CC BY
26
Литературоведение
Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2015, № 2 (2), с. 265-268
УДК 811.161.1+УДК 811.162.3
ДАНТОВСКИЙ КОД СТИХОТВОРЕНИЯ ФАБИО ПУСТЕРЛЫ «ПОЭТ В РОДНОМ КРАЮ»
© 2015 г. А.Н. Ушакова
Университет Российской Академии образования (Нижегородский филиал)
Поступила в редакцию 06.02.2015
Статья посвящена анализу стихотворения швейцарского италоязычного поэта Фабио Пустерлы «Поэт в родном краю». Контекст творчества позволяет говорить не столько о дантовских мотивах, образах, но именно о дантовском коде, прочитать который помогает сравнительно-исторический метод. В работе уточняется понятие кода, рассматривается роль Данте в развитии итальянской поэтической культуры, анализируются особенности поэтики Фабио Пустерлы. Мотивы бегства (изгнания) и дома, воды (реки, ручья) и города, движения и покоя, чужого и своего в сочетании с мотивом времени образуют историю человека, живущего не только в настоящем, но и в прошлом благодаря памяти, возрождающей уже исчезнувшие из реальности образы и смыслы. Человек, вписанный в историю, интересует Фабио Пустерлу.
Ключевые слова: Данте, итальянская швейцарская литература, Фабио Пустерла, код, поэт, мотив, образ.
История итальянской Швейцарии связана с Италией. Развитие италоязычной швейцарской литературы вдохновляется взаимодействием двух традиций и сильной позицией литературного итальянского языка. Идея самобытности швейцарской литературы актуальна, но с середины XX века мировоззренческие границы раздвигаются настолько, что привычный культурный диалог все чаще выражается в формах универсально-европейских. Швейцарские поэты учатся, публикуются в Италии, но часто возвращаются на родину, будучи признанными двумя культурами. Наиболее известна в Швейцарии литературная репутация кантона Тичино, в котором итальянский язык является официальным. Несколько десятилетий в XX веке велась оживленная дискуссия на тему открытости итальянской швейцарской культуры и сохранения тичинской традиции, иными словами, на тему выбора между общим европейским и самобытном путями. В начале XXI века этот спор многим кажется завершенным, пусть и на время, потому что молодые авторы меньше интересуются данной проблемой по сравнению с предшественниками.
Фабио Пустерла (1957) - известный швейцарский поэт, пишущий на итальянском языке. Он родился в Мендризио, окончил университет в Павии, живет на границе между Швейцарией и Италией, преподает в школе и университете Лугано. Ф. Пустерла - переводчик с французского и литературный критик. Он признан в
Италии и для многих является итальянским поэтом. Поэт отмечен итальянской премией имени Монтале (1985), Швейцарской литературной премией (2013). У самого Ф. Пустерлы идея однозначного противопоставления двух традиций в культуре итальянской Швейцарии не находит отклика. Отнесенность писателя к поэтической истории Италии, его переводческая деятельность (предпочтение отдается Филиппу Жакоте (Philippe Jaccottet; 1925), швейцарскому поэту, пишущему по-французски, живущему во Франции и путешествующему по всему миру) свидетельствуют о признании внутреннего единства Швейцарии, которая является причастной судьбам Европы.
Роль Данте в швейцарском контексте подобна его роли в культурном, историческом пространстве Европы на рубеже XIII-XIV веков. Это, наверное, самый созвучный духовным поискам итальянских швейцарцев поэт. Суждение Т. С. Элиота «Культура Данте была не культурой одной страны, а культурой всей Европы» [1, с. 262] могло бы стать своеобразным эпиграфом к истории всей италоязычной швейцарской литературы или даже истории швейцарской культуры: «Европа тех времен (дантовских - А. У.), при всей её раздробленности и смуте, была в духовном смысле гораздо более цельной, чем нам кажется» [1, с. 262]. Причина универсальности Данте связана с особенностями его поэтического языка: «Данте - самый всеобщий из стихотворцев, писавших на новых языках. <...>
Итальянский язык Дантовых времен обретал особые преимущества из-за близости своей к языку всеобщему, латыни. <...> В флорентийской речи Данте немало этой всеобщности и само уточнение («флорентийская» речь) только подчеркивает ее, ибо снимает современное деление на разные народы <...> Данте - итальянец и патриот, но прежде всего он европеец» [1, с. 261-262]. Дантовское понимание места человека в истории актуально. Э. Ауэрбах, например, так характеризует всеобщность дантовско-го видения (открытия): «В истории формирования Европы Нового времени прослеживается одна константа, которая остается неизменной при всех изменениях религиозных и философских форм и которая впервые обнаруживается у Данте: эта константа - представление о том, что индивидуальная судьба не презренна, но всегда трагична и значительна, и в ней раскрывается взаимозависимость мира» [2, с. 188]. Этому высказыванию созвучна и мысль Т.С. Элиота о том, что все герои Данте (реальные люди, исторические лица, герои легенд, Писания, античного эпоса, жившие и нежившие) одинаково реальны и современны.
Данте - поэт, в тени которого живет и творит итальянский поэт. Образ, ставший названием для статьи И. Бродского, посвященной творчеству Э. Монтале, точно характеризует значение поэта для итальянской (италоязычной) литературы («<...> Монтале постоянно перефразирует великого флорентийца или обращается к его образности и словарю. Множественность его аллюзий отчасти объясняет обвинения в неясности, которые критики время от времени выдвигают против него. Но ссылки и парафразы являются естественным элементом любой цивилизованной речи (свободная, или «освобожденная» от них речь - всего лишь жестикуляция), особенно в итальянской культурной традиции. Одна из целей произведения искусства - создать должников; парадокс заключается в том, что, чем в большем долгу художник, тем он богаче» [3]). В случае с Данте вернее говорить не столько о буквальном понимании понятия взаимодействия, сколько о культурном императиве.
Для италоязычного поэта оказывается невозможным отказаться от путешествия по дан-товскому семиотическому пространству, способствующему развитию философии определенного состояния: не смерти, но в ее тени, в которой механизм памяти начинает работать «от обратного», приводя к подлинной реальности. Если возможно определить главный мотив «Комедии», то это - узнавание (относящееся к
рациональному и иррациональному), а мотивы смерти, жизни, движения, границы актуализируют его. Изгнание, потеря дома Данте в контексте общей культурной памяти осмысливаются как универсальные концепты. Противопоставление себя миру живых (живому) в начале второй песни «Ада» указывает на условия приобщения к новому пути, который должен привести к Истине: Lo giorno se n'andava, e l'aere bruno / toglieva le animai che sono in terra / da le fatiche loro; e io sol uno / m'apparecchiava a sostener la guerra / si del cammino e si de la pietate, / che ritrarrà la mente che non erra [4, с. 9] (в переводе М. Лозинского образ io sol uno - лишь я один, бездомный [5, с. 12] как будто «достраивается», опережая читательские ожидания, что благоприятствует созданию верного образа). Дантовский путь оказывается дорогой возвращения (к себе, к Истине).
Стихотворение Фабио Пустерлы «Поэт в родном краю» («Il poeta nel proprio luogo nation») - это история возвращения, метафорически раскрывающего смысл времени, памяти, истории. По словам Пьетро Монтофрани (Pietro Montofrani) со сборника «Pietra sangue» (1999) в творчестве Ф. Пустерлы начинается новый период, «более мрачный, полный разочарований», и в опустошенном пейзаже диалог с мертвыми становится мучительной необходимостью [6, с. 90]. Город, в который попадает поэт, является ему родным, о чем свидетельствуют, кроме названия, отсылки к общему прошлому (Eccoci ancora; ma era qui il mondo [7; 538]). Тем сильнее выражается антитеза: «luogo nation» - «nos-tro non luogo». Роберто Галаверни отмечает интерес поэта к противопоставлению мотивов путешествия и изменения мотивам устойчивости и постоянства, что в рассматриваемом произведении обнаруживается на уровне взаимодействия заголовка и текста [8, с. 234]. Родное пространство оказывается неузнаваемым. Его образ выстраивается только на сравнении с прошлым: vetro dov'era sasso, nuovi emblemi / e misèrie (стекло / сменило камень, вывески иные, / иные тяготы). Это мир, которого нет и в котором нет поэта, восстанавливающего место рождения (которое когда-то казалось освоенным и своим) по отсутствующим знакам: ma identica / l'ombra che assale. Образ тени (ombra) в итальянской литературе воспринимается в контексте дантов-ских смыслов. Исторический корень слова отсылает к водной, облачной (как созданной из воды) стихии, о чем свидетельствует, например, «Этимологический словарь итальянского языка» Пьетро Отторино Пьяниджани (Pietro Ottorino Pianigiani, Vocabolario etimologico della
Днитоискео код стехотиореиея Фнбео Пустерлы «Поэт и родиом крню»
2б7
lingua italiana, 1907). «Тень» противопоставляется как нечто прозрачное и призрачное ясному и определенному. «Тенью» естественно именовать душу и дух мертвых, лишенных физической оболочки, но получивших иное выражение. Мотив «ombra» для поэта, путешествующего по загробному миру, является неоднозначным. Кто-то видит Данте как тень, кто-то сразу распознает в нем живого и настаивает на этом. Толкованию этого понятия помогает сцена встречи Данте с четырьмя великими поэтами: Intanto voce fu per me udita: / Onorate l'altissimo poeta; / l'ombra sua torna, ch'era di-partite. / Poi che la voce fu restata e queta, / vidi quattro grand'ombre a noi venire: / sembianz' avevan né trista né lieta. Условности земного существования преодолеваются идеей служения Истине, Поэзии. Единственным героем «Комедии» мог быть только поэт, который призван составить «хронику души».
Поэт у Ф. Пустерлы поэтому совершает особый путь домой - это возвращение не столько в реальности и в воспоминании, сколько в ассоциативном измерении. Это движение в перевернутом времени, хотя и время, толкуемое традиционно, не отличается устойчивостью и единством. Ассоциация с подзорной трубой, направленной на самого наблюдающего, неизбежно возникает в дантовском контексте. Диалог (или не-диалог) выстраивается в стихотворении по-дантовски и с вариациями. «Знакомая тень» настигает поэта, который первый приветствует ее, но ошибается. Ошибка эта маркируется произнесением двух имен (Alessandro -Maurizio). Другоо (un altro) останавливает поэта и кричит, чтоб он шел прочь, так как это un pae-se di morti (в переводе органично возникает образ «царства мертвых»). Следующая строфа корреспондирует с началом и заголовком, «отсылая» к миру «живых» (ma era qui il mondo), определяемом через прозаические, сниженные (относящиеся к частной и одновременно общей памяти) образы (un retrobottega, i vicoli, l'effluvio di orina e soldi, legname - иедрн лнике, переулке, знпнх моче е деиег, дреиесеиы), на крючках которых «висит» сама «реальность».
В заключительной части возникает и образ времени: реальность прошлого и реальность будущего противопоставляются смутному настоящему, обманывающему своей конкретностью, плотностью. Изгнанник-Данте интуитивно и закономерно открывает образ ускользающего, исчезающего дома как знака реальности постижимой, узнаваемой, живой. «Поэт в родном краю» - это метафора пути, ухода, изгнания, возвращения, но никогда обретения в настоящем. История нисхождения и восхождения Данте переводится в новой литературе в горизонтальную перспективу, но идея внутреннего движения продолжает развиваться поэтами (тем более, если отсутствуют внешние, материальные знаки, которые позволяют описывать и потом узнавать мир вокруг).
Дантовский код стихотворения Ф. Пустерлы прочитывается как идея всеобщности и историчности в контексте взаимоотношений итальянской и италоязычной швейцарской литератур, как родственные системы образов и мотивов, единый вербальный дух.
Спесок летернтуры
1. Элиот Т. С. «Данте» II Элиот Т. С. Назначение поэзии. М., 1997. 352 с.
2. Ауэрбах Э. «Данте - поэт земного мира». М.,
2004. 204 с.
3. Бродский И. В тени Данте II Иностранная литература, 199б. № 12 [Электронный ресурс].- Режим доступа: http:IImagazines.russ.ruIinostran/i99бIi2I brodsc.html (дата обращения 08. 12. 2014).
4. Dante Alighieri. La Divina Commedia. СПб.,
2005. 480 с.
5. Данте Алигьери. «Божественная комедия» М. 1992. б24 с.
6. Montofrani Pietro. Fabio Pusterla: l'emersione di un itinerario. Atelier. Trimestrale di poesia, critica, let-teratura. Dicembre 2009, № 5б. 170 p.
7. Пустерла Ф. Il poeta nel proprio luogo nation I Поэт в родном краю II Итальянская поэзия в переводах Евгения Солоновича М., 2000. 57б с.
8. Galaverni Roberto. Note a margine a Pietra sangue di Pusterla II Galaverni Roberto. Dopo la poesia. Saggi sui contemporanei. Roma, 2002. 290 p.
THE DANTE'S CODE OF THE POEM OF FABIO PUSTERLA «THE POET IN HIS NATIVE LAND»
A.N. Ushakova
The paper studies the poem of Fabio Pusterla "The poet in his native land". Pusterla's context and historical-comparative method make one mark not just Dante's motives or images but rather Dante's original code. The paper specifies the term "code" and traces it throughout the history of Italian poetic culture and inside Pusterla's poetry and poetics. The motives of exile and home, water (river, brook) and city, activity and rest, ownness and strangeness together with motive of time form the history of a man who has been living in past and present thanks to his memory which power resurrects late images and ideas. This very "historifical" man (not belonging to a certain age but inscribed in "the big history") opened by Dante, is the one that fascinates Fabio Pusterla.
Keywords: Dante, Swiss-Italian literature, Pusterla, the code, the poet, the motive, the image.
References
1. Eliot T. S. «Dante» // Eliot T. S. Naznachenie poezii. M., 1997. 352 s.
2. Auerbakh E. «Dante - poet zemnogo mira». M.,
2004. 204 s.
3. Brodskiy I. V teni Dante // Inostrannaya literatura, 1996. № 12 [Elektronnyy resurs].- Rezhim dostu-pa:
http://magazines.russ.ru/inostran/1996/12/brodsc.html (data obrashcheniya 08. 12. 2014).
4. Dante Alighieri. La Divina Commedia. SPb.,
2005. 480 s.
5. Dante Alighieri. «Bozhestvennaya komediya» M. 1992. 624 s.
6. Montofrani Pietro. Fabio Pusterla: l'emersione di un itinerario. Atelier. Trimestrale di poesia, critica, let-teratura. Dicembre 2009, № 56. 170 p.
7. Pusterla F. Il poeta nel proprio luogo nation / Poet v rodnom krayu // Ital'yanskaya poeziya v perevo-dakh Evgeniya Solonovicha M., 2000. 576 s.
8. Galaverni Roberto. Note a margine a Pietra sangue di Pusterla // Galaverni Roberto. Dopo la poesia. Saggi sui contemporanei. Roma, 2002. 290 p.
