CC BY
58
• 7universum.com
жк UNIVERSUM:
Лг7\ ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАУКИ
ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ТАТАРСКОГО ЦЕНТРАЛЬНОГО АРХИВА
В 1921—1928 гг.
Шамсутдинова Римма Габдархаковна
канд. ист. наук, доцент кафедры исторического образования, Институт международных отношений, истории и востоковедения
Казанского федерального университета, РФ, Республика Татарстан, г. Казань E-mail: rimgab2012@gmail.com
WORK OF THE TATAR CENTRAL ARCHIVAL DEPOSITORY
IN 1921—1928
Shamsutdinova Rimma
Candidate of Historical Sciences, Associated professor of the Department of Historical Education, Institute of International Relations, History and Oriental Studies of Kazan Federal University, Russia, The Republic of Tatarstan, Kazan
АННОТАЦИЯ
В статье рассматриваются особенности деятельности регионального архивного учреждения в России в 1921—1928 гг. Обозначенный период интересен не только с точки зрения чисто архивоведческой специфики, но и тем, что в это время фактически формируется тот корпус источников, что сейчас служит основой в изучении не только региональной, но и общероссийской истории. На примере Татарского центрального архива (Татцентрархива) показано, как ведомственная принадлежность может корректировать и изменять деятельность архивного учреждения.
Шамсутдинова Р.Г. Деятельность татарского центрального архива в 1921-1928 гг. // Universum: Общественные науки : электрон. научн. журн. 2014. № 3 (4) . URL: http://7universum.com/ru/social/archive/item/1145
ABSTRACT
The article deals with working peculiarities of the regional archive institution in Russia in 1921—1928. This period is interesting not only from the viewpoint of specificity of archivistics but also the corpus served as the basis for studying regional and national history is formed at this time. Through the example of the Tatar central archival depository it is indicated how departmental subordination can correct and change the work of archive institution.
Ключевые слова: Татцентрархив, Наркомпрос, ТАССР, Татреспублика, Главархив РСФСР, Татсовнарком, НКВД ТАССР, Центральный исполнительный комитет (ЦИК) ТАССР, архивный материал, архивное строительство.
Keywords: Tatar Central Archival Depository, Ministry of Education, Tatar Autonomous Soviet Socialist Republic (TASSR), The Republic of Tatarstan, Federal Archival Agency of Russia, Tatar Council of People's Commissars, People's Commissariat for Internal Affairs of TASSR, Central Executive Committee of TASSR, archive material, archives construction.
Название архива и его положение в структуре советских государственных учреждений в предшествующий и начальный периоды менялось: 30 декабря 1920 г., в связи с образованием Татарской АССР, Казанский губернский архив был переименован в Татарский центральный архив с подчинением Народному комиссариату просвещения (Наркомпросу) ТАССР, а в 1922 г. перешел в ведение ЦИК ТАССР.
В 1921 г. положение с сохранностью архивных собраний было сложным и неопределенным. Народный комиссариат просвещения, в ведении которого находился Татцентрархив, не слишком был озабочен тяжелым положением архивов. Губархив неоднократно поднимал вопрос об улучшении положения как этого, так и других архивных собраний, но настаивать на своих требованиях не мог, так как это могло привести к конфликту с Наркомпросом, с которым,
по инструкциям и указаниям Главархива РСФСР, нужно было работать в контакте. Складывалась парадоксальная ситуация, когда нельзя было искать защиту даже у местного исполкома, ведь правилами было предусмотрено, что сношения Губархива с Губисполкомом происходят только через заведующего Отделом Наркомпроса. Впрочем, и сами исполкомы смотрели на задачу охраны архивных материалов как на второстепенную. В этой ситуации чаще всего только вмешательство центральной власти могло спасти положение. Архивы приходилось отстаивать не только от местных учреждений и должностных лиц, подведомственных местному исполкому, но и от учреждений, которые не могли быть в непосредственной зависимости от местной власти, — это могли быть разного рода окружные правления, воинские части и прочее. В глазах всех этих учреждений полномочия, данные из центра, имели гораздо большее значения, нежели постановления местных властей. Попытка губернской ЧК взять себе дела из жандармского архива была в свое время также остановлена только благодаря вмешательству центра. Помощь же местного Губисполкома оказалась в этом деле недостаточной. Происходило это, возможно, потому, что последнему этот вопрос не представлялся важным. Но обращаться в центр нужно было с осторожностью, т. к. иногда это могло истолковываться как неподчинение местным властям. Тяжелая ситуация в деле охраны архивных документов была характерна не только для Казанской губернии. Положение самого Главархива РСФСР, который не обладал достаточной силой на местах, было неопределенным, он являлся «пасынком» среди прочих административных органов. Помощь из центра не всегда приходила вовремя, в этой ситуации нужно было рассчитывать на собственные силы и пытаться хоть как-то изменить отношение общества к архивам. И одним из ведущих направлений деятельности Татцентрархива с 1921 г. становится именно популяризация архивного наследия. Для пропаганды архивных знаний предполагались самые разные меры: чтение популярных лекций на собраниях, заводах, в учреждениях, воинских частях и где только представлялось возможным,
издание соответствующего содержания листовок, плакатов, брошюр, вообще как можно более широкое использование периодической печати в деле пропаганды значения архивов, необходимости охраны их и т. п. Осенью 1921 г. планировалось открытие архивных курсов (не было осуществлено из-за отсутствия денежных средств). Так как научный и творческий потенциал Татцентрархива был в это время очень высок, то приходится лишь сожалеть, что он не использовался в полную силу.
Состояние архивов в начале 1921 г., т. е. накануне НЭПа, было тяжелым. Картина, которая предстает из ежемесячных отчетов Татцентрархива за период с февраля по сентябрь 1921 г., получается безрадостная. Прежде всего, было неизвестно точное количество архивов: отчасти по фактическим данным, отчасти по теоретическим соображениям общее число архивов в бывшей Казанской губернии и в присоединенном Елабужском уезде Вятской губернии должно было приблизительно составлять 444 архива (из которых 105 — архивы губернских учреждений, 130 — городских и 209 — архивы бывших волостных правлений), не считая монастырские и церковные архивы. Из этого общего числа было принято на учет (по полученным из мест опросным листам) всего 185 архивов (32 архива по городу Казани, 66 от уездных городов, 10 от монастырей и церквей и 77 от волостей). В 1921 г. стало известно и приблизительное количество погибших архивов: погибло полностью или частично по Казани 14 архивов, по уездным городам 45, по волостям 49, а всего 108 архивов [1, л. 3—4 об.].
Несмотря на вышеописанную напряженность в деле точного учета архивных собраний, на лето 1921 г. были намечены широкомасштабные мероприятия по централизации архивов. Решено было в первую очередь, как только будет найдено и оборудовано для целей централизации подходящее здание, приступить к свозке всех угрожаемых архивов в городе Казани, а затем и перевозке в Казань в центральное помещение архивов из кантонов и кантональных городов, что должно было приблизительно составить до 100000 пудов или около 6500 возов [3, л. 34]. На перевозку, упаковку, погрузку и выгрузку указанного
огромного количества груза, на наем рабочих и приобретение упаковочного и перевязочного материала требовалась затрата больших денежных средств. К примеру, только одна гужевая перевозка (следует учесть то, что большая часть груза требовала именно гужевой перевозки, лишь небольшая часть могла быть доставлена по водным путям и железной дороге) могла обойтись по тогдашним ценам в сумму более 8 миллионов рублей.
В отчетах за 1921—1922 гг. все чаще и чаще встречается фраза: «Тормоз в выполнении планов — невыдача Татархиву денежных знаков, в недалеком будущем придется прекратить всякий прием архивных материалов» [4, л. 110]. Проблема с денежным обеспечением, наряду с нехваткой оборудованных помещений, становится самой болезненной в годы новой экономической политики. Отведенный для архивохранилищ Зилантов монастырь не был отремонтирован также за неимением денежных средств, так как у Татархива не было брони, о которой еще летом 1921 г. было подано прошение в Татсовнарком. Для начала нужно было приблизительно 4—5 миллионов рублей — минимальная сумма, при которой могло функционировать учреждение в те годы, когда за каждый поступательный шаг приходилось платить миллионы рублей, реальная стоимость которых не превышала 15 копеек дореволюционных.
В начале 1920-х гг. Татцентрархив действовал на правах объединенного наркомата. Это, кроме всего прочего, означало, что определенную часть расходов должен был оплачивать Центрархив РСФСР, который выслал, к примеру, за 4 месяца 1922 г. на операционные расходы всего 11 миллионов рублей. То, что это сумма была очень мала, говорит характерная фраза из отчета о проделанной работе: «... комментарии к отчету излишни — нет — нет работы. Таков бедный отчет за 4 месяца Татархив подает впервые за все время своего существования. Бесплатно никого не заставишь работать» [7, л. 2]. О какой работе можно было вести речь в годы голода, поразившего, наряду с другими регионами России, особенно сильно Поволжье, если дело касалось элементарного физического выживания? Но архивисты продолжали свою
нелегкую, неблагодарную работу: собирали, охраняли, описывали, приводили в порядок архивы, наводили и выдавали справки из них, выдавали копии с документов, а также проводили научное обследование всех архивных собраний, находившихся в пределах Татреспублики. При этом необходимо учесть тот факт, что первоначальный штат Казанского Губархива в 40 человек был сокращен до 10. Между тем работа с каждым годом все более и более осложнялась: если до этого дело касалось только старых архивов, преимущественно упраздненных учреждений, то в дальнейшем предстояла еще более сложная задача — руководить устройством архивов действовавших советских учреждений Татреспублики, принимая их на учет в качестве текущих архивов. Прежние и новые задачи Татцентрархива сделали работу его сотрудников необыкновенно тяжелой, особенно если иметь в виду малочисленный штат. Приведение в самый общий порядок архивов, часто совершенно разбитых, наведение и выдача многочисленных справок из разных архивов, принятия архивов на учет и т. п. заставляли работников Татцентрархива работать не по часам, а по целым дням в пыли, грязи, в сырых подвалах, в темноте, а зимой в страшном холоде, т. к. все помещения архивов в тот период не отапливались. Людям, не обладавшим хорошим здоровьем, совершенно невозможно было служить в Татархиве. Бывали случаи, когда приходилось работать с завязанным ртом, чтобы не наглотаться пыли. Список профессиональных заболеваний, которые можно было заработать исключительно на архивной службе, был внушительным: экзема, в особенности кожи рук и головы, острый и хронический коньюнктивит, ослабление и рост расстройства зрения, острое и хроническое воспаление слизистой оболочки носа, горла и гортани, легочные заболевания, ревматизм [2, л. 54] (иногда работников Татцентрархива приходилось чуть ли не на руках относить со службы на квартиру вследствие заболевания острым ревматизмом ног). Сотрудники архива не имели фактической возможности работать ни на огородах, ни по заготовке дров, кроме того, оклады получаемого вознаграждения за труд в 1921—1922 гг. были настолько малы, что не могли
обеспечить существование хотя бы на пять дней одному человеку. А между тем могло получиться так, что служащие Татархива были лишены даже продовольственных пайков, как это случилось в декабре 1921 г., когда Татцентрархив уже не являлся учреждением, подведомственным Наркомату просвещения, но и не был еще принят в ведение ЦИК ТАССР [1, л. 80].
На все слезные прошения, направляемые в Москву, Центрархив РСФСР невозмутимо отвечал, что положение всех советских учреждений и, в частности, архивных, как на местах, так и в центре, не менее тяжелое, чем положение Татархива, что нужно отказаться от желаемых планов (речь в данном случае шла о необходимости капитального ремонта Зилантовского монастыря, выделенного Татцентрархиву, и издания собственного журнала «Казанский архив»). Центрархив также неоднократно указывал, что необходимо добиваться поддержки со стороны местных органов власти, т. к. они, несомненно, по убеждению высокопоставленных чиновников от архивного дела, должны были быть заинтересованы в правильном функционировании архивных учреждений. Но вся беда была в том, что эта заинтересованность появилась не сразу, ее приходилось долго и терпеливо прививать.
Ни в коем случае нельзя утверждать, что архивные документы в 1920-е гг. никому, кроме Татцентрархива, не были нужны. Ими интересовались, и еще как, порой этой интерес приходилось сдерживать, т. к. он зачастую носил, если можно так выразиться, специфический характер. Но иногда этот интерес приводил к положительным результатам. Так, в феврале 1921 г. в Татархив поступает предложения от заведующего сбором отбросов отдела утилизации Казанского Татсовнархоза, в котором, в связи с требованием Главбума о снабжении государственных фабрик бумагой для химической переработки, предлагалось сотрудничество для скорейшей разборки имеющегося в распоряжении Татцентрархива архивного наследия. Конечно, архивисты шли на подобное сотрудничество, т. к. в таких случаях заинтересованное в бумаге учреждение предоставляло Татархиву свой транспорт для перевозки того
или иного уже разобранного собрания. К сожалению, подобные взаимовыгодные соглашения были чрезвычайно редки. Основная масса населения не утруждала себя необходимостью соблюдать постановления власти о бережном отношении к архивам, в которых прежде всего видели источник дармовой, да, к тому же, остро дефицитной бумаги. В 1925 г. наблюдалось усиленное хищение архива бывшего Округа путей сообщения воспитанниками дома дефективных детей (которых в официальных сводках предпочитали именовать просто и доходчиво — «малолетние преступники»). В хищении принимали участие свыше 15 человек. На месте преступления никто не был схвачен, а возбужденное дело о преследовании и наказании данного деяния дальше Управления уголовного розыска не пошло.
Что мог сделать Татцентрархив в условиях, когда даже личное присутствие архивистов при перемещении того или иного архивного собрания не гарантировало от хулиганского разворовывания архивных документов? А ведь такое было довольно часто. К примеру, в 1921 г. было необходимо срочно перевезти дела бывшего Интендантского управления в более безопасное помещение. Для переноски дел за неимением других транспортных средств командиром одной из рот Красной Армии было отряжено 40 солдат, которым нельзя было делать никаких резких указаний и замечаний, т. к. согласились они на эту работу исключительно из любезности и снисхождения. В назначенный день, кроме прикомандированных 40 человек, изредка появлялись помощники числом более 100, которые, однако, не желали носить дела, а набивали карманы разными бумагами, после чего исчезали, вместо них являлись другие, которые проделывали то же самое. Архивариусу пришлось из рук и карманов солдат вынимать дела и бумаги и класть их обратно на место. Тут поднялся ропот и говор: архивариус не имеет права отнимать дела, которые «никому не нужны... и что его следует поколотить и запереть в находившийся на дворе чулан, как контрреволюционера, лишающего их свободы действий» [4, 8 об.]. Дела начали переносить сразу из нескольких помещений, и архивариус один не мог уследить за всеми действиями своих столь своенравных помощников,
которые на все его уговоры, что дела надо переносить из одного помещения, а потом из других, отвечали, что «они не обязаны переносить дела и делают одолжение переноскою их, и чтобы архивариус не вмешивался и не мешал бы им, а то иначе они поступят с ним по-своему...» [4, л. 9]. В результате таких действий это собрание архивных документов, очень неоднородное по своей структуре, было основательно перепутано. Ущерб станет более понятным, если учесть, что здесь хранились дела разных воинских частей и учреждений, к примеру, таких как Казанское Окружное Интендантское Управление, Военно-санитарное Управление, Полевой Запасный госпиталь, Казанское военное училище, Казанское Окружное Артиллерийское Управление и др.
В годы новой экономической политики архивные документы могли гибнуть по многим причинам. В числе прочих можно назвать следующую: нехватка бумаги в стране из-за продолжавшегося кризиса в бумажной промышленности. Архивные материалы дореволюционных
и послереволюционных учреждений в отдельных делах, книгах и бумагах, нередко в значительном количестве, появляются в это время на рынках и служат незаменимым материалом для частных пакетных мастерских или просто для завертывания съестных продуктов и разных вещей. Пакетное производство, по свидетельству современников, в Казани и в других местах Татреспублики усиленно развилось и являлось выгодным и очень прибыльным делом, главным образом потому, что расхищение архивов и незаконная продажа архивных материалов предоставляли очень дешевый пакетный и оберточный материал [14, л. 31—31 об.].
Обращалось ли специальное внимание на необходимость дополнительных охранительных мер? Да, и здесь можно проследить эволюцию. Если в 1922 г. Татцентрархив обращается к коменданту Казани с отчаянной просьбой либо назначить часового для охраны усиленно расхищаемого в тот период одного из военных архивов, либо выделить винтовку с патронами для вооружения сторожей [8, л. 14], то в последующий период наблюдается преобладание законодательных мер, в частности, в феврале 1925 г. следует специальное
постановление Совета Народных Комиссаров ТАССР о запрещении торговли архивной бумагой. Этим постановлением воспрещалось обращение на рынках ТАССР всякого рода использованной делопроизводственной бумаги, запрещалось советским и общественным учреждениям и предприятиям продавать на рынке и частным торговцам какое-либо делопроизводство, находящееся в их ведении. За нарушение данного постановления руководители учреждений и предприятий отвечали в дисциплинарном порядке, а частные лица по статьям Уголовного Кодекса [5, л. 4].
Все выше перечисленные факты заставляли Татцентрархив принимать целый комплекс мер. Во-первых, стала очевидной необходимость конкретизировать, дать более развернутое объяснение самому термину «архивный материал», под которым теперь понималось следующее: «весь письменный или иной графический материал, исполненный карандашом или пером, на пишущей машинке или ином множительном аппарате, делового, научного или повествовательного характера, являющийся непосредственным выражением прошлой деятельности учреждений, организаций и лиц, как-то: карты, диаграммы и картограммы, ордера и талоны, ведомости, сочинения, отчеты, отношения, чертежи, рисунки, фотографии и прочее...» [15, л. 45]. Во-вторых, видя безрезультатность собственных постановлений, Татцентрархив обращается за консультацией к более могущественным органам. Так, к примеру, НКВД ТАССР сочло необходимым внесение изменений в редакцию статьи проекта «О производстве осмотра грузов с бумажной макулатурой» в части, касавшейся наложения взыскания за незаконную продажу архивных материалов. В этой связи очень интересна и показательна поправка, которая устанавливала, что наказание должно было проходить не в «судебном, а в административном порядке, что обуславливается как малой степенью социальной опасности подобного рода проступков, так, главным образом, бесспорностью подобного рода дел и необходимостью принятия срочных мер воздействия на обвиняемых, что, естественно, с большим успехом может быть осуществлено административными органами» [15, л. 84].
Тот факт, что административные взыскания, если они всё-таки имели место, никоим образом не способствовали тому, чтобы вразумить то или иное виновное учреждение либо частное лицо, и то, что уничтожение архивных документов не признавалось особенно серьёзным преступлением, является ярким свидетельством торжества узкорационалистических и недальновидных представлений советской бюрократии второй половины 1920-х гг. в вопросе ценности архивных собраний.
Данное утверждение требует более подробного пояснения. Дело в том, что очень долгое время те или иные архивные материалы лишь состояли на учете Татцентрархива, но не принимались им на непосредственное хранение по целому ряду причин (отсутствие оборудованных помещений, нехватка денежных средств на перевозку и т. п.). Техническая обработка этих материалов входила в обязанность тех учреждений, в ведении которых они находились на тот момент. Она считалась законченной, если были проделаны следующие действия: если архив представлял из себя россыпь разного рода бумаг, то из них следовало сформировать дела, пронумеровать в них листы, частично подшить; на уже готовых делах следовало пополнить пояснительные надписи на обложках. Требовалось также составление полных сдаточных описей вместо кратких номенклатурных списков заведенных дел, в которых бы были обозначены, наряду с примечаниями этого учреждения, и сроки хранения этих дел. И, что интересно, определение именно срока хранения того или иного дела вызывало больше всего недоуменных вопросов: учреждения либо стремились уклониться от этой обязанности под любым предлогом, ссылаясь на неумение определять эти сроки, либо выполняли её поверхностно, назначая часто одни и те же сроки хранения для всех дел без разбора и независимо от их ценности. Особенно непросто было с делами, подлежавшими, по терминологии архивной практики тех лет, «вечному» хранению, которых то или иное учреждение чаще всего просто не могло обнаружить среди своих материалов. А само напоминание существования таких сроков нередко вызывало у чиновников снисходительную улыбку,
которые считали, что подобные слова могут исходить не от серьезного человека, а от «взрослого ребенка».
Что проявилось здесь больше всего: узость и недалёкость мышления сформировавшегося чиновничьего аппарата, элементарная некомпетентность в собственном деле или же общее настроение, господствовавшее тогда в обществе, которое не думало о вечности, ведь у него все было в будущем?
Рассмотрение положения Центрархива ТАССР и основных направлений его деятельности в период в 1923—1926 гг. требует особого внимания, т. к. данный период был наиболее благоприятным и в то же самое время самым противоречивым в истории довоенного архивного строительства.
Прежде всего следует отметить, что немалую роль в судьбе того или иного архивного учреждения играло его положение в системе государственных структур. Переход в 1922 г. управления архивами из ведомства Наркомпроса в ведение Совнаркома было встречено в Татцентрархиве с ликованием. По «Положению о Центральном архиве ТССР», изданному Татциком и Совнаркомом 10 мая 1922 г., Татцентрархив занимал более высокое положение, чем это было раньше, что должно было значительно облегчить и выполнение его обязанностей. Совершившийся переход в ведомство Татсовнаркома должен был облегчить и финансовое положение, а также способствовать нормализации отношений со всеми наркоматами республики (и тем самым, по мнению руководства Татцентрархива, можно было утверждать, что «... в области архивного законодательства Центрархив ТССР почти полностью закончил свою работу...») [7, л. 18 об.].
Надежды были в какой-то степени не напрасны: управлению Центрархива ТАССР в январе 1923 г. были представлены под архивохранилища 3 здания на Воздвиженской улице, ранее принадлежавшие бывшему Духовному училищу. И Татцентрархив, в ущерб командировкам по кантонам, в ущерб научно-издательской работе по систематизации архивов, принялся за ремонт предоставленных зданий, которые на тот момент были сильно разрушены. В отчете Татцентрархива за 1923 г. есть такие строки: «...в настоящий момент
нужда в помещениях изжита, остается лишь отремонтировать и оборудовать имеющееся и тем самым поставить Татреспублику на одно из первых мест в области архивного строительства» [12, л. 22].
Сфера действий Татцентрархива по текущим архивам советских учреждений в 1923 г. возросла с 267, принятым на учет в 1922 г. до 409, возросло также и количество выявленных дореволюционных архивов: если в 1922 г. их число приблизительно равнялось 354, то в следующем году оно составляло уже 418 [12, л. 23].
Необходимо напомнить, что середина 1920-х гг. — это годы новой экономической политики. До принятия управления архивами в ведение Татсовнаркома архивным учреждениям республики приходилось очень трудно, в том числе и из-за нехватки денежных средств. Эта ситуация была характерна не только для Татарской республики, она была общераспространенной. Поэтому в феврале 1922 г. Центрархив РСФСР рассылает во все Губархивы распоряжение, которым разрешалось имеющийся в наличности бумажный хлам продавать за наличный расчет как Главбуму, так и частным лицам. При этом 50% вырученной суммы надлежало переводить в Центрархив РСФСР (на образование фонда специальных сумм), остальное оставлялось Губархивам на покрытие расходов по означенным операциям и на непредвиденные расходы. Но по суммам, остающимся у Губархивов, надлежало ежемесячно отчитываться, и расходовать деньги можно было только с разрешения Центрархива РСФСР. Эта мера никак не могла поправить финансовое положение архивных учреждений, т. к. основная масса населения, как уже было отмечено выше, предпочитала не покупать необходимую бумагу, а спокойно воровать её из плохо охранявшихся архивохранилищ.
Осторожное восстановление в стране в годы НЭПа частной собственности, хотя и не в столь уж больших размерах, создавало архивным учреждениям дополнительные затруднения. Речь в данном случае идет о нотариальном архиве, работа которого осложнялась поступлением огромного количества запросов о восстановлении прав частной собственности на недвижимость.
Ежедневно поступало не меньше десятка различных заявлений, на которые в Татархиве совершенно некому было отвечать, в виду того что штаты архива не предусматривали должности заведующего нотариальным архивом. Поэтому Татцентрархив направляет предложение в Наркомюст ТАССР о принятии нотариального архива в ведение нотариального отдела Наркомюста, как это было до 1919 г., когда действовали нотариальные учреждения (при этом штат служащих содержался на средства, ассигнованное Наркомюсту для содержания нотариальных учреждений Татреспублики). За Центрархивом ТАССР оставалось наблюдение за сохранностью архивного материала [7, л. 25].
Но реалии НЭПа предложили также по-новому решить проблему организации процесса сосредоточения, централизации и систематизации архивных материалов. Первоначально только в голодных губерниях было предложено предоставить Губархивам возможность широко использовать артельный труд, разрешив организацию артелей инспекторов, упаковщиков, перевозчиков и разборщиков архивного материала [11, л. 26 об.].
В дальнейшем Центрархиву ТАССР постоянно приходилось прибегать к сдельно-отрядным работам в области централизации архивных фондов. Были организованы артели упаковщиков, разборщиков и занимающихся описанием материалов, подлежавших, по терминологии тех лет, «вечному» хранению. К работам в артелях привлекались лица с большим образовательным цензом (студенты), которые работали под руководством профессоров — преподавателей высших учебных заведений г. Казани. Описание и разборка архивного материала совершалось артелями, имевшими специальную подготовку, для этого работники слушали лекции до начала работ. Сами работы производились большей частью в холодных, неприспособленных помещениях [11, л. 63].
Время НЭПа для архивных учреждений было довольно противоречивым: его можно назвать наиболее благоприятным периодом довоенной истории (в сравнении с предыдущим, а тем более последующим периодами), но это были и годы несбывшихся надежд: слишком многое из того,
что планировалось, не сбылось. Данная краткая констатация факта, более подробно освещенная эпизодами из жизни Татцентрархива середины 1920-х гг., подведет нас к вопросу: а могло ли быть иначе?
Ведущим в деятельности Татцентрархива с конца 1922 г. становится прежде всего научная разработка архивных материалов. Этой задаче, а также популяризации значения архивного наследия и были посвящены проводившиеся в 1922-1923 гг. научные публичные заседания. Открытие этих научных заседаний означало осуществление давней мечты — объединения большинства научных учреждений республики вокруг Центрархива ТАССР, т. к. к этому мероприятию были привлечены Истпарт, Истпроф, Коммунистический Университет, Общество археологии, истории и этнографии при Казанском университете. В качестве лекторов планировали выступить такие известные ученые, как профессора М.В. Бречкевич, Н.Н. Фирсов, Б.Н. Вишневский, преподаватели Восточного педагогического института Г.С. Губайдуллин, П.М. Дульский, представитель от Испарта М.К. Корбут. За 8 месяцев было проведено 10 научных заседаний, на которых прозвучало 20 докладов, основанных в большинстве случаев на архивных материалах. Наиболее содержательными были следующие выступления: сообщение профессора М.А. Васильева «Татарские народные сказки» (с научным комментарием), доклад профессора И.М. Покровского, посвященный архиву канцелярии попечителя Казанского Учебного Округа, доклад Управляющего Татцентрархива Е.И. Чернышева «Декабрист Д.И. Завалишин в Казани в 1863 г.». Высокое научное значение призывных списков бывших воинских присутствий было продемонстрировано в докладе Б.Н. Вишневского «Физический тип населения Татреспублики по материалам бывших воинских присутствий». Эти заседания носили прежде всего научный, а не агитационный характер. Об этом свидетельствует тот факт, что к докладам предъявлялись довольно высокие требования с точки зрения полноты их источниковой базы. Например, по докладу, посвященному отношению сельского населения к I Мировой войне, докладчику было указано, что для более лучшего
освещения этой темы необходимо было использовать и другие источники, помимо материалов секретного стола канцелярии губернатора: частушки, письма с войны, данные других архивов, таких как жандармский архив, архив Судебной Палаты и др. [6, л. 40]
В том же 1923 г. в целях повышения квалификации архивариусов советских учреждений, профессиональных и кооперативных организаций г. Казани, Управлением Центрархива ТАССР было проведено несколько собраний. Все учреждения, приглашенные на эти собрания, и архивариусы относились к этому мероприятию с большим вниманием и интересом. Этот интерес был совсем не случаен, ведь Татцентрархиву так и не удалось добиться в 1921—1924 гг. издания собственного журнала, не удалось организовать и архивные курсы. В таких условиях подобные собрания давали возможность донести до массы архивариусов наиболее важные постановления в области архивного строительства, рассказать хотя бы об элементарных навыках работы с архивными документами. К примеру, на пятом научном собрании архивариусов советских учреждений, профессиональных и кооперативных организаций, состоявшемся 30 ноября 1923 г., были заслушаны следующие сообщения: доклад Управляющего Татцентрархива Е.И. Чернышева «История образования главнейших актохранилищ России», доклад инспектора Татцентрархива А.В. Волочкова «Условия и сроки для передачи архивных материалов советскими учреждениями, профессиональными и кооперативными организациями в Татцентрархив». Доклад А.В. Волочкова имел особую важность, т. к. доводил до архивариусов перечисленных выше организаций и учреждений, что устанавливался пятилетний срок хранения оконченного делопроизводство при учреждениях и организациях, по истечении этого срока в течение первой половины 1924 г. должна производиться сдача архивных материалов 1918 г., а также конца 1917 г. [10, л. 5 об.]
На этом же собрании Военному Комиссариату ТАССР было предписано свои архивные материалы временно сдавать непосредственно в Военно-научный архив в Москве [10, л. 5 об.].
Успех затеи с научными собраниями вдохновил руководство Татцентрархива энергичнее хлопотать об издании «Вестника Центрального Архивного Управления АТССР». Этот сборник Татцентрархива имел своей задачей прежде всего публикацию архивных материалов, хранившихся в Татцентрархиве по различными отраслям науки, способствовавших развитию научных дисциплин, в особенности в области изучения местного края. На страницах журнала планировалось помещать научные работы, написанные на основании местных архивных материалов или по материалам, касавшимся местного края, в более широком значении этого слова, но находившихся в архивах других городов. Журнал должен был обладать богатым отделом библиографии, в котором литературе по архивным вопросам отводилось бы первое место. А чтобы придать этому делу общенаучное значение (в связи с этим и более широкое распространение), планировалось введение заметок, имевших характер обзора научной жизни и деятельности края, республики, с одной стороны, и всего научного мира — с другой. Редакции журнала поручалось заранее установить связи с культурными центрами и запастись корреспондентами. Общая задача, ставившаяся перед журналом, была следующей: необходимо было как можно теснее объединиться со всеми научными обществами как местного края, так и всей Российской Федерации, а при благоприятных условиях необходимо было войти в сношения с археографическими организациями Запада и даже всего мира [9, л. 1]. В связи с этой задачей предстояло объединить вокруг архива наибольшее количество ученых сил местного края.
Содержание статей первых сборников должно быть таким:
1. Архивы г. Казани и кантонов ТССР.
2. Архивы Марийской и Чувашской области.
3. Государственное и научное значение архивов после революции.
4. Описание актов приказной письменности XVI и XVII вв., относящихся к истории местного края.
5. О ясе (обычное право) Чингиза.
6. Материалы по аграрным движениям в Казанской губернии в 1917 г.
7. Татарские летописи (до XIX в.)
8. Неизданные произведения Л.Н. Толстого.
9. Татарские сказки с научным комментарием.
10. Статья П.М. Дульского о казанском каллиграфе Мусамедове (пер. полов. XIX в.).
11. Статья Н.Н. Фирсова «Чтения по истории Поволжья».
12. Научные материалы по истории татар и инородцев.
13. Описание материалов по истории революционного движения в крае и т. д. [9, л. 4].
Кроме этого, в сборнике должна была быть научная и архивная хроники. С этой целью Центрархив ТАССР планировал связаться со всеми главными центрами РСФСР и Западной Европы, в особенности с Москвой, Петроградом, Башкирской, Киргизской, Крымской, Туркистанской, Дальневосточной республиками, Украиной, Азербайджаном, Марийской и Чувашской областями, Иркутском, Томском и поволжскими городами.
Предполагалось, что все расходы по изданию журнала Татсовнарком возьмет на себя, согласно устному предложению председателя Татсовнаркома. Со своей стороны Центрархив ТАССР готов был предоставить в распоряжение редакции ТСНК имевшиеся тогда запасы бумаги для печатания журнала в количестве свыше 30 пудов (эту бумагу приходилось собирать буквально по листам из частных рук).
К сожалению, издание журнала в полном, задуманном объеме так и не удалось. В 1925 г. выходит в свет журнал «Записки Центрального Архива ТАССР», но в него не войдет ни один из выше названные материалов, а по своему уровню он напоминал революционную агитку, а не издание, преследующее научные и методические задачи.
Неудача с изданием журнала не сломила упорство руководства Татцентрархива, которое планировано организовать в начале июня 1924 г. областной съезд по краеведению. По этому поводу Центрархив ТАССР обращается во Всероссийскую ассоциацию востоковедения с просьбой соединить конференцию по изучению Поволжья, которая должна была быть созвана в Казани этой ассоциацией в июне 1924 г., с научным съездом по краеведению Волжско-Камского края, Нижнего Поволжья и Приуралья, утвержденного Татсовнаркомом и организуемым Татцентрархивом совместно со всеми научными обществами и учреждениями Казани. На Поволжском съезде краеведения намечались следующие секции:
1. геолого-географическая,
2. этнографическая,
3. восточная,
4. археологическая,
5. историческая и архивная,
6. экономическая,
7. литературная,
8. биологическая.
В работе конференции планировалось участие всех научных обществ и учреждений Казани: физико-математического факультета Казанского университета, Общества естествоиспытателей, Общества археологии, истории и этнографии, Общества татароведения, Академического Центра, Татнаркомпроса, Восточно-педагогического института, Центрального музея и др.
Съезд ставил задачей подведение итогов изучения Волжско-Камского края, Нижнего Поволжья и Приуралья в геолого-географическом, этнографическом, историческом и экономическом отношениях. Чтобы придать работе съезда более научно-практический характер, Центрархив ТАССР брал на себя обязанность обеспечить съезд докладами на темы, которые должны были указать все наркоматы республики (руководство Татцентрархива
полагало, что это поможет им в их практической работе). Планировалось также обсудить вопросы востоковедения с тем, чтобы «фактически выдвинуть Татреспублику как культурный центр преддверия Красного Востока» [11, л. 26 об.].
Приглашение принять участие в краеведческом съезде было разослано ученым обществам и учреждениям Самары, Саратова, Симбирска, Перми, Царицына, Оренбурга, Уфы, Астрахани, Екатеринбурга. Из Астраханского губернского архивного бюро в Татцентрархив пришло уведомление о желании участвовать в этой конференции профессора И.И. Солосина с сообщением по вопросу о колонизации Астраханского края и об особенностях быта и языка населения некоторых сел Астраханской губернии [11, л. 63].
Но и эта идея не была осуществлена, т. к. «у ЦИКа ТССР вопросов, требующих изучения и освещения на научном съезде по краеведению... не имеется» [11, л. 19]. Под самыми разными благовидными предлогами созыв съезда сначала отложили до лета 1925 г., а потом о нем благополучно забыли.
В начале двадцатых годов у Татцентрархива было великое множество далеко идущих планов и проектов. К примеру, в 1923 г. 9 апреля в Брюсселе должен был состояться международный исторический конгресс, программа которого включала обсуждение как вопросов методологии и философии истории, так и вопросов вспомогательных исторических дисциплин: исторической географии, палеографии, дипломатики, археографии и архивоведения. В марте 1923 г. Татцентрархив направляет письмо в Татсовнарком, в котором говорится, что Казань как выдающейся культурный центр всегда имела своего представителя на подобного рода конгрессах. Эта традиция не должна была нарушаться, а так как в Казанском университете не было представителей исторической науки, Восточный педагогический институт являлся чисто педагогическим заведением, Общество археологии, истории и этнографии при Казанском университете не имело возможности послать своего представителя из-за отсутствия средств, то и выходило, как "скромно" заявлено в письме, что «Центрархив ТССР,
как правительственное ученое учреждение, близко стоящее к интересам исторической науки, является единственным органом, который должен взять на себя инициативу посылки на международный исторический конгресс своего представителя и тем самым получить все полезное от него для развития местной историографии и разработки исторических источников, хранящихся в местных актохранилищах» [13, л. 15].
Кроме того, перед посланным должна была стоять и другая задача: ознакомиться с современными научными направлениями в области изучения Европейского и Азиатского Востока, что должно было помочь при создании производственных планов по исследованию края и тем самым поставить Татреспублику руководителем для всех автономных областей Российского Востока во всех культурных начинаниях» [13, л. 15 об.].
Командированное от Татреспублики лицо должно было ознакомиться также с архивами главных европейских центров и привести научную литературу по архивоведению. ЦА ТАССР просил Татсовнарком решить вопрос о посылке представителя на этот международный исторический конгресс в пользу Татцентрархива и выделить средства на поездку. Но и эта затея не удалась: прошение Татцентрархива было отклонено «ввиду позднего возбуждения ходатайства» [13, л. 15 об.].
В это же время Татцентрархивом ставится вопрос о поднятии архивного образования на более высокое положение. Следует напомнить, что в годы новой экономической политики шло преобразование университетов и сокращение цикла гуманитарных дисциплин, и поэтому создавалась критическая ситуация в области кадров для разного рода научных учреждений, в том числе и архивных. В этих условиях Татцентрархивом разрабатывался проект открытия в Казани некоего подобия архивно-археографического института. Но этот проект был раскритикован теперь уже Москвой, которая считала, что для провинциальных работников нужны лишь краткосрочные курсы в течение осеннего и зимнего времени (6—8 месяцев) с широко поставленными практическими занятиями. Лица же, намеревавшиеся получить
высшее археографическо-архивное образование, должны были поступать в Московский университет на соответствующий факультет.
Но в Татцентрархиве в это время считали по-другому. Прежде всего, задавался справедливый вопрос: почему для провинции достаточно лишь краткосрочных курсов? В Центральном архиве ТАССР считали, что эти курсы достаточны лишь для архивариусов учреждений, но никак не для сотрудников центрального архивного органа, деятельность которого носит, прежде всего, научный характер. Смогут ли справиться с такой задачей те, кто кончил лишь краткосрочные курсы? Ну а если желающий получить высшее археографическо-архивное образование закончит Московский университет, то, скорее всего, он постарается остаться либо в Москве, либо в другом столичном городе, а провинция опять должна будет довольствоваться краткосрочными курсами.
Татцентрархив, несмотря на то что большинство намеченных мероприятиях так и не удалось воплотить в жизнь, продолжал работать. В условиях НЭПа тому или иному учреждению необходимо было прежде всего доказать важность и полезность своего существования. В эти годы и появляется формулировка, позже вошедшая во все учебные пособия по архивному делу: «Основной задачей архивного учреждения является предоставление возможности учреждениям использовать в деле государственного и хозяйственного строительства тот огромный опыт, который нашел свое отражение в документах учреждений и общественных организаций, а также прийти на помощь научным исследованиям надлежащей подготовкой к научному использованию архивных материалов» [10, л. 14].
Что же ценного мог дать в середине 1920-х гг. Татцентрархив хозяйственным учреждениям? Перечисления заслуживают следующие «возможности»: указать на затраты по строительству, которых можно было бы избежать, предоставить материалы по фабрично-заводской промышленности (тем самым показать производительность труда, нормы выработки продукции и ее сбыта на тех или иных предприятиях и т. д.)
В области идеологической борьбы, в частности по антирелигиозному вопросу, рассказать о пьянстве, прелюбодеянии и растратах духовных лиц, о тяжбах духовенства с разными лицами на почве отбора земли и прочего имущества.
Увольнение этих глубоко преданных своему делу людей означало, что идет решительный поворот к той политике «освежения» архивных кадров, которая примет массовые масштабы к концу переходного десятилетия 1920-х гг. И в конце концов сложится такая ситуация, когда из 22 человек, работавших в Татцентрархиве высшее образование будет лишь у одного человека, у 12 — среднее, у всех остальных — низшее (в том числе и у управляющего на тот момент Татцентрархивом).
Говоря о том положении, в котором оказались архивные учреждения республики в конце 1920-х гг., следует прежде всего отметить, что ситуация с каждым годом становилась все хуже и хуже. К примеру, когда в июне 1927 г. инспектор Татцентрархива А.В. Волочков в ходе своей командировки провел ревизию состояния всех кантонных архивов, то общее впечатление было удручающим: архивное дело кантонные власти, по словам А.В. Волочкова, считали последним «фронтом» советского аппарата» [17, л. 38 об.], ожидать от них поддержки в деле архивного строительства было бессмысленным делом. Одним из доказательств этого печального вывода являлась кампания 1927 г. по сокращению штатов и рационализации аппарата кантонных советских учреждений, в ходе которой были сокращены должности кантонных архивариусов в Арске, Мамадыше, а в Чистополе эта должность была «пристегнута» к должности делопроизводителя кантонного исполнительного комитеты (КИКа), и без того обремененного своей непосредственной работой. Последствия этих мероприятий не замедлили сказаться: упразднение КИКами должности кантонных архивариусов в г. Арске, Чистопольске и Лаишеве вызвало полное прекращение архивной работы и заброшенность охраны архивных материалов. Татцентрархив просит ТСНК восстановить во всех кантонах упраздненные должности архивариусов без совместительств, пытаясь заинтересовать его тем,
что «в ряде кантонов сконцентрированы ценнейшие материалы, имеющие не только научное, практическое значение, но и политическое (в Чистополе — архив Полицейского Управления, архив городничего и др.), сохранность коих, казалось, должна быть обеспечена...» [19, л. 74].
Тяжелое материальное и штатное положение Центрархива ТАССР стало причиной специального заседания Коллегии Центрархива РСФСР в августе 1927 г. Коллегия, заслушав доклад управляющего Татцентрархива Р.В. Яхкинда, просит СНК ТАССР восстановить упраздненные должности кантонных архивариусов [18, л. 3].
Но состояние архивного дела в ТАССР в 1928 г. не улучшилось — стало еще хуже. Этому в числе прочего способствовало и то, что в это время в стране проводится крупномасштабное изменение границ губерний, уездов, волостей в соответствии с новыми принципами административно-территориального деления («районирования»). Для низовых архивных учреждений это означало подлинную катастрофу, поскольку при ликвидации местных учреждений и создании новых административных центров «реорганизации» подвергались, прежде всего, архивные подразделения и хранилища. Архивисты были поставлены в безвыходное положение: с одной стороны, они должны были брать на учет документальные комплексы ликвидированных учреждений и перераспределять их по другим хранилищам, с другой — именно архивные кадры подвергались сокращению в первую очередь. Работать было некому. Сопротивляться распылению фондов, их дроблению было физически невозможно. Поэтому хозяевами положения на местах автоматически становились некомпетентные лица, которые считали наиболее простым выходом из сложившейся ситуации простое уничтожение документов.
Подчиненность архивных учреждений республики Совету Народных Комиссаров ТАССР не создало никаких льгот и привилегий (на что так надеялись архивисты), а влекло за собой необходимость выполнения все новых и новых обязанностей, в том числе и оперативно-чекистского характера. Хотелось бы привести выписку из заседания
Совнаркома ТАССР от сентября 1927 г., на котором предлагалось Татцентрархиву, «усилить работу по разборке архивов Судебной палаты, Казанского Губернского Жандармского Управления, Охранного отделения с целью выявления всех лиц, имевших отношение к названным учреждениям, как чинов Казанского Жандармского Управления, так и секретных сотрудников, вспомогательных агентов, штучников, заявителей, откровенников и лиц, выступавших в качестве свидетелей на политических процессах со стороны обвинения, осуществлявших в прошлом провокаторскую и другую контрреволюционную деятельность» [16, л. 5].
В конце 1920-х гг. правительство республики предпочитало безучастно наблюдать за бедственным положением Татцентрархива, а при удобным случае было не прочь избавиться от обременительных обязанностей поддержания архивного дела на должном уровне, ведь уже в сентябре 1927 г. Коллегия НК РКИ ТАССР (Народного комиссариата рабоче-крестьянской инспекции) выносит постановление о передаче Татцентрархива из ведения ТСНК в подчинение ТНК Внутренних дел. Тогда это постановление по ходатайству Центрархива РСФСР и распоряжением НК РКИ РСФСР было отменено, но в 1938 г. оно все-таки вступит в силу.
Итак, к десятой годовщине советского архивного строительства Татцентрархив из правительственного (центрального) подчинения чуть было не был «разжалован» в подведомственность одному из наркоматов, исполнявшему в этот период, помимо репрессивно-карательных, также и хозяйственно-административные функции. Чем были чреваты подобные действия по «надлежащей» рационализации архивного дела в республике покажет ситуация «великого перелома» 1929 г.
Список литературы:
1. НА РТ. Ф. Р-7. Оп. 1. Д. 13. Л. 3—4 об., 80.
2. НА РТ. Ф. Р-7. Оп. 1. Д. 24. Л. 54.
3. НА РТ. Ф. Р-7. ОП. 1. Д. 30. Л. 34.
4. НА РТ. Ф. Р-7. Оп. 1. Д. 35. Л. 8 об., 9, 11G.
5. НА РТ. Ф. Р-7. Оп. 1. Д. 4б. Л. 4.
б. НА РТ. Ф. Р-7. Оп. 1. Д. 54. Л. 4G.
7. НА РТ. Ф. Р-7. Оп. 1. Д. 5б. Л. 2., 1S об., 25.
S. НА РТ. Ф. Р-7. Оп. 1. Д. б7. Л. 14.
9. НА РТ. Ф. Р-7. Оп. 1. Д. 73. Л. 1, 4.
1G. НА РТ. Ф. Р-7. Оп. 1. Д. 74. Л. 5 об., 14.
11. НА РТ. Ф. Р-7. Оп. 1. Д. 7S. Л. 19, 2б об., 63
12. НА РТ. Ф. Р-7. Оп. 1. Д. 79. Л. 22, 23.
1З. НА РТ. Ф.Р-7. Оп. 1. Д. S3. Л. 15,15 об.
14. НА РТ. Ф. Р-7. Оп. 1. Д. S5. Л. 31-31 об.
15. НА РТ. Ф. Р-7. Оп. 1. Д. 175. Л. 45, S4.
1б. НА РТ. Ф. Р-7. Оп. 1. Д. 2G1. Л. 5.
17. НА РТ. Ф. Р-7. Оп. 1. Д. 2G2. Л. 38 об.
1S. НА РТ. Ф. Р-7. Оп. 1. Д. 2G7. Л. 3.
19. НА РТ. Ф. Р-Ш. Оп. 1. Д. 7б4. Л. 74.
