CC BY
73
И. М. Федорова
СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ОБЛИК МЕСТНОЙ ПАРТИЙНО-СОВЕТСКОЙ БЮРОКРАТИИ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ 1920-х гг. (на материалах Калужской, Смоленской и Тульской губерний)
> >
Изучение социально-психологического облика представителей властного аппарата является составной частью исследования процесса формирования бюрократического аппарата, его качественного состава. Безусловно, всесторонняя характеристика руководителей аппарата власти на местах в рамках этой работы не представляется возможным. Поэтому выберем для анализа лишь отдельные аспекты проблемы: уровень политической подготовки, возрастной состав, личностные черты представителей местной власти, обусловленные принадлежностью к бюрократическому аппарату, общие черты поведения и поступков, отношения внутри местного аппарата управления.
Источниковую базу данного исследования составляют как традиционные документальные материалы (законодательные акты, делопроизводственная документация, периодическая печать, статистические публикации), так и сохранившиеся в архивах материалы переписок по конкретным вопросам, письма, автобиографии, характеристики на ответственных работников, отражающие элементы обыденной психологии, мировоззре-
ние, жизненную ориентацию, ценностные представления местной бюрократии.
Формирование социально-психологического облика местных управленческих кадров являлось результатом процессов, протекающих как внутри властного аппарата, так и внутри общества в целом. Социальная и профессиональная мобильность в советском обществе 1920-х гг. приводила к тому, что рекрутирование управленцев осуществлялось из различных социальных слоев, несмотря на официальные заявления относительно необходимости соблюдения пролетарского характера советской власти.
Для масс и рядовых членов партии руководство РКП(б) создало образ ответственного партийно-советского работника — борца, беззаветно служащего идеалам ре-
ФЕДОРОВА
Ирина Михайловна — кандидат исторических наук, доцент кафедры государственного и муниципального управления филиала Северо-Западной академии государственной службы в г. Калуге (г. Калуга).
волюции, чуждого мирским благам и всякого рода накопительству. Особое внимание в этом отношении уделялось имущественному положению последних. В мае 192 3 г. выходит Циркуляр ЦК РКП(б) «О борьбе с хозяйственным обрастанием», обращение «Всем обкомам и губкомам»1, в котором содержался аналогичный призыв.
Если для губернских работников размер заработной платы (в среднем 100 рублей)2 являлся сносным, то денежное довольствие уездных и волостных управленцев (64-70 рублей и 5-10 рублей)3 не обеспечивало им удовлетворительных условий жизни. Поэтому для определенной части управленцев, выходцев из крестьянской среды либо живущих в деревне, частичным решением проблемы являлась обработка земельного участка.
Средний возраст ответственных работников от волостного до губернского уровня составлял 2040 лет. Причем с повышением уровня властного органа увеличивался возрастной ценз аппаратчиков (2530 лет для волостного аппарата, 3040 лет — для губернского).
Помимо происхождения из социальных низов критерием отбора во властный аппарат являлась партийная принадлежность. Однако социальные изменения в партии в
послереволюционные годы, выразившиеся в устойчивом сокращении доли служащих и интеллигенции, в резком увеличении доли крестьян и рабочих вследствие массовых наборов в партию лиц «от плуга» и «от станка», привели к заметному снижению общего политического уровня как членов партии в целом, так и партийных чиновников в частности. Более того, у определенной части молодых партийцев бытовало мнение, что членство в РКП(б) и работа на ответственной должности — единое целое. Вместе с тем в составе партийно-советского аппарата встречались коммунисты, политическая активность которых базировалась на вере в идеалы коммунизма.
Принципы и формы кадровой политики в определенной степени обусловили некоторые стороны нравственного и политического облика управленцев. Система на-значенчества сверху способствовала закреплению во властном аппарате людей, зависимых от выдвигающей инстанции и несвободных в суждениях.
Бескомпромиссность, политический максимализм, свойственный представителям управленческого корпуса, были вызваны поверхностным усвоением ими марксистских лозунгов, а также предопределены событиями революционных лет.
Известия ЦК РКП(б). 1923. № 54. С. 81.
Материалы Калужского губкома РКП(б) 1921-1922 гг. // Государственный архив документов новейшей истории Калужской области (ГАДНИКО). Ф. 1. Оп. 8. Ед. хр. 288. Л. 36.
Материалы Калужского губернского исполнительного комитета Советов 1923 г. // ГАДНИКО. Р-26. Оп. 3. Ед. хр. 18. Л. 44.
2
<
й.
>
.с
>
а.
Коммунисты-руководители в прошлом испытали на себе ужас войны, атмосферу голода и «чрезвычайщины». В мирной жизни, работая в органах власти, они по-прежнему воспринимали задачи, принципы, выдвигаемые центром, однолинейно, буквально, что и приводило к перегибам в их практической деятельности. Так, в одном из уездов Калужской губернии ответственными работниками по-своему был понят принцип равенства. В итоге при подсчете имущества коллег считали не только скотину, но и стулья, столы, запасную одежду и обувь во избежание «хозяйственного обрастания».
Безусловно, максимализм проявлялся у одних работников в силу большого фанатизма, жажды скорее претворить в жизнь идею; у других — от спекуляции на идее. Но в целом местные руководители воспринимали лозунги пропагандистского характера прямолинейно, однозначно.
Отсутствие глубоких знаний в области теории социалистического строительства у представителей местного бюрократического аппарата отмечали инструкторы ЦК РКП(б). В отчете по итогам поездки в Смоленскую губернию содержится следующая запись: «...руководители защищают власть и партию, но не понимают политику "оживления советов"». Материалы протоколов общих собраний свидетельствуют о том, что в выступлениях ответственных работников было изобилие лозунгов, призывов, апеллирования к наследию Лени-
на, Сталину. Одновременно такое частое цитирование сочеталось с неспособностью аппаратчика ответить на конкретный вопрос.
Поверхностный уровень политических знаний, неспособность к самостоятельному осмыслению происходящих в стране перемен являлись оборотной стороной системы управления, кадровой политики. Отсюда — главный акцент на соблюдение жесткой дисциплины, безоговорочное выполнение директив сверху.
Низкая заработная плата, ее несвоевременная выплата порождали пассивность у работников прежде всего низового управленческого звена. Нерегулярность, а в ряде местностей эпизодичность заседаний исполнительных комитетов местных советов становятся обыденными замечаниями при проведении проверок со стороны вышестоящего руководства. Формальному подходу к работе управленцев способствовало и то, что со стороны уездного начальства крайне слабо оказывалась методическая, организационная помощь.
С подготовкой кампании «оживление советов» просматривается налаживание связей между звеньями советского аппарата на местах. Это в первую очередь сказалось на частоте поездок как губернских руководителей в уездный центр, так и проверяющих на места. Целью таких встреч, как правило, являлось инструктирование по проведению предстоящих важных политико-экономических кампаний (перевыборы, сбор сельхозналога и т. д.).
Качественная составляющая таких встреч оставалась прежней, нацеленной на выполнение прежде всего партийных директив.
Составляющей частью исследования социально-психологического облика представителей советского бюрократического аппарата на местах является изучение их ценностных представлений и нравственных установок. В условиях отказа от религиозных норм был выдвинут новый подход к морали, выражающийся примерно в следующем: «нравственно то, что служит интересам пролетариата». В начале 1920-х гг., когда с трибуны партийных съездов нарастали требования железной дисциплины, единоначалия, безусловного подчинения, создавались благоприятные условия для культивирования грубой силы, чувства удовлетворения от того, что «партия многих ставила на колени и поставит еще раз». Все это способствовало укреплению силовых методов как неотъемлемой части культуры ответственных работников. Они проявлялись в таких поступках, как принуждение односельчан к участию в кампаниях, принудительное выдвижение на общественную работу, лишение прав и льгот, регламентирование частной жизни и многое другое.
Отдельный вопрос для рассмотрения — отношения внутри партийно-советского аппарата. Несмот-
ря на то, что имелась специальная инструкция «О порядке и формах согласования с местами назначений и смещений работников местных учреждений» (декабрь 1923 г.), упоминание о «склочности», конфликтности, неумении сработаться рефреном проходят через партийные документы того времени. Чаще всего инициатором конфликтов становились определенные лица, попавшие в аппарат. В те времена особенно запомнились так называемые «громкие дела», прошедшие в Тульской и Калужской губерниях. Так, тов. Меер-зону (секретарю Тульского губкома РКП(б)) было вменено в вину моральное разложение, а тов. Арте-мову (секретарю Калужского комитета партии) — оказание поддержки группе буфера на XIII партийной конференции. Позднее, как оказалось, смещение этих ответственных работников с должности было вызвано весьма прозаичными причинами: прежние руководители не устраивали вновь создавшиеся группировки молодых коммунистов4.
Замена беспартийного состава партийным, старых коммунистов молодыми в результате кампании выдвиженчества приводила не только к усилению конфликтности в местном аппарате, но и к расширению состава сторон. Это проявлялось в делении на «укомовцев»
4 Материалы Калужского губкома РКП(б) 1923-1924 гг. // Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 17. Оп. 67. Ед. хр. 104. Л. 27; Материалы Тульского губкома РКП(б) 1925 г. // Центр новейшей истории Тульской области (ЦНИТО). Ф. 1. Оп. 2. Ед. хр. 143. Л. 103.
<
й.
>
.с
>
а.
и «исполкомовцев», противостоянии беспартийных и партийных бюрократов. Своеобразные коалиции создавались по принципу: уездные против городских, местные против пришлых. Спецификой таких споров являлось то, что в них отсутствовали политические мотивы.
Одним из негласных принципов партийно-советского аппарата являлся принцип «не высовывайся». Если работник более успешно, чем остальные, продвигался по служебной лестнице, отличался более выгодным материальным положением, это нередко вызывало негодование сослуживцев. Завистливые коллеги создавали конфликтные ситуации, основанные зачастую на ложных обвинениях, втягивая в них других аппаратчиков. Итогом спланированной кампании являлось скорое снятие или понижение в должности работника. В материалах Калужской губернской партийной контрольной комиссии сохранились так называемые «дутые дела», основанием для которых явились сведения о наличии у сослуживцев, например, «четырех пар брюк, галифе, шиф-ровых сапог»5.
Существенным фактором, повлиявшим на развитие взаимоотношений между членами аппарата управления, явилось внедрение во внутрипартийную жизнь тех принципов, которые ранее применялись во внепартийной среде. В сентябре
1923 г. Ф. Дзержинский внес предложение обязать всех членов партии докладывать в Главное политическое управление любую информацию, касающуюся каких-либо фракционных выступлений. Это указание не могло не повлиять на ухудшение климата внутри местного партийно-советского аппарата.
Более того, внедрение сверху методов фракционной борьбы и методов политического сыска, ранее применявшихся по отношению к внешним политическим противникам, находило понимание и поддержку со стороны местных управленцев. Появилось множество доносов, анонимных писем, раскрывающих тайны социального, политического прошлого отдельных работников, посвящающих в детали расстановки позиций некоторых управленцев внутри аппарата. Итогом такой кампании могло быть лишь одно — разрыв горизонтальных связей внутри бюрократического аппарата, выстраивание отношений по принципу должностной иерархии.
Разрушение горизонтальных связей делало положение партийных работников крайне уязвимым. Постоянные кадровые перестановки, порционные вливания в состав местных аппаратов молодых коммунистов препятствовали установлению стабильных конструктивных отношений. Чувствуя неустойчивость своего положения, ответственные работники нередко
5 Материалы Калужской губернской партийной контрольной комиссии // ГАДНИКО. Ф. 476. Оп. 1. Ед. хр. 26. Л. 23.
пытались выстраивать отношения по типу «круговой поруки», когда ответственные посты занимались людьми, связанными исключительно родственными, дружескими узами. О практике таких назначений свидетельствуют материалы проверок, проведенных Главным политическим управлением.
«Семейное» решение вопросов снижало эффективность контроля над выполнением директив партии, ставило под вопрос реализацию политических решений, приводило к системе попустительства, безответственности. Ситуация оставалась неизменной до тех пор, пока не появлялась инспекция из вышестоящей инстанции. Только после заключений делались организационные выводы: ответственные работники снимались с занимаемой должности, объявлялись выговоры. Создавалось впечатление, что губернские руководители предпочитали не брать на себя ответственность за допущенные ошибки, нарушения, допускаемые подчиненными, чтобы не привлекать отдельное внимание Москвы к региону.
Сопоставляя характеристики персонального состава местных партийно-советских кадров с уровнем решенных ими проблем, невольно задаешься вопросом: каким образом бюрократическому аппарату, состоящему из работников с низким образовательным уровнем и слабой политической грамотностью, удавалось не только удержать власть, но и обеспечить себе обретение устойчивого статуса?
Полагаем, что в критические периоды истории, а именно к таким можно отнести первую половину 1920-х гг., от управленческого аппарата в первую очередь требуются особые психологические и политические качества, такие как воля к власти, стремление к незамедлительному результату. Представители партийно-советской бюрократии с точки зрения особых психологических качеств как раз и являлись в этом отношении наглядным образцом. Такие черты, как приоритет силовых методов, верность основным большевистским традициям, общее прошлое, приучившее к аскетизму, максимализму в поведении явились инструментами реализации партийных решений.
Негативной стороной облика партийно-советского бюрократа того периода являлась практика злоупотреблений, произвола на службе. Причем этим грешили не только управленцы, преследовавшие личные цели по причинам политического характера (ненависть к собственникам), но и совестливые работники, которые из-за незнания законов «по-своему» истолковывали решения, принимаемые центральным партийным руководством.
Среди должностных злоупотреблений самым распространенным было взяточничество. Несмотря на принятие декрета, предусматривавшего наказание в виде лишения свободы на срок не менее 5 лет и принудительных работ, рассмотрение вопроса о взятках
ли
<
й.
>
.с
>
а.
на Пленуме ЦК РКП(б)6, это явление принимало угрожающие масштабы. В Калужской губернии для борьбы со взятками в 1922 г. была образована специальная комиссия, возглавляемая губпродкомиссаром, а по уездам работа была доверена «проверенным работникам»7. Имелись конкретные дела комиссии: 6 человек отданы под суд и несколько работников находилось под следствием. В основном же принимаемые меры носили традиционный характер — чистки, проверки. В итоге в сводках о злоупотреблениях ответственных работников за 1921-1925 гг. постоянно указывался такой вид злоупотребления должностным положением, как взятка. Наиболее распространенной формой взятки была выдача дефицитных товаров и продовольствия. От населения местные руководители предпочитали брать «мзду» самогоном, яйцами, молоком и другими продуктами.
В материалах по итогам проверок деятельности исполнительных органов власти приводятся факты «растраты общественных денег» (в одном из УИКов Тульской губернии за 3 месяца было израсходовано
3/4 годового бюджета)8, использование государственного имущества (лошадей, машин) в личных целях9. К должностным преступлениям примыкает практика принятия незаконных решений. К таким, в первую очередь, относятся постановления по штрафам и обложению граждан. В информационном письме секретаря Тульского губкома РКП(б) сообщается о том, что Тепло-Огаревский РИК оштрафовал полуслепого старика за неучастие в тушении пожара, а в одной из деревень крестьянин был оштрафован на 5 рублей за то, что тот «сидел на печи пьяный»10. Незаконные решения, но в меньшем количестве, принимались также и губернскими органами власти. Так, за второе полугодие 1925 г. и первое полугодие 1926 г. было опротестовано 64 постановления Калужского ГИКа и уездных органов и около 300 документов, принятых ВИКами и сельсоветами губернии11.
Интересно исследование группы работников, уличенных в совершении проступков, с точки зрения социальной принадлежности. Выборочное изучение материалов
Декреты Советской власти. — М., 1959. Т. 2. С. 241, 242.
Материалы проверок кадрового состава продовольственных органов Калужской губернии. 1922 г. // ГАДНИКО. Ф. 1. Оп. 6. Ед. хр. 48. Л. 28.
Материалы заседаний Тульского губернского комитета РКП(б) 1924 г. // ЦНИТО. Ф. 1. Оп. 3. Ед. хр. 514. Л. 18.
Материалы Калужского губернского исполнительного комитета Советов 1922 г. // ГАДНИКО. Р-26. Оп. 2. Ед. хр. 20. Л. 169.
Материалы Тульского губкома РКП(б) 1923-1924 гг. // РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 31. Ед. хр. 84. Л. 18.
8
9
проверок, проводимых в Калужской губернской партийной организации в 1922, 1923 и 1925 гг., показало, что в группе преобладали крестьяне. Управленцы выходцы из рабочей среды реже привлекались к ответственности (14-27% состава). В числе подвергнутых партвзысканиям просматривается небольшая по численности группа работников из числа служащих. По партийному стажу работники, допустившие должностные преступления, — это в основном молодые партийцы с послеоктябрьским стажем, а также кандидаты в члены партии, не имеющие опыта управленческой деятельности, характеризующиеся низким образовательным уровнем, слабой политической подготовкой, легко подвергавшиеся таким мирским искушениям, как власть, обогащение.
Практике злоупотреблений со стороны ответственных работников способствовали и привилегии, созданные для них. Система «правового иммунитета» коммунистов-управленцев начала закладываться еще с начала 1920-х гг. Так, в 1920 г. было принято решение о недопустимости суда над коммунистами без уведомления местной партийной организации. Партийные
хозяйственники могли быть привлечены к суду только после решения специальной комиссии губкома партии12. На местах в целях избежания наказания, привлечения к ответственности практиковались всевозможные способы: перевод на другую должность, в другую местность, оставление в резерве и прочие варианты13.
Судебные льготы для коммунистов-чиновников создавали простор для произвола и разгула беззакония. Создавшаяся ситуация стала и достоянием общественности (в 1926 г. журнал «Большевик» вынужден был признать сплошное вмешательство партийных органов в работу прокуратуры, в результате которого коммунисты оказывались вне закона)14.
Преступления представителей партийной бюрократии нередко совершались на почве пьянства, которое, несмотря на принятие «сухого закона», не только не сократилось, а, напротив, стало принимать масштабы асоциального явления. В отчете Калужской губернской партийной контрольной комиссии отмечалось: «Количество случаев пьянства ответственных работников местных аппаратов за период с 1922 по 1925 годы
11 Материалы Калужского губернского исполнительного комитета Советов 1922 г. // ГАДНИКО. Р-26. Оп. 2. Д. 26. Л. 79.
12 Материалы губернских контрольных комиссий РКП (б) // РГАСПИ. Ф. 613. Оп. 1. Ед. хр. 1. Л. 73.
13 Материалы переписки уездных и губернского комитетов РКП(б) Калужской губернии // РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 68. Ед. хр. 217. Л. 29.
14 Большевик. 1926. № 1. С. 42-49.
22 возросло»15. С партийной точки " 1 зрения пьянство рассматривалось как «отрицательный момент НЭПа», следовательно, оценивалось как явление, носящее временный характер. Однако размах этого явления заставлял задумываться. Достаточно сказать, что в отчетах секретарей уездных комитетов назывались целые волости, в которых было распространено «пьянство как массовое явление».
Асоциальное явление принимало различные формы. Это «совместные попойки», приуроченные к всевозможным государственным и местным праздникам, сопровождающие приезды инструкторов из центра с проверками, а также празднования открытия объектов социально-культурного назначения. Нередко «коллективные пьянки» заканчивались дебоширством, «кутежом» по улицам на глазах у «всей публики»16. В поисках дополнительного спиртного «местные начальники» практиковали растраты денег из кассы (500-600 руб-^ лей)17. Так как распространенным ^ напитком в то время являлся самогон, то складывалась парадоксаль-
■С ная ситуация: ответственные работ-
>
15 Отчеты Калужской губернской партийно-контрольной комиссии 1923-1924 гг. // ГАДНИКО. Ф. 1. Оп. 5. Ед. хр. 79. Л. 182.
Материалы Калужского губкома РКП(б) 1923-1924 гг. // РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 67. Ед. хр. 106. Л. 101.
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 67. Ед. хр. 106. Лл. 103-105.
Личные карточки членов исполкомов волостных, уездных, городских и губернских советов Калужской, Смоленской, Тульской губерний в 1921-1923 гг. // Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 393. Оп. 40. Ед. хр. 295. Лл. 1-177; Ф. 393. Оп. 29. Ед. хр. 74. Лл. 86-202; Ф. 393. Оп. 29. Ед. хр. 67. Лл. 11-161; Ф. 393. Оп. 29. Ед. хр. 68. Лл. 1-54.
ники на местах, обязанные вести борьбу с самогоноварением, в действительности потворствовали лицам, занимающимся этим противозаконным делом.
Один из аспектов социально-психологического портрета представителей местной партийной бюрократии — их семейное положение. Если рассматривать этот вопрос с формальной стороны, то выборочный анализ личных карточек членов исполнительных комитетов советов показал, что большую часть (около 85%) составляли семейные люди18.
Коммунисты-бюрократы практиковали создание семей с представительницами «социально чуждых слоев», брали в жены женщин из мещанской среды. Однако семейная жизнь у коммунистов-руководителей складывалась по-разному. Кадровая политика, выражавшаяся в постоянных мобили-
зациях и перемещениях, в свою очередь, отрицательно влияла на климат внутри семей руководителей, вела к временному разрыву отношений между супругами. Выходы из подобной ситуации управленцы находили различные:
16
одни добивались переезда на новое место работы вместе с семьей, другие — увольнялись с работы, третьи — уехав по назначению, заводили на новом месте вторую семью, не порывая отношения с первой19.
Подводя итоги, отметим, что социально-психологический облик местных управленческих кадров первой половины 1920-х гг. формировался под влиянием целого ряда факторов, характерных для
переходного периода. Именно в этот период происходит формирование определенного типа руководителя, наиболее отвечающего требованиям однопартийной системы. Поэтому такие качества, как инициативность, находчивость, способность принимать самостоятельные решения, оказывались менее востребованными в условиях формирования номенклатуры.
Материалы Калужского губкома РКП(б) 1923-1924 гг. // РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 67. Ед. хр. 104. Л. 24.
т
