Родин Станислав Геннадьевич
Дифференциация уголовной ответственности в зависимости от развития виновного вменения в отечественном уголовном праве
В статье представлен анализ становления виновного вменения в основных писаных источниках, содержащих нормы уголовно-правового характера, в период от «Русской Правды» до принятия Уголовного кодекса Российской Федерации 1996 г. Посредством сравнения уголовно-правовых положений и конструкций нормативных правовых актов различных исторических периодов Российского государства предпринята попытка не только показать развитие вины как принципиально значимого института уголовного права, но и определить ее влияние на дифференциацию уголовной ответственности и наказания.
Ключевые слова: вина, вменение, уголовная ответственность, дифференциация, индивидуализация, наказание.
Differentiation of criminal liability depending on the development of culpable imputation in Russian criminal law
The article presents an analysis of the development of the imputation phenomenon in the main written sources containing criminal offence provisions in the period from "The Russian Pravda" to the adoption of the Criminal Code of the Russian Federation in 1996. By comparing the criminal law provisions and structures of normative legal acts of various historical periods of the Russian state, the paper not only shows the development of guilt as a fundamentally significant concept of criminal law, but also determines its impact on the differentiation of criminal liability and punishment.
Keywords: guilt, imputation, criminal liability, differentiation, individualization, punishment.
Состояние и развитие уголовного права как социального института зависит от конкретной исторической парадигмы. Однако неизменным является то, что в его основе, как подчеркивает А.Э. Жалинский, «...по природе вещей лежит связь деяния и воздаяния.» [1, с. 27]. Такая связь должна обеспечивать справедливость уголовной ответственности, обусловливая соразмерность наказания совершенному преступлению, что невозможно без надлежащего учета психического отношения субъекта в рамках как дифференциации ответственности в самом законе, так и ее дальнейшей индивидуализации правоприменителем.
Рассмотрение вопроса о развитии виновного вменения в отечественном уголовном праве целесообразно начинать с анализа положений «Русской Правды», поскольку с определенной уверенностью можно утверждать, что в текстах ее различных редакций встречается термин «вина». В то же время следует отметить, что до принятия «Русской Правды» (например, в ст. 2 Договора Руси с Византией 911 г.) употреблялся термин «согрешение», который может
быть отождествлен с понятием «вина» [2, с. 17; 3, с. 108].
В юридико-техническом плане термин «вина» и его производные, употребляемые в «Русской Правде», не выступают в качестве абстрактно-теоретических понятий, наделенных специальным уголовно-правовым смыслом, они наполнены общежитейским содержанием и являются общеупотребительными.
В уголовно-правовой науке сложились различные точки зрения относительно виновного вменения в «Русской Правде». Так, представлена позиция, согласно которой как для Руси, так и для Византии субъективное вменение в указанный период было чуждо, но при этом учитывалось сословное положение, согласно которому только для феодалов вина выступала критерием наказуемости [3, с.108]. На то, что преступность и наказуемость деяния определялись фактически наступившими последствиями без учета субъективной стороны, указывается в работе С.В. Векленко [2, с. 17-18].
По мнению Г.Ф. Цильнекера, уголовно наказуемые деяния в «Русской Правде» разграни-
32
чивались в основном по объективным признакам. Однако ученый признает, что, например, убийство при отмщении за нанесенную обиду может быть только умышленным [4, с. 49-50]. Иной позиции придерживается Е.О. Филлипо-ва, утверждающая, что в «Русской Правде» предусматривались случаи неосторожного причинения смерти (например, «в сваде», «в обиду»), а вместе с тем находит свои истоки сама вина [5, с. 369]. Следует учитывать, что в юридической литературе по истории права достаточно обоснованно признается возможность причинения смерти по неосторожности при разбойном нападении и в случае умышленного убийства на пиру [6, с. 30].
Интересную точку зрения представляет В.В. Мальцев, по мнению которого, в «Русской Правде» принцип вины находит достаточно полное отражение, поскольку и в те времена уголовная ответственность предусматривалась для вменяемых людей, которые могли совершать запрещенные деяния виновно, обладая такими качествами, как здравый ум и ясная память [7, с. 199].
Многие положения «Русской Правды» находят отражение в таких более прогрессивных нормативных правовых актах, как Псковская и Новгородская судные грамоты XШ-XV вв. Несмотря на то что в данных памятниках уголовного права в различных конструкциях употребляются понятия, образованные от слова «вина», например, «виноватому», «повините», «виноват», очевидного сдвига в нормативной регламентации виновного вменения и его влияния на ответственность не происходит [8, с. 35, 40, 42, 46, 47].
В период становления централизованного Русского государства XV-XVI вв. появляются более сложные по конструкции и содержанию законодательные акты, среди которых особое значение для уголовно-правового регулирования играют Судебники 1497 г. и 1550 г. В Судебниках воспроизводились отдельные положения «Русской Правды», но при этом в уголовно-правовой науке отмечается некоторый отказ от материального подхода к пониманию вины и перемещение ее в душевно-эмоциональную сферу [2, с. 18-19]. Однако законодатель все еще каким-либо образом четко не выделял случайные и неосторожные деяния, что предполагает в основном наличие умышленных действий виновного [8, с. 58].
Одной из новелл Судебников является использование понятия «облихование», которое позволяло определять виновного как «лихого человека» в случае совершения им тяжких
умышленных деяний (убийство, разбой, грабеж, некоторые виды татьбы, мятеж, заговоры и т.д.) [6, с. 85-86]. Данное обстоятельство в определенной степени позволяет говорить об учете личностных особенностей индивида для целей дифференциации и индивидуализации уголовной ответственности.
Существенным шагом на пути развития виновного вменения стало принятие в 1649 г. Соборного уложения, в котором использовалась более развитая терминология, способствующая разграничению умышленных, неосторожных и случайных деяний. Изложенное позволяет утверждать, что произошла категоризация преступлений не только в зависимости от объекта посягательства, но и от наличия умысла, поскольку в тексте различаются хитростные и бесхитростные деяния. Умышленные преступления наказывались более строго, смертная казнь применялась в основном только за наиболее опасные деяния, совершенные с умыслом (например, посягательство на жизнь государя, умышленное убийство, умышленный поджог и т.д.). Кроме того, в Соборном уложении предусматривалась ответственность только за обнаружение намерения совершить преступное деяние, что может свидетельствовать о выделении стадий реализации умысла. Например, смертная казнь предусматривалась за то «...что он на царское величество злое дело мыслил...» [8, с. 65]. Помимо этого, произошла градация и самого умысла, поскольку законодатель ввел поняте «воровской умысел», наличие которого обусловливало повышенную опасность и ответственность.
Важным для целей субъективного вменения стало не только разграничение в Соборном уложении умышленных и неосторожных деяний, а также установление их различной наказуемости, но и появление понятия воли [2, с. 20]. Например, не вменялось в вину убийство, которое было «учинено поневоле» [8, с. 65].
В период царствования Петра I в 1715 г. был принят Артикул воинский (далее - Артикулы), который представлял собой в основном военно-уголовный кодекс, в том числе предусматривающий множество норм, регламентирующих ответственность за совершение общеуголовных преступлений. С точки зрения юридической техники интерес вызывает наличие в Артикулах толкований к нормам, в которых можно встретить описание внутреннего содержания умысла. Так, «умышление» на посягательство в отношении его царского величества разъясняется через оборот «воля и хотение к тому было» [8, с. 80]. Видимо, исходя
33
из таких описаний в юридической литературе встречается утверждение о том, что вина в Артикулах определяется волевым и нарочно-причинным элементами [5, с. 369]. Г.Ф. Цельникер выделяет две составляющие умысла, которыми выступают желание в качестве проявления воли и формирующая цель мыслительная деятельность, определяющая волеизъявление [4, с. 54].
Юридическая лексика, посредством которой в Артикулах описывается вина, достаточно разнообразна. Например, для умышленных преступлений используется как сам термин «умысел», так и понятия «воля», «нароч-ность», «намерение». Неумышленные деяния определяются понятиями «небрежение», «неосторожность» и т.п. Для описания случайного причинения вреда (например, при убийстве) использовались такие обороты, как «весьма неумышленно», «ненарочно», «никакой вины не находится» [8, с. 86].
Вина в Артикулах используется не только для разграничения схожих по объективным признакам деяний, но и для установления их различной наказуемости. Так, убийство, совершенное с умыслом, влекло применение смертной казни. Если смерть причинялась по неосторожности, то предусматривались такие наказания, как штраф, тюремное заключение или различные телесные наказания, что свидетельствовало о наличии альтернативной санкции и, соответственно, еще более глубоком влиянии вины на дифференциацию ответственности и наказания. Лицо, совершившее убийство случайно, освобождалось от ответственности и наказанию не подлежало [8, с. 83-86].
Принятие Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. (в редакциях 1857, 1866, 1885 гг.) (далее - Уложение 1845 г.) стало новым качественным этапом развития отечественного уголовного права. В Уложении 1845 г. была сформирована Общая часть, нормы которой отдельно регулировали формы вины и невиновное причинение вреда. Кроме того, само понятие вины не только использовалось в описании деяний и различных институтов, но и достаточно часто употреблялось в названии глав.
Уложение 1845 г. закрепляло, что преступления и проступки подразделяются на умышленные и неумышленные (ст. 5). Помимо форм вины, выделялись степени умысла. К первой степени относились преступления и проступки, совершенные с заранее обдуманным умыслом, вторая степень предполагала наличие внезапно возникшего умысла (ст. 6). Деяние, совершенное без какого-либо намерения и без
неосторожности, признавалось случаем, что виной не считалось (ст. 7) [9, с. 11].
В отличие от умысла, законодатель в Уложении 1845 г. не предусматривал градацию неосторожной (неумышленной) формы вины. Однако в юридической литературе указывается на отличия в ее содержании. Первый вид неосторожности имеет место, когда лицо не могло легко предвидеть последствия своего деяния, а второй - когда такая возможность предвидения вообще отсутствовала [6, с. 229]. На наш взгляд, выделяемая вторая разновидность неосторожности по своей природе ближе к случайному причинению вреда, чем к неосторожной форме вины.
В Уложении 1845 г. обнаружение умысла представляло собой первичную стадию совершения преступления и было наказуемо в рамках государственных преступлений. Не ограничиваясь институтом неоконченного преступления, законодатель использует умысел и для описания соучастия.
Дифференцирующий характер вины проявлялся в Уложении 1845 г. при решении вопроса о применении дополнительных лишений различных прав и привилегий исходя из меры вины [9, с. 17].
Венцом дореволюционной уголовно-правовой науки и законодательства стало принятие Уголовного уложения 1903 г., работа над которым велась более 20 лет при участии именитых представителей научной мысли, среди которых значительный вклад в разработку Общей части внес Н.С. Таганцев.
В тексте Уголовного уложения 1903 г. не только выделялись такие формы вины, как умысел и неосторожность, но и давалось описание их содержания. Законодательная формулировка умысла позволяет сделать вывод о том, что его компонентами выступают сознание и воля, наличие и содержание которых определяют виды умышленной формы вины. Деяние признавалось умышленным, если лицо желало его совершения или сознательно допускало наступление уголовно наказуемых последствий (ст. 48) [10, с. 235]. Таким образом, можно сделать вывод о различии в умышленной форме вины прямого и косвенного умысла. В описании неосторожной формы вины также более ясное очертание приобрели такие ее виды, как небрежность и легкомыслие. В соответствии с положениями ст. 48 Уголовного уложения 1903 г. небрежность имела место, когда лицо не предвидело последствия, хотя могло и должно было их предвидеть, а легкомыслие заключалось в предвидении наступления по-
34
следствий с расчетом на их предотвращение [10, с. 235].
Если лицо не могло предвидеть или предотвратить совершение уголовно наказуемого деяния, оно не подлежало ответственности. Данное правило не распространялось на ситуации, в которых наступление уголовно наказуемых последствий было связано с небрежностью виновного (ст. 42) [10, с. 234].
В Уголовном уложении 1903 г. идея влияния вины на дифференциацию ответственности приобрела новое качество, связанное с категоризацией преступлений. Так, уголовно наказуемые деяния в зависимости от тяжести и вида наказания подразделялись на тяжкие преступления, преступления и проступки (ст. 3) [10, с. 222]. Тяжкими признавались только умышленные преступления, другие преступления могли совершаться с неосторожной формой вины, если это указывалось в конкретной норме, проступки были наказуемы при наличии как умысла, так и неосторожности, если законом не предусматривались особые случаи (ст. 48) [10, с. 225-226].
После революционных событий в России 1917 г. в первые годы существования РСФСР уголовная ответственность регламентировалась различными декретами, постановлениями и инструкциями. 12 декабря 1919 г. были приняты Руководящие начала по уголовному праву РСФСР (далее - Руководящие начала), которые содержали только общие положения. Законодатель употребляет термин «вина» лишь дважды и возвращается к казуальному описанию внутренней стороны преступления. В п. «ж» ст. 12 Руководящих начал предполагалась индивидуализация наказания исходя из наличия, например, «заранее обдуманного намерения» или «хитрости», запальчивости или легкомыслия и небрежности [11].
Руководящие начала предопределили общую концепцию первого Уголовного кодекса РСФСР, принятого в 1922 г. (далее - УК РСФСР 1922 г.). УК РСФСР 1922 г. включал Общую и Особенную части, последняя из которых не содержала исчерпывающий перечень преступлений, поскольку предусматривалась аналогия закона.
Согласно ст. 11 УК РСФСР 1922 г. наказанию подлежали лишь лица, совершившие уголовно наказуемое деяние умышленно или по неосторожности. Устанавливалось, что при совершении умышленного деяния виновный предвидит его последствия, желает их или сознательно допускает их наступление. Неосторожность предполагала, что лицо легкомысленно наде-
ялось предотвратить последствия своих действий или не предвидело их наступления, хотя должно было их предвидеть [12].
В зависимости от формы вины различались и санкции схожих по объективной стороне преступлений, например, простое умышленное убийство и убийство по неосторожности, аналогично разграничивалась и ответственность за телесные повреждения (ст. 149-154) [12].
После образования в декабре 1922 г. СССР в октябре 1924 года были приняты Основные начала уголовного законодательства Союза ССР и Союзных Республик (далее - Основные начала 1924 г.), которые содержали только Общую часть. В Основных началах 1924 г. содержание форм вины описывается более полно. В умысле развивается интеллектуальный компонент, предполагающий предвидение общественно опасного характера последствий своих действий (ст. 6) [13].
Новая редакция Уголовного Кодекса РСФСР (далее - УК РСФСР 1926 г.) полностью воспроизводила определения умысла и неосторожности, предусмотренные Основными началами 1924 г. [14]. В тексте иногда допускается смешение форм вины, например, законодатель указывает на «умышленно небрежное» отношение при характеристике контрреволюционного саботажа (ст. 58.14) [14].
Дальнейшее развитие виновное вменение получило в Основах уголовного законодательства Союза ССР и Союзных Республик 1958 г. (далее - Основы уголовного законодательства 1958 г.), в которых законодатель впервые в советском уголовном праве отказался от аналогии закона. Помимо этого, одной из новелл стало то, что основанием уголовной ответственности было закреплено совершение лицом преступления умышленно или по неосторожности (ст. 3). Умышленная форма вины предполагает осознание лицом общественно опасного характера своего действия или бездействия, предвидение его общественно опасных последствий и их желание или сознательное допущение наступления этих последствий (ст. 8). Преступление признавалось совершенным по неосторожности, в случае если виновный предвидел возможность наступления общественно опасных последствий своего действия или бездействия, но легкомысленно рассчитывал на их предотвращение либо не предвидел возможности наступления таких последствий, хотя должен был и мог их предвидеть (ст. 9) [15].
Уголовный кодекс РСФСР 1960 г. (далее - УК РСФСР 1960 г.) заимствовал из Основ уголов-
35
ного законодательства 1958 г. положения об основании уголовной ответственности (ст. 3), формах вины (ст. 8, 9), снижении возраста привлечения к уголовной ответственности до 14 лет только за умышленные преступления (кроме убийства по неосторожности) (ст. 10) [16].
К категории тяжких преступлений относились исключительно умышленные деяния (ст. 7.1). Умышленная форма вины использовалась в построении институтов неоконченного преступления (ст. 15), соучастия (ст. 17) и рецидива (ст. 24.1). Совершение умышленного преступления также влияло на условия содержания при лишении свободы (ст. 24), освобождении от уголовной ответственности и передачи на поруки (ст. 52), на решение вопроса об условно-досрочном освобождении (ст. 53, 53.1) [16].
Последним изданным, но не вступившим в силу уголовно-правовым актом СССР стали принятые 1 июля 1991 г. Основы уголовного законодательства Союза ССР и республик, которые провозгласили принцип личной и виновной ответственности (ст. 2). Под преступлением понималось только виновно совершенное общественно опасное деяние (ст. 8), категоризация
1. Жалинский А.Э. Уголовное право в ожидании перемен: теоретико-инструментальный анализ. 2-е изд., перераб. и доп. М., 2009.
2. Векленко С. В. Понятие, сущность, содержание и формы вины в уголовном праве. Омск, 2002.
3. Городнова О.Н. Эволюция отечественной уголовно-правовой идеологии // Вестник Российского университета кооперации. 2020. № 1(39). С. 106-111.
4. Цельникер Г.Ф. Вина в российском праве: общетеоретический и исторический аспекты: дис. ... канд. юрид. наук. Самара, 2004.
5. Филиппова Е.О. Юридическая конструкция вины в уголовном праве России: становление и история развития, понятие и содержание // Балтийский гуманитарный журнал. 2020. Т. 9. № 4(33). С. 368-371.
6. История отечественного государства и права: учеб. / отв. ред. И. А. Исаев. М., 2012.
7. Мальцев В. В. Принципы уголовного права. Волгоград, 2001.
8. Хрестоматия по уголовному праву: учеб. пособие: в 2 ч. Воронеж, 2000. Ч. 1. Т. 1.
9. Хрестоматия по уголовному праву: учеб. пособие: в 2 ч. Воронеж, 2000. Ч. 1. Т. 2.
10. Уголовное уложение 1903 года // Вестник университета имени О.Е. Кутафина. 2017. № 7. С. 222-245.
преступлений была связана с формой вины (ст. 9). Появилась отдельная ст. 10 «Формы вины», в которой предусматривалось две формы вины - умысел и неосторожность, при этом устанавливалось правило, согласно которому за совершение преступления по неосторожности ответственность наступает только в прямо предусмотренном законом случае. Формулировки форм вины представлены более развернуто, но по смыслу в общем совпадают с положениями УК РСФСР 1960 г. В умышленной форме вины выделяется прямой и косвенный умысел (ст. 11), в неосторожности - самонадеянность и небрежность (ст. 12). Само понятие вины в Основах уголовного законодательства 1991 г. не раскрывалось [17].
Объем исследования позволяет представить лишь общую картину развития и влияния на уголовную ответственность института вины. Вместе с тем можно резюмировать, что чем более качественно законодатель регламентировал виновное вменение, тем справедливее дифференцировалась и, соответственно, индивидуализировалась уголовная ответственность.
1. Zhalinsky A.E. Criminal law in anticipation of changes: theoretical and instrumental analysis. 2nd ed., rev. and add. Moscow, 2009.
2. Veklenko S.V. The concept, essence, content and forms of guilt in criminal law. Omsk, 2002.
3. Gorodnova O.N. Evolution of the domestic criminal-legal ideology // Bulletin of the Russian University of Cooperation. 2020. No. 1(39). P. 106-111.
4. Zelniker G.F. Guilt in Russian Law: general theoretical and historical aspects: diss.... Candidate of Sciences in Jurisprudence. Samara, 2004.
5. Filippova E.O. The legal construction of guilt in the criminal law of Russia: formation and history of development, concept and content // Baltic Humanitarian Journal. 2020. Vol. 9. No. 4(33). P. 368-371.
6. History of the national state and law: studies. / ed. by I.A. Isaev. Moscow, 2012.
7. Maltsev V.V. Principles of criminal law. Volgograd, 2001.
8. Textbook on criminal law: study aid: 2 vols. Voronezh, 2000. Part 1. Vol. 1.
9. Textbook on criminal law: study aid: 2 vols. Voronezh, 2000. Part 1. Vol. 2.
10. Criminal Code of 1903 // Bulletin of the O.E. Kutafin University. 2017. No. 7. P. 222-245.
11. Guidelines on criminal law of the RSFSR 1919: resolution of the People's Commissariat of
36
11. Руководящие начала по уголовному праву РСФСР 1919 г.: постановление Нар-комюста РСФСР от 12 дек. 1919 г. Доступ из справ. правовой системы «Консультант-Плюс».
12. Уголовный Кодекс РСФСР: постановление ВЦИК «О введении в действие Уголовного Кодекса РСФСР» от 1 июня 1922 г. Доступ из справ. правовой системы «Консультант-Плюс».
13. Основные начала уголовного законодательства Союза ССР и Союзных Республик: постановление ЦИК СССР от 31 окт. 1924 г. Доступ из справ. правовой системы «Кон-сультантПлюс».
14. Уголовный Кодекс РСФСР: постановление ВЦИК «О введении в действие Уголовного Кодекса РСФСР редакции 1926 года» от 22 нояб. 1926 г. (ред. от 27.04.1959). Доступ из справ. правовой системы «Консультант-Плюс».
15. Основы уголовного законодательства Союза ССР и Союзных Республик 1958 г.: закон СССР от 25 дек. 1958 г. Доступ из справ. правовой системы «КонсультантПлюс».
16. Уголовный кодекс РСФСР: постановление Верховного Совета РСФСР от 27 окт. 1960 г. (ред. от 30.07.1996). Доступ из справ. правовой системы «КонсультантПлюс».
17. Основы уголовного законодательства Союза ССР и республик: постановление Верховного Совета СССР от 2 июля 1991 г. № 2281-I. Доступ из справ. правовой системы «КонсультантПлюс».
the RSFSR d.d. Dec. 12, 1919. Access from the legal reference system "ConsultantPlus".
12. The Criminal Code of the RSFSR: resolution of the Central Executive Committee "On the enactment of the Criminal Code of the RSFSR" d.d. June 1, 1922. Access from the legal reference system "ConsultantPlus".
13. The main principles of the criminal legislation of the USSR and the Union Republics: resolution of the CEC of the USSR d.d. Oct. 31, 1924. Access from the legal reference system "ConsultantPlus".
14. The Criminal Code of the RSFSR: resolution of the Central Executive Committee "On the enactment of the Criminal Code of the RSFSR edition of 1926" d.d. Nov. 22, 1926 (as amended on 27.04.1959). Access from the legal reference system "ConsultantPlus".
15. Fundamentals of the criminal legislation of the USSR and the Union Republics of 1958: law of the USSR d.d. Dec. 25, 1958. Access from the legal reference system "ConsultantPlus".
16. The Criminal Code of the RSFSR: resolution of the Supreme Soviet of the RSFSR d.d. Oct. 27, 1960 (as amended on 30.07.1996). Access from the legal reference system "ConsultantPlus".
17. Fundamentals of criminal legislation of the USSR and the Republics: Resolution of the Supreme Soviet of the USSR of July 2, 1991 No. 2281-I. Access from the legal reference system "ConsultantPlus".
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ
Родин Станислав Геннадьевич, преподаватель кафедры уголовного права и криминологии Воронежского института МВД России; e-mail: [email protected]
INFORMATION ABOUT AUTHOR
S.G. Rodin, Lecturer of the Department of Criminal Law and Criminology, s, Voronezh Institute of the Ministry of the Interior of Russia; e-mail: [email protected]
37