были выслушаны относительно того, что пожелали сказать, потому что они не захотели говорить на публике о своем посольстве. Посол Его Величества, который прибыл с ними, сказал мне, что не хочет делать свой доклад канцлеру (Меркурино де Гаттинаре. — Д. Б) без моего присутствия, и, таким образом, он сделал его в моем присутствии и дал ему длинный отчет о том, что произошло там во время его посольства, и канцлер сказал ему, чтобы он изложил все это для отчета, чтобы предоставить суждение об этом Его Величеству». Здесь следует обратить внимание на то обстоятельство, что, сообщая о результатах своей миссии канцлеру Гаттинаре, Антонио де Конти привлек польского посла, быть может, для того, чтобы использовать его в качестве консультанта. Рассказ о русских послах имеет продолжение: «Вчера канцлер пригласил меня отужинать с ними, — писал некоторое время спустя Дантишек, — потому что они сами были приглашены, и я ему ответил, что не хотел лишать их радости, так как, поскольку они боялись моего господина, мое присутствие доставило бы им разочарование. Канцлер долгое время ожидал этих мошенников, которые не хотели приходить до тех пор, пока точно не узнали, что я бы не присутствовал. Я узнал, что они пили из больших кубков на удивление всем и что вышли с ужина с гораздо большим трудом, чем вошли». Дантишек добавил и еще одну характеристику: «Они никогда не объединялись с остальными послами и, будучи постоянно пьяными, запирались в своих помещениях, так как это их обычай». И в заключение добавил: «Император с таким почетом обращается с ними, потому что они пришли издалека»18.
25 июня 1525 г. Карл V сообщил Фердинанду о намерении вновь отправить в Москву Антонио де Конти, но затем его планы изменились. К Василию III поехал граф Леонардо Ногароли, в инструкции к которому 12 августа император отмечал, что, учитывая «соглашения, союзы и договоренности», существовавшие между императором Максимилианом и великим князем Василием, «мы и сей великий князь ради взаимного блага и (блага) всего христианского мира твердо желаем укрепить и упрочить новыми узами и договоренностями, а также, если удастся, расширить либо облечь в лучшую и более надежную форму». В то же время из письма Мартина де Салинаса от 31 августа известно, что русские послы покинули императорский двор, не завершив с императором какого-то дела, и были недовольны тем, что Карл V направил их к Фердинанду, который, в свою очередь, сообщил брату об их отъезде в письме от 4 декабря 1525 г. из Аугсбурга. По пути
в Москву к Ногароли присоединился представитель эрцгерцога Сигиз-мунд Герберштейн. Карл V в письме Фердинанду от 10 января 1526 г. согласился с его кандидатурой, а также поручил определить порядок урегулирования русско-польского конфликта, камнем преткновения в котором являлся Смоленск, захваченный войсками Василия III в 1514 г. Будучи в Кракове, Герберштейн и Ногароли в соответствии с поручением эрцгерцога пытались убедить польского короля отказаться от претензий на Смоленск ради заключения с Москвой мирного договора и союза против татар, но это предложение было отвергнуто королевскими советниками, хотя король выразил желание продолжить переговоры о мире на почетных для него условиях и предложил послам Карла и Фердинанда выступить посредниками в этом процессе. Обо всем этом известно из донесения Герберштейна и Ногароли о результатах переговоров с Сигизмундом I, написанного в Кракове 13 февраля 1526 г.19
В «Записках о московитских делах», вышедших в свет в 1549 г., Герберштейн сообщал о цели своей поездки следующее: «Цесарь Карл и брат его Фердинанд, эрцгерцог австрийский, послали нас для переговоров о вечном мире или, по крайней мере, о заключении перемирия между государем московским и королем польским». По словам Герберштейна, «император дал поручение своему брату господину эрцгерцогу Фердинанду склонить венгерского короля Людовика повлиять на своего дядю Сигизмунда, короля польского, чтобы тот согласился на справедливые условия мира или перемирия с московитом». По всей видимости, это не возымело действия, так как далее Герберштейн пишет, что Сигизмунд «пренебрежительно отнесся к причине нашего посольства и стал порицать предприятие наших государей, как несвоевременное; а уж когда он узнал, что с нами из Испании возвращаются послы московита, то стал даже подозревать, не замышляет ли он чего-либо»20. Из того же источника известно, что для посла Карла V поездка в Москву едва не закончилась трагедией: на второй день после выезда из Смоленска Ногароли упал с лошади при переправе через реку, но «два пристава, стоявшие ближе всех к графу, даже ногой не шевельнули, чтобы подать ему помощь, так что если бы другие не прибежали издалека и не помогли бы ему, все было бы кончено»21.
В Воскресенской и Никоновской летописях под 7034 (1525/1526) г. зафиксирована следующая информация о прибытии этого посольства: «Той же весной пришли от цесаря великого князя послы, князь Иван, сын князя Ивана Засекина, да Семен, сын Бориса Трофимова, а с ними
пришли от цесаря послы, Леонард Откомит, а от брата от цесарева, Фердинанда, Жигимонт Гиберстен». В посольских книгах к этому добавлено, что послы «говорили великому князю от Карола и от Фердинанда, чтоб князь великий сшел на доброе согласие, с Жигимонтом королем помирился и был бы с ним в вечном мире. И князь великий велел послам отвечать, что с Жигимонтом королем мира хочет. И послы говорили, чтобы князь великий на королевских послов дал свою опасную (охранную. — Д. Б.) грамоту, чтобы королевским послам прийти и отойти без зацепки, а они с той грамотой пошлют к королю своих людей, чтобы король послал к великому князю своих послов. И князь великий велел послам дать свою опасную грамоту для королевских послов. И послы послали в Литву с опасной грамотой своих людей». Так как литовские послы задержались в пути, Василий III отправился на охоту в Можайск, оставив в Москве Ногароли, Гер-берштейна и папского представителя Джованни Франческо Читиуса, которому папа Климент VII поручил провести в Москве переговоры о заключении церковной унии, а Сигизмунд I привлек его в качестве посредника для примирения с Василием III.
Лишь в начале октября, когда литовские послы — воевода Полоцка Петр Станиславович Кишка и казначей Великого княжества Литовского Михаил Богуш Боговитинович, заключившие от имени Сигизмунда I перемирие 1522 г., — пересекли границу, великий князь вызвал в Можайск послов папы, императора и эрцгерцога. На переговорах, начавшихся 15 октября 1526 г., литовские послы потребовали возвращения Смоленска, в противном случае отказываясь от предлагавшегося посредниками постоянного мира. Требование литовских послов, как и их претензии на Псков и Новгород, не устраивали представителей Василия III, назвавших это «бездельной речью» и, со своей стороны, потребовавших вернуть под власть московского государя Киев, Полоцк, Витебск и «иные города русские, его отчины». Увидев, что переговоры зашли в тупик, Ногароли и Читиус предлагали представителям великого князя во главе с Иваном Васильевичем Шуйским уступить Сигизмунду I Смоленск или установить в Смоленске совместное русско-литовское управление, заключив перемирие на 20 лет, но оба их предложения были отклонены. Проект заключения постоянного мира пришлось оставить и ограничиться возобновлением перемирия. 5 ноября Читиусу, Ногароли и Герберштейну от имени Василия III было заявлено: «.. .Вы нас просили от своих государей, чтоб нам с Жигимонтом королем взять перемирие. И мы для Климента, папы Седьмого, и брата своего, для Кароля, цесаря и наивысшего
короля, и архидука Фердинанда, с Жигимонтом королем взяли перемирие на шесть лет, и грамоту перемирную велели написать и печать свою к той грамоте привесили, и хотим на той грамоте брату своему, Жигимонту королю, правду учинить, а вам у нас у того дела быть и то видеть»22.
Для подтверждения договора с Карлом V из Москвы отправились Иван Осинин и Андрей Волосатый, которые прибыли в Испанию весной 1527 г. Как говорится в «Хронике императора Карла V», «пришли два посла из Руси (dos embajadores de Rusia), которые сказались бывшими из Великой Татарии (del gran Tartaro), каковые одеждами, которые носили, языком, на котором говорили, и монетами, которые тратили, хорошо давали понять, что они из земель очень странных и люди весьма непостижимые. [Задача] посольства, в котором они прибыли, заключалась в том, что его господин и сеньор, услышав новости об императоре и его величии, хотел быть другом его друзей и врагом его врагов, и так как оба были противниками турецкого султана, то предлагал объединиться, чтобы устроить ему войну как противнику. Этих послов из Татарии выслушал император и приказал обойтись с ними благожелательно и гуманно, предоставив все то, что они просили, отправил с ними одного кабальеро, для того чтобы он посетил c его стороны великого татарского императора и подтвердил то, что между обоими было установлено»23.
Прояснить рассказ Санта-Круса позволяет сообщение Мартина де Салинаса, который отмечает, что московские послы вместе с Но-гароли прибыли в Вальядолид, где в день св. Петра «Его Величество очень хорошо принял их и оказал им хороший прием, и граф дал в моем присутствии очень длинный и добротный отчет о поручении, которым он занимался на его службе». Более подробен Дантишек, сообщающий, что послы герцога Московии «прибыли из Брабанта по морю и пришли [в Вальядолид] 20 июня, живя за свой собственный счет до 29 числа, в который им была дана аудиенция, и они приняли щедрое обеспечение, хотя размещение было достаточно плохим. [Император] выслушал их сидя, а они стояли на ногах. Один из послов дал ему двух соболей, другой посол — двух других, а переводчик — одного [соболя] и несколько китовых усов, согласно своему обычаю. Потом они продавали публично сапоги, седла, кнуты, шкуры и одежды, сделанные из того же самого, особенно китовый ус, и все, что привезли, вплоть до лошадей, из чего, я думаю, извлекли хорошую выгоду и что им понравилось бы приходить каждый год, сменяя свое достоинство послов на положение торговцев. Многие говорили о них
и рассматривали как зверей». А. Лопес де Менесес полагала, что на рассказ польского посла наложила отпечаток антипатия к своим соседям, однако он позволяет понять, почему русское посольство вызвало удивление у Санта-Круса. Рассказ Дантишека подтверждает и то, что на повестке дня стоял вопрос о союзе против турецкого султана, в котором должен был участвовать Сигизмунд I. Это, как пишет польский посол, «не удовлетворяло московитов, которые говорили, что предоставят 50 000 кавалерии против турка, вещь, которая здесь кажется невозможной»24. Иван Осинин и Андрей Волосатый вернулись в Москву в 1527/1528 г. вместе с послом эрцгерцога Фердинанда (в то время уже короля Чехии и Венгрии) Степаном Клинчичем. В дальнейшем Василий III продолжал поддерживать дипломатические контакты с братом императора, ко двору которого отправились Мешок Квашнин и Шелоня Булгаков. В «Описи Царского архива» начало их посольства относится к 1527/1528 г., но дата его окончания неизвестна, хотя есть сведения о том, что эти же послы посетили Фердинанда в 1530-1531 гг.25
Новые свидетельства контактов московского правительства с Карлом V относятся к правлению Елены Глинской, вдовы Василия III, которая, будучи с конца 1533 г. регентшей при малолетнем сыне, Иване IV, решила возобновить сотрудничество с императором. М. Е. Савинов, отправленный послом в Польшу в декабре 1537 г., вскоре после окончания русско-литовской войны 1534-1537 гг., от имени великого князя напомнил Сигизмунду I, что, по условиям мирного договора, он обязался пропускать через свои земли русских послов и был извещен о том, что «[мы] хотим послать к брату своему, к Каролю, избранному цесарю римскому и наивысшему королю, и к брату его, к Фердинанду, королю венгерскому и чешскому, своих посланников [...]. И мы ныне к брату своему, к Каролю, избранному цесарю римскому и наивысшему королю, послали своего посланника Юрия, сына Ивана Скобелицына, а к брату его Фердинанду, королю венгерскому и чешскому, послали своего посланника Дмитрия Васильева. И ты, брат наш, велел бы тех посланников, не задержав, по своим землям пропустить, и проводить их велел, чтобы они могли здоровыми дойти до границы Фердинанда, короля венгерского и чешского». Просьба о пропуске русских послов через польские земли была удовлетворена26.
В марте 1538 г. Васильев и Скобелицын прибыли в Прагу, откуда Скобелицын, получив охранную грамоту от Фердинанда, отправился к императору, однако в пути попал в плен к пиратам. Из «Хроники императора Карла V» известно, что в 1538 г. адмирал Франции, сеньор
де Брион, во время мирных переговоров, завершивших франко-испанскую войну 1536—1538 гг., посетил Карла V в Виллафранке по поручению Франциска I. Он представил прибывшего к императору русского посла, у которого «некоторые галеры захватили турки, идя из Испании во Францию, и отправили его к королю для того, чтобы он сделал то, что подобало, и король приказал его освободить и дать бумаги о его посольстве; потому что в это время, когда король находился в состоянии вражды с императором, он имел дружбу и союз с турецким султаном и, таким образом, надежные турецкие галеры и галеоты двигались по побережью Франции», и «Его Величество очень хорошо принял посла через посредство хорошего отношения короля Франции, которому отправил благодарность со своей стороны»27.
Подробности инцидента Карл V сообщил брату в письме от 22 мая 1538 г. «Послал к нам светлейший господин Иоанн, великий герцог Русский, Владимирский и Московский и т. д., наш светлейший друг, своего посла, который в пути вместе со всеми своими домочадцами и добром, исключая только четырех человек, был захвачен пиратами. И поскольку у тех из них, которые нагими, без каких-либо бумаг или инструкций добрались, ничего определенного узнать мы не могли о том, что тот [посол] от своего упомянутого государя к нам имел в качестве поручения, кроме того, что они сообщали о союзе между господином Максимилианом, императором, государем и дедом нашим, почитаемым самой светлой памятью, и его родителем, светлейшим великим герцогом Василием, начатом, и также нами одобренном в другое время, который был подтвержден до того, потому, когда они сами в ту сторону возвращались, мы отправили с письмами, написанными к упомянутому их правителю, в которых также остаток этого дела...» Император просил Фердинанда, чтобы он «пожелал направить это дело и от всех справиться, и потом это дело или упомянутого союза или другого рассмотрел, дабы от нашего имени руководить, и если что-то сделать для нас решит, мы должны получить извещения о том, что после решения Вашей светлости мы сможем привести в исполнение и сохранить этот [союз], который увидят подходящим и для самого дела и для нашего достоинства.»28.
Через месяц Карл подтвердил это намерение в новом письме к Фердинанду, оговорив, чтобы союз с Москвой не причинил ущерба остальным их союзникам, прежде всего королю Польши. О чем брату императора удалось договориться со Скобелицыным, неизвестно. Дальнейшие события показали, что Фердинанд был также заинтересован в укреплении контактов с Сигизмундом I, сын которого,
Сигизмунд II Август, в 1543 г. заключил брак со старшей дочерью Фердинанда Елизаветой29, скончавшейся два года спустя. В Москве после смерти Елены Глинской 3 апреля 1538 г., по-видимому, тоже пропал интерес к возобновлению русско-имперского союза, так как на первый план вышла междоусобная борьба боярских кланов.
Возобновление контактов произошло в 1547—1548 гг., когда Иван IV отправил в Германию для вербовки иностранных специалистов прибывшего в Москву в 1546 г. с рекомендациями от Альбрехта Гогенцоллерна купца из Гослара Ганса Шлитте30. Так как его дипломатическая деятельность неоднократно рассматривалась исследователями31, мы сосредоточимся преимущественно на моментах, связанных с контактами при дворе Карла V. Опубликованное И. И. Полосиным донесение нюрнбергского купца Фейта Зенга, представленное рейхстагу в Аугсбурге в 1582 г., проливает свет на действия Шлитте в Ауг-сбурге в 1548 г.; из него следует, что он предлагал Карлу V от имени Ивана IV 74 бочки золота под небольшой процент и 30 000 всадников на пять лет в случае войны с турецким султаном, попросив у императора разрешение на набор необходимых ему людей и предоставление великому князю Московскому титула «императора всея Руси»32.
Реакция Карла V последовала в двух письмах от 30 и 31 января 1548 г., опубликованных Й. Фидлером в 1862 г. В письме от 30 января, написанном на немецком языке, говорилось, что Шлитте позволено набирать «ученых и мастеров во всяких искусствах» при условии, что никто из них не попадет к туркам или татарам. В письме от 31 января, написанном на латыни, император сообщал Ивану IV, что принял его посла и, учитывая союз, заключенный Василием III со «Священной Римской империей и нашим славным Австрийским домом», который «уже состоялся прежде, и до сих пор соблюдается Вашей светлостью», предоставил ему «в любой части Священной империи и наших владений, [где] он пожелает, право сбора людей, подходящих для службы Вашей светлости»33. В то же время письма Карла V от 30 и 31 января 1548 г., как и обнаруженные Р. Фрёчнером донесения Шлитте Ивану IV от 20 мая и 14 июня 1548 г., которые, по его предположению, могли быть перехвачены в Ливонии, позволяют предполагать, что на переговорах с Карлом V обсуждался вопрос об объединении православной и католической церквей, с помощью которого Иван IV или его окружение, видимо, рассчитывали обеспечить успех миссии Шлитте34. Получив разрешение императора, Шлитте завербовал более 100 человек, большинство из которых составляли специалисты в военном деле. Деятельность московского эмиссара
вызвала беспокойство у граничившего с Россией Ливонского ордена, администрация которого в 1548 г. запросила у Карла V 200 тыс. золотых венгерских монет и небольшой отряд конницы для защиты от русских войск35. Были приняты меры для задержания Шлитте и его людей в Любеке, где руководитель предприятия был заключен в тюрьму по требованию своих кредиторов. Пока Шлитте находился в тюрьме, несмотря на заступничество императора и имперского совета, Ливонский орден осенью 1549 г. добился отмены выданного ему разрешения на вербовку людей, как угрожавшего безопасности империи. Сбежав из тюрьмы, Шлитте нашел компаньона в лице австрийского дворянина Иоганна Штейнберга, которому в 1550 г. продал титул московского «канцлера». Штейнберг, взяв на вооружение идею Шлитте об объединении церквей и развернув самостоятельную деятельность при содействии папского нунция Пьетро Бертано и графа Филиппа Эберштейна, 4 сентября 1551 г. обратился к Карлу V и сообщил о якобы имевшихся в Москве планах заключения церковной унии.
13 сентября 1551 г. Карл V написал римскому папе Юлию III, что Василий III намеревался подчинить апостолическому престолу восточную церковь, для чего отправил послов в Италию, но так как стороны не смогли прийти к соглашению, «дело было прервано и он отказался от всякого действия, до тех пор, пока оставался в живых», а у наследовавшего ему сына, «светлейшего и могущественнейшего государя, господина Иоанна, великого герцога Русского, есть то же намерение, которое некогда было у его отца» и «ему надлежащим образом были представлены условия и, несомненно, подтверждены именем Вашего Святейшества, так же как им самим, членом восточной церкви, чтобы довериться Вашему Святейшеству и этому святейшему апостолическому престолу, и по одной этой причине знатный человек Иоганн Штейнберг, канцлер того самого государя, который доставит Вашему Святейшеству эти наши письма, был отправлен к Вашему Святейшеству». Как считал император: «Мы не могли пресечь это дело, какое бы ни было, к Вашему Святейшеству, которое, по нашему суждению, не следует сейчас отклонять, но, как кажется, следует открытыми руками хватать и удерживать, мы заботливо и со всей душой доверились бы ему, и притом здраво и не без большого размышления. Сколько же успеха для христианского мира из-за обширнейшей той власти будет в будущем, сколько надежды и защиты, как для сохранения, так и для распространения нашей религии и, особенно, для возвращения этих потерянных мест, оттуда, откуда основы нашей веры и религии уже с начала мы черпали, это дело
принесет, что никому не покажется легким. Поэтому всячески просим и умоляем Ваше Святейшество это дело старательно обдумать и не отбрасывать совсем нынешнего повода для святого апостолического престола и нашей христианской религии.. ,»36.
Карл V с энтузиазмом отнесся к этому проекту, не догадываясь о том, что Штейнберг исказил результаты дипломатических контактов Василия III с Климентом VII. Протекция императора позволила Штейнбергу заручиться не только рекомендательными письмами от нунция Бертано к кардиналу Алессандро Фарнезе, но и письмом императорского министра, епископа Арраса Антуана Перрено де Гран-веля, к испанскому послу в Риме Диего Уртадо де Мендосе, в котором предписывалось любым путем содействовать делу великого герцога Московии, чтобы оно привело к «пользе и укреплению христианского мира»37. Благодаря этому, Штейнбергу удалось заинтересовать проектом церковной унии римскую курию, а также поднять вопрос о присвоении московскому князю королевского титула, что вызвало обеспокоенность польских представителей при папском дворе.
Наследовавший польскую корону в 1548 г. Сигизмунд II Август узнал об этих переговорах от своего представителя в Риме А. Ко-нарского и кардинала Б. Маффеи38. Король, который с трудом смог добиться в 1549 г. возобновления перемирия с Иваном IV, так как не желал признавать его царский титул, в начале 1553 г. принял меры к тому, чтобы сорвать процесс, инициированный Штейнбергом, как при папском дворе, так и при дворе Фердинанда I в Граце39.
24 марта 1553 г. Фердинанд написал Карлу о прибытии польского посла Николая Радзивилла-Черного и о том, что «если Ваше Величество пожелали возвысить герцога Московского в королевское достоинство и титул и предприняли меры перед папой, которые вызвали крайне обременительные сожаления у короля Польши», поскольку оказывается покровительство его врагам, «из-за этого возникает противоречие с соглашениями, которые он имеет с Вашим Величеством, мной и нашим Австрийским домом, прося меня в заключение, чтобы в качестве родного брата Вашего Величества я пожелал переубедить и подать руку с тем, чтобы она не осталась никоим образом причастна к делам, каковые могли бы быть». Фердинанд считал, что император не должен принимать решение «во вред упомянутому королю Польши, чтобы вознаградить герцога Московии», так как герцог «не имеет средства сослужить службу Господу в христианском мире, ни также Вашему Величеству и нашим общим делам, [поэтому] не стоило делать так, чтобы король Польши был нашим врагом, каковым ныне не является.».
11 апреля 1553 г. Карл V сообщил Фердинанду, что он поддерживает его точку зрения и что король Польши «не должен находить странным то, сколь сейчас я был склонен к тому, чтобы благоволить герцогу Московии в старании, которое он предпринимал в Риме, так как я не был извещен, что в этом деле имелось то, что может принести ущерб королю Польши», поскольку «герцог Московии предпринимает свое домогательство с таким почтенным предлогом, как тот, что есть желание привести себя и все свои земли к повиновению нашей матери, святой церкви, увеличивающее так сильно на том конце нашу католическую веру. Но, будучи предупрежден, что королю Польши это могло бы принести ущерб и что упомянутый герцог мог бы иметь целью действия и притворства для своих особых замыслов, которые принесли бы вред польскому королю, я не стану этого требовать в нагрузку к тому, что я должен теперь послать в Рим, чтобы очень ясно заявить Его Святейшеству, что я не хотел бы добиваться дела, которое было бы в ущерб королю Польши». Карл советовал обратить внимание на то, что было бы желательно предпринять против герцога Московии, «не поддаваясь убеждению в деле, чтобы выиграть которое, ненадежные друзья могут нанести вред тем [друзьям], что являются надежными и старыми и которые постоянно проявляют такую твердость в вере.». Изменившаяся позиция Карла, как и начавшиеся во время пребывания Николая Радзивилла в Граце переговоры о заключении брака между Сигизмундом II и дочерью Фердинанда I Екатериной, который был одобрен императором, оказали воздействие на папу Юлия III. 27 мая 1553 г. он написал брату императора, что из дела герцога Московского «не будет никакой пользы для христианского мира и религии»40. Дальнейшие усилия Штейнберга при папском дворе, как и поссорившегося с ним Шлитте, который вновь обратился к Карлу V с просьбой о содействии в вербовке специалистов в 1555 г., не возымели успеха41. К тому времени проекты Шлитте приобрели характер международной политической авантюры, изложение всех аспектов которой выходит за рамки этой статьи.
На основании приведенных фактов можно говорить о том, что в течение своего правления Карл V балансировал между Польско-Литовским и Московским государствами, пытаясь, подобно своему предшественнику Максимилиану I, играть роль посредника в их противостоянии и, одновременно, привлечь московских правителей к организации сопротивления турецкой экспансии. Несмотря на многократные подтверждения союза с Москвой, Карл и его брат Фердинанд были более заинтересованы в сотрудничестве и укреплении
династических связей с их конкурентами, королями Польши, поэтому их контакты с московскими князьями не привели к каким-либо практическим результатам. Что касается вопроса об объединении церквей, по всей видимости, он стал актуальным для Карла V благодаря Шлитте и Штейнбергу, но насколько их действия отражали точку зрения московского правительства, отличавшегося консерватизмом в религиозных вопросах, можно будет сказать лишь в ходе дальнейших исследований.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 См.: Милютин В. Обзор дипломатических сношений с Римской империей // Современник. 1851. № 7. Отд. 2. С. 3-30; Бауер В. Сношения России с германскими императорами в конце XV и начале XVI столетий // ЖМНП. 1870. Ч. 148. Отд. 2. С. 64-93; Писаревский Г. Из истории отношений России с Германией в начале XVI века // ЧОИДР. 1895. Кн. 2. Отд. 3. С. 10-18; Зимин А. А. Россия на пороге Нового времени (Очерки политической истории России первой трети XVI в.). М., 1972. C. 156-157, 170, 178, 180-181, 185-186; Хорошкевич А. Л. Русское государство в системе международных отношений конца XV — начала XVI в. М., 1980. C. 96-98, 124-130, 205-208 и др.
2 Сборник Русского исторического общества (Сборник РИО). Т. 53. Памятники дипломатических сношений Московского государства с Немецким орденом в Пруссии 1516-1520 гг. СПб., 1887. C. 102.
3 Uebersberger H. Österreich und Russland seit dem Ende des 15. Jahrhunderts. Bd. 1. 1488-1605. Wien, Leipzig, 1906. S. 171.
4 Опись Царского архива и архива Посольского приказа 1614 г. / под ред. С. О. Шмидта. М., 1960. C. 113.
5 Опись архива Посольского приказа 1626 года / подгот. к печати В. И. Гальцов; под ред. С. О. Шмидта. Ч. 1. М., 1977. C. 241.
6 Цит. по: Лобин А. Н. Послание государя Василия III Ивановича императору Карлу V от 26 июня 1522 года: опыт реконструкции // Петербургские славянские и балканские исследования. 2013. № 1. С. 135-137.
7 См.: Uebersberger H. Österreich und Russland. Bd. 1. S. 171-175, 184-204, 215; Lopez de Meneses A. Las primeras embajadas rusas en España (1522, 1525 y 1527) // Bulletin Hispanique. T. 48. № 3. 1946. P. 210-219; Алексеев М. П. Очерки истории испано-русских литературных отношений XVII-XIX вв. Л., 1964. C. 8; Он же. Московский подьячий Я. Полушкин и итало-испанский гуманист Педро Мартир // Он же. Сравнительное
литературоведение. М., 1983. С. 49-56; Казакова Н. А. Западная Европа в русской письменности XV-XVI веков. Из истории международных культурных связей России. Л., 1980. C. 118, 140; Клибанов А. И. У истоков русско-испанских отношений (XV-XVI вв.) // Россия и Испания: историческая ретроспектива. М., 1987. C. 11, 26, 34-35; Зимин А. А. Россия на пороге Нового времени. C. 56, 249-250, 260-261, 302-304, 308; Хорошке-вич А. Л. Русское государство. C. 210-211, 215-216, 219-220, и др.
8 Mexia P. Historia del Emperador Carlos V (Ed. J. de Mata Carriazo). Madrid, 1945. P. 325.
9 Santa Cruz A. Cronica del Emperador Carlos V (Ed. R. Beltran y Rospide, A. Blazquez y Delgado-Aguilera). T. 2. Madrid, 1920. P. 75.
10 Об использовании этого титула Пьетро Мартиром см. Алексеев М. П. Московский подьячий Я. Полушкин и итало-испанский гуманист Педро Мартир. С. 54-55. Прим. 19.
11 См.: Lopez de Meneses A. Las primeras embajadas rusas. P. 221; Алексеев М. П. Московский подьячий Я. Полушкин и итало-испанский гуманист Педро Мартир. С. 57; Лобин А. Н. Послание государя. С. 138, 139.
12 Опись царского архива. C. 113; Сборник РИО. Т. 35. Памятники дипломатических отношений Московского государства с Польско-Литовским. Т. 1 (с 1488 по 1533 год). СПб., 1882. С. 719.
13 Герберштейн С. Записки о Московии: В 2 т. / под ред. А.Л. Хо-рошкевич. Т. 1. Латинский и немецкий тексты, русские переводы с латинского А.И. Малеина и А.В. ^заренка, с ранненововерхненемецкого А.В. Шзаренко. М., 2008. C. 759.
14 Lopez de Meneses A. Las primeras embajadas rusas. P. 222.
15 Die Korrespondenz Ferdinands I. Bd. 1. Familienkorrespondenz bis 1526 (Ed. W. Bauer). Wien, 1912. S. 226-227, 231, 265-266.
16 О франко-польских дипломатических контактах первой половины 1520-х гг., в ходе которых рассматривался вопрос о заключении брака между сыном Франциска I Генрихом, герцогом Орлеанским, и одной из дочерей Сигизмунда I, см. в кн.: TylerR. El emperador Carlos V (3 edicion) Barcelona, 1987. P. 104.
17 Lopez de Meneses A. Las primeras embajadas rusas. P. 223-224.
18 Ibid. P. 212-214.
19 Герберштейн С. Записки о Московии. Т. 1. С. 749-750, 753, 757 (пер. А. В. Назаренко).
20 Там же. С. 581, 583, 677, 681.
21 Там же. С. 533, 535.
22 Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). Т. 8. Продолжение летописи по Воскресенскому списку. М., 2001. C. 271; Там же. Т. 13. Лето-
писный сборник, именуемый Патриаршей или Никоновской летописью. М., 2000. C. 45; Сборник РИО. Т. 35. С. 710-711, 722-724, 730.
23 Santa Cruz A. Cronica del Emperador Carlos V. T. 2. P. 292.
24 Цит. по: Lopez de Meneses A. Las primeras embajadas rusas. P. 216, 217.
25 См.: Зимин А. А. Россия на пороге Нового времени. С. 308; Хо-рошкевич А. Л. Русское государство. С. 220.
26 Сборник РИО. Т. 59. Памятники дипломатических отношений Московского государства с Польско-Литовским. Т. 2 (с 1533 по 1560 год). СПб., 1887. С. 131-132, 140; ПСРЛ. Т. 13. С. 121, 122.
27 Santa Cruz A. Cronica del Emperador Carlos V. T. 3. Madrid, 1922. P. 509.
28 Correspondenz des Kaisers Karl V (Ed. K. Lanz). Bd. 2. Leipzig, 1845. S. 282.
29 Uebersberger H. Österreich und Russland. S. 272-273.
30 Хорошкевич А. Л. Россия в системе международных отношений середины XVI века. М., 2003. С. 70.
31 См.: Fiedler J. Ein Versuch der Vereinigung der russischen mit der römischen Kirche im sechszechaten Jajrhunderte // Sitzungsberichte der philoso-phisch-historichen Klasse der kaiserlichen Akademie der Wissenschaft. Bd. 40. Wien, 1862. S. 27-123; Zakrewski W. Stosunki Stolicy Apostolskiej z Iwanem Groznym. Krakow, 1872. S. 10-37; Pierling P. Hans Schlitte d'après les archives de Vienne // Revue des questions historiques. Nouvelle serie. T. 19. Paris, 1898. P. 202-210; Uebersberger H. Österreich und Russland. S. 282-307; Пирлинг П. О. Россия и папский престол (2-е изд.). М., 2012. С. 372-407; Полосин И. И. Из истории блокады Русского государства // Материалы по истории СССР. Документы XV-XVII вв. М., 1955. C. 247-271; Фор-стен Г. В. Балтийский вопрос в XVI и XVII столетиях (1544-1648). Т. 1. Борьба из-за Ливонии. СПб., 1893. C. 42-48; Фрёчнер Р. «Дело Шлитте» / Герберштейн С. Записки о Московии. Т. 2. Статьи, комментарий, приложения, указатели, карты. C. 132-147, и др.
32 Цит. по: Полосин И. И. Из истории блокады Русского государства. C. 258. Из донесения Фейта Зенга следует, что Карл V позволил Ивану IV принять титул «императора и государя всея Руси», как свидетельствовала копия документа, находившаяся при московском деле. Р. Фрёчнер отмечает, что упомянутая Зенгом копия, хранящаяся в Венском Государственном архиве, в которой говорится, что Карл V «абсолютной властью Римского императора» удовлетворил «настоятельное желание» московского князя «впредь называться и писаться императором Всея Руси», не имеет признаков того, что она могла быть написана в императорской канцелярии, хотя и не исключает, что это мог быть пере-
вод неофициального письма императора (Фрёчнер Р. «Дело Шлитте» / Герберштейн С. Записки о Московии. Т. 2. C. 140-141). В письмах от 30 и 31 января 1548 г., опубликованных Й. Фидлером (Fiedler J. Ein Versuch der Vereinigung. S. 78, 79), Карл V называл Ивана IV «великим и могущественным князем» (Grossmechtig Furst) и «великим герцогом» (magno Duce), поэтому утверждение Зенга о даровании императором московскому князю императорского титула выглядит сомнительным и нуждается в дальнейшем изучении.
33 Цит. по: Fiedler J. Ein Versuch der Vereinigung. S. 79-80.
34 Фрёчнер Р. «Дело Шлитте». С. 135-138.
35 Хорошкевич А. Л. Россия в системе международных отношений... С. 69.
36 Correspondenz des Kaisers Karl V. Bd. 3. Leipzig, 1846. S. 73-74.
37 Fiedler J. Ein Versuch der Vereinigung. S. 87.
38 Scriptores rerum Polonicarum. T. 1. Diarium Comitiorum Regni Po-loniae annorum 1548, 1553, 1570. Krakow, 1872. S. 63-65.
39 Scriptores rerum Polonicarum. T. 1. S. 66-77; Fiedler J. Ein Versuch der Vereinigung. S. 105-116.
40 Fiedler J. Ein Versuch der Vereinigung. S. 119-123.
41 Pierling P. Hans Schlitte d'après les archives de Vienne. P. 208-209; Фрёчнер Р. «Дело Шлитте». С. 147.
D. A. Borovkov Diplomatic contacts of the Grand Duchy of Moscow with the Empire of Charles V
The article sheds light on the diplomatic contacts between the Grand Duchy of Moscow and Habsburg monarchy during the reign of Charles V. It is the first Russian researching of the descriptions of Russian diplomatic missions to Spain and Italy by the Spanish chroniclers Pedro Mexia, Alonso de Santa Cruz, and other contemporaries, as well as documents connected to the diplomatic activities of Hans Schlitte and Johann Steinberg at the court of Charles V. Keywords: Charles V, Vasilii III, Moscow, Habsburgs, Ivan IV.
