CC BY
29
УДК 821.161.1 КОРЖОВА И.Н.
кандидат филологических наук, преподаватель, отдел общеобразовательных, гуманитарных и социально-экономических дисциплин, Орский колледж искусств E-mail: [email protected]
UDC 821.161.1 KORZHOVA I.N.
Candidate of philology lecturer, Department of General education, humanitarian and socio-economic disciplines,
Orsk College of arts E-mail: [email protected]
ДЕСЯТЬ ЗАДАЧ НА СЛОЖЕНИЕ: ТВОРЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ ЦИКЛА К. СИМОНОВА «С ТОБОЙ И БЕЗ ТЕБЯ» (СТАТЬЯ ВТОРАЯ)
TEN TASKS FOR THE COMPLETION: THE CREATIVE HISTORY OF K. SIMONOV'S CYCLE «WITH YOU AND WITHOUT YOU (ARTICLE TWO)
В данной части статьи рассмотрены второй и третий этапы работы над циклом К. Симонова «С тобой и без тебя». Выявлено, что на втором этапе стираются такие признаки ранних вариантов, как сюжетность и конфликтность, время становится циклическим. На третьем этапе происходит возвращение к ранним версиям, произведение ориентируется на жанровую модель романа и обретает металитературную рамку.
Ключевые слова: лирический цикл, вариации, роман в стихах, рамка, время, любовная лирика.
This part of the article consideres the second and third stages of work. The paper reveales that such features of early variants as plot and conflict disappear in the second stage (the fifth - the seventh edition), time becomes cyclical. At the third stage (the eighth - the tenth edition) there is a return to the early versions, the work is guided by the genre model of the novel and acquires a metaliterary frame.
Keywords: lyric cycle, variations, novel in verse, frame, time, love lyrics.
Работа К. Симонова над циклом «С тобой и без тебя» словно бы иллюстрирует диалектическую триаду: десять вариантов ансамбля образуют три группы. Вслед за стадией формирования цикла в диалоге с большим историческим временем (этому этапу посвящена первая часть статьи), следует период отступлений от хронологического принципа расположения стихотворений, жертвования сюжетной организованностью и, наконец, отказа от самого названия цикла. Эта тенденция наблюдается в пятом - седьмом вариантах цикла, но с восьмой редакции происходит второе снятие и возвращение ко многим, хотя и трансформированным, принципам первого этапа. Далее, продолжая сквозную нумерацию первой статьи, рассмотрим варианты второго и третьего этапов работы над циклом «С тобой и без тебя».
В изданиях 1948, 1949 и 1952 годов стихотворения, прежде входившие в цикл и дополненные новыми, также посвященными любви, группируются под заглавием «Лирика». Подобное название для Симонова связано, очевидно, не просто с родовой отнесенностью (поскольку раздел выделен среди других стихотворений), а с указанием на любовную и, шире, личностную ноту поэзии.
5. «Избранные стихотворения» 1948 года [4] далеки от исчерпывающего представления поэзии Симонова, что подчеркнуто самим названием сборника. Однако, составляя раздел «Лирика», автор демонстрирует принципы, которые оказались важными для последующей истории цикла. Происходит отказ от довоенных любовных стихотворений. Подборка «Лирика» долгие годы будет открываться зна-
менитым «Жди меня», которое из лирической кульминации цикла превратится в элемент рамки. Функцией этого текста станет не столько установление ключевых мотивов, сколько роль камертона, воссоздание некоего идеала, которым будут проверяться и освещаться последующие стихотворения. Важнейшее нововведение связано с отказом, хотя и не тотальным, от хронологического принципа расположения текстов.
Новым композиционным принципом стало незримое разделение цикла на две части. Л.И. Лазарев писал: «История трудной любви, которая стала содержанием всего цикла, потому нашла такой горячий отклик у читателей, что для них, "третьим", вставшим между героями, был не "он" и не "она", а кровавое время, война» [2, с. 27]. Думается, своеобразие цикла заключалось все же в наличии четырех точек конфликта: любовь была трудная именно потому, что в сложную геометрию грозил вторгнуться некий "он". Но в этой редакции нетривиальная композиция была разбита на два треугольника. В первую группу вошли стихотворения, построенные на конфликте «герой -она - война», в них источником драматизма служит разде-ленность расстоянием и неизвестность будущего. А вторая часть стала камерным исследованием любовных неурядиц и отражала другое взаимодействие: «герой - она - (он?)». Незримой границей между группами во всех редакциях второго этапа будет стихотворение «Встреча на чужбине», замыкающее военную часть цикла, и «Если бог нас своим могуществом...», служащее своего рода межевым столбом. Внутри незримых групп сохранен хронологический прин-
© Коржова И.Н. © Korzhova I.N.
10.00.00 - ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ 10.00.00 - РИТШЬОИСЛЬ
цип расположения. В итоге перед читателем выстроены два параллельных сюжета, взаимодействующих по принципу дополнительности. В первой части оставлены произведения, в предыдущем варианте бывшие «стихотворениями-звездами» и задававшие мотив мысленного пребывания героини рядом с героем. Но теперь в первой части цикла тема любви уравновесилась темой дружбы, а итоговый текст этой группы, «Встреча на чужбине», обходит стороной любовную проблематику и реализует мысль о духовном родстве людей, прошедших войну.
Своего рода барьером, который сложно отнести к одной из двух частей, становится «Если бог нас своим могуществом...». Шутливое благословение дольнему миру с его несовершенством и даже злом сообщает о стремлении в раю повторить прежнюю жизнь, за что бог сталкивает героя на землю. В этой связи расположение текста между двумя хронологически совпадающими линиями выглядит как сознательное подчеркивание принципов композиции, основанной на двух кругах.
Во второй части собраны стихотворения, в которых острые углы личных отношений представлены сглажено. Это тексты о расставании, тоске, в них косвенно отражаются непростые отношения героев, война же либо не упоминается вовсе, либо становится фоном. Грозная роль смерти-ревизора, которая в ином контексте ощущалась и в них, теперь оказалась дезавуированной. Образ героини далек от идеализации, о чем говорят фразы: «злую, ветреную, колючую» [4, с. 116], «злом на зло привыкал отвечать» [4, с. 121], но тема нелюбви, безответности чувства героя вычеркнута из этого варианта цикла. Наиболее откровенным текстом становится стихотворение «Летаргия»: построенное на развернутом сравнении, оно предупреждает от преждевременных похорон любви, но не может замалчивать глубокий кризис отношений. Произведение становится своеобразной перипетией, после него внутренние сомнения героя уходят и отношения воссоздаются как бесконфликтные, хотя и испытываемые разлукой. Важно, что «Летаргия» вновь поднимает тему жизни после смерти, таким образом, вторая часть уже внутри делится на два круга. Благодаря варьированию этого мотива изменяется концепция времени в текстовом ансамбле: необратимое и открытое в ранних редакциях, оно теперь приближается к циклическому.
В этом же сборнике цикл начинает прирастать новыми стихотворениями, рассредоточенным по двум линиям в явной зависимости от меры представленности в них военной темы. Вторая линия дополняется и текстами о разлуке послевоенной. Под заголовком «Три примечания к путешествию» помещены три впоследствии самостоятельных стихотворения о поездке в Японию.
Завершает цикл «Трубка после обеда.», с одной стороны, оно служит разрешением любовного конфликта, в нем впервые прямо говорится о любви героини к герою, с другой, стихотворение соединяет обе части воедино. В нем получает неожиданное продолжение столь актуальный для первой части цикла мотив пребывания в двух пространствах. В отличие от прочих текстов в финале перемещение совершает не героиня, а герой, мысленно остающийся в прошлом и видящий в мирном огне камина пламя пожарищ и военных костров. Стихотворение трансформирует и мотив временного перемещения: если в ряде
текстов герой рисовал картины будущего, то теперь путь его мыслей устремлен в противоположном направлении
- в прошлое. Таким образом, последнее стихотворение инвертирует сквозные мотивы цикла, это переворачивание резко обрывает цепочку нанизываний и возможность повторений и создает эффект завершенности. Интересно, что инверсия трактуется исследователями Н. В. Беляком и М. Н. Виролайнен как прием, соединяющий идею статики и развития: «Фигура инверсии позволяет совмещать диалектическое и антиномическое построение. В отличие от диалектического движения гегелевского типа процесс перехода, осуществляемый в пределах инверсии, не снимает исходного качества, а фиксирует его в паре с его противоположностью. В отличие же от антиномической формулы инверсия, не снижая напряженности противостояния полюсов, не разделяет их бездной, а указывает на закон их взаимоувязанности. Можно сказать, что инверсия - это совмещение диалектики с метафизикой» [1, с. 109]. Таким образом, в новом варианте цикла композиционно разведены противоречия любовного чувства. И если раньше историческое время было фактором, преобразующим эти противоречия, то в данном случае мышление поэта более метафизично, что сказывается в ослаблении сюжета и некоем раздваивании его, отсюда и «компромиссный» вариант завершения через инверсию.
6. В следующем, 1949 году Симонов выпускает книгу «Стихи - Пьесы - Рассказы» [8], в первый раздел которой включен цикл «Лирика». Он больше по составу стихотворений, а поэтому рельефнее и ярче, чем предыдущий сборник, выявляет новые тенденции в построении цикла. Ансамбль также условно разбит на две части, причем состав первой, любовно-военно» группы остается количественно тем же (13 стихотворений), хотя и за счет нескольких изъятий и добавлений, а вот вторая часть существенно увеличивается (31 стихотворение вместо 10 в цикле предыдущего года).
При практически идентичном составе первой части, меняется принцип расположения стихотворений, теперь они собираются в микрогруппы на основе общих мотивов, причем стихотворения могут как развивать общую мысль, так и быть противопоставлены. Цикл вновь открывается программным «Жди меня», а далее уже без переби-вов следуют стихотворения о тяжелом опыте отступления
- «Майор привез мальчишку на лафете.» и «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины.». Затем двойчатка стихотворений, скрепленных мотивом ритуального возлияния, обеспечивающего связь с возлюбленной, - «Я не помню, сутки или десять.» и «Я пил за тебя под Одессой в землянке.». Следующая группа объединена мотивом виртуального перемещения женщины на поле боя - «Я, перебрав весь год, не вижу.», «Не раз видав, как умирали.», «Когда на выжженном плато.». В последнем тексте поднимается проблема понимания женщиной военного опыта мужчины, выстраивается своеобразное соперничество любви и фронтового братства. Этот мотив подхвачен в «Был у меня хороший друг.», с ним же скреплено «Мы не увидимся с тобой.» - оба о потере друга на войне. «Хозяйка дома», «Далекому другу» и «Встреча на чужбине», как и в подборке 1948 года, завершают первый круг стихотворений, еще раз проговаривая перечисленные выше мотивы, но не примиряя и не соединяя их, для чего
и понадобился тройной аккорд. Когда-то рамочное и сводящее два мотива воедино стихотворение «Хозяйка дома» все более отодвинуто от сильной позиции.
Во второй, условно любовной части цикла тексты также собраны в группы по преобладающему мотиву. Первый блок объединен мотивом сомнений в верности героини. Попытки защитить свою любовь от нападок ревности соседствуют с провозглашением преданности героине, даже несмотря на ее измену. Это тексты «Над черным носом нашей субмарины.», «Не сердитесь - к лучшему.», «Карточка», «Я помню двух девочек, город ночной.».
Вторым блоком следуют стихотворения с большими временными «заплывами», включающие в цепь размышлений далекое прошлое и будущее и в целом воссоздающие мотив вечной любви. Таковы «Серебряная свадьба», где герой заглядывает на двадцатилетие вперед, и «Каретный переулок» с возвращением на десять лет назад. К этим текстам примыкают довоенные стихотворения, в которых затрагивается тема детства: «Плюшевые волки.», «Тринадцать лет. Кино в Рязани.». В данном контексте они читаются не как сложное соотнесение надежды на любовь с детской верой в чудо, а как расширение перспектив, придающее любви героя временную протяженность и судьбоносность.
Следующая микрогруппа включает довоенное «Когда со мной страданием.» и впервые опубликованные «Чтобы никогда не думала.», «Барашек родился хмурым осенним днем.», «Нет, я не прошу пощады.», «Бывает иногда мужчина.», «Сойдясь под трудною звездой...», «Мы оба из честного племени.». Все они, кроме «Барашек родился.», развивают мотив любви-поединка, в них присутствует мотив опасной, гибельной страсти: «Чтоб с тобой, сдержав дыхание, // Шла, как со свечой рискованной, // Чтобы было это здание // От огня не застраховано» [8, с. 205], «Не спутай. Я не круг Я камень. // Со мною можно потонуть» [8, с. 209]. Большинство стихотворений прямо строится на военной метафорике: «Как выжить мне полдня, // Пока хоть раз пощады запросишь у меня.» [8, с. 204], «Прошу пощады» [8, с. 208], «Мы уже скрестили взгляды» [8, с. 208], «Лучше я сорву повязки со своих сердечных ран» [8, с. 208], «Вчерашнего убийцу взять в домашние врачи» [8, с. 208], «Пора бы помириться» [8, с. 210], «Мой старый враг» [8, с. 210], «Зачем нам снова воевать» [8, с. 210], «Устав в войне со мною» [8, с. 210], «Когда еще дальше предместия // Не занял я сердце твое» [8, с. 211]. Опасность здесь исходит от обоих героев, хотя чаще является атрибутом женщины. Тема смерти подчеркивает максималистичность переживаний, готовность любить бескомпромиссно, рискуя собой. Эти качества выступают как признаки истинного чувства. И вновь в группы объединяются тексты скорее с общими мотивами, чем с общностью их решений. После «Нет, я не прошу пощады.» через одно следует стихотворение «Сойдясь под трудною звездой.» - самое «мирное» в этой ячейке, выражающее надежду на согласие и вместе с тем объясняющее телеологию вражды: «Зачем нам снова воевать, // Чтоб снова породниться?» [8, с. 210]. В парадоксе формулировок, в самом вопросе чувствуется усталость героя от отношений, в которых только боль напоминает о близости.
Следующая группа стихотворений объединена мотивом конца любви, собственно, границами группы можно
числить уже «Мы оба из честного племени.», связанное метафорой любви-борьбы с предыдущей группой. Сюда относятся «Стекло тысячеверстной толщины.», «Пусть прокляну впоследствии. », «Первый снег в окно твоей квартиры.», «Не странно ль, веря в то, что есть рассвет.», «Летаргия», «В чужой земле и в городе чужом.». Бытовые зарисовки в этой части цикла чередуются с текстами-аллегориями. В целом же группа дает внушительный список уподоблений любви. Она - стихия, южный день с вечным полднем и внезапным закатом, ребенок, нуждающийся в заботе родителей. А утрата любви представляется непроницаемым стеклом или летаргией. Рядом с максималистичными «Пусть прокляну впоследствии.» и «Не странно ль, веря в то, что есть рассвет.», одинаково предвещающими конец любви и зовущими именно поэтому отдаться чувству сейчас и исчерпать его, есть и другие тексты, склоняющие к бережному отношению к тому, что связывает героев.
Последняя группа - «День рождения», «Пью за твое здоровье.» и «Трубка после обеда.» - отличается редким для этого варианта цикла умиротворением, погруженностью в быт и уверенностью во взаимопонимании. Заканчивается раздел «японской» группой стихотворений, которая позже будет перенесена в цикл «Друзья и враги». Ряд текстов, особенно «Военно-морская база», выпадает из общего тона цикла, теряется даже характерная для абсолютного большинства стихотворений раздела обращенность к возлюбленной.
Заканчивает подборку «Лирика» поэма «Несколько дней», которая воссоздает все тот же период времени, что и два круга стихотворений (вернее, чуть более широкий, за счет включения рассказа о довоенном знакомстве героев). Поэма становится третьим вариантом сюжета отношений героев, несколько реабилитирующим хронологический принцип, но в контексте целого не делающим его ключевым. В отношения дополнительности в этом варианте вступает не только несколько оценочных точек зрения на связь героев, но и линейная и циклическая концепции времени и даже сами жанры. Причем лироэпическая поэма базируется на хронологическом принципе, а цикл в целом строится на повторении периодов. Внутри первой и второй части идея времени уничтожена и заменяется принципом мотивных сот. Л. Е. Ляпина выделяет в литературе нового времени две разновидности цикла: «романные» и «музыкальные», «ассоциативные», «в них сюжетная динамика определяется не столько изначальной коллизией - противоречием, разрешающимся через цепочку последовательных "операций", сколько ассоциативным мышлением» [3, с. 95]. Такие «свободные монтажные цикловые композиции» [3, с. 98], по мнению исследователя, наиболее характерны для ХХ века. Мы можем заключить, что подборка 1949 года знаменует наибольшее углубление Симонова в область ассоциативных форм.
7. Публикацию в «Сочинениях» 1952 года [7], хотя такое издание всегда является вехой в творчестве писателя, проблематично рассматривать как веху на пути становления цикла. Количество стихотворений в указанном издании невелико - 18, хотя к тому времени было создано еще более 40 стихотворений, ранее включавшихся в цикл. Это издание продолжало тенденцию деления «Лирики» на два раздела. Цикл снова открывался любовно-военным бло-
ком примерно с тем же составом, что и в сборниках 1948 и 1949 годов, хотя поэт опять внес изменения в порядок и число текстов, рассыпав прежние микрогруппы. Рубежом вновь служат «Встреча на чужбине» и «Если бог нас своим могуществом.». А далее следуют исключительно любовные стихотворения, при расположении которых полностью разрушена хронологическая последовательность. Для этого варианта характерно наибольшее сглаживание внутренней конфликтности отношений, полностью исключены произведения, акцентирующие мотивы нелюбви и ветрености героини. Цикл заканчивается стихотворениями «Серебряная свадьба» и «День рождения» - текстами с широким временным горизонтом, текстами, утверждающими незыблемость любви. Оба произведения связаны с некими рубежами жизни. В данном случае, при асинхронии цикла, они уже не кажутся поиском некой точки остановки на бесконечной ленте времени. Более того, сами тексты сводят разные временные планы воедино: «Ты и есть та женщина <.> // Какой вперед на двадцать лет // Тебя сейчас я выдумал» [7, с. 133], «Поздравляю тебя с днем рожденья, - // Говорю, как с ребенком <.> Говорю, как с большой.» [7, с. 134]. Позиция завершения знаменуется полной проницаемостью времени, а потому уничтожением его.
8. Сборник 1955 года «Стихи и поэмы» [9] является поворотным в истории цикла и открывает третий этап работы над ним. Во-первых, Симонов вновь использует название «С тобой и без тебя», и оно, очевидно, обязывает его вернуться к прежней логике расположения текстов. Однако происходит это не сразу. Цикл снова начинается со знаменитого «Жди меня». А значит, сюжет о трудной любви, которую изменила война, принцип временной антитезы и мотив войны как обретения были отвергнуты самим выбором первого произведения. Закономерно поэтому, что при практически полном восстановлении состава цикла 1945 года в него не включено «Ты говорила мне "люблю".», в котором война является поворотной точкой любовной истории. Восстановленными блоками, хотя и с рокировками внутри, следовали тексты, когда-то составлявшие разделы «Запад», «Юг», «Север», воссоздающие сложную атмосферу тоски по любимой в первый военный год, год, когда сомнения личные отступали перед неизвестностью, порожденной постоянной угрозой смерти. Важнейшей уступкой эпохе «Лирики» является помещение довоенных стихотворений в середину цикла. Однако далее цикл вновь продолжен военными текстами, разделение на две линии: любовно-военную и чисто любовную - снято.
В целом логика выстраивания цикла подчинена трем принципам: это история публикации, хронология описываемых событий, художественная логика развития мотивов. Последовательно соединяются стихотворения «Нового мира» 1941 года, «Знамени» 1942, «Нового мира» 1942, «Знамени» 1945, сборника 1949, а потом 1948 года (именно так). При этом некоторые опубликованные лишь после войны, но созданные или хотя бы начатые в ходе ее произведения, например «Дожди», встают рядом с военными текстами, а послевоенные идут особой группой вместе с другими стихотворениями 1948 года. Объединение нескольких принципов создает композицию, которую можно уподобить роману в повестях, где начинает выстраиваться общий сюжет, но и отдельные группы оказываются достаточно сильны. В целом мы выделяем пять блоков -«повестей».
Открывает цикл блок, посвященный первому году войны, в нем снова сплетены исторически обусловленные размышления о возможности собственной смерти и вызванные особенностями личной ситуации уколы ревности. Но из цикла все же изъята дружеская линия: с этого момента и навсегда уходят стихотворения «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины.», «Встреча на чужбине». Завершается эта часть стихотворением «Мне хочется назвать тебя женой», резюмирующим личные итоги первого года войны.
Далее в цикле следуют доиюньские стихотворения, обрамленные переставленными текстами из военной поэзии. Многие из них, «Не сердитесь к лучшему.», «Я много жил в гостиницах.», «Я очень тоскую.», характеризуются легкой иронией над собой и своей безысходной любовью - другая часть, «Плюшевые волки.», «Тринадцать лет. Кино в Рязани.», отмечена пафосом романтики. В композиции цикла это выглядит как временное ослабление трагического накала.
Новое возвращение к военной теме и изменение пафоса начинается со стихотворения «Хозяйка дома». В данном варианте цикла тексты, когда-то образовывавшие рамку, теперь становятся буферными стихотворениями. Заканчивается раздел посланием «Далекому другу» («И этот год ты встретишь без меня.»). Эта часть сохраняет проблематику цикла 1945 года, в котором война, как недоступный женщине опыт, все время испытывает и без того непростые отношения пары. Фразы «А верно б, меня полюбила, // Когда бы там рядом была» [9, с. 221] и «Что эта женщина тебе?» [9, с. 223] создают проблемное поле этой части цикла - части о разъединении не расстоянием, а опытом.
В следующем, четвертом блоке доминантным мотивом вновь становится пространственная разлука. В него входят стихотворения последнего этапа войны, в которых тема смерти уже отходит на второй план. В этой и следующей части композиция основана на принципе контраста: рядом ставятся стихотворения с совершенно противоположным развитием мотива. «Когда б ей что б ни подарить.», произведение о единении героев до стирания личностных граней, соседствует с «Летаргией» - страшным образом мнимо умершей любви. Эти тексты открывают блок. Завершается он также дублетом. Сначала помещено «Мы оба из честного племени.» - горькое признание в гибели прежних отношений и просьба о возможности новых. Закономерным финалом выглядит стихотворение «Серебряная свадьба» -пророчество долгого счастливого будущего.
Уже следующий текст возвращает тему разлуки и становится перипетией в личных отношениях: «Стекло тысячеверстной толщины.» вновь говорит об охлаждении. Но от этой точки до самого финала следуют все более легкие и безоблачные стихотворения, конфликт теряет напряженность. В последнюю группу входят тексты о новом разъединении пары (пребывании героя в Японии), но эта разделенность не драматизирована. Казалось бы, поэт развивает прежние мотивы разлуки и неких испытаний вдали от дома. Но тоска по любимой теперь не тяжкие сомнения в верности и крепости ее чувства, а вздохи желающего тепла мужчины. Жалобы на отсутствие комфорта при сопоставлении с немногочисленными, но емкими деталями военного быта самим автором подаются с некоторой изви-
няющейся иронией.
Уверенное звучание обретает новый мотив - герой предстает в образе человека, в чьих прихотливых чувствах не может быть уверена героиня. В наиболее концентрированном виде эта тема звучит в «Бывает иногда мужчина.» и «Чтоб никогда не думала.». А также в предфинальной двойчатке «Барашек родился хмурым осенним днем.» и «Трубка после обеда.». Все эти тексты уже публиковались в сборнике 1949 года, но тогда они были смешаны с довоенными произведениями, не шли подряд и уравновешивались стихотворениями о прихотливом нраве героини. Теперь они конденсируются в конце, после заявления в «Мы оба.» о перерождении героя. Персонажи словно меняются местами, даже прием сравнения, который раньше приоткрывал загадку женского характера, здесь применяется к герою: «Я не круг <спасательный>. Я камень» [9, с. 250]. Теперь уже герой демонстрирует некоторое внутреннее отдаление, и, наконец, чувство любви становится прерогативой женщины.
Заканчивается цикл практически так же, как и предыдущая редакция, стихотворениями «Трубка после обеда.» и «День рождения». Оба текста с широкой временной перспективой создают устойчивую рамку, завершая сюжет своеобразным вневременным счастьем. Таким образом, в плане композиции, поэт пытается соединить две разнородные тенденции - разрушение сюжета в начале и скрупулезное выстраивание финальных текстов, которые при сохранении адресата и даже формальном развитии мотивов теряют драматизм, ибо лишены обоих компонентов двойного конфликта, обусловленного нелюбовью и войной. Думается, именно поэтому семь финальных текстов будут перенесены в другой цикл, а пять изъяты.
9. Книга «Лирика» 1956 года [5] представляет урезанный по сравнению с предыдущим годом вариант цикла. Симонов вновь демонстрирует присущее его работе с первыми вариантами «блоковое» мышление и складывает новый ансамбль из первой, третьей и четвертой частей предшествующей редакции. Былое завершение третьего блока, стихотворение «Мы оба из честного племени.», переставлено в конец и венчает цикл в целом. Таким образом, Симонов в очередной раз отказывается от довоенных стихотворений, а также почти исключает «японский» подцикл, заметно облегчавший трактовку темы разлуки. В центре остается любовная лирика военного времени с ее двойным конфликтом, анахронизмы устраняются, завершает же цикл дублет «Мы оба из честного племени.» и «Корреспондентский клуб». Текст послевоенный, но воссоздающий враждебный герою мир вчерашних союзников, мир, в котором историческое время по-прежнему втягивает героя в конфликт, разъединяя его с возлюбленной. Не случайно любовь сливается с неизживаемым опытом войны: женщина и Родина - осколок, притаившийся возле сердца. Но завершает цикл не этот аккумулирующий мотивы текст.
Финал, «Мы оба из честного племени.», парадоксально сочетает стремление к завершенности и открытости. Итоговое стихотворение лишает цикл однозначно благополучного финала. Интересно, что Симонов вновь выбирает текст, построенный на метафоре смерти-воскресения. Поэт дает идеальный вариант завершения - смерть («вчерашний я умер» [5, с. 72]), но тут же расшатывает рамку, предлагая «заново» [5, с. 72] поговорить. Однако возрождается все же
другой человек, не «тогдашний» - «нынешний» [5, с 72]. Этот тип воскресения наиболее близок тому варианту из классификации типов воскресения Юнга, который философ назвал «возрождение (гепоуайо)» и описал так: «Вся его атмосфера подразумевает идею гепоуайо - обновления, возобновления, даже улучшения, усовершенствования, вызванного магическими средствами. Возрождение возможно без изменения существа, так как личность, переживающая обновление, не изменяется по своей природе, а заживление, укрепление или улучшение происходит только с ее отдельными функциями или частями» [10, с. 252]. Притом стихотворение становится рамкой текста с линейной композицией, что тоже актуализирует семантику развития, а не повторения. Ведь самого разговора теперь в цикле нет, он еще впереди, во внетекстовой реальности. Сборник 1956 года важен как окончательный выбор установки на воссоздание конфликтных, противоречивых отношений и осмысление времени как линейного и судьбоносного.
10. Вариант цикла 1966 года [6] является финальным и самым объемным по составу стихотворений. Его жанровое своеобразие можно обозначить как роман в форме дневника, но уже не сам «лирический дневник». Поэт окончательно выбирает хронологический принцип расположения стихотворений. Первая часть ансамбля восстанавливает логику лирического дневника 1942 и 1945 года, однако с небольшими изменениями, которые позволяют говорить, что автор лишь имитирует дневниковость, в ряде случаев больше сообразуясь с художественными требованиями, чем с реальным порядком создания записей-стихотворений. Так, военное произведение «Я очень тоскую.» поставлено в ряд с доиюньскими, очевидно в силу ослабленности конфликта и актуального для начала цикла мотива поиска замены героине. Ироничное «Не сердитесь, к лучшему», напротив, продвинуто вперед и отделено от написанных в один день с ним эмоционально высоких «Жди меня » и «Майор привез мальчишку на лафете.». Также в цикл не возвращаются стихотворения о дружбе. Внутри массива стихотворений 1942-1945 годов растворен ряд произведений, опубликованных позже, но занявших место в соответствии с хронологией изображаемых событий. Таким образом, в цикле окончательно в очищенном виде утверждаются драматически звучащие темы любви и войны.
Тема любви все же главенствует, чувство начинается до и заканчивается после войны, хотя и трансформируется ею. Симонов не возвращает в сборник «японский» подцикл, вероятно важный для восстановления реальных этапов отношений любящих, но создающий ощущение провала действия. Так закрепляется понимание цикла как произведения о любви конфликтной, трагической, роковой. Военную часть отчерчивает стихотворение, уже становившееся вехой, - «Мы оба с тобою из племени.». Поэт как бы повторяет ход, сделанный в сборнике 1955 года, вводя тему второй попытки и ее реализации в последующих текстах. Но отбор продолжения произведен иначе. Разлука лишь маскирует существующий конфликт, о чем с печальной откровенностью сказано в «Стекло тысячеверстной толщины.». Финал этой части, «Я в эмигрантский дом попал.», снова воссоздает блоковский мотив женщины-родины, что интимизирует восприятие большого исторического времени. Завершает сюжетную часть цикла «Трубка после обеда.» с инверсированием основ-
ных мотивов - отдалением мужчины, его виртуальным перемещением в прошлое, на войну, с прямой декларацией женской, а не мужской любви. Кажется, любовная история закончена счастливо и без длиннот.
Но далее своеобразным эпилогом следуют три текста, включенных в цикл впервые - «Как говорят, тебя я разлюбил.», «Я схоронил любовь и сам себя обрек.», «Я не могу писать тебе стихов.». Они резко, неожиданно и безапелляционно не разрешают, но разрубают конфликт. Никак не подготовленные психологически, они выглядят именно эпилогом. Конфликт теперь исчерпан, и источником разрыва оказывается сам герой. Но весь строй этих текстов основан на повторении мотивов первых, военных стихотворений, поэтому кажется, что любовь встает во всей своей роковой мощи перед тем, как погибнуть на наших глазах, что нелюбовь - столь же неподвластное герою чувство, как когда-то страстная одержимость.
Стихотворение «Как говорят, тебя я разлюбил.», с одной стороны, вводит тему иссякновения чувства, с другой - передоверяет это утверждение другим, осуждаемым за непонимание и черствость. Фраза «Я у тебя пощады не просил, // Не буду и у них просить пощады» [6, с. 200] напоминает о былой жестокости возлюбленной к герою («Как выжить мне полдня, // Пока хоть раз пощады // Запросишь у меня» [6, с. 128]). Герой и теперь не хочет отказываться от прежней роли, нелюбовь так же, как любовь, приходит извне в виде испытания, которое он готов стоически перенести. Особую остроту добавляет выбор местоимения, по-прежнему связывающего героя с героиней: «пусть судят наши грешные сердца» [6, с. 200]. Общность подчеркнута не только местоимением, но и наличием сердца, в то время как их критики имеют «только так - предсердья» [6, с. 200]. Удивительная форма стихотворения, как бы доверяющая вынести приговор любви другим, позволяет Симонову не противопоставить новую ситуацию прежней, а максимально сблизить их, благодаря чему конфликт не замирает, а разрастается с новой силой.
Следующий текст, «Я схоронил любовь.», подтверждает крах любви, но отказ от чувства стоит герою жизни - он «посмертно» [6, с. 201] пишет эти строки на себе окаменевшем, превратившемся в памятник страсти. Финал алогичен - после многократного сравнения себя с могильным камнем, герой произносит: «Я все-таки не камень» [6, с. 201]. Стихотворение исполнено трагизма, так как утрата любви фактически равна смерти героя. Симонов находит наиболее надежный вариант завершения, после которого уже невозможно движение. Это замирание, но замирание с вечной болью.
Последний текст переводит тему в металитератур-ный план. Поэт еще раз подводит черту, укрепляя рамку. Впервые он создает подобие послесловия, где обознача-
ет переход через эстетическую черту. Впервые называет свои «записи» стихами: «Я не могу писать тебе стихов // Ни той, что ты была, ни той, что стала» [6, с. 202], «Я просто разлюбил тебя. И это // Мне не дает стихов тебе писать» [6, с. 202]. Впервые герой открыто ищет завершения. Но важно, что стихи все же являются частью жизни, они соприродны любви, поэтому этот последний текст также повторяет важную особенность всего сборника. Хотя два предыдущих стихотворения уже не адресовались героине, здесь герой снова, как и во всем цикле, обращается к ней. Этот прощальный жест напоминает об изначальном жанре дневника в письмах, который более не возможен без адресата.
Художественная история цикла Симонова «С тобой и без тебя» - это действительно история, переводимая в нарратив, сюжет которого составляет осмысление поэтом времени и других внеположенных человеку факторов, того, что вместе можно именовать судьбой. Поражает, что на протяжении работы Симонов воплотил в цикле все основные типы временной организации. Цикл рождался как уникальное произведение, открытое времени, его диктовали война и непостижимая женская душа. Именно эту подвластность линейному времени отражал подзаголовок, а позже название - «лирический дневник». Далее Победа и благополучие в любви словно перенесли автора в какое-то иное устойчивое время. Но контраста прошлого и настоящего не возникло, напротив, поэт переосмыслил их с позиции нового, более свободного ощущения себя во времени. Эта переориентация с внешнего на внутренний организующий фактор связана с гармонизацией любовных отношений, проявившейся и в исключении стихотворений о нелюбви и неверности героини. Отказ от конфликта отразился и в смене названия (наступил период «Лирики»), и в предпочтении циклического времени или вовсе атемпо-ральности. Элементами структуры становятся различные тематические и мотивные группировки. А затем происходит возвращение к старому названию, возможно, именно тогда у него появляется своеобразное семантическое приращение: акцент на внутренний драматизм отношений позволяет читать фразу «без тебя» как указание на духовную разобщенность героев. Возвращение названия означало и возвращение фабулы. Поэт снова отдает полномочия автора времени, но обретает сюжет и концепцию собственной жизни. Завершается цикл с окончанием реальных жизненных отношений. Финальный вариант цикла при гораздо более смелом вторжении автора-художника в структуру текста все же сохраняет свойственное всему творчеству Симонова признание первенства жизни и приоритет линейного времени. Завершающие стихотворения цикла знаменуют, может быть, последний взлет интимной лирики поэта.
Библиографический список
1. БелякН.В., ВиролайненМ.Н. «Моцарт и Сальери»: структура и сюжет // Пушкин: Исследования и материалы. СПб.: Наука, 1995. Т. 15. С. 109 -121.
2. Лазарев Л.И. Поэзия Константина Симонова // Стихотворения и поэмы. Л.: Советский писатель, 1982. С. 5 - 68.
3. Ляпина Л.Е. Феномен любовного лирического цикла в историко-литературной перспективе // Европейский лирический цикл. Материалы международной научной конференции. М.: РГГУ, 2003. С. 83 - 98.
4. Симонов К. Избранные стихотворения. М.: Советский писатель, 1948. 243 с.
5. Симонов К. Лирика. М.: Государственное издательство художественной литературы, 1956. 143 с.
6. Симонов К. Собрание сочинений в 6 т. М.: Художественная литература, 1966. Т. 1. 639 с.
7. Симонов К. Сочинения в 3-х т. М.: Государственное издательство художественной литературы, 1952. Т 1. 319 с.
8. Симонов К. Стихи - Пьесы - Рассказы. М.: Государственное издательство художественной литературы, 1949. 747 с.
9. Симонов К. Стихи и поэмы. М.: Государственное издательство художественной литературы, 1955. 579 с.
10. Юнг К.Г. Душа и миф: шесть архетипов. Пер. с англ. К.: Государственная библиотека Украины для юношества, 1996. 384 с.
References
1. Belyak N.V., Virolajnen M.N. "Mozart and Salieri": structure and plot // Pushkin: Research and materials. St. Petersburg, Nauka Publ., 1995. vol. 15. Pp. 109 - 121.
2. LazarevL.I. Constantine Simonov's poetry // Verses and poems. Leningrad, Sovetskij pisatel' Publ., 1982. Pp. 5-68.
3. Lyapina L.E. Phenomenon of the love lyrical cycle in the historical and literary perspective // European lyrical cycle. Materialy mezhdun-arodnoj nauchnoj konferentsii. Moscow, RSGU, 2003. Pp. 83-98.
4. SimonovK. Selected works. Moscow, Sovetskij pisatel' Publ., 1948. 243 p.
5. SimonovK. Lyrics. Moscow, Gosudarstvennoe izdatel'stvo khudozhestvennoj literatury, 1956. 143 p.
6. SimonovK. Collected works. Moscow, KHudozhestvennaya literatura Publ., 1966. vol. 1. 639 p.
7. SimonovK. Works. Moscow, Gosudarstvennoe izdatel'stvo khudozhestvennoj literatury, 1952. vol. 1. 319 p.
8. SimonovK. Poems - Plays - Shot stories. Moscow, Gosudarstvennoe izdatel'stvo khudozhestvennoj literatury, 1949. 747 p.
9. SimonovK. Verses and poems. Moscow, Gosudarstvennoe izdatel'stvo khudozhestvennoj literatury, 1955. 579 p.
10. JungK.G. Soul and myth: Six archetypes. Kiev, Ukraine state library for youth Publ., 1996. 384 p.
