му, потому что без этого и сама проблема становится пустой и не слишком интересной. Не говоря о том, что зеркально похоронам является эксгумация. И Эрик очень наглядно говорил: для того чтобы делать заключение о сходстве, тождестве или общем строении внешнего и внутреннего, надо в одной руке держать это внешнее, в другой руке держать внутреннее, и этого мало, нужно иметь еще единицы измерения, с помощью которых мы будем проводить то или иное сравнение. А этого внутреннего мы в руках не имеем, единицы измерения не имеем. Это такое псевдо или вербальное решение проблемы. Я не могу сказать, что Юдин решил эту проблему, это проклятая проблема, но он продлил жизнь этой проблеме. И все-таки внимательный анализ его трудов подсказывает пути ее разработки.
Эрику очень не хватало педагогической работы. Он, наверное, запомнил свой опыт педагогической работы у вас в Томске. Я даже в словаре, когда писал о нем статью, то написал, что разрешить-то научную работу ему разрешили, а к педагогической работе его так и не допустили. Ну это общее было: Мамардашвили допустили к педагогической работе, а потом по команде ЦК его уволили из Москов-
УДК 82-94
ского университета. А ЦК, они же как одесситы, обожают вмешиваться в чужие дела. А я тогда, преподавая в Московском университете, пару раз уступал Эрику свои лекции. И помню, с каким интересом и на подъеме он читал и с каким интересом слушали его студенты. Это была большая аудитория, целый курс. Запомнилось его замечательное афористическое определение спорта высоких достижений. Совершенно неожиданное, но тоже в контексте деятельности: «Спорт высоких достижений - это государственная система мероприятий, направленная на деформацию организма и личности индивида». В этом, между прочим, весь Эрик, со всеми его оценками и смелостью.
Его смерть была шоком для очень многих людей. Я уже упоминал, что его очень полюбил мой сын. Эрик появился у нас в доме, когда сыну был год, а к его кончине Саше было десять с половиной лет. Известие о кончине Эрика было первым ужасным знакомством со смертью. Через день или два после похорон моя жена вдруг услышала плач сына, причем навзрыд, громкий. «Что такое?» «Мама, тебя очень долго не было, я подумал, что ты умерла»...
Поступила в редакцию 31.02.2008
В.А. Лекторский
ДЕЯТЕЛЬНОСТНЫЙ ПОДХОД: НАЧАЛО И ПЕРСПЕКТИВЫ
Институт философии РАН, г. Москва
Я в первый раз увидел Эрика Григорьевича где-то в середине 60-х годов прошлого столетия на семинаре, которым руководил Георгий Петрович Щедровицкий. Я не был учеником Г.П. Щедровиц-кого, но я, тем не менее, тогда посещал его семинары, когда меня приглашали. Иногда даже там выступал, хотя никогда не входил в круг его последователей. И однажды там выступал Эрик Григорьевич. Это было году в 65-м или в 66-м, он, по-моему, только что появился в Москве. И как я потом узнал, очень близко стал контактировать с Г. П. Щедровицким и его сторонниками и был довольно активным деятелем кружка. Я слушал доклад Эрика Григорьевича, мне казалось это интересным, но, тем не менее, я не считаю, что тогда состоялось наше настоящее знакомство.
А познакомился я с ним более близко уже несколько позже, когда Эрик Григорьевич начал работать в эти же годы в Философской энциклопедии и там играл очень важную роль.
Еще ближе я с ним сошелся, когда году в 67-м или в 68-м мы втроем, а именно Эрик Григорьевич, Вадим Николаевич Садовский и я, стали писать большое предисловие и комментарии к изданию
избранных работ Ж. Пиаже на русском языке. Тогда это было первое большое такое издание.
Дело в том, что я занимался Пиаже еще до этого. Исследования проблем познания в контексте деятельности (на эти сюжеты меня толкали и идеи Э.В. Ильенкова, и разработки наших психологов, и деятельность семинаров П.Г. Щедровицкого, о которой я уже упомянул) побудили меня заняться изучением концепции одного из крупнейших западных психологов ХХ в. Жана Пиаже. Тогда у нас Пиаже мало кто знал. Никаких его работ тогда не было в русском переводе. Я изучил французский язык в той степени, чтобы можно было понимать философские и научные тексты, и прочитал многие его работы. В результате в 1961 г. в журнале «Вопросы психологии» была опубликована наша с
В.Н. Садовским статья, посвященная основным идеям «генетической эпистемологии» - оригинальной теоретико-познавательной концепции Пиаже. Насколько я знаю, это была первая статья о поздних работах Пиаже на русском языке. Работы Пиаже по разработке и «генетической эпистемологии», и его собственной логической теории - так называемой операторной логики - позволили ему связать
развитие познания с изменением систем действий и операций. А Эрик Григорьевич и Вадим Николаевич Садовский этим заинтересовались и увлеклись, и мы все вместе встречались несколько раз, обсуждали наши тексты, обсуждали идеи Пиаже, и тогда уже началось рабочее взаимодействие, и Эрик Григорьевич стал моим близким соратником и даже другом. Это был следующий этап.
А третий этап начался тогда, когда вскоре после этого в 1969 г. мы, четыре человека, начали готовиться к написанию статьи «Философия» для Философской энциклопедии, она потом в 5-м томе вышла. Четыре человека это: Эрик Григорьевич, Владимир Сергеевич Швырев, Александр Павлович Огурцов и я. Но мы не просто эту статью решили написать, а решили сначала сами для себя уяснить, как мы понимаем природу философии, что с этим связано, каково место философии в современной жизни, и нам показалось, что это очень интересная задача, потому что тогда особенно об этом не писали. И организовали что-то вроде семинара. Мы еженедельно встречались в этом здании (Волхонка, д. 14) на первом этаже, там, где тогда помещалась редакция журнала «Вопросы философии». Когда уходили сотрудники редакции, где-то часов в шесть, мы встречались и часа три (до девяти) сидели регулярно, каждую неделю, и это все продолжалось года полтора, если не больше. Потом мы написали наш текст, который, правда, был опубликован как первая часть этой статьи о философии, потому что философия с точки зрения марксизма-ленинизма. рассматривалась А.Г. Спиркиным.
Потом у нас был замысел написать книгу о философии, поэтому с публикацией статьи в Философской энциклопедии наши регулярные встречи не закончились, мы продолжали все это обсуждать. Идея создания книги принадлежала Эрику Григорьевичу, он был энтузиаст, стимулировал многие идеи, потом я об этом скажу. И мы бы эту книжку, наверное, сделали, если бы Эрик Григорьевич не скончался внезапно. Его смерть, очень ранняя, прервала наши встречи, книгу мы не завершили, потом другие были какие-то дела, замысел не был реализован. Я не помню, записывали мы наши дискуссии или нет, они были довольно интересные, и книжка могла бы получиться. Книжка не получилась, статья, тем не менее, вышла1.
Должен сказать, что в это время, вторая половина 60-х годов и первая половина 70-х годов, мы с Эриком Григорьевичем очень часто встречались в связи с той работой, которую мы совместно с ним делали, какие-то другие у нас были совместные интересы, и мы стали с ним друзьями. Я бывал у него дома много раз, он бывал у меня, у нас был
1 Философия // Философская энциклопедия. Т. 5. 1970.
круг общих друзей. Он был одним из тех людей, которые мне были близки и по пониманию философии вообще, и по пониманию ситуации философской, общекультурной и даже общеполитической в нашей стране. Я тогда по-настоящему узнал этого человека. Это были очень интересные годы моей жизни. Хотя это была эпоха конца оттепели и начала застоя, но это были годы очень интенсивной философской жизни в нашей стране.
Происходили очень интересные события в философии, культуре и литературе, масса ярких людей появилась именно в эти годы. И как пример я могу привести те события, к которым был причастен Эрик Григорьевич. Это были годы завершения издания Философской энциклопедии. Уникальное было издание. Это, между прочим, были годы возрождения интереса к истории русской философии, русской идеалистической философии. В 1989 г. журнал «Вопросы философии» начал издавать работы дореволюционных русских философов-идеа-листов. Широкая публика узнала о том, что были Бердяев, Флоренский, Булгаков и другие интересные люди. Но те, кто этим интересовался, знали об этом очень давно. Если взять пятый том Философской энциклопедии, который вышел в 1970 г. (мы в него же писали нашу статью о философии), то там можно найти блестящие статьи о Соловьеве,
о Флоренском, написанные такими людьми, которые потом стали известны как крупные специалисты по русской философии, как, например, С.С. Хо -ружий, Р.В. Гальцева. Философская энциклопедия была первым официальным изданием, где впервые было дано другое понимание этой философии, чем то, которое тогда у нас было принято в течение многих десятков лет. Само издание энциклопедии было важным событием, это было новое слово и в нашей философии, и в нашей культуре в целом. Эрик Григорьевич, который там работал несколько лет, был прямо причастен к тому, что выходило в этом издании.
Другое важное явление в нашей философии тех лет - в эти же годы, где-то в середине 60-х годов, в Институте истории естествознания и техники был создан сектор системного исследования науки. И там работали мои близкие друзья Вадим Николаевич Садовский, Игорь Викторович Блауберг и Эрик Григорьевич Юдин. Скажу несколько слов о том, что я был некоторым образом причастен к тому, чем занимался этот сектор.
Дело в том, что в ходе исследовательских поисков в конце 50-х гг. я натолкнулся на публикации в США только что созданного Общества по общей теории систем под руководством известного биолога и методолога Людвига фон Берталанфи.
В 1960 г. мы с В.Н. Садовским в журнале «Вопросы философии» опубликовали статью о принципах исследования систем. Статью быстро перевели и напечатали в США, и когда в 1962 г. Институт философии посетила группа американских социологов во главе с Т. Парсонсом, входивший в эту группу математик и специалист по общей теории систем А. Рапопорт специально разыскал нас. Эта публикация послужила толчком для бурного развития системно-структурных исследований в нашей стране.
И потом это вызвало интерес к этим вещам, многие люди стали этими вещами заниматься, и это выразилось в том, что создали сектор системной методологии в Институте истории естествознания и техники, и эти люди, энтузиасты - так я назвал эту троицу, они начали издавать ежегодники «Системные исследования». Это интересно в том плане, что это было не просто узкофилософское издание, это было междисциплинарное издание, хотя в центре были философские проблемы, в ежегодниках участвовали и биологи, и экономисты, и социологи. Это был способ интеграции разных дисциплин, это было новое слово, новый взгляд, это имело большое влияние и большой резонанс. И тогда же, конечно, довольно скоро это начали критиковать наши официальные философы, и поэтому сектор этот жил не такой уж простой жизнью. Я помню, как тогдашний директор ИИЕТ
С.Р. Микулинский устроил обсуждение этих проблем с целью критики методологии системных исследований. Это было в начале 70-х годов, в обсуждении я тоже участвовал и, конечно, защищал системный подход. Потом были критические нападки на системщиков в журнале «Коммунист». Мы с В.С. Швыревым написали рецензию для «Вопросов философии» на серию ежегодников «Системных исследований» с показом значимости всех этих вещей. По этой линии я был связан с Эриком Григорьевичем тоже. А потом этот сектор перевели в Институт системного анализа РАН, а Эрик Григорьевич к концу своей жизни перешел в Институт технической эстетики.
В начале 70-х гг. Эрик Григорьевич выступил с идеей (он со мной ее обсуждал, и я его поддержал) издать книгу, посвященную анализу принципа деятельности в философии и методологии. О деятельности многие из нас писали, и я немного писал и до этого, но чтобы сделать специально это предметом анализа, такого, по-моему, не было. Если вы хотите узнать, какая важная для моих исследований идея была подсказана мне Эриком Григорьевичем, то я бы сказал именно об этом. Писал об этом Георгий Петрович Щедровицкий в начале своей деятельности, когда он создавал свою концепцию, которая называлась «содержательно-ге-
нетической» логикой. Г.П. Щедровицкий пытался положить в основу анализа мышления деятельностный подход. Писали об этом и А.А. Зиновьев, и многие другие, не говоря уже о психологах наших, начиная с С.Л. Рубинштейна и включая А.Н. Леонтьева. Но вот то, что сделал Эрик Григорьевич, до него этого все-таки не делали. Он задумал книгу, где пытался сделать деятельность предметом специального анализа, философско-методологического. К тому же он попытался объединить деятельностный подход и системный подход, которые, в общем-то, шли по разным «ведомствам» у нас. То есть он пытался показать, что важно не просто говорить о деятельности, а анализировать систему коллективной деятельности. Насколько я помню, у Г. П. Щедровицкого такой идеи не было, потом Г. П. Щедровицкий стал об этом писать тоже, но я уверен, то это было сделано под влиянием Эрика Григорьевича, который первым начал это делать. Прошло довольно много лет, и сейчас на основании моего знания литературы (нашей и зарубежной) по методологии наук о человеке, психологии и философии я все больше и больше утверждаюсь в мысли о том, что эта попытка применения деятельностного подхода, понятого как системно-деятельностный подход, как система коллективной деятельности, - это, по-моему, очень перспективная линия исследований. Я знаю ряд зарубежных исследователей, которые ссылаются на понимание Эриком Григорьевичем деятельности (в частности, на его различение деятельности как предмета исследований и как объяснительного принципа) и пытаются применять это понимание.
Эрик Григорьевич был человек удивительный во многих отношениях. Я сказал о его интересах, он занимался системными вещами, системно-деятельностными вещами. Мы писали статью о философии, о Жане Пиаже. Это только часть того, что можно о нем сказать. Мне кажется, что его уникальность состоит не только в том, что он какие-то идеи высказал, сформулировал, книги писал, статьи, а писал он, кстати, очень хорошо, очень ярко, замечательно владел словом, он еще обладал одним качеством, которое мало кто имел из моих знакомых, - он был удивительный просто человек. У нас в те годы было несколько школ в философии, поэтому иногда представление о философии советских лет у многих современных молодых людей не очень адекватное было. Были разные школы, и они были настолько разные, что их представители иногда не понимали друг друга и друг с другом не контактировали. Скажем, была школа Э.В. Ильенкова . Известная школа, у них были свои последователи, они есть и сейчас, ежегодно собираются на конференции. Была школа Г.С. Батищева, который начал с поклонения Э.В. Ильенкову, потом от него
сильно отошел, у него были свои поклонники. Был кружок Г.П. Щедровицкого, они регулярно собирались каждую неделю, говорили, обсуждали, записывали все это на пленку. У него дома до сих пор стоят километры пленки, которые постепенно расшифровываются. Можно называть и другие кружки или школы, которые в те годы были весьма активными. Они друг с другом не взаимодействовали, друг друга плохо понимали, не считали даже нужным интересоваться, что делается в кругу других философов. А Эрик Григорьевич отличался тем, что он умел находить общий язык и с одними, и с другими, и с третьими. Он вначале был очень тесно связан с Г.П. Щедровицким, потом немножко отошел, но, тем не менее, сохранил большие контакты, знал и понимал, что там делается. Во время работы в Философской энциклопедии он наладил связи со многими философами, заинтересовался метафизическими сюжетами, казалось бы, неинтересными для поклонников Г. П. Щедровицкого, для чистых системщиков, вопросами, что такое философия, философское знание. Он работал в курсе системного анализа, потом занимался технической эстетикой, он знал и был в прекрасных отношениях и с Э.В. Ильенковым, и с его поклонниками. Он умел не то чтобы интегрировать, интегрировать это может быть и нельзя, невозможно да и бессмысленно. Он умел найти интересное в каждом подходе, по-своему это понять, осмыслить и умел устанавливать связи между всеми этими разными людьми, которые были сильно разобщены и от этого многое теряли. Он был автором многих идей и многих начинаний. Я думаю, что без его энтузиазма какие-то начинания в нашей философии не осуществились бы. Это был человек, которого любили все, кто его знал. Других мнений просто не знаю. Он умер очень молодым. Я не помню, было ли ему пятьдесят лет, наверно, даже не было. Он был немного старше нас, и хотя не сильно отличался от нас по возрасту, мне и многим моим друзьям казался более мудрым человеком, задавал тон, формулировал новые программы исследований. Не просто чело-
век сам что-то делал, что наиболее часто бывает, он умел объединять людей, задавать программы для коллектива исследователей, был лидером наших новых начинаний того времени. Что-то, может, устарело, но многие идеи, которые тогда были высказаны, не только не устарели, сейчас мы лучше начинаем понимать их смысл.
Это был выдающийся философ, и надо о нем помнить, писать, говорить обсуждать его идеи, которые сейчас даже более актуальны, чем прежде, когда впервые о них узнали, а потом даже забыли немного, другие интересы появились в нашей философии в целом. Сейчас мы возвращаемся к фундаментальным философским проблемам, и когда мы это делаем, начинаем понимать то, что было сделано некоторыми нашими философами в этом направлении, в том числе Эриком Григорьевичем. Сейчас все это обретает новый смысл.
Мне как-то И.В. Мелик-Гайказян был задан вопрос по поводу инициированной мной дискуссии «Деятельностный подход: смерть или возрождение?»: «Вы считаете, что есть возрождение или перерождение деятельностного подхода?». Возрождение - это необязательно буквальное повторение того, что ожидалось. Какие-то новые проблемы появились, новые контексты, поэтому какие-то вещи должны обновляться, это естественно. Но это не перерождение, не превращение во что-то другое, я считаю, что это развитие ряда тех идей, которые уже тогда были сформулированы. В этом смысле возрождение есть второе рождение. Рождение в новой ситуации, в новых условиях, и поэтому развитие в новых условиях, потому что он не просто возрождается, он и развиваться как-то должен, поэтому какие-то новые идеи в связи с этим возникают и должны возникать. Но, тем не менее, эти новые идеи, которые возникают, по-моему, они могут опираться на то, что тогда было неплохо высказано. То, что было сделано Эриком Григорьевичем, это можно развивать и даже нужно развивать.
Поступила в редакцию 21.01.2008
УДК 82-94
В. А. Лефевр
СИСТЕМНОЕ ПОНИМАНИЕ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ КАК «НАРОДНАЯ ПЕСНЯ»
Калифорнийский университет, Ирвайн, США
Я познакомился с Эриком Григорьевичем Юдиным весной 1963 года на домашнем семинаре у Г. П. Щедровицкого. В то время кружок, который возглавлял Щедровицкий, работал у него дома. Это был такой уникальный домашний семинар, кото-
рый посещала более или менее постоянная группа людей. Вот однажды я пришел туда и увидел незнакомого, худого человека. Он был высокого роста и похож на блокадника. Я сам ленинградский блокадник, поэтому я сразу увидел в нем какие-то