Научная статья на тему 'Дилогия Ю. О. Домбровского «Хранитель древностей», «Факультет ненужных вещей»: история создания и поэтика'

Дилогия Ю. О. Домбровского «Хранитель древностей», «Факультет ненужных вещей»: история создания и поэтика Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
15195
554
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Дилогия Ю. О. Домбровского «Хранитель древностей», «Факультет ненужных вещей»: история создания и поэтика»

А. И. Смирнова, 2005

СООБЩЕНИЯ

ДИЛОГИЯ Ю.О. ДОМБРОВСКОГО «ХРАНИТЕЛЬ ДРЕВНОСТЕЙ», «ФАКУЛЬТЕТ НЕНУЖНЫХ ВЕЩЕЙ»:

ИСТОРИЯ СОЗДАНИЯ И ПОЭТИКА

А. И. Смирнова

Алексей Зверев в статье «Глубокий колодец свободы...» в 1989 году писал о том, что для нынешнего поколения читателей Юрий Домбровский «вроде литературного дебютанта: его открывают как неизвестное имя»1. Однако интерес к творчеству писателя, как и в целом к «задержанной» литературе, оказался кратковременным. Множество проблем, связанных с нею, осталось нерешенными. Среди них разграничение существующих для обозначения этого явления понятий и их терминологическое наполнение, фронтальное исследование художественных текстов, создание новой концепции истории русской литературы XX века и др.

К актуальным задачам литературной науки относится задача интерпретации произведений «возвращенной» литературы, адекватной их эстетической значимости. Это касается и романа Ю. Домбровского «Факультет ненужных вещей». Важной для изучения «возвращенной» литературы остается проблема ее рецепции. Она неизбежно подразумевается, когда речь заходит о таких текстах, как «Мы» Е. Замятина, «Чевенгур», «Котлован» А. Платонова, «Доктор Живаго» Б. Пастернака, «Жизнь и судьба» В. Гроссмана, так как они, при своевременном включении в литературный процесс и возможности «вступить» в диалогические отношения с другими текстами-«современниками», безусловно повлияли бы на общую картину литературного развития, и не только содержательно, но и эстетически.

Роман Ю. Домбровского «Факультет не-© нужных вещей» концептуально, фабульно,

хронотопно связан с романом «Хранитель древностей». Игорь Штокман называет «Факультет ненужных вещей» «вершиной творчества» писателя, обращает внимание на то, что архитектоника романа «изысканно, артистически сложна, многоструктурна... удивительно продуманна и законченна — при всей своей многоплановости, разветвленнос-ти роман лежит в ладони плотно, как сфера (наиболее совершенная из всех объемных форм!), как некий заряд для пращи, ставший из простого камня уже оружием»2. Совершенство формы романа отмечают и другие авторы. Так, В. Непомнящий, характеризуя прозу Ю. Домбровского, подчеркивает: «Его романы — это он сам. По абсолютной приземленное™ повествования, опоре исключительно на здравый смысл железной логичности ходов и мотивировок, полном отсутствии претензий на поэтичность его проза — устройство из массивных деталей. Но это устройство, предназначенное летать — и оно летает как птица. Сама конструкция оказывается воздушной...»3.

Поэтика Ю. Домбровского остается неизученной, так как дальше констатации некоторых художественных особенностей его прозы пишущие о нем не идут. Возможно, это объясняется тем, что произведения писателя, одно за другим появлявшиеся в конце восьмидесятых — начале девяностых годов, оказались «заслоненными» другими, более — с точки зрения факта первооткрытия — значительными.

История создания дилогии составляет пятнадцать лет. Они стали временем интен-

сивного творческого развития писателя, да и замысел требовал особой эпической емкости. Спустя три месяца после завершения работы над романом «Хранитель древностей», над которым писатель работал с 1961 по 1964 год, Ю. Домбровский приступает к написанию «Факультета ненужных вещей», который датируется 10-м декабря 1964 — 5-м марта 1975 года. Он словно спешит наверстать упущенное: «Я не адвокат и не прокурор, я только бывший член Союза советских писателей, человек, который кое-что обещал, но которому так и не дали ничего сделать»4. И несмотря на неравноценность романов5, они взаимодополняют друг друга и их необходимо рассматривать во взаимосвязи. На это указывают многие факты, в том числе и свидетельства самого автора. В одном из писем он замечает: «Я сижу в Голицыне и строгаю новый роман, вернее продолжение старого (курсив наш. — А. С.). Заключил на него авансовый договор с НМ — он будет называться “Факультет ненужных вещей”»6. Или в другом письме: «...Сижу в своем Голицыно... и делаю тщетные пока потуги что-то сотворить. Я уже тебе говорил, что называется роман “Факультет ненужных вещей”, вот! Знай наших!»7, «“Факультет” — прямое продолжение “Хранителя древностей”»8. Он начинается с тех событий, которыми заканчивался предыдущий роман (раскопанные Корниловым кости, найденное «археологическое золото»), и в «Факультете» действуют те же герои — сам «хранитель», Клара, директор, Корнилов, Потапов, Даша, дед столяр. Поэтику дилогии можно условно определить как «движущуюся», потому что по сравнению с первым романом во втором очевидны новые свойства, связанные со стремлением дать более глубокий анализ происходящего в конце тридцатых годов в стране, спроецировать их на исторический путь человечества, в связи с чем появляется совершенно иной масштаб событий.

В одном из писем к жене Кларе Турумо-вой-Домбровской Юрий Осипович приводит слова Л.Н. Толстого: «...для искусства нужно только одно: говорить правду; потому что если все остальные отрицательные качества только сверху загаживают искусство, а структура его сохраняется и под этой гадкой пленкой, то ложь разрушает всю живую ткань, все крошится и рассыпается, как сухая известка»9. И сам Ю. Домбровский исходит именно из этого принципа — «говорить правду», — который последовательно реализуется в его

дилогии. Собственный жизненный опыт оказывается тем материалом, который составляет основу повествования. Отсюда и отчетливо выраженный автобиографизм дилогии, дающий о себе знать и в других произведениях Домбровского. Знаменательно признание автора, относящееся к роману «Факультет ненужных вещей»: «...Я решил описать свою жизнь... никто не знает ее лучше меня». Установкой на достоверность объясняется многое в архитектонике дилогии: как основная сюжетная линия, связанная с образом Хранителя, так и все вставные микросюжеты, подчеркивающие исследовательскую скрупулезность историка в воспроизведении фактов, в бережном отношении к ним, при котором все оказывается важным, мелочей быть не может, а в совокупности они создают «высшую объективность письма» (И. Штокман).

И стиль Ю. Домбровского тоже обусловлен этим же принципом. В. Непомнящий обратил внимание на характерное свойство его писательской манеры: «Он ведь и прозу свою так пишет — словно и не создает, а именно рассказывает, как было дело, и тут же поясняет все необходимое, чтобы его верно поняли, не играя с читателем ни в какие художественные игры. И добивается ощущения, что это как бы вовсе и не художественная проза, а подлинная бытность, чуть ли не документальная.. .»10.

В романе «Хранитель древностей» повествование ведется от первого лица, что придает дополнительную достоверность описываемым событиям. Эта форма предоставляет автору определенную свободу: различные отступления, подробные диалоги, экскурсы в историю выглядят вполне оправданными, так как в роли повествователя выступает герой — «хранитель древностей», который, будучи верным профессиональному призванию, много внимания уделяет жизни музея, фактам, добытым археологической наукой, важным с его точки зрения историческим сведениям. Но в то же время уже в первом романе ощутима тонкая игра автора с читателем, так как его роман с первых страниц примеряет маски иных жанров: безобидных этнографических записей, записок историка и археолога, но никак не философского романа со стержневой социально заостренной аналитической направленностью, в котором с документальной точностью воспроизведена атмосфера «не-жизни» 1937 года, пронизанная нарастающим страхом, доносительством, вседозволенностью тех, кто выступает от имени Системы.

106

А.И. Смирнова. Дилогия Ю.О. Домбровского

Во второй части «Хранителя древностей» темы сыска, слежки вытесняют тему культуры, которая, поначалу, воспринималась центральной. В развитие основного сюжета вплетаются новые мотивы, которые станут ведущими во второй книге: мотивы предательства, абсурда реальности, а обобщение, которое найдет развернутое подтверждение во второй книге, будет сформировано в первой: система сыска и слежки, разросшаяся до основ устройства государства, превратила его в некоего монстра, от всевидящего ока которого невозможно укрыться.

Для понимания связи между романами дилогии особенно важен финал первого, «объясняющий» изменение формы повествования (не от первого лица, а от третьего): в «Факультете...» Хранитель имеет фамилию Зыбин, и о его жизни повествует безличный повествователь. Использованный автором прием глубоко содержателен, так как в первом романе Хранитель был своего рода невольным летописцем событий, желая лишь одного — чтобы его просто оставили в покое и дали возможность заниматься любимым делом — археологией, во втором же он, как брат бригадира Потапова, сам Потапов, из очевидца превращается в жертву. Будучи настоящим художником, Ю. Домбровский подчеркивает экспозиционный характер финала первого романа по отношению ко второму: машинистка особого отдела «мадам Смерть» в доносе упоминает фамилию Хранителя, работница особого отдела Софья Якушева, которая, выполняя свое первое задание под видом аспирантки, должна принять и приобщить к делу эту бумагу, тоже знает фамилию того, ради кого и составлена бумага. Читателю же ее предстоит узнать во второй книге.

Одним из ключевых понятий дилогии является понятие истины, постижение которой невозможно без исторической правды, без осмысления ее в контексте мировой культуры человечества. Обретение истины — по Домбровскому — невозможно без испытаний, страданий и даже мученичества. Этим путем он проводит своего героя, который выходит из всех испытаний победителем. Автор настаивает на том, что духовная смерть страшнее физической, раскрывая эту мысль на образе Корнилова. Вечность противостояния сил добра и зла, трагизм описываемых событий, связанных с арестом Зыбина и противоборством «жертвы» «палачам», побудили Ю. Домбровского обратиться к Новому Завету, реминис-

ценции из которого вплетаются в ткань повествования второго романа, а сюжетные мотивы позволяют философски емко реализоваться оппозициям Зыбин — Корнилов, человек — государство. Мотив предательства находит в романе блестящее и завершенное воплощение именно благодаря евангельским сюжетам (третья часть романа «Факультет ненужных вещей»),

И. Золотусский, один из первых рецензентов романа, проницательно заметил: «Ю. Домбровский дает понять, что христианская идея немыслима без Христа, без его человеческого поведения в условиях жестокости и беззакония. Только через своего Сына, через такого же человека, как и другие люди, живущие на земле, Бог смог найти путь к сердцу смертных»1'.

Культурный пласт, представленный в дилогии, занимает значительное место, свидетельствуя не только об эрудиции автора, о серьезности и глубине размышлений о трагедии нации и стремлении через призму «древностей» понять настоящее, но и о том, что есть время. В этом отношении важен разговор Зыбина с художником Калмыковым, «Гением I ранга Земли и Галактики»: «— И пространство у вас какое-то странное, — сказал Зыбин. — Как бы не полностью разрешенное. Это не плоскость и не сфера. Вещи лишены перспективы, все они как бы не одновременны.

Калмыков вдруг остро взглянул на него.

— Вот именно, — сказал он, — вот именно. Вы это очень хорошо подметили. Время я тут уничтожил... Я нарушил тут равновесие углов и линий, а стоит их нарушить, как они станут удлиненными до бесконечности» (242). И далее следует рассуждение художника о том, что есть точка, которая «может быть и с космос». История художника Калмыкова — подлинная история жизни человека, поселившегося в Алма-Ате в 1935 году п, является одним из наиболее ярких и запоминающихся микросюжетов романа, однако и она, и повествования об Аврелиане, об архитекторе Зенкове, об «ученом секретаре Оренбургской архивной комиссии» Кастанье,

о докторе Блиндермане (роман «Хранитель древностей»), и многие другие, являясь законченными самостоятельными фрагментами внутри целого, важны как для философии романа, так и для создаваемого писателем образа эпохи.

Ю. Домбровский создал особый тип философского романа, своеобразие которого определяется сочетанием исследовательского

и художнического начал, несложной фабулой с социально острым и напряженным конфликтом, «дополненной» почти детективной историей, связанной с поисками пропавшего из музея золота, обладательницей которого была «первая красавица, принцесса, невеста». Романная дилогия Ю. Домбровского — сложное по структуре произведение, смысл которого далеко не исчерпывается сюжетной коллизией. Сама форма, найденная автором, позволяет включить в структуру многое: подлинные и «мнимые» документы, метатексто-вые дополнения (комментарии, оформленные в виде сносок, эпиграфы); невыдуманные истории из жизни разных людей, предания, легенды, составляющие законченные микросюжеты; различного рода реминисценции, пространные авторские отступления, развернутые диалоги, полилоги, внутренние монологи; сны. И все это многообразие строго логически выстроено, подчинено общей идее, осмысление которой началось задолго до появления дилогии и сопровождалось «проживанием» сюжета будущего произведения в реальности. Творческая история произведения, процесс работы над романами, вобрали в себя эволюцию художественного сознания автора, выразившуюся и в философии романа, и в его поэтике. Творческим результатом Ю. Домбровского стало создание подлинно художественного произведения, в котором страстность и пристрастность писателя переплавились в особую поэтическую энергию, множество частностей переросло в значительные художественные обобщения, размышления о

времени и человеке — в обретение своей истины, определившей философию романа.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Зверев А. «Глубокий колодец свободы...»: Над страницами Юрия Домбровского // Литературное обозрение. 1989. № 4. С. 14.

2 Штокман И. Стрела в полете: (Уроки биографии Ю. Домбровского) // Вопросы литературы. 1989. № 3. С. 99.

3 Непомнящий В. Homo liber: (Юрий Домбровский) // Домбровский Ю. Хранитель древностей. М., 1991. С. 7.

4 Домбровский Ю. Письмо члену ЦК КПСС Аристову // Домбровский Ю. Меня убить хотели эти суки. М, 1997. С. 158—159.

5 Пожалуй, первым на это обратил внимание французский критик Жан Катала, заметивший в послесловии к парижскому изданию «Факультета ненужных вещей» (1979), что этот роман намного значительнее предыдущего.

6 Из писем к другу // Домбровский Ю. Хранитель древностей. Факультет ненужных вещей: Роман в двух книгах. М., 1990. С. 198. Далее ссылки на это издание даются в тексте с указанием в скобках номера страницы.

7 Из писем Кларе Турумовой-Домбровс-кой // Домбровский Ю. Меня убить хотели... С. 179.

* Штокман И. Указ. соч. С. 99.

’Домбровский Ю. Меня убить хотели...

С. 165.

10 Непомнящий В. Указ. соч. С. 6.

11 Золотусский И. Палачи и герои // Литературная Россия. 1988.18 нояб.

12 См.: Доцук Е. «Я не безумен, я вижу иные миры» // Комсомольская правда. 1992. 27 марта.

108

А. И. Смирнова. Дилогия Ю.О. Домбровского

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.