CC BY
75
Е. Р. Кирдянова
ДИНАМИКА КАТЕГОРИИ «ЧУЖОЕ»
В НОВЕЛЛИСТИКЕ ТЕОДОРА ШТОРМА
В художественной картине мира Т. Шторма особого внимания заслуживает категория «чужой (Fremde)/чужое», которая задает принцип разграничения как аксиологических элементов, так и структурных элементов его произведений.
Анализ новелл «Иммензее», «Карстен попечитель», «В замке», «Университетские годы», «Из заморских стран» и др. говорит о нескольких уровнях понимания Штормом этой категории.
В новелле «Иммензее» (1849) «чужое» — это, прежде всего, характеристика субъекта (Рейнгарда) и обозначение его социальной, психологической и возрастной противопоставленности всем остальным. Характерологическая доминанта дает представление
об образе человека — старика, чуждого той среде, в которой он живет. Прохожие на улице оборачиваются ему во след, и это подчеркивает его непохожесть на них. Он не такой, как все, и, что еще необходимо отметить, он «устарел», весь обращен в прошлое. Однако кроме временной отнесенности можно указать на пространственную. Герой не только постоянно возвращается в прошлое в воспоминаниях, но и связывает это прошлое с определенным пространственным локусом — имением «Иммензее», где жила его возлюбленная.
Пространство этой усадьбы можно охарактеризовать как миражное, зыбкое, пространство мечты, растворившейся в озерной глубине. Ему свойственны покой, статика, неизменность. «Иммензее» является метафорой узости обывательского существования (тихого и мелкого), приглушенных чувств. Пролагая путь своего героя через усадьбу, автор проводит его через мир, к которому, как ему казалось, и надо стремиться, но от которого он отказался. В результате отказа он обретает себя, но становится чужим окружающему миру. «Своим» становится пространство небольшой комнаты, рабочего кабинета Рейнгарда-старика (замкнутое, похожее на лабиринт, размыкаемое только образами «границ» (окно, дверь, картина), а «чужим» — пространство имения «Иммензее» — открытое, идиллическое. Следует отметить, что в новелле представлен еще один вариант «своего» пространства Рейнгарда — это пространство мечты Рейнгарда-ребенка, мечтавшего увезти свою возлюбленную Элизабет в Индию. Здесь впервые у Шторма звучит мотив иной страны, находящейся за морем (страны-мечты) и входящей в сложную систему семантического противопоставления: «свое» как чужое — «чужое» как свое.
В данной новелле такое экзотическое пространство мечты в значительной степени обусловлено проявлением романтической концепции мировосприятия, под влиянием которой в это время находится Т. Шторм.
Уже в новелле «Университетские годы» (1863) обнаруживается новый акцент в понимании категории «чужое». Связано это с проявлением этнических характеристик в образе главной героини Лоры Борегар. Диапазон категории расширяется до характеристики социального положения и цвета кожи. Формы проявления чуждости разнообразны:
© Е. Р. Кирдянова, 2009
• «... не удавалось найти восьмую даму нашего же круга»1;
• рассказчик пренебрежительно называет ее «девчуркой»2;
• «смуглая кожа и большие черные глаза девочки говорили о чужеземном происхождении ее отца»3. Это последнее обстоятельство связано с тем, что отец Леноры француз, а Франция — страна, исторически оппозиционная Германии.
Метафорой чуждости выглядит эпизод сравнения роста Лоры («дочь портняжки» француза) и дочери камергера; Лора, как неприкасаемая, боится даже прижаться к ней спиной и головой для установления роста. Противопоставление подчеркивается и одеждой: дочь камергера «нарядилась во все светлое»4, на Леноре было черное шерстяное платье в красную полоску: «Платье было, пожалуй, слишком уж темное и какое-то необычное ...»5.
Практически идентичные характеристики имеет и героиня новеллы «Карстен попечитель» Юлиана — чужеземка, дочь повесившегося «пришлого дельца». «Дело было при континентальной системе, которую поминают здесь как время блокады, когда портовый городок был наводнен датскими офицерами и французскими моряками, а также разного рода пришлыми дельцами. Одного из них нашли повесившимся на чердаке амбара». Она чужая не только по крови, но и по духу: «Пусть призраки покоятся с миром. она была нам чужой»6, — говорит о ней сестра Карстена. Это отчуждение переносится и на ее сына Генриха, который «пошел в мать и душевно и лицом». Закономерным становится отъезд юноши из дома и скитания в поисках денежной удачи по чужим странам. Здесь видно, что «чужие» страны — это некое обобщенное, категориальное понятие, которое уже, в отличие от пространства мечты «Иммензее», имеет негативную характеристику. В это поле негативной коннотации попадают Франция, Дания и Англия. «На беду, в городе как раз объявился сомнительный делец, годами немногим старше Генриха и родня ему с материнской стороны; последнее время этот бахвал и врун обретался в Англии и вывез оттуда самые скудные средства, но зато кучу скороспелых прожектов, которыми сразу же успел увлечь Генриха.
Сначала решено было попытать счастья с вывозом скота в Англию, которым ранее, в силу своего благоприятного местоположения, всецело завладел один из соседних городов. После неудачи этого начинания в предместье города, пониже дамбы был устроен садок для устриц, вывезенных из английских вод, чтобы составить конкуренцию местным предпринимателям. Затея сама по себе была нелепая.»7. Однако, при наличии явного антагонизма между своим и чужим в новеллах «Университетские годы» и «Карстен попечитель» пейзажного оформления «чужого» пространства мы не обнаружим.
В новелле «Из заморских стран» писатель заостряет этнический аспект категории «чужой» и дает немного более выразительную характеристику «чужого» пространства, именно на этом строит драматический конфликт. Теодор Шторм рассматривает проблему единства с духом народа в особом ракурсе: он обращается к родовой и расовой памяти, к единству с предками. Эти мысли Шторм развивает под углом зрения географического детерминизма, для которого характерно объяснение особенностей исторического развития народов влиянием естественных факторов (ландшафта, почвы, климата и т. п.). Эти идеи активно развивал в своих трудах известный в XIX в. историк и теоретик искусства и литературы, философ и писатель Ипполит Тэн. С середины 1850-х гг. он начинает публиковать статьи и небольшие исследования по литературе и истории, в которых намечает «научный» подход к явлениям духовной культуры, перенося на общество культуру, законы естествознания и точных наук.
Не стоит забывать, что в 1859 г. появился знаменитый труд Чарльза Дарвина «Происхождение видов путем естественного отбора». Пафос этого научного произведения не оставил равнодушными современников, как бы они к нему ни относились.
В 1864 г. Ипполит Тэн во введении к «Истории английской литературы»8 излагает в основных чертах теорию так называемых трех сил — расы, среды, исторического момента.
«Раса» понимается Тэном как «духовный темперамент» народа. Тэн хочет дойти до «нетронутой и незыблемой национальной основы» и определить специфику такого явления, как характер народа: «... характер данного народа в известный момент времени можно рассматривать как концентрированное выражение всех его предшествующих дей-
^9
ствий и ощущений.»9.
«Среда» в понимании Тэна — не только географические и климатические условия. Ее формируют нравы и мировоззрения каждой эпохи, а также социальная психология и менталитет.
Если раса влияет на явления и человека изнутри, то среда — со стороны, извне. Продуктом их совместной деятельности и «скоростью, которой уже достигла нация в своем развитии», определяется «переживаемый народом исторический момент». Он дает сплав прошлого и настоящего, становясь опорой для следующей стадии развития.
Во второй половине XIX в. среди своих современников Тэн — несомненно, одна из самых ярких фигур в области литературной критики, истории искусства и истории.
Идеи позитивизма в том или ином виде с разной степенью конкретности нашли отражение в литературе. Сам Тэн считает, что только Стендаль смог наиболее талантливо применить в литературном творчестве методы позитивизма: «... большинство читателей и поныне находит его книги парадоксальными и неясными; его таланты и мысли опередили свою эпоху; его поразительные догадки, мимоходом оброненные глубокие замечания, замечательная точность наблюдений и логика не были понятны; за внешностью изящного собеседника и светского человека не заметили, что он объяснил сложнейшие механизмы души, нащупывал важнейшие ее пружины, что в историю душевной жизни он ввел научные методы — исчисление, расчленение, дедукцию, что он первым указал на глубочайшие причины, то есть национальность, климат и темперамент, короче, что он подходил к человеческим чувствам так, как и следует к ним подходить, с позиции естествоиспытателя и физика, классифицируя явления и измеряя действующие силы»10.
Теодор Шторм включает в свое художественное мировоззрение позитивистские идеи о расе, среде, использует их при создании сюжетов и образов своих новелл, однако интерпретирует их довольно свободно и в некотором роде даже полемизирует. Например, в уже упоминавшейся новелле «Из заморских стран» писатель рассматривает проблему единства с духом народа в особом ракурсе: он обращается к родовой и расовой памяти, к идее родства по крови.
В новелле звучит упоминание книги Шарля Зилсфильда «Картины жизни на обоих полушариях», той ее части, которая рассказывает о жизни колонистов (1825-1826). Писатель словами Альфреда, рассказчика новеллы, передает свое отношение к ней: «Автор книги едва ли считает «цветных» настоящими людьми, они «в его изложении, благодаря своей обольстительной красоте, являются злыми гениями переселившихся в заморские страны европейцев»11. Эта небольшая подробность раскрывает традиционный взгляд на эту проблему и ясно характеризует духовную атмосферу того исторического момента. Однако идеи эти сформировались в предшествующую эпоху, в них виден некоторый романтизированный
образ изгоя, злого гения и т. п. Шторм же описывает конфликт определенно в полемике с этой «злодейской» теорией.
Центральным образом новеллы, как уже было сказано, является Дженни. Девочка, хотя и была привезена в Германию в раннем детстве, мучается своей «непохожестью» на « белых» людей. Эта девушка — незаконнорожденная, ее мать чернокожая, «с этой девочкой была связана какая-то тайна»12; «лунки у основания ногтей были не светлее остальной части ногтя, как у нас, а наоборот, темней, синеватого цвета . по этому признаку в СевероАмериканских штатах отличают отверженных, но часто прекрасных людей.»13.
Дженни чувствует себя брошенной, поскольку отец всегда занят своими делами, и в отношениях отца и дочери мало что говорит о духовном и кровном родстве. Чувствуя холодность отца, она стремится всеми силами удержать смутные воспоминания о колыбельных песнях своей матери и постепенно начинает ощущать «зов крови», как она сама говорит об этом, непреодолимое желание соединиться с матерью.
Дженни совершает побег, однако он оканчивается разочарованием. Приехав «на родину», она обнаруживает грубую, почти звериную жизнь, а чувства матери кажутся ей дикими. Вся здешняя обстановка чужда ей, воспитанной в красоте. В письме к своему возлюбленному она пишет: «О, как ужасно все, что меня здесь окружает! Ранним утром — окна моей спальни выходят в гавань — меня будят голоса чернокожих рабочих и грузчиков. Таких звуков вы у себя не слышали, они напоминают вой, звериный рев; я вся дрожу от ужаса, когда слышу их, и зарываюсь головой в подушку, потому что здесь, в этой стране, я тоже принадлежу к их племени, во мне течет та же кровь, звено за звеном цепь тянется от них ко мне»14. Таким образом, важна не только связь с народом по крови, но и некая эстетическая и культурная сращенность с ним.
Следует отметить, что автор избегает развернутого пейзажного заполнения картины «чужого» пространства. Однако «свое», которое при этом Дженни считает «чужим», описано детально: перед нами имение с парком в стиле Ленотра, с лабиринтами аллей, мраморными статуями, красивыми клумбами. Другими словами, это упорядоченное пространство с элементами игры (лабиринт, статуи, которые похожи на людей и т. п.). Любопытно, что «чужое» немецкое для Дженни тоже не вполне «свое» для немцев, живущих в нем. Это пространство в стиле Ленотра офранцуженное, а потому в системе ценностей новеллы — «чужое». В более точном смысле «свое» пространство представлено как сад-парк, основная семантическая характеристика которого связана с оппозицией «возделанное — невозделанное» пространство, «культурное — неокультуренное», «космос — хаос».
Более детальная проработка «своего» пространства говорит о том, что именно оно является приоритетным, концептуально значимым для автора.
Характеристика же «чужого» пространства неконкретна: это гавань «вообще», спальня «вообще» и т. п. Перед нами действительно невозделанное, неокультуренное пространства хаоса, практически не структурированное и незаполненное автором. Это действительно пространство, но не пейзаж. Таким образом, можно утверждать, что «свое пространство» решатся как пейзажная картина, «чужое» — как обобщенная схема, не пейзаж, а потому и хаос (не случайно ему противостоит регулярный ленотровский парк усадьбы).
Оценка, которую дает не пейзажному чужому пространству героиня, чрезвычайно экспрессивна и однозначно негативна. При этом становится очевидно, что эта характеристика соответствует сильной этноцентрической позиции человека, считающего свою
культуру нормой, образцом и высшей ценностью. И это культура «белого» европейца. На этом основании все, кто не принадлежат к ней, воспринимаются в очень сниженном ключе, с уничижением до звероподобия. Это свойство присуще представителям более развитых цивилизаций. Примером может служить отношение греков в Древней Греции ко всем не грекам, которых они и не воспринимали как людей.
Описываемый Штормом конфликт представляет собой особую концепцию миропонимания. Объединяющим началом в ней становится окружающая природа, среда, в которую входят и лица людей, и их голоса, и язык, и тот пейзаж, который они видят каждый день и обживают в соответствии с традицией и привычками. Расовая связь оказывается предубеждением, стереотипом, которые Шторм легко разрушает всей концепцией своей новеллы. Специфика штормовской интерпретации этой проблемы в том, что приоритет отдается культурно-эстетическому критерию в формировании индивидуума на основе связи с той культурой, в которую он инкультурирован. При этом важным качеством становится активная жизненная позиция человека, стремящегося осознать и занять свое место в окружающем мире. Для него важно найти гармонию внутренних бессознательных порывов с внешними условиями существования.
Специфика же изображения «чужого» пространства характеризуется обобщенностью, неструктурированностью, хаотичностью с резко отрицательной коннотацией. При этом, Т. Шторм разрушает бинарность оппозиции свое-чужое, наполняя обе категории противоположным содержанием, в результате в своем есть место чужому и наоборот.
1 Шторм Т. Новеллы: в 2 т. М., 1965. Т. 1. С. 153.
2 Там же.
3 Там же. С. 154.
4 Там же. С. 158.
5 Там же. Т. 2. С. 28.
6 Там же. С. 59.
7 Зарубежная эстетика и теория литературы ХІХ-ХХ вв. Трактаты, статьи, эссе. М., 1987.
8 Там же. С. 83.
9 Там же. С. 93.
10 Шторм Т. Указ. соч. Т. 1. С. 236-237.
11 Там же. С. 220.
12 Там же. С. 225.
13 Там же. С. 262.
