CC BY
19
ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ПОЛИЦЕЙСКИХ ОРГАНОВ В КОНЦЕ ХУШ-ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX В. (ПО МАТЕРИАЛАМ ВОЛЬСКОГО УЕЗДА)
© ЛОБАНОВ Андрей Викторович
кандидат юридических наук, доцент, заместитель начальника Сара товского юридического института МВД России по научной работе.
8 (845-2) 379-125
© КУЗНЕЦОВ Олег Владиславович
кандидат исторических наук, доцент, заместитель начальника организационно-научного и редакционно-издательского отдела Саратовского юридического института МВД России.
8(845-2) 379-125, И kuznetoleg63@yandex.ru
Статья посвящена борьбе полицейских органов Саратовской губернии с общеуголовной преступностью, церковным расколом и бегством крепостных крестьян от своих владельцев в конце XVIII—первой половине XIX в. Особое внимание уделяется структуре и функциям полицейских органов Вольского уезда как наиболее развитой в экономическом отношении в данный период территории Поволжья.
Ключевые слова: беглые крестьяне, церковный раскол.
Экономическое развитие России традиционно сопровождалось не только позитивными последствиями для страны и её народа, но и появлением целого ряда разноплановых угроз, часто совершенно неожиданных для властей. При этом угрозы могли иметь как общенациональный, так и региональный масштаб. К концу XVIII в. наибольшую угрозу для существующего строя представляло массовое бегство крестьян от помещиков, вызванное усилением крепостного гнёта. Возникавшие в регионах России новые центры экономического роста в больших количествах привлекали беглых, дезертиров, деклассированные элементы и профессиональных преступников. Кардинальное изменение общественных от-
ношений, крушение прежнего миропорядка, насильственное насаждение чуждых простому народу западных традиций и обычаев влекли за собой новую форму протеста — массовый отход крестьянского населения от традиционной веры, распространение различного рода «ересей» и церковного раскола. Мощным стимулом к разрешению всех этих проблем и выработке новой внутренней политики Российского государства стала крестьянская война 1773—1775 гг. под руководством Е. Пугачева.
Как известно, социальные проблемы в России традиционно предпочитали разрешать репрессивными методами с привлечением вооружённых сил и органов, выполнявших полицейские функции. Таковыми на территории
Саратовского наместничества были нижние земские суды, введённые в 1775 г. Учреждением для управления губерний. В каждом из десяти уездов наместничества дворяне на собраниях выдвигали несколько кандидатур в нижний земский суд, исполнявший административнополицейские и судебные функции. Во главе этого органа стоял земский исправник, называемый также «капитаном-исправником», который, как и члены нижнего земского суда, утверждался в своей должности губернатором. Немногочисленность сельской полиции (4—5 человек) компенсировалась опорой нижнего суда в деревнях и сёлах на сотских и десятских, избранных из крестьян и обязанных «смотрение иметь и разведывать в селении и близ него против воров, разбойников, злоразгласителей, беглых» [1, с. 10]. Законодательством устанавливалась обширная компетенция и функции нижнего земского суда и капитана-исправника. Суд должен был следить за порядком и благочинием в сельской местности, исполнять решения вышестоящих властей и приговоры суда, а также обязывался проводить предварительное следствие по уголовным делам, следя за тем, чтобы никто в уезде в «противность подданнического долга и послушания ничего не учинил», нижний земский суд был вправе требовать поддержки у военных властей и всех жителей уезда. На капитана-исправника возлагалась обязанность «поощрять... всех людей к добронравию и порядочному житью».
Регулярные «градские» полицейские органы на территории Саратовского наместничества впервые были созданы в уездном городе Вольске в 1781 г1. Выбор был не случаен, так как к концу века город стал одним из крупнейших населённых пунктов наместничества (по данным вольской «градской» полиции, в 1789 г. здесь проживало 2 595 «душ», из которых 211 являлись активными участниками экономической жизни региона — купцами). Штат полицейской команды был введён в 1782 г. Он предусматривал одного офицера-начальника, двух унтер-офицеров и 17 нижних чинов. Первые сохранившиеся данные о деятельности вольской штатной полицейской команды относятся к 1 июля 1783 г. Тогда, по распоряжению саратовского наместного правления, она провела успешную операцию по сыску и поимке «воровских людей», ограбивших четырёх крестьян села Вязовки. Благодаря
1 По нашему мнению, находящему лишь косвенное подтверждение в материалах Саратовской учёной архивной комиссии, подобные органы примерно в то же время были образованы во всех уездных городах Саратовской провинции. И лишь сам провинциальный центр оставался без регулярно организованной полицейской службы до мая 1798 г.
этим событиям до нас дошла фамилия одного из немногочисленных известных истории руководителей территориальных полицейских органов Саратовской губернии. 22 мая 1782 г. начальник вольской штатной полицейской команды прапорщик Самоделкин доложил своему городничему о высылке на основании распоряжения саратовского наместника 217 беглых крестьян для участия в строительстве города Узень [2, с. 1—4].
Анализ сохранившихся документов вольской «градской» полиции позволяет выделить основные направления деятельности полицейских органов провинции, а затем и губернии в конце XVIII в.
Первым по значимости и масштабам осуществляемых полицией мероприятий стал поиск и возврат владельцам беглых крестьян. Они тысячами бежали от гнёта помещиков. Только с 1719 г. по 1742 г. в розыске числилось более полумиллиона человек [3].
Годы правления Елизаветы Петровны и Екатерины II ознаменовались, как известно, существенным усилением крепостного права и, как следствие, установлением жёсткого полицейского контроля за любыми перемещениями подданных империи. В апреле 1762 г. Правительствующий Сенат издал указ, согласно которому рекомендовалось: «накрепко смотреть приезжих, какие люди, и чтобы всякий хозяин тотчас объявлял, кто к нему станет и какой человек; а если утаит или другим именем назовёт, таких хозяев с наказанием ссылать на галеру с отобранием всего, что имеет.» [4]. Этим же указом запрещался наём на любые работы лиц, не имевших паспортов. Целью мероприятий было пресечение дезертирства военнослужащих и бегства крепостных крестьян. Во исполнение данного указа и грамоты «На права вольности и преимущества благородного российского дворянства» от 25 апреля 1785 г. [5] губернское наместническое правление 25 октября 1791 г. издало распоряжение о том, чтобы все «губернские присутственные места при появлении беглых крестьян производили строжайшее расследование не только в отношении крестьян, но и лиц, державших или укрывавших у себя беглецов»[2, с. 5]. В ноябре того же года князь Куракин обратился к саратовским властям с просьбой о содействии в поимке своих беглых крестьян. Миссия была возложена на полицию города Вольска, которой поручалось «изловить и передать поверенному его сиятельства беглых крестьян, а укрывателей оных отсылать куда следует для поступления по закону». Все беглецы были задержаны в деревне Еланке, находившейся в 10-ти верстах от города. Полиция осуществляла административные
меры в отношении пособников беглецов. Так, в декабре 1796 г. полицейские органы Вольска проводили расследование в отношении крестьянина Михаила Вырынаева, спрятавшего у себя «разбойника» Ларина и канцеляриста Волкова, выдавшего последнему фальшивый мещанский паспорт [2, с. 6].
Вторым направлением деятельности полиции традиционно оставалась борьба с уголовной преступностью. Обилие торговых заведений, интенсивный товарообмен и наличие зажиточного купечества делали Вольск и его окрестности привлекательными для преступников «всех мастей». Самым громким преступлением начального этапа существования вольской градской полиции стало дело присяжного Бабинова. Чиновник сопровождал в Саратов собранные кузнецким казначейством подати и налоги в сумме 13 800 р., но 11 ноября 1789 г. был ограблен и убит в окрестностях Вольска. Сумма похищенного и дерзость совершённого преступления вызвали немедленную реакцию властей. Расследование было взято под личный контроль наместником саратовской провинции. Уже через три дня начальник вольской полиции докладывал о ходе следствия и задержании трёх подозреваемых [2, с. 4.].
В июле 1793 г. чиновники нижнего вольского земского суда рапортовали о появлении вблизи сел Барнуковки и Лопастейки пяти «разбойников», которые «сидя по дорогам, вооружённые ружьями, большими ножами и рогатинами, чинят проезжающим грабежи и воровства». В ответ распоряжением саратовского наместника предписывалось «употребить» все возможные полицейские меры к розыску и поимке последних, что и было достаточно быстро сделано.
Относительно новым для полиции направлением деятельности начиная с XVIII в. стало преследование церковных раскольников. Парадоксом истории было то, что основанные в своё время крупными московскими монастырями в Саратовском Поволжье поселения — города Вольск, Хвалынск и село Воскресенское — с годами превратились в крупнейшие в регионе центры церковного раскола.
Негативное отношение светской власти к расколу и раскольникам имело давнюю и противоречивую историю. Российское государство и официальная церковь изначально отказывали своим «природным» подданным в свободе религиозного выбора. Они расценивали великорусский этнос как единственную социальную опору своего существования. Всякое допущение религиозного инакомыслия среди русского населения, по их мнению, могло привести к разрушению уже сложившихся связей
между православной государственностью и обществом, нарушению политической и идеологической стабильности в многонациональной и многоконфессиональной стране. Государство исходило из ставшего традиционным церковного понимания, что у религиозного заблуждения нет прав на существование, а христианское государство обязано защищать религиозную истину. Преследование «ересей» и «расколов», по мнению ряда авторов [6, с. 21], объективно являлось гарантией сохранения целостности православия и даже шире — православного общества. Поэтому государство взяло на себя функцию преследования «ересей» среди русского населения. Это выразилось, в частности, в репрессивной политике по отношению к старообрядцам и раскольникам.
Ещё в петровскую эпоху церковный раскол стал приравниваться к государственным преступлениям. Но, с другой стороны, именно при Петре I «раскол» был юридически признан и оформлен как общественно-политическое явление. Старообрядцы получили особый социальноправовой статус [8]. Факты дают основания полагать, что при ближайших преемниках Петра I произошло некоторое сужение рамок веротерпимости.
Однако в эпоху царствования Екатерины II вероисповедная политика вновь стала более либеральной. Сформулированный императрицей в «Наказе, данном комиссиям о сочинении проекта нового Уложения» принцип «полной терпимости» лёг в основу вероисповедной политики в Российской империи на весь последующий период. В соответствии с этим принципом Екатериной II была обоснована и юридически закреплена концепция полицейского контроля над религиозной жизнью подданных [6, с. 22].
В первой четверти XIX в. правительство Александра I продолжало проводить политику «полной религиозной терпимости». Это выражалось в либеральном отношении государства не только к «иностранным» исповеданиям, но и к русскому иноверию. В целях последовательного осуществления данной политики в 1810 г. было создано Главное Управление духовных дел иностранных исповеданий, которое возглавил обер-прокурор Синода князь А. Н. Голицын [6, с. 22]. Спустя семь лет на основе его управления было образовано Министерство духовных дел и народного просвещения, в структуру которого вошли и Святейший Синод Российской Православной церкви, и Главное Управление иностранных исповеданий, и Министерство народного просвещения.
Однако все эти мероприятия не дали ожидаемого результата. Терпимое отношение к старообрядцам и сектантам, в том числе
юз
«хлыстам» и «скопцам» привело к недопустимому, по мнению властей, распространению сектантства. Так, 12 мая 1804 г. Саратовский губернатор, действительный статский советник П. У. Беляков отдаёт распоряжение вольскому городничему «Об усилении полицейского надзора в отношении соблюдения тишины, устройства и безопасности в городе, а паче в делах, до религии относящихся». Этот документ стал ответом на «бесчинства» старообрядческого протопопа Михаила Саввина, избившего вместе со священником дьякона православной церкви [2, с. 28.]. В декабре 1806 г. губернатор направил в вольскую «градскую» полицию распоряжение о необходимости поимки и пересылки «посредством внутренней стражи» бежавшего из Пермской духовной констистории в раскол заштатного священника Ф. Боголюбова. По свидетельствам современников, П. У. Беляков слыл человеком очень набожным и в религиозном усердии сменил саратовского полицмейстера
— немца по происхождению и лютеранина по вероисповеданию на своего православного сослуживца Зотова. Единственным достоинством нового полицмейстера был широкий голосовой диапазон, позволявший ему «приводить в трепет благочестивых христиан часто даже и вне храма» [8, с. 78].
11 июня 1815 г. Саратовским губернатором действительным статским советником А. Д. Пан-чулидзевым издано распоряжение вольскому городничему «О необходимости силами полиции ликвидировать устроенное крестьянами графа Кочубея в лесах старообрядческие кельи». По данным полиции, «.в коих находясь принимают нередко беглых и производят другие беспорядки, вредные вотчинам» [2, с. 29].
С приходом к власти императора Николая I произошёл новый поворот в религиозной политике государства. Началось сужение границ веротерпимости в отношении русского «раскола». 30 апреля 1836 г. Министерство внутренних дел издало и разослало по губерниям циркуляр «О воспрещении обращать крестьянские избы в старообрядческие молельни и устанавливать в оных престолы» [2, с. 30]. Выполняя это распоряжение, вольская градская полиция выявила и ликвидировала устроенные в домах мещанина Невитова и купца Жестянина раскольнические («поморские») часовни [2, с. 32].
На рубеже 30—40-х гг. главным направлением вероисповедной политики государства стало создание бюрократических структур для руководства духовными делами. В целом ряде губерний, особенно подверженных церковному расколу, создавались «Секретные совещательные комитеты по делам о раскольниках, сектантах и отступниках от православия».
Саратовский комитет был создан 5 мая 1839 г. [8, с. 1—44]. В его состав вошли начальник губернии, епархиальный архиерей, председатель палаты государственных имуществ, жандармский штаб-офицер. В первом же нормативном акте, изданном комитетом, отмечалось, что «...в деле обращения раскольников надобно действовать пасторским словом, но приемля в соображение малообразованность, а некоторых местах совершенную необразованность народа, заражённого расколом, признаётся не лишним и даже необходимым присовокупить к пасторскому слову благоразумную полицейскую меру» [8, с. 17]. Совещательный комитет, не имевший собственного аппарата, для проведения выработанных решений в жизнь использовал единственно возможную реальную силу, напрямую подчинённую начальнику губернии — градскую и земскую полиции. На основании этого на них были возложены следующие задачи.
1. Наблюдение за всеми сторонами жизни раскольников, а также освидетельствование умерших в целях захоронения их на специально отведённых погостах. Так, 9 июня 1842 г. Саратовский губернатор, действительный статский советник А. М. Фадеев потребовал от вольского городничего представить справку об образе жизни и поведении раскольнического попа П. Дмитриева [2, с. 31].
2. Надзор за соблюдением старообрядцами таинств венчания по уставу православной церкви и в случае нарушения — привлечение их к уголовной ответственности. Так, 30 декабря 1860 г. Секретный комитет рассматривал рапорт вольского земского исправника и следственное дело с пояснительной запиской (начатое ещё в 1852 г.) «О сходе на купножительство крестьянина села Медниково Дорофея Климова с женой Надеждой Алексеевой и других совратившихся в раскол» [8, с. 26].
3. Проведение дознания или следствия по делам о сектантах. Особое внимание уделялось полицией секте молокан, так как они «.. .не расположены к правительству, многократно замечены в делании фальшивой монеты, в составлении фальшивых видов (паспортов), в при-станодержательстве беглых и в уходе из военной службы» [8, с. 34]. В связи с этим, рассмотрев представленные документы, Секретный комитет принял решение о необходимости «подтвердить Балашовской градской и земской полициям, чтобы означенные начальники сколь возможно ограничивали сношения молокан-субботников с православными христианами» [8, с. 38].
Особый резонанс в Саратовской губернии получили следственные действия вольского земского исправника по делу Воскресенских скопцов, проводивших в крестьянских домах
«еретические сборища и оскоплявших себя». Земский исправник, проведя следствие, докладывал своему начальству, что, осматривая крестьянина С. Кусанина, «нашёл у него детородный уд в целости, кроме ядр, которые уже были вырезаны» [2, с. 32]. В своих гонениях на скопцов правительство империи заботилось не только о соблюдении нравственных и санитарных норм, но и о возможности воспроизводства податного населения. Следствием этого дела стало издание в марте 1846 г. распоряжения губернатора «О принятии деятельных мер к прекращению распространения скопческой секты в Саратовской губернии» [2, с. 40].
Важное место в деятельности Секретного совещательного комитета по делам о раскольниках, сектантах и отступниках от православия занимало участие в подготовке распоряжений и циркуляров начальника губернии. Среди обилия подобных документов следует выделить следующие распоряжения Саратовского губернатора: «О необходимости скорейшего проведения следствия по факту беспорядков в Вольском старообрядческом молитвенном доме, возникших в связи с кражей имущества из часовни» от 27 мая 1837 г., «О воспрещении поверенным старообрядцев ходатайствовать у начальства» от 21 декабря 1843 г., «О наблюдении чтобы дети раскольников, над которыми совершено св. крещение, исполняли христианские обязанности по правилам православной церкви» от 24 февраля
1844 г., «О высылке из Санкт-Петербурга по распоряжению МВД проживавших там для ходатайства по делам о раскольниках хвалынского купца Качуева и вольского Гурия Суетина» от 7 апреля 1844 г. В последнем случае исполнение возлагалось на жандармерию, а полиции рекомендовалось «.объявить секретно всем жителям г. Вольска, чтобы они не доводили себя до подобной участи» [2, с. 32—44]. В марте
1845 г. Саратовский губернатор издал предписание городским полициям «О строжайшем наблюдении за устройством потайных землянок раскольниками». На основании полицейского опыта документом рекомендовалось «.проведение внезапных осмотров, предотвращающих создание подобных мест, одинаково удобных для собрания тайных сект, фальшивомонетничества и других преступлений».
Новый этап борьбы с расколом в Саратовской губернии пришёлся на 40—50 г. XIX в., когда правительство перешло от преследований отдельных раскольников к ликвидации организационных структур раскольничества как такового. Нормативную базу данных репрессий составили распоряжения саратовского губернатора: «О высылке из Верхнепокровского Иргизского женского монастыря в город Вольск
инокинь, не принявших единоверия» от 31 мая 1841 г, «О немедленной высылке из города Вольска всех не принадлежащих городу иноков и инокинь в места их жительства от 20 ноября 1843 г., «О проведении розыскных мероприятий по выявлению на территории Саратовской губернии беглых раскольничьих попов» от 10 мая 1846 г., «Об установлении строжайшего наблюдения, чтобы люди, высланные из Иргизских монастырей, объявленные правительством «вредными», не носили иноческой одежды, ни иных знаков духовного сана» от 10 октября
1846 г. и «О крестах, иконах, книгах и других богослужебных принадлежностях, отбираемых у раскольников» от 28 августа 1858 г. Реализация всех этих мероприятий опять же возлагалась на полицейские органы Саратовской губернии [2, с. 40—45].
Таким образом, накопленный в рассматриваемый период опыт деятельности первых регулярных полицейских органов в Саратовской губернии свидетельствовал о необходимости поиска в условиях интенсивного развития буржуазных отношений иных подходов к разрешению внутренних проблем российского государства, чёткого определения компетенции полиции.
Библиографический список
1. Полиция и милиция России: страницы истории / А. В. Борисов, А. Н. Дугин, А. Я. Малыгин и др. — М.: Наука, 1995. — ISBN 5-02-012249-1.
2. Труды Саратовской учёной архивной комиссии. — Т. III. — Вып. II. — Саратов, 1891.
3. Гуров А. И. Красная мафия. — М., 1995.
4. Полиция России: документы и материалы / авт.-сост. А. Я. Малыгин, Р. С. Мулукаев, М. И. Сизиков, Б. В. Чернышёв, А. В. Лобанов.
— Саратов, 2002. — ISBN 5-7485-0185-6.
5. Полное собрание законов Российской империи. — Собр. 1. — Т. XXII. — № 16187.
6. Лукьянов С. А. Принцип веротерпимости во внутренней политике дореволюционной России и роль министерства внутренних дел в обеспечении государственно-правовых основ его осуществления : автореф. дис. . д-ра юрид. наук. — М., 2009.
7. Третьякова В. В. Социально-правовой статус старообрядчества в дореформенной и пореформенной России // Вопросы истории СССР. — М., 1972.
8. Семёнов В. Н. Начальные люди Саратова.
— Саратов: Надежда, 1998.
l05
