CC BY
248
210 лет МВД России
УДК 351/354 Н.С. Нижник*
Деятельность врачебно-полицейских комитетов Министерства внутренних дел по осуществлению социального контроля над девиантным поведением в российском обществе
В статье рассматриваются вопросы, касающиеся организации и деятельности врачебнополицейских комитетов Министерства внутренних дел Российской империи во второй половине XIX в. по борьбе с проституцией.
Ключевые слова: Министерство внутренних дел Российской империи, врачебно-полицейские комитеты, проституция, прогибиционизм, легальная проституция, аболиционизм.
N.S. Nizhnik*. The activities of the medical and police committees of the Ministry of the Interior for the implementation of social control over deviant behavior in the Russian society. The
article discusses the organization and operation of medical and police committees of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Empire in the second half of XIX century. to combat prostitution.
Keywords: Ministry of Internal Affairs of the Russian Empire, medical and police committees, prostitution, progibitsionizm, legal prostitution, abolitionism.
Министерство внутренних дел Российской Империи с момента своего образования участвовало в решении широкого круга вопросов, касавшихся различных сторон экономической, политической, общественной, духовной жизни страны. Одним из направлений его деятельности стало противодействие социальным девиациям, одной из которых в Российском государстве являлась проституция.
Отношение государства к проблеме сексуальной коммерции, проститутке и необходимости регламентации ее профессиональной деятельности в России никогда не было однозначным. Амбивалентность отношения к жрицам любви, оказывавшим сексуальные услуги за вознаграждение, во многом определялась пониманием значимости их влияния на здоровье не только отдельных подданных Российского государства, но нации в целом. Не случайно, когда в начале XVIII в. медики докладывали Петру I о «расшатывании» общественных нравов и здоровья, император приказывал полиции заняться вылавливанием «гулящих девок». Не секрет и то, что в годы войн большая часть потерь обеих сторон приходилась не на убитых и раненых, а на заболевших. Причем главным противником всех армий были не только эпидемии тифа, холеры и «испанки», но и венерические заболевания. И здесь источником опасности здоровью и существованию нации выступали проститутки, распространительницы любострастных болезней.
Единого подхода к пониманию феномена «проституция» не существует до настоящего времени. На макросоциальном уровне проституция понимается как система общественных отношений, посредством которых реализуются внебрачно-коммерческие формы сексуального поведения, и которая социально конструируется, организуется и контролируется с помощью соответствующих институтов и нормативных комплексов. На социетальном уровне проституция рассматривается в качестве общественной проблемы в различных аспектах (ее социальные характеристики анализируются на уровне участников процесса сексуальной коммерции — проституток, медиков, клиентов, содержателей публичных домов, сутенеров, сводников, сотрудников правоохранительных органов).
Попытки установления социального контроля за проституцией и осуществления ее нормативной регламентации в российской истории свидетельствуют о формировании в общественном сознании
* Нижник, Надежда Степановна, профессор кафедры теории государства и права, Санкт-Петербургский университет МВД России, доктор юридических наук, кандидат исторических наук, профессор. Адрес: Россия, 198206, Санкт-Петербург, ул. Летчика Пилютова, д. 1. Тел.: 744-70-76. E-mail: n.nishnik@bk.ru.
* Nizhnik, Nadezhda Stepanovna, рrofessor of the chair of the theory state and right of the St.-Petersburg University of the Ministry of Internal Affairs of Russia. Russia, 198206, St.-Petersburg, Pilyutov-street, 1. Ph.: 744-70-76. E-mail: n.nishmk@bk.ru.
© Нижник Н.С., 2012
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 2 (54) 2012
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 2 (54) 2012
нескольких моделей социального отношения к сексуальной коммерции. К ним следует отнести конструкции, получившие наименование «прогибиционизм», «регламентация» и «аболиционизм». Первая модель (прогибиционизм) основана на запрете (prohibition) проституции и юридическом (уголовном или административном) преследовании лиц, занимающихся проституцией; вторая (регламентация) включает в себя в качестве основного компонента правовое регулирование (regulation) проституционной деятельности, которое в Российской империи нашло свое отражение в организации полицейско-медицинского надзора; третья модель (аболиционизм) в основе своей содержит отрицание, отмену (abolition) правового регулирования сексуальной коммерции как в форме запрета, так и в форме регламентации.
Российское законодательство в отношении проституции изначально придерживалось четко выраженной запретительной системы. Несмотря на то, что «русский разврат», получивший название непотребства, был известен еще при кабаках, корчмах и банях Древней Руси, проституция на Руси всегда сурово преследовалась. Публичных девок и сводней пороли кнутом на площадях и во времена Ивана Грозного, и во времена Алексея Михайловича Тишайшего. «Блудницы» преследовались и при Петре, и при Анне Иоанновне, и при Елизавете, и при Екатерине.
В России не были забыты даже законы Солона, в соответствии с которыми публичные женщины в Афинах носили особый костюм и обязательно окрашивали волосы в желтый цвет. В желтые платья обязаны были одеваться и российские проститутки. Жесткие требования вылавливать проституток — разносчиц сифилиса и гонореи (известной в то время как перелоя) выдвигал Петр I. По его распоряжению проституток направляли на работу в прядильные дома. Позже тех продажных женщин, которые не подчинялись установленным правилам, высылали на работу на рудники в Нерчинск. Лицам обоего пола «непотребством своим ... искать пропитания» запрещал Устав благочиния или полицейский (1782) [1, т. XXI, № 15379, ст. 221, п. 3], в противном случае виновника следовало «за таковое постыдное ремесло отослать ... в смирительный дом на полгода» [1, т. XXI, № 15379, ст. 263, п. 3]. Система безусловных репрессий в отношении проституции была воспринята и Сводом Уставов о предупреждении и пресечении преступлений (1832) [4, ст. 218, 223], и Сельским полицейским уставом для государственных крестьян (1839) [2, т. XIV, отд. I, № 12165]. Закон запрещал «всякого рода непотребные и соблазнительные сборища, под каким бы видом и названием они не существовали» [2, т. XIV, отд. I, № 12165, п. 34]. А «холостых и вдовых мужчин, равно незамужних и вдовых женщин, уличенных в непотребстве, употреблять в общественные низкие работы, как то: на метение и очищение улиц от грязи и сора, на мытье полов в общественных домах и т. п.» [5, с. 2]. Таким образом самодержцами Российской империи зарубежный опыт карательной политики по отношению к проституткам был воспринят в максимальном объеме. Однако, несмотря на внешне суровые репрессивные мероприятия, блуд в России процветал.
Правда, круг мер, применяемых к продажным особам в древности, был намного шире, чем только карательные. Именно во времена Солона в VI в. до н.э. появился институт легальной и регламентированной торговли любовью. С этими традициями Античности был связан обычай вывешивания сначала вывески в виде большого красного фаллоса, а позднее — красного фонаря, своеобразного символа продажной любви, над входом в публичные дома. Купля-продажа женского тела, осуществлявшаяся в специальном заведении, превратилась в ведущую форму легальной проституции не только в Греции времен Солона, но и — позднее — в Западной Европе.
Не миновала этого пути и Россия. Уже в конце XVIII в. на окраинах городов начали появляться дома для тайных свиданий, называвшиеся на французский манер «борделями». Открытие таких заведений не могло остаться без внимания органов государственной власти и, в частности, Министерства внутренних дел, призванного «заботиться о развитии добрых нравов» народа. В первой половине XIX в. в структуре полицейских органов губернских и столичных городов были созданы управы благочиния. Обязанность надзора за проституцией была возложена на полицию и полицейских врачей.
По результатам деятельности своего ведомства министр внутренних дел Л.А. Перовский 15 сентября 1843 г. представил императору служебную записку, в которой сообщалось, что «между предметами врачебной полиции особенного внимания заслуживает болезнь любострастная. Гнездясь в больших, многолюдных, промышленных городах, болезнь эта отсюда развивается по всем направлениям, поражает множество народа, и, не ограничиваясь гибелью первоначально пораженных ею, передается из рода в род и грозит будущим поколениям разрушением их физического благосостояния. Меры, принимаемые доселе против этой гибельной заразы, нисколько не соответствовали цели своей» [2, т. XVIII, отд. 1, № 17213]. Л.А. Перовский предлагал открыть в Санкт-Петербурге особую больницу «для зараженных любострастною болезнию публичных женщин, и ... учредить тщательный врачебно-полицейский надзор за женщинами сими вообще». Учитывая быстрые темпы распространения сифилиса в России, император уже 8 октября 1843 г. утвердил Положение Комитета Министров «О учреждении в Санкт-Петербурге особой женской больницы и врачебнополицейского комитета» [2, т. XVIII, отд. 1, № 17213], а также штат врачебно-полицейского комитета и больницы [2, т. т. XVIII, отд. II, прил. к № 17213, с. 289]. Так при Медицинском департаменте Министерства внутренних дел был открыт первый в Российской империи Особый врачебнополицейский комитет [9, д. 18, л. 1—40; 19, с. 437].
В 1844 г., после представления императору «Записки министра внутренних дел от 15 июня об учреждении в Москве врачебно-полицейского комитета для надзора за состоянием здоровья публичных женщин с усилением тамошней больницы чернорабочих ста кроватями для тех из сих женщин, кои окажутся зараженными сифилитическою болезнию», 4 июля было утверждено положение Комитета Министров «О учреждении в Москве врачебно-полицейского комитета для надзора за состоянием
здоровья публичных женщин» [2, т. XIX, отд. 1, № 18047] и приняты меры к реорганизации больницы для чернорабочих, созданной еще в 1843 г. [2, т. XVIII, отд. 1, № 17018]. Таким образом, врачебнополицейский комитет начал действовать и в Москве [9, д. 21, л. 1—155; 20, с. 467], а затем и в ряде крупных городов Российской империи.
Содержание врачебно-полицейских комитетов было отнесено к ведению приказов общественного призрения. В Петербурге в финансировании деятельности комитета серьезную роль играли и частные пожертвования. Так, купец I гильдии Иван Аверин, назначенный в 1843 г. почетным директором хозяйственной части больницы, на свои средства предоставил возможность найма и ремонта здания для больницы [2, т. XVIII, отд. 1, № 17213], обеспечил ее всем необходимым для работы и обязался в течение двух лет снабжать больных пищей [31, с. 9].
Создание врачебно-полицейских комитетов — специальных органов, на которые Министерством внутренних дел возлагался контроль над публичными домами и «тайно промышляющими женщинами», свидетельствовало о том, что вопрос об отношении к проституции в отечественной юридической практике приобрел особую остроту. Образование врачебно-полицейских комитетов практически означало переход к новой эпохе развития института продажной любви в России — эпохе контроля и регламентации. Это было официальное признание проституции и ее разрешение. Именно поэтому 40-е годы XIX в. следует рассматривать как точку отсчета истории легальной проституции в России.
Процесс создания органов надзора за проституцией не был простым и однозначным. Из 960 городов, существовавших по официальным данным на территории Российской империи (за исключением Великого княжества Финляндского), к 1909 г. специальные органы надзора за проституцией были учреждены в 200 городах, в 258 городах эти обязанности выполняли чиновники городской полиции, а в 502 городах регламентация проституции отсутствовала [11, с. 1—2].
Из 200 городов, в которых были учреждены специальные органы надзора в виде врачебнополицейских комитетов, санитарных бюро и городских санитарных комитетов, в 51 городе эти органы практически бездействовали: списков женщин-проституток не составляли, постановлений о подчинении надзору не производили, а в некоторых городах даже ни разу не собирались на заседания. Объяснение такой пассивной позиции врачебно-полицейских комитетов было простым: их члены утверждали, что «в нашем городе нет проституток», хотя выявлением объективной картины никто и не занимался.
Специальные органы врачебно-полицейского надзора имели 149 городов. В части городов полицейская и санитарная часть надзора сосредоточивалась в едином учреждении, состоявшем в ведении местной полиции (Вильно, Владивосток, Вологда, Воронеж, Житомир, Иркутск, Кустанай, Новгород, Орел, Оренбург, Рига, Ровно, Самара, Санкт-Петербург, Саратов, Томск, Уральск и др.); в других полицейская часть надзора закреплялась за специально учрежденным полицейским органом, а реализация санитарной части надзора поручалась особому санитарному бюро, находившемуся в ведении городского общественного управления (Бобруйск, Елец, Москва, Тула и Юрьев); в третьих существовала такая система организации надзора за проституцией, при которой полицейская и санитарная части были сосредоточены в едином учреждении, состоявшем в ведении городского общественного управления (Александровск Екатеринбургской губернии, Минск, Пермь и Царицын).
Организация деятельности врачебно-полицейских комитетов в различных городах и их структура имела свою специфику. В северной столице во главе комитета стоял директор Медицинского департамента. В мае 1852 г. врачебно-полицейский комитет был подчинен ведению Санкт-Петербургского военного генерал-губернатора, а с 1856 г. работал под председательством обер-полицмейстера. В 1843 г. Санкт-Петербургский врачебно-полицейский комитет состоял из четырех членов — представителей разных ведомств. После преобразований 1852 г. он перешел в непосредственное ведение военного генерал-губернатора и состоял из штадт-физика, одного из полицмейстеров города и главного врача Калинкинской больницы, где традиционно производилось лечение женщин, зараженных венерическими болезнями. При комитете работали два врача для особых поручений и шесть участковых смотрителей. Освидетельствование промышляющих продажей тела женщин было возложено на ординаторов больницы [21, с. 215].
Московский комитет работал под председательством гражданского губернатора [2, т. XIX, отд. 1, № 18047]. Членами комитета были штадт-физик, инспектор медицинской конторы, полицмейстер, назначенный для работы в комитете генерал-губернатором, главный доктор больницы чернорабочих и старший по полиции врач. Кроме того, при комитете работали два врача для особых поручений и 12 участковых надзирателей [2, т. XIX, отд. 1, доп. к № 18047, с. 235]. В качестве главных задач перед комитетом в период его образования были поставлены врачебно-полицейский надзор за женщинами, занимающимися проституцией, врачебное наблюдение за состоянием здоровья рабочих, недопущение выезда из города до момента выздоровления лиц, зараженных венерическими заболеваниями.
Определение объема задач и сферы деятельности врачебно-полицейских комитетов во второй половине XIX в. свидетельствовало о неоднозначности отношения к их организации. Законодатель шестидесятых годов, открыв положениями Устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, большой простор для регламентации проституции [3, т. XV, ч. 1, ст. 44], не взял при этом на себя ответственность за дело организации врачебно-полицейского надзора: в 1868 г. Министерство внутренних дел представило на обсуждение соединенных департаментов законов и государственной экономии Государственного Совета проект преобразования врачебно-полицейского комитета в Санкт-Петербурге, но Государственный Совет отклонил рассмотрение этого проекта, мотивируя это тем, «что законодательство, признавая непотребство, обращенное в ремесло, деянием противозаконным...
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 2 (54) 2012
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России №9 2 (54) 2012
и отвергая, следовательно, всякое нормальное его существование, не может входить без явного себе противоречия в какие-либо соображения о порядке и способах его организации» [29, с. 13]. Соображения Государственного Совета свидетельствовали о том, что врачебно-полицейские комитеты должны действовать «на основании особо изданных для них административных правил и положений, утверждаемых не в законодательном порядке, а в порядке административном», и что поэтому «всякие в означенных правилах и положениях изменения и дополнения, к чему бы они ни относились, — внутреннему ли устройству комитетов или же к способам их действий, — могут и должны иметь место не иначе, как в том же административном, а не в законодательном порядке» [5, с. 3].
8 октября 1903 г. императором было утверждено «Положение об организации надзора за городской проституцией в Империи», в соответствии с которым в обязанности врачебно-полицейских комитетов входили: розыск и привлечение к ответственности тайных проституток, содержателей тайных притонов разврата, сутенеров и лиц, способствующих тайному разврату; подчинение проституток врачебно-полицейскому надзору и освобождение от него с отдачей в подлежащих случаях на поруки; попечение о беременных, больных, несовершеннолетних проститутках и возвращающихся к честному образу жизни; содействие обществам и установлениям, стремящимся к уменьшению проституции; выдача разрешений на открытие домов терпимости и поднадзорных притонов, надзор за ними, закрытие их; организация врачебных осмотров и амбулаторного лечения на смотровых пунктах проституток, страдающих сифилисом и венерическими болезнями; отправка в лечебные заведения проституток, подлежащих стационарному лечению; наблюдение за исполнением установленных для проституток, содержательниц домов терпимости и поднадзорных притонов правил и привлечение виновных в их нарушении [6, с. 3—8].
В тех городах, где в качестве органов надзора за проституцией действовали полицейские комитеты и санитарные бюро, на полицейские органы были возложены все перечисленные обязанности за исключением организации врачебных осмотров и амбулаторного лечения женщин [6, с. 6].
Функции врачебно-полицейских комитетов регламентировались и нормативно-правовыми актами локального характера. Так, Положение о Санкт-Петербургском врачебно-полицейском комитете 1908 г. в п. «в» ст. 21 к числу обязанностей последнего относил и профилактическую работу — распространение среди проституток знаний об опасности занятий проституцией, о последствиях венерических заболеваний [11, с. 10]. Правила о Пермском городском комитете (§ 4 п. «б») [27], Царицынском (§ 4 п. «б») и Александровском (§ 4 п. «ж») врачебно-полицейском комитетах возлагали на созданные органы обязанность рассмотрения конфликтов между содержательницами домов терпимости и проститутками [11, с. 10]. Правила о Рижском врачебно-полицейском комитете не констатировали необходимости привлечения комитетом к ответственности лиц, способствующих разврату, умалчивали об обязанностях комитета оказывать попечение беременным и несовершеннолетним проституткам, не фиксировали необходимости содействия обществам и установлениям, стремящимся к уменьшению проституции. Положение о врачебно-полицейском надзоре в Москве устанавливало только следующие обязанности врачебно-полицейского управления: выработку правил для специальных заведений и проституток; привлечение женщин к ответственности в соответствии со ст. 44 Устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, и исключение их из списка проституток; наблюдение за применением регистрации женщин, занимающихся проституцией; обсуждение вопросов организации врачебной помощи проституткам [36; 11, с. 10].
Результаты деятельности врачебно-полицейских комитетов становились очевидными в короткие сроки после их образования. Уже в мае 1843 г. врачебно-полицейский комитет Петербурга выявил 400 женщин [39, с. 143], занимавшихся проституцией. В этом же году, после открытия комитета, их насчитывали около 900, а в 1852 г. под наблюдение врачебно-полицейского комитета было взято 1075 женщин. Московский комитет в 1844 г. зарегистрировал 459 проституток, а в 1845 г. в результате подчинения проституток медико-полицейскому надзору их насчитывали 919. Зарегистрированные во врачебно-полицейском комитете проститутки превращались в так называемых поднадзорных. Это означало легализацию их занятий. Вместо паспорта таким девицам выдавался специальный бланк — знаменитый желтый билет.
Министр внутренних дел Л.А. Перовский был убежден в необходимости считаться с изменением социальной структуры общества и увеличением числа продажных женщин в России. Он был уверен в том, что для прекращения распространения любострастных болезней девиц легкого поведения следовало сосредоточить в специальных заведениях, организовав за ними надзор.
Содержание такого заведения — публичного притона, русское законодательство XVIII — первой половины XIX в. рассматривало как преступное деяние [1, т. III, № 1650; т. V, № 3203, п. 9; т. VI, № 4130; т. VIII, № 5333]. Устав о благочинии Екатерины II [1, т. XXI, № 15379, ст. 221] и Уложение о наказаниях уголовных и исправительных [3, т. XV, ч. 1] грозили взысканием тому, «кто откроет свой собственный или нанимаемый дом для непотребства». «В случае повторения столь явного оскорбления добрых нравов» Уложение о наказаниях уголовных и исправительных предписывало заключать виновных для исправления в смирительные дома и отдавать под надзор, а иностранцев — высылать за границу [3, т. XV, ч. 1, ст. 1282]. Но уже в 1843 г. в Петербурге были открыты первые официальные дома терпимости, а 29 мая 1844 г. для содержательниц и обитательниц борделей министром внутренних дел были утверждены специальные документы — «Правила публичным женщинам» [7] и «Правила содержательницам борделей» [8]. Вопреки запретительным положениям полицейских уставов, эти Правила признавали терпимость проституции при условии подчинения жрицы любви полицейскому регламенту.
Отступления от запретительной системы русского законодательства в отношении к проституции были крайне осторожными. Свидетельством тому может служить мотивировка Положения Комитета Министров от 4 июля 1844 г. [2, т. XVIII, отд. I, № 17018; т. XIX, отд. 1, № 18047]: когда при учреждении врачебно-полицейского комитета в Москве было выдвинуто предложение изыскивать недостающие на содержание нового органа средств, в т.ч. и за счет адресных сборов с публичных женщин, Комитет Министров признал эту меру неудобной, «в особенности по той причине, что учреждение какого бы то ни было сбора с публичных женщин не согласовывалось бы с духом наших узаконений, ибо сие могло показаться как бы дозволением со стороны правительства промышлять непотребством, тогда как по законам [4, ст. 221—228. — Н. Н.] оно строго воспрещено и преследуется» [5, с. 2].
Чтобы устранить противоречие между существующим законодательством и реальной действительностью и согласовать правила 1844 г. с положениями Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г., министр внутренних дел Л. А. Перовский и министр юстиции В. Н. Панин 8 марта 1848 г. обратились к императору с докладом об освобождении от наказаний за непотребство поднадзорных проституток и содержательниц притонов. Николай I вернул записку министру внутренних дел с резолюцией: «Согласен, но отнюдь не распространяя сию милость на содержательниц».
Л.А. Перовский вновь обратился с докладом к императору. «Содержательницы, дорожа прибылями промысла своего и имея притом в виду, что нарушение данных им от полиции правил неминуемо влечет за собою закрытие их заведений, — писал он, — в точности соображаются с этими правилами, заботятся о здоровье своих женщин, отсылая их в больницу при малейшем признаке заражения, соблюдают опрятность и возможное благочиние в домах своих, предупреждая всякий повод к публичному соблазну. Облегчая этим надзор, содержательницы, кроме того, по связям своим имеют возможность доставлять полиции полезные для нее сведения, которые нередко ведут к открытию важных преступлений. По таковым действиям своим содержательницы суть собственно агенты полиции и, рассматриваемое с этой стороны существование их нельзя не признать относительно полезным для общества» [37, с. 349—350]. Николай I уступил доводам министра внутренних дел и 31 марта 1848 г. изъявил согласие на осуществление предположений, изложенных в его представлении.
Утвержденные в 1844 г. правила — «Табель о проституции» — оставались неизменными вплоть до 1861 г., когда в них были внесены дополнения об особых домах свиданий.
«Правила для содержательниц борделей» 1844 г. четко определяли права и обязанности хозяек публичных домов. Открывать дома терпимости могли женщины не моложе 30 и не старше 60 лет. Строго запрещалось проживание при хозяйках несовершеннолетних детей. Обязанностью содержательницы борделя являлось поддержание порядка в помещении, контроль за гигиеной женщин, ведение отчетной документации о деятельности заведения [8, с. 1—2]. Оговаривались и обязанности хозяйки по ведению расчета за услуги: три четверти дохода полагалось ей, одна четверть — девушке. Однако в столичных домах терпимости процветал произвол хозяек. Попыткой контроля за состоянием борделей было введение в них врачебно-полицейскими комитетами расчетных книжек [21, с. 224].
Одной из главных обязанностей, возлагаемых на хозяйку, была постановка девиц на учет во врачебнополицейский комитет. В комитетах осуществлялся обмен паспорта жрицы любви на специальный билет. Женщины из домов терпимости фигурировали во всех официальных списках как «билетные».
Поведение «билетных» проституток регламентировали «Правила для публичных женщин». Проститутки должны были тщательнейшим образом соблюдать личную гигиену, дважды в неделю посещать баню и еженедельно проходить медицинский осмотр [7, с. 1]. Причем в «Табеле о проституции» было зафиксировано, что каждая девица в публичном доме должна была иметь индивидуальный набор гинекологических инструментов. Лишь самые дешевые продажные женщины-одиночки осматривались с помощью казенного инструментария.
В действительности врачебно-полицейским комитетам не всегда удавалось реализовать должный врачебный осмотр женщин. Врачебные отчеты 1890-х годов фиксировали, что освидетельствование проституток в некоторых городах производилось только «ради казенного порядка», без инструментов, иногда в темном помещении, даже на нарах, на «съезжей», в грязи [38, с. 40—46]. Имели место случаи осмотра проституток при арестантских домах, в Омске — в городском ночлежном доме, в Сызрани — в покойницкой при полицейском участке, в Астрахани — в помещении настолько грязном и холодном, что «врачам приходилось производить осмотр проституток, не снимая верхнего платья» [11, с. 35]. Даже в Петербурге (при образцовой организации надзора) имели место серьезные проблемы: зачастую врач в центральном отделении комитета за четырехчасовой прием должен был осмотреть от 200 до 400 женщин; в таких условиях проститутки садились в смотровое кресло в верхней одежде, иногда даже в калошах, притом многие жрицы любви являлись на прием в состоянии алкогольного опьянения [15, с. 129—130].
Расположение домов терпимости в городе, внутренний распорядок в борделях также регламентировались «Правилами...»: ни при каких условиях расположение публичных домов не должно было мешать горожанам; от таких заведений до церквей, школ и других мест общественного посещения должно быть не менее 150 саженей. Внутри дома обязательно должны были быть зал для гостей, столовая, апартаменты содержательницы борделя, индивидуальная комната у каждой проститутки. Индивидуальные комнаты для встреч предполагались размером не менее двух кубических саженей. Если такой возможности не было, кровати отделялись перегородками [8, с. 1—2]. В зале и комнатах девиц категорически запрещалось вывешивать портреты высочайших особ. Окна таких заведений должны были быть и днем, и ночью занавешены плотными шторами.
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России №9 2 (54) 2012
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России №9 2 (54) 2012
Ряд пунктов «Правил.» затрагивал своеобразные «этические» нормы публичных домов: порицалось обслуживание пьяного клиента, не разрешалось распитие клиентами спиртных напитков. В петербургских борделях эти правила строго соблюдались вплоть до 70-х гг. XIX в.
После легализации проституции количество борделей в целом по стране резко возросло. Причиной такого увеличения являлось не столько стремительное падение нравов в Российской империи, сколько активность врачебно-полицейских комитетов: в соответствии со специальным циркуляром Министерства внутренних дел комитетами были составлены списки женщин, занимавшихся торговлей телом, после чего согласно составленным спискам комитеты предпринимали попытки сосредоточить проституток в официально зарегистрированных публичных домах. Число домов терпимости возрастало вплоть до конца 70-х годов. (В 1879 г. в Петербурге действовало уже 206 борделей с 1528 проститутками [39, с. 10].)
Заведения такого типа заметно различались между собой по обстановке и стоимости услуг. Так, например, из 69 домов терпимости, зарегистрированных на 1 января 1897 г. в Петербурге, плата в 50 копеек за посещение была установлена в 46 борделях, где занимались продажей тела 411 женщин, 1 рубль платили в 5 публичных домах, к которым были прикреплены 49 жриц любви, 2 рубля — в
7 борделях с 98 женщинами, 3 рубля — в 3 домах терпимости с 36 женщинами, 5 рублей — в 8 заведениях с 106 проститутками [39, с. 19].
Большинство борделей удовлетворяли интересы городских низов — торговцев, ремесленников, мелких чиновников, рабочих — и были весьма дешевыми. Самой скандальной славой среди таких заведений в Петербурге обладал «Малинник» на Сенной площади. Здесь цена услуг женщин не превышала 50 копеек. В праздничные дни проститутка из «Малинника» обслуживала до 50 клиентов. Такая интенсивность труда провоцировала девиц одеваться непристойно примитивно: чаще всего их одежда состояла лишь из грязного полотенца, обмотанного вокруг бедер. Нередко в угоду клиентам-морякам девицы покрывали себя татуировкой [30, с. 17; 32, с. 158; 10, с. 119].
Кадры дешевых домов терпимости формировались в основном путем перевода девиц из борделей более высокого ранга. Судьба одной из таких пониженных в разряде проституток описана врачом-венерологом М. И. Покровской, проводившей в 1899 г. медико-психологическое обследование клиенток Калинкинской больницы. Двадцатипятилетняя девица с 11-летним профессиональным стажем, начав «работу» в двухрублевом заведении, после болезни оказалась в 30-копеечном — в «тридцатке». Там для поддержания тонуса ей, как и другим девушкам, вынужденным обслуживать в день минимум по 15—20 человек, хозяйка давала по 4 стакана водки. Неудивительно, что проститутка превратилась и в алкоголичку.
Наметившаяся к концу XIX в. общая тенденция сокращения числа публичных домов отразилась в первую очередь на дешевых борделях. Многие из них были ликвидированы по решению врачебнополицейского комитета как не соответствующие элементарным требованиям гигиены. Сборники статистических данных, отражавших эволюцию организованной проституции в Российской империи, свидетельствуют, что если в Петербурге в 1879 г. действовало 206 публичных домов [39, с. 57], то к 1883 г. их насчитывалось 146, к 1889 г. — 82, а к 1897 г. — 69 [33, с. 4—5]. Большинство оставшихся действовать заведений были недорогими: плата за услуги не превышала 1 рубля. По данным всероссийского обследования 1889 г., из 82 домов в Петербурге дорогих насчитывалось всего лишь 4, в 27 борделях за визит брали 1—2 рубля, в 51 — от 30 до 50 копеек.
Содержать дешевые заведения было выгодней: за аренду помещения хозяйки платили от 30 до 120 рублей в год. У владельцев шикарных публичных домов квартирные расходы достигали 5000 рублей. Однако, несмотря на это, дорогие бордели процветали. В середине 80-х гг., например, хозяйка одного из таких заведений истратила больше 7000 рублей на оборудование зеркального зала «для особых случаев», но ее расходы очень быстро окупились [25, с. 235]. В зависимости от комфорта и обстановки борделя врачебно-полицейский комитет позволял повышать цены за услуги. За сеанс в дорогом публичном доме брали 3—5 рублей, за ночь — 5—15, за обслуживание клиента вне борделя — до 25 рублей [33, с. 4—5].
Интерьеру публичного дома соответствовали и женщины. В дорогих публичных домах «работали» в основном иностранки: немки, голландки, француженки. Иногда встречались японки, которые отличались особой чистоплотностью и примерным поведением. Проститутки-«аристократки» дорого себя продавали, но умели себя красиво подать. Чаще всего это выражалось в одежде. В связи со стремлением женщин преподнести себя особым образом в некоторых заведениях доминировал «национальный стиль»: здесь можно было развлечься с костюмированной «грузинской княжной», «пылкой испанкой», «русской красавицей», дамой эпохи Директории в парике и кринолинах. «Сверхутонченным» эротизмом отличалась обстановка борделя, в котором девиц наряжали в подвенечные платья и фату [10, с. 119].
Члены военно-врачебного комитета и представители врачебно-правовой общественности пытались постоянно держать в сфере своего внимания вопросы охраны здоровья и прав проституток в борделях. Так, известный врач-венеролог В.М. Тарновский в 1881 г. настаивал на обязательном осмотре посетителей публичных домов, считая возможным пускать туда людей «под маской» [35, с. 84]. Первый съезд по борьбе с сифилисом, состоявшийся в 1897 г., обязал «гостей» совершать интимный туалет перед контактом с девицей [38, с. 77—82]. Конечно, выполнить такие требования можно было лишь в достаточно комфортабельных борделях.
Постоянно увеличивающееся число больных венерическими заболеваниями не могло в этот период не привлечь к себе внимания врачебно-полицейских комитетов и не вызвать с их стороны энергичных мер по пресечению дальнейшего распространения болезней, передающихся половым путем. С этой целью был усилен надзор за всеми домами терпимости, чаще стали проводиться врачебные
осмотры проституток, производились усиленные «сборы» бродячих женщин, в домах терпимости низшего разбора были введены особые билеты, наподобие контрамарок, с обозначением на них заведения и номера женщины, под которым она записана в списках комитета [25, с. 236]. Билеты эти выдавались каждому посетителю заведения, если он оставался наедине с женщиной. Особенно строго комитеты следили за соблюдением этого правила по отношению к военным. Целью введения специальных билетов и правил было создание возможности скорейшего выявления источника заражения, если после посещения дома терпимости мужчина заболевал. Казалось, что при таких условиях темпы распространения заболеваний должны были снизиться. Однако добиться необходимых результатов оказалось крайне непросто [18, с. 225—226; 34].
Анализируя динамику распространения венерических заболеваний, Петербургский врачебнополицейский комитет пришел к выводу, что «действия только его одного не могут принести такой пользы, какой можно было бы ожидать от совокупных действий с военным начальством». Члены врачебно-полицейского комитета Петербурга предлагали создать специальные солдатские публичные дома с предварительным осмотром клиентов, организованным местным военным начальством [25, с. 236—237]. Создать особые казенные или городские солдатские дома терпимости предлагали и специалисты-медики. Подбирать персонал для таких домов терпимости, по мнению профессора В.М. Тарновского, следовало из «проституток молодых, из деревень прибывающих солдатских жен, вдов и т. п., еще не зараженных сифилисом» [35, с. 84]. Попытку реализовать эту идею предпринял генерал М.Д. Скобелев во время Ахалтекинской военной операции 1880—1881 гг. [15, с. 113].
Учитывая сложившуюся ситуацию, командующий отдельным гвардейским корпусом в Петербурге распорядился составить и учредить при корпусном штабе отдельный комитет для прекращения между нижними воинскими чинами распространяющегося сифилиса и для содействия врачебно-полицейскому комитету в его преследованиях сифилиса.
Однако все начинания по усовершенствованию работы учреждений, где совершался акт купли-продажи женского тела, натолкнулись на мощное сопротивление демократически настроенной общественности: с конца XIX в. развернулась активная борьба с публичными домами любых рангов, совпавшая по времени с развитием общемирового процесса либерализации половой морали [40; 31; 14; 23; 17; 28; 37; 5; 13]. В целом это серьезно повлияло на сокращение рядов профессиональных проституток. Бордели отчасти были заменены домами свиданий. Неуклонно возрастало число вольных проституток. «Бордельная» проституция уже не могла рассматриваться основной формой торговли любовью, хотя с точки зрения контроля государства за интимными развлечениями своих граждан продолжала оставаться весьма удобной, так как позволяла в публичных домах легче осуществлять медицинский надзор.
Предметом широкого обсуждения российской общественности в конце XIX — начале XX вв. стал и вопрос о запрещении занятий проституцией несовершеннолетними. Эту проблему активно изучали и специально создававшиеся многочисленные комиссии, и такие, как Общество охранения народного здравия и межведомственная комиссия по подготовке проекта реформы полиции под председательством сенатора А.А. Макарова.
Ко времени Февральской революции 1917 г. число зарегистрированных проституток в России заметно уменьшилось. Однако это не означало, что торговля любовью в Российской империи пошла на убыль. Скорее наблюдалось свертывание деятельности врачебно-полицейских комитетов, бесспорным следствием которого являлся рост числа публичных женщин, занимавшихся своим ремеслом без всякого надзора.
Врачебно-полицейские комитеты Министерства внутренних дел были созданы по всей стране. На протяжении второй половины XIX в. они осуществляли надзор за проституцией в Российской империи. Однако до сих пор организационная структура и методы работы врачебно-полицейских комитетов как в центре, так и в провинции остаются практически не исследованными. Решить все острые вопросы в сфере отношения государства к проблеме сексуальной коммерции, проститутке и необходимости регламентации ее профессиональной деятельности с помощью врачебно-полицейских комитетов в Российской империи не удалось. В Октябре 1917 г. Россия «встала на путь» превращения в государство, где «нет» ни секса, ни проституции. Однако до сих пор проблемы социального контроля за проституцией не утратили своей актуальности, а опыт врачебно-полицейских комитетов, накопленный в Российской империи и получивший неоднозначную оценку современников и исследователей [22; 12; 25; 24; 16; 26], продолжает требовать нового осмысления.
Интерес к проблеме контроля над проституцией в современной России обусловлен прежде всего девальвацией нравственных ценностей современного российского общества, которое стало относиться к проституции как явлению более чем терпимо, криминализацией жизни общества, в результате которой проституция открыто «вышла» на улицы, а также ростом инфекций, передающихся половым путем, часть из которых остается неизлечимой и распространяется, в первую очередь, через секс-индустрию. Опыт Министерства внутренних дел Российской империи в целом и врачебнополицейских комитетов, в частности, может способствовать поиску эффективных решений проблем социального контроля над девиациями в общественной жизни современной России и выработке оптимальных моделей участия органов внутренних дел в его осуществлении.
Список литературы
1. Полное собрание законов Российской Империи. [Собрание 1]: В 45 т. — СПб., 1830.
2. Полное собрание законов Российской Империи. Собрание 2: В 55 т. — СПб., 1830—1884.
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России №9 2 (54) 2012
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 2 (54) 2012
3. Свод законов Российской империи: В 16 т. — СПб., 1832—1917.
4. Свод Уставов о предупреждении и пресечении преступлений. — СПб., 1842.
5. Законопроект об отмене врачебно-полицейского надзора за проституцией и закрытии притонов. — СПб., 1913.
6. Положение об организации надзора за городской проституцией в Империи (утвержденное
8 октября 1903 г.). — Одесса, 1904.
7. Правила публичным женщинам. — Б. м., 1844.
8. Правила содержательницам борделей. — Б. м., 1844.
9. Российский государственный исторический архив. — Ф. 1297. — Оп. 6.
10. Бентовин, Б. И. Торгующие телом. Очерки современной проституции. — СПб., 1910.
11. Врачебно-полицейский надзор за городской проституцией. — СПб., 1910.
12. Грекова, Г. И., Голиков, Ю. П. Медицинский Петербург. — СПб., 2001.
13. Аерюжинский, В. Пятый международный конгресс по борьбе с торгом женщинами // Журнал Министерства юстиции. — 1914. — № 1.
14. Тлистратов, А. О прикреплении женщин к проституции. — Казань, 1903.
15. Тлистратов, А. И. Задачи государства и общества в борьбе с проституцией // Московское общество борьбы с детской смертностью : Публичные лекции. — М., 1911.
16. Ильюхов, А. А. Проституция в России с XVII века до 1917 года. — М., 2008.
17. Калмыков, М. А. К вопросу о регламентации проституции и аболиционизме // Труды и протоколы заседаний общества врачей города Ростова-на-Дону. — Ростов-на/Д, 1906.
18. Кнери. К вопросу о мерах для уменьшения заболеваемости венерическими болезнями в войсках, расположенных в Одессе // Военно-санитарное дело. — 1888. — № 18.
19. Краткий обзор правительственных действий Министерства внутренних дел за 1843 год // Журнал Министерства внутренних дел. — 1945. — Ч. 11.
20. Краткий обзор правительственных действий Министерства внутренних дел за 1844 год // Журнал Министерства внутренних дел. — 1845. — Ч. 12.
21. Кузнецов, М. История проституции в России // История проституции. — СПб., 1994.
22. Левина, Н. Б., Шкаровский М. В. Проституция в Петербурге. — М., 1994.
23. Манасеин, М. П. Отчет о деятельности комиссии по вопросу о врачебно-полицейском надзоре за проституцией в связи с общими вопросами борьбы с ней / / Русский медицинский вестник. — 1904. — № 10.
24. Муравьева, М. Г. Государственное призрение проституции в предреволюционном Петербурге // Журнал исследований социальной политики. — 2005. — Т. 3. — № 2. — С. 163—186.
25. Нижник, Н. С. Врачебно-полицейские комитеты Министерства внутренних дел в борьбе с сексуальной коммерцией во второй половине XIX — начале XX века / / Министерство внутренних дел России: страницы истории (1802—2002). — СПб., 2002. — С. 220—249.
26. Нижник, Н. С. Сексуальная коммерция и здравоохранение: нормативные основания коэволюции (опыт ретроспективного анализа) / / Медичне право України: правовий статус пацієнтів в Україні та його законодавче забезпечення (генезис, розвиток, проблеми і перспективи вдосконалення): Матеріали II Всеукраїнскої науково-практичної конференії 17—18 квітня 2008 року, м. Львів. — Львів, 2008. - С. 213-219.
27. Обязательные постановления Пермской городской думы о санитарном надзоре за проституцией. — Пермь, 1907.
28. Первый Всероссийский съезд для борьбы с торгом женщинами и его причинами. Положения докладов, подлежащих обсуждению в I, во II, в III секции. — СПб., 1910.
29. Плетнев, А. Врачебно-полицейский комитет и его роль. — СПб., 1902.
30. Покровская, М. И. Борьба с проституцией. — СПб., 1900.
31. Покровская, М. И. Врачебно-полицейский надзор за проституцией способствует вырождению
народа. — СПб., 1902.
32. Проституция в России. Картины публичного торга. — СПб., 1908.
33. Статистика Российской Империи. — Т. XIII: Проституция в Российской Империи по обследованию 1 августа 1889 года / Под ред. младшего редактора Центр. статистич. Комитета А. Дубровинского. — СПб., 1889.
34. Суздальский, А. А. К вопросу об упорядочении проституции в г. Смоленске. По поводу заболеваемости нижних чинов Смоленского гарнизона сифилисом и венерическими болезнями. — Воронеж, 1900.
35. Гарновский, В. М. Проституция и аболиционизм. Доклад русскому Сифилидологическому и Дерматологическому обществам профессора Тарновского. — СПб.: изд. Карла Риккера, 1888.
36. Труды Комиссии по рассмотрению дела о врачебно-полицейском комитете в Москве в связи с проектом общей организации надзора за проституцией в империи. — СПб., 1899.
37. Труды первого Всероссийского по борьбе с торгом женщинами и его причинами, происходившего в Санкт-Петербурге с 21 по 25 апреля 1910. — Т. I—II. — СПб., 1912.
38. Труды Съезда по обсуждению мер против сифилиса в России, бывшего при Медицинском департаменте с 15 по 22 января 1897 года под председательством директора Медицинского департамента Л. Ф. Рагозина. — Т. 1. — СПб., 1897.
39. Федоров, А. И. Очерк врачебно-полицейского надзора за проституцией в Петербурге. — СПб., 1893.
40. Хомяков, М. М. К вопросу о домах терпимости // Деятель. — 1900. — № 67.
