CC BY
24
УДК 821.161.1-93(1-87)"1920/1930"
А. А. Димяненко
Детство как прием: автобиография эмигранта в детской литературе русского зарубежья, 1920-1930-е гг.
Детская литература русского зарубежья рассматривается в контексте мемуарной прозы. В статье описаны мемориальные формы, используемые авторами при создании автобиографического нарратива в детской литературе и механизмы их конструирования - от сказочной ностальгии, до подражания голосу ребенка в произведениях, написанных в форме дневника.
Ключевые слова: детская литература русского зарубежья; Саша Черный; Михаил Первухин; Георгий Крамаренко
Anna A. Dimianenko
Childhood as Device: autobiography of emigrant in children's literature of Russian abroad, 1920-1930's.
Children's literature of Russian abroad is considered in the context of memoir prose. The article describes the memorial forms used by the authors in the creation of historical narrative in children's literature and the construction mechanisms - from the fairy-tale nostalgia, to imitation of the child's voice in the works written in the form of a diary.
Keywords: children's literature of Russian abroad; Sasha Cherny; Mikhail Pervukhin; Georgy Kramarenko
Память является ключевой жанрообразующей категорией в автобиографической прозе эмигрантов. Эмигранты первой волны, вынужденные покинуть Россию после революции, остро переживали процесс изгнания и приобретение статуса беженца. На этом фоне мемуарное творчество писателей эмигрантов не только позволяло вести литературный диалог с прошлым и будущим, но также являлось способом осмысления собственной жизни в условиях эмиграции. Поиски новых художественных форм и совершенствование писательского мастерства вылились в большое разнообразие жанров автобиографической прозы. Память о детстве также становятся главным сюжетным фоном не только мемуарной прозы, но и детской литературы в эмиграции и одной из возможностей вернуть воспоминания об утраченном времени для самих эмигрантов и их детей. Несмотря на то, что детская литература регулярно становилась частью издательского репертуара русских зарубежных издательств и отражалась в критике эмигрантских журналов и газет, принято считать, что она не стала заметным явлением в наследии русской эмиграции 1920-1930-х гг. Восстановление литературного наследия русской эмиграции 1920-1940-х гг. в связи с постепенной оцифровкой библиотек и архивов позволяют задать вопрос о жанровых и художественных особенностях «детских» текстов, об общих приемах и о традициях в детской литературе русской эмиграции.
Section 3. history of the book. History of censorship
Детская литература в эмиграции служила механизмом сохранения национальной идентичности ребенка и трансляции исторической памяти, поэтому с началом издания детской литературы за рубежом возникает жанровая иерархия в корпусе детских текстов. Здесь мы обратимся к трем произведениями для детей, написанные авторами эмигрантами и рассмотрим мемориальные формы, используемые авторами при создании исторического нарратива и механизмов их конструирования в текстах для детей - от сказочной ностальгии, до подражания голосу ребенка в произведениях, написанных в форме дневника.
В 1920-е гг. наступает период ностальгического обращения к прошлому эмигрантов, это годы высокой писательской активности в детской литературе. В 1928 г. в Берлине в издательстве «Москва» выходит повесть для детей Саши Черного «Чудесное лето», которую критики встретят как одно из наиболее заметных прозаических произведений для детей: «Детские же книги должны писать не маленькие взрослые, а большие дети. <...> Саша Черный умеет на весь мир смотреть глазами своего героя. Делает это он сознательно, но всегда правдиво»1. Герой повести «Чудесное лето» русский мальчик Игорь, оказавшийся с родителями в эмиграции, вынужденный приспосабливаться к обстоятельствам кочевого образа жизни, переезжает на лето в небольшое имение в пригороде Парижа и попадает в приятный мир природы, загадочных явлений и животных, которые помогают ему справиться с чужой обстановкой, культурой и языком. Отвечая на анкету в рубрике «Писатели о своих книгах», Саша Черный дал следующую автохарактеристику своему произведению: «В повести „Чудесное лето" помимо внешних событий и приключений меня занимала внутренняя, как бы подводная ее тема: захотелось вырвать эмигрантского мальчика, совсем еще детеныша, из городской квартирной клетки, освободить его от эмигрантских будней, среди которых всякое детство гаснет. <...> Книга эта была для меня подлинным отдыхом. Буду сердечно рад, если маленькие читатели переживут, хотя бы мысленно, вместе со мною зеленые дни „Чудесного лета"»2.
Черный описывает поведение ребенка, каким его видит эмигрантская общественность - чужой, потерянный, осиротевший, но с теми деталями, которые биографично близки автору. Например, семья Игоря до революции жила в Харькове, Саша Черный в Одессе. Они, как и автор вынуждены были бежать из России примерно в одно и то же время - в 1920 г. Однако Черный скорее не идентифицирует себя с главным героем. Игорь нужен ему как проводник в мир детства и беззаботности. Современники отмечали сходство автора с другим, второстепенным персонажем во второй части повести, ученым-химиком, который подобно детям живет отшельником на острове и играет с детьми в выдуманные игры: «Саша Черный, известный поэт и беллетрист, был душой нашего общества, особенно наших детей, которые любили его и которых любил и он и им отдавал свои лучшие досуги. По вечерам, особенно когда море поблескивало отблесками луны, на затихшем пляже собирались все дети около Саши Черного, жгли костры, жарили шашлыки, приправленные неиссякаемыми остроумными и художественными песенками и рассказами Саши Черного; дети вторили ему и пели смешные, веселые его песенки»3.
Говоря голосом своего героя, автор описывает трудности языка и неудобства жизни в переездах, с которыми регулярно сталкивались эмигранты и дети эмигрантов. Черный акцентирует свою инаковость на примере языковых различий.
Раздел 3. История книги. История цензуры Главному герою с трудом удается читать по-французски: «Мальчик, смотревший из окна, вздохнул. Он тоже не решался в детскую возню вмешиваться, но причины у него были свои, не воробьиные. Он только-только начинал еще говорить по-французски. Как же играть, когда ты вроде глухонемого? Французские мальчики спросят: „как тебя зовут?", а ты смутишься и ответишь: „половина двенадцатого"». Автор достигает максимальной отстраненности от внешнего мира, другого мира, при помощи диалогов с животными, общению с животными, чаще всего, любимыми Сашей Черным собаками, которых в повести шесть: «С собаками Игорь говорил по-русски. С коровой по-французски, потому что она с русскими жильцами редко встречалась и языка их не понимала»4. Это же и одновременно сближает их с главным героем и демонстрирует ключевую функцию поддержки: «...чувствуешь, что все у него живые, и дети, и зверюшки, и цветы. И что все они - родные»5.
Черный создает идиллический мир, в который могут спрятаться на время не только дети, но и взрослые. Позиция ухода от реальности и введение детей в фэнте-зийный мир - популярная черта всей эмигрантской литературы для детей, транслируемая эмигрантским сообществом, обеспокоенным денационализацией русских детей: «Дайте же русским детям хоть какую-нибудь реализацию утешительного мифа. Дайте им почувствовать, что Россия пусть и далекая и незримая, и неведомая им, все-таки всегда с ними»6.
Детский мир Саши Черного всегда благополучен, несмотря на «самые страшные» события в жизни ребенка, все конфликты разрешимы. Возможно, это объясняется временной дистанцией между взрослым в настоящем и ребенком в прошлом. Не ностальгией по собственному радостному и благополучному детству -это не в случае с Сашей Черным - скорее, стремлением создать идилличный мир детства вопреки собственному, а также на контрасте с миром взрослых проблем, не всегда разрешимых, подчас остро драматичных.
Детство становится не только приемом рефлексии и ухода, но и возможностью транслировать в детской литературе сопричастность к историческими событиям, через фактическое описание своего детства. Воспоминания о детстве являются важной частью автобиографического нарратива, но при этом эпизоды, связанные с детством в произведениях, адресованных детям, чаще всего не относят к автобиографическим сюжетам. Детская литература редко сохраняет статус автобиографичности. Причиной отказа от автобиографической маркировки таких нарративов в детской литературе связано с вопросом о статусе детской литературы и ограниченном понимании ее задач: воспитательная и развлекательная функции детской литературы замещают возможности авторской самопрезентаци, критического самоанализа и правдивости материала.
В эмиграции естественным становится желание обособить собственную память и отделить ее от коллективной памяти истории. Обращение к личной памяти превращается в поступок, в действие, позволяющее через призму детства подойти вплотную к экзистенциальным проблемам, важным для автобиографического дискурса. Одной из платформ для серьезной авторской рефлексии и скрытой автобиографии в русском зарубежье становится детская литература.
Михаил Первухин в сборнике рассказов «Дьяволетто», прежде чем начать повествование, маркирует его воспоминаниями о детстве: «Это - одно из самых ран-
Section 3. history of the book. History of censorship них воспоминаний моего детства»7. После описания основных событий, произошедших с другом семьи, эмигрантом из Италии - Цезарем Францевич Кастэллани и его ручной галкой Дьяволэтто, автор вводит себя в повествование, вспоминая свое путешествие по Италии: «Весною 1907 года я попал в Италию, и на первых порах поселился в Венеции»8. При внимательном знакомстве с биографией Первухина выясняется, что большую часть жизни в эмиграции он провел в Италии и на Капри, которые будут местом действия и других его рассказов в этой книге. В последовательности рассказов также соблюден порядок продвижения в эмиграции Первухина с семьей вглубь Западной Европы.
В отличие от «Чудесного лета» Саши Черного, где пережитое лишено документальной основы, Первухин вписывает в свой текст датированные исторические детали Русско-турецкой войны (1877-1878), акцентируя внимание не на военных событиях, а на обстоятельствах повседневной жизни людей и животных: «Я мог бы многое порассказать о том, как нам жилось в те дни, когда шла тяжелая русско-турецкая война, принесшая с собой столько огорчений, разочарований и тягостей русскому народу, - но это вывело бы меня из рамок моего рассказа, посвященного нашим старым друзьям из мира животных»9. Первухин использует фрагменты основной биографии вкупе с выдуманными образами, в которых детство изображается как аутентичное и правдивое переживание.
В третьем тексте автобиографический нарратив наиболее приближен к документальной основе, так как написан в форме дневника и представляет собой детские воспоминания от лица ребенка. Дневник «Камчатка. Мое путешествие и моя охота на медведей и горных баранов в 1918 г.» 10 был опубликован в берлинском издательстве Ольги Дьяковой в 1921 г. Здесь голосом автора говорит сын автора эмигранта Гавриила Амосовича Крамаренко - Георгий. В предисловии к изданию вопрос об авторстве остается открытым; скорее всего, оно принадлежит отцу. «Настоящий труд моего сына, написанный в виде кратких путевых заметок, в форме дневника, - для выпуска в печать, естественно, должен был быть соответствующим образом обработан, т. к. от 15-летнего юноши, заброшенного Русской революцией из Петрограда в Японию, невозможно требовать вполне пригодного для печати литературного изложения. Вследствие сего, редактирование книги мне пришлось взять на себя, причем мною строго сохранена вся суть, все факты, а ровно как и все наблюдения и замечания автора в его юношеском миросозерцании» 11.
Такой механизм изложения характерен для модели семейного романа, связанного с дополнительными историческими пластами воспоминаний. Реконструкция автобиографического текста делает его ретроспективным и многоуровневым, линии повествования пересекаются и представляют собой историю семьи и семейных связей. Задумывая свое произведение как описание воспитательного эксперимента, вписанного в пространство дикой природы, Гавриил Крамаренко переносит память о своем детстве в текст воспоминаний сына. Автор пишет о прошлом: «Моя личная жизнь сложилась так, что с раннего детства, с 13 лет, мне пришлось самому себе пробивать дорогу. В поисках независимости и благополучия я не побоялся прожить добровольно 10 лет в каторжной колонии, на остр. Сахалин. <...> Условия моей жизни в среде каторжан выработали по мне известную осторожность и мужественность; а тяжелые и небезопасные передвижения зимою по Сахалину на
Раздел 3. История книги. История цензуры собаках и оленях, заставлявшие при 40 градусах мороза по неделям ночевать в снегу. Вот потому-то мне и хотелось своих сыновей провести через такую же школу жизни, какая выпала на мою долю, находя это весьма полезным в воспитательном отношении»12. Автор использует свой собственный автобиографический опыт и закрепляет его через форму «семейного» нарратива, благодаря чему эти воспоминания выполняют функцию осовременивания опыта исторической травмы и в показе иного пути ее преодоления.
Детская литература в эмиграции становится важным инструментом авторской позиции в передаче пережитого. Автобиография автора в детской литературе предусматривает наличие особых приемов отстранения от текста и при этом его конструирования, позволяющих создавать скрытую биографию. Важной особенностью автобиографических нарративов в детских текстах становится желание посвятить читателя в подробности мира детства автора, подчеркнув тем самым аутентичность этого замкнутого на личном опыте пространства, и попытку вписать собственный детский опыт в рамки исторического времени, находящегося за пределами детской жизни. При этом автор имеет возможность соединить наивный и гармоничный взгляд на мир, избегая при этом обвинения в упрощенном восприятии действительности. Детство как прием автобиографии в детской литературе иллюстрирует становление собственной идентичности писателя.
Примечания
1 Цетлин М. Новая книга Саши Черного // Последние новости. Париж, 1930. 13 февр. (3249). С. 3
2 Черный С. Писатели о своих книгах // Последние новости. Париж, 1930. 1 янв. (3206).
С. 4.
3 Врангель Л. С. Ла Фавьер // Возрождение. Париж, 1954. № 34. С. 151.
4 Черный С. Чудесное лето: рассказ для детей. Берлин; Париж; Москва: [Б. и.], [1928].
С. 2.
5 Куприн А. Саша Черный. Детский остров. Берлинское кнст-во «Слово» 1920 // Общее дело. Париж, 1921. 9 мая. С. 2.
6 Амфитеатров А. В. К русскому юношеству // Колос: русские писатели русскому юношеству. Шавиль, 1928. С. 15-19.
7 Первухин М. К. Дьяволэтто: рассказы для детей. [Берлин]: Слово, 1922. С. 7.
8 Там же. С. 57.
9 Там же. С. 112.
10 Крамаренко Г. Г. Камчатка: Мое путешествие и моя охота на медведей и горных баранов в 1918 г.: Дневник 15-летнего школьника. Берлин: О. Дьякова и Ко, [1921]. 141 с.
11 Там же. С. 13.
12 Там же. С. 14-15.
