CC BY
83
ко в переводе Грота последний стих передан максимально близко вордсвортовскому оригиналу: «И все твердила: Нет, нас семь!» [11, с. 32].
Проведенное сравнение баллады Вордсворта «We are Seven» и ее русских интерпретаций показывает стремление всех переводчиков адаптировать оригинальное произведение английского автора к российской действительности посредством активного использования вариативных лексических возможностей русского языка. Тем не менее Козлов максимально полно передал внутреннюю атмосферу английского подлинника, тогда как у Корша можно видеть отдельные произвольно добавленные художественные детали, чуждые духу первоисточника. Отступления от оригинала в интерпретации Грота связаны, в основном, с ее ориентацией на детскую аудиторию, требовавшей избирательного подбора лексико-грамматических средств.
Подводя итоги, отметим, что одна из первых в России статей о В.Вордсворте, написанная Е.Ф.Коршем, способствовала популяризации творчества английского поэта в России. В статье представлена критическая оценка сочинений Вордсворта из поздних сборников, причем оригинальные размышления дополнены прозаическими переводами отрывков двух
стихотворений - «Моей сестре» и «Ода: признаки бессмертия», а также полной интерпретацией в прозе стихотворения «Строки, вызванные портретом работы Ф.Стоуна». Несмотря на то, что перечисленные прозаические переводы никоим образом не отражают поэтической красоты сочинений Вордсворта, в них наглядно ощутимо единение поэта с природой, яркими красками окружающего мира. Перевод стихотворения «Нас семеро», осуществленный несколько позже, при всем своем несовершенстве свидетельствует, что значительный интерес Корша к Вордсворту не был сиюминутным, кратковременным, а сохранялся на протяжении определенного, пусть и непродолжительного этапа.
* Статья подготовлена по проекту 2010-1.3.1-303-016005 «Проведение поисковых научно-исследовательских работ по направлению «Филологические науки и искусствоведение», выполняемому в рамках мероприятия 1.3.1 «Проведение научных исследований молодыми учеными - кандидатами наук» направления 1 «Стимулирование закрепления молодежи в сфере науки, образования и высоких технологий» ФЦП «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» на 2009 - 2013 годы (госконтракт №16.740.11.0296 от 07.10.2010 г.).
Библиографический список
1. Масанов, И.Ф. Словарь псевдонимов русских писателей, ученых и общественных деятелей: в 4 т. / под ред. Б.П. Козьмина. - М.: Изд-во Все-союз. кн. палаты, 1956. - Т. 1.
2. Литературное наследство Гете / под ред. И.С. Зильберштейна. - М.: Журнально-газетное объединение, 1932. - Т. 4 - 6.
3. Е.К. <Корш Е.Ф .> Фелиция Гименс и Виллиам Вордсворт // Библиотека для чтения. - 1835. - Т. XII.
4. Яковлев, Н.В. Из разысканий о литературных источниках в творчестве Пушкина. Перевод Пушкина из поэмы Вордсворта «Экскурсия». Пушкин и Кольридж. Пушкин и Соути // Пушкин в мировой литературе: Сб. ст. - Л.: Госиздат, 1926.
5. Рябова, А.А. Поэзия «озерной школы» в контексте литературного развития в России XIX - начала XX века: дис. ... канд. филол. наук. - Саратов, 2007.
6. Wordsworth, W. We are Seven / The Golden Treasury of the Best Songs and Lyrical Poems in the English Language. - London: Oxford University Press, 1934.
7. Гусманов, И.Г. Лирика английского романтизма. - Орел: Изд-во Орловского государственного педагогического университета, 1995.
8. Жаткин, Д.Н. Восприятие И.И. Козловым творчества Вильяма Вордсворта и Самюэля Тейлора Кольриджа / Д.Н. Жаткин, С.В. Бобылева // Вестник Бурятского государственного университета (Улан-Удэ). - 2008. - Вып. 10. Филология.
9. Козло, И.И. Полное собрание стихотворений. - Л.: Сов. писатель, 1960.
10. Е.К. <Корш Е.Ф .> Нас семеро. We are seven Вордсворта // Библиотека для чтения. - 1835. - Т. XXIV.
11. Грот, Я.К. Стихи и проза для детей. - СПб.: тип. императорской Академии Наук, 1891.
Статья поступила в редакцию 05.10.10
УДК 82.091
Д.Н. Жаткин, д-р фтол. наук, проф., заведующий кафедрой ПГТА, г. Пенза;
В.К. Чернин, канд. пед. наук, доц. УлГПУ, г. Ульяновск, E-mai:ivb40@yandex.ru
«COME NOT, WHEN I AM DEAD...» АЛЬФРЕДА ТЕННИСОНА В ВОСПРИЯТИИ И ОСМЫСЛЕНИИ РУССКИХ ПЕРЕВОДЧИКОВ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX В.*
В статье осуществлен сопоставительный анализ переводов и интерпретаций стихотворения Альфреда Теннисона «Come not, when I am dead...» («Не приходи, когда я умру...»), созданных во второй половине XIX в. Д.Л. Михаловским, В.С. Лихачевым, Ч. (В.П. Бурениным) и О.Н. Чюминой. Отмечается, что интерпретация Чюминой более других отклоняется от английского подлинника и может восприниматься как оригинальное произведение русского автора, использовавшего теннисоновский мотив, но при этом полностью отошедшего от изначального замысла и снявшего значимый для оригинала упрек в адрес героини; наиболее близкие английскому подлиннику переводы Ми-халовского и Лихачева отличаются точностью передачи теннисоновского замысла, однако многие художественные детали утрачиваются либо переосмысливаются переводчиками.
Ключевые слова: Альфред Теннисон, русско-английские литературные связи, английский романтизм, художественный перевод, реминисценция, традиция.
Стихотворение Альфреда Теннисона «Come not, when I кованное в 1851 г. в альманахе «Талисман» («The Keepsake») am dead.» («Не приходи, когда я умру.»), впервые опубли- под названием «Стансы» («Stanzas»), привлекло, по сравне-
нию с другими произведениями английского поэта, наибольшее внимание русских переводчиков и интерпретаторов второй половины XIX в. К нему обращались Д.Л. Михаловский, напечатавший свой перевод в 1876 г. под названием «Завещание» («Не подходи к могиле ты моей...») [1, с. 91], В.С.Лихачев, десятилетием позже поместивший на страницах «Вестника Европы» перевод «Умер я - не ходи на могилу ко мне.» [2, с. 666]. Также известны вольные интерпретации теннисоновского произведения, осуществленные
О.Н. Чюминой («Просьба» («Когда засну под сенью гробовою.», 1892) [3, с. 294] и анонимным поэтом, публиковавшимся под псевдонимом «Ч.» в «Вестнике Европы» («Когда под каменной могильною плитою.», 1895) [4, с. 607]. Мотив из «Come not, when I am dead...» был использован, но при этом существенно изменен во впервые опубликованном в 1886 г. в журнале «Нива» стихотворении А.Н. Плещеева «Меня ты любил, как сестру.» [5, с. 578], где упрек лирической героини своему возлюбленному, воспринимавшему ее не более как сестру, был по сути трансформирован в сожаление о происшедшем.
О.Н. Чюмина внесла выдающийся вклад в пропаганду творчества Теннисона в России, практически полностью переведя его «Королевские идиллии», а также многие лирические стихотворения; А.Н.Плещеев вольно перевел несколько стихотворений, Д.Л. Михаловский интерпретировал небольшие теннисоновские произведения из цикла «In Memoriam». Вместе с тем перевод «Умер я - не ходи на могилу ко мне.» оказался единственным обращением к творчеству Теннисона русского переводчика В.С. Лихачева, талантливого виртуоза стиха, блюстителя чистоты русской речи, известного также своими публицистическими статьями и оригинальными пьесами. В.С.Лихачев переводил пьесы Ж.-Б. Мольера «Дон Жуан», «Скупой», «Мещанин во дворянстве», «Сганарель», «Летающий лекарь», «Тартюф», «Школа жен» (за две последних удостоен почетного отзыва и Пушкинской премии императорской Академии наук), а также «Освобожденный Иерусалим» Т. Тассо, «Марию Стюарт» Ф. Шиллера, «Сид» П. Корнеля, «Шлук и Яу» Г. Гауптмана, поэзию Дж.-Г. Байрона и др.
Первая строфа произведения, опубликованного под псевдонимом «Ч.», была обнаружена Л.И. Володарской в архиве писательницы и переводчицы конца XIX - первой трети XX в. В. Микулич (Л.И.Веселитской), в связи с чем было высказано предположение о принадлежности перевода именно ей [6, с. 8]. Однако В. Микулич публиковалась в «Вестнике Европы» исключительно как автор прозаической трилогии о Мимочке («Мимочка-невеста», «Мимочка на водах», «Мимочка отравилась»), тогда как под криптонимом «Ч.» в этом журнале помещал свои сочинения В.П. Буренин, поэт-сатирик, драматург, литературный и театральный критик, нередко прибегавший к использованию и других псевдонимов - Владимир Монументов, Худзозад Цередринов, Выборгский пустынник, граф Алексис Жасминов [7, с. 225]. Буренин занимался переводами произведений А.-О. Барбье, Т. Гуда, В. Гюго, Г. Гейне, Дж.-Г.Байрона, А. де Мюссе, А.В. де Виньи, В. Шекспира, Г. Гауптмана, К. Гуцкова, П. Кальдерона, Дж. Леопарди, Л. Ариосто, причем некоторые из его переводов были напечатаны в «Библиотеке для чтения» П.Д. Боборыкина, «Русском слове» Г.Е. Благосветлова, «Вестнике Европы» М.М. Стасю-левича (с 1868 г.), а также в «Деле», «Отечественных записках» некрасовской редакции, придерживавшейся народнического направления газете «Неделя». Став с 1876 г. постоянным автором «Нового времени» А.С. Суворина, Буренин
весьма быстро изменил свои политические пристрастия, не жалел сил и времени на жесткую, порой даже грубую и циничную критику революционно-демократических кругов, однако, по мнению К.И. Чуковского, сохранил впечатление о себе как об одном «из самых даровитых писателей правого лагеря» [8, с. 173].
Если оригинальное стихотворение Теннисона состоит из двух строф по шесть стихов, то Михаловский, Лихачев и Ч. увеличивают каждую строфу до восьми стихов, а Чюмина делит переводное произведение на четыре строфы по четыре стиха. В своем произведении английский поэт сочетает перекрестную и смежную рифму, следуя схеме ababcc, что не удается передать ни одному из интерпретаторов: Чюмина и Ч. используют перекрестную рифму, Михаловский также прибегает к перекрестной рифме в первой строфе и втором четверостишии второй строфы, однако в первом четверостишии второй строфы использует охватную рифму, Лихачев сочетает смежную (первые четверостишия обоих строф) и перекрестную (вторые четверостишия обоих строф) рифму.
Согласно правилам образования в английском языке условных предложений (Conditional Sentences), оборот «Come not, when I am dead» [9, с. 246] [Не приходи, когда я умру], открывающий произведение Теннисона, относится к будущему времени, несмотря на использование в придаточном настоящего неопределенного времени (The Present Indefinite Tense). Таким образом, возникает ощущение последнего крика героя о помощи, последней надежды на снисхождение возлюбленной, последнего способа привлечь ее внимание. Лихачев, используя прошедшее время глагола («Умер я - не ходи на могилу ко мне, / Не тревожь меня в сладостном сне» [2, с. 666]), не оставляет шансов на изменение ситуации, если, конечно, не воспринимать сказанное им в переносном смысле
- «не существую больше для тебя». Другие интерпретаторы использовали глаголы будущего времени, причем Чюмина и Ч. придавали описанию определенную возвышенность, па-фосность при помощи устаревшей и высокой лексики («сень гробовая», «печать <.> на устах»), книжных эпитетов («под каменной могильною плитою», «холодным, вечным сном»): «Не подходи к могиле ты моей» (Д.Л. Михаловский) [1, с. 91]; «Когда засну под сенью гробовою / С печатью вечной на устах - / Не приходи.» (О.Н. Чюмина) [3, с. 294]; «Когда под каменной могильною плитою / Холодным, вечным сном, дитя, я буду спать, / Не приходи.» (Ч.) [4, с. 607].
Предпочтение теннисоновским героем шума ветра и крика ржанки глупым слезам («To drop thy foolish tears upon my grave» [9, с. 246] [Ронять глупые слезы на мою могилу]) и бесцельному топтанию возлюбленной («To trample round my fallen head» [9, с. 246] [Топтаться вокруг моей поникшей головы]) выражено в стихе «There let the wind sweep and the plover cry» [9, с. 246] [Пусть ветер проносится и ржанка кричит], при интерпретации которого Михаловский, заменяя крик ржанки на вороний, использовал олицетворение («ветра тихий вздох»): «Довольно мне, коль ветра тихий вздох, / Вороны крик порой над ней промчится» [1, с. 91]. Другие русские переводчики подошли к интерпретации данного фрагмента значительно более вольно: так, Лихачев заменил крик птицы на плач дождей («Пыль с могилы моей будут ветры сметать, / Будут плакать над нею дожди» [2, с. 666]), Чюмина вообще не упомянула ни о ветре, ни о птице, наконец, Ч. придал своему экспрессивному описанию особую мрачную тональность, упомянув о «зловещем крике» совы, о «злобной силе», с которой вихрь «ревет и воет» над могилой.
Во второй строфе теннисоновского стихотворения используется обращение героя к возлюбленной «child» («дитя, ребенок»), совмещающее в себе трепетное отношение к девушке и упрек ее в неразумности: «Child, if it were thine error or thy crime» [9, с. 246] [Дитя, была ли то твоя вина или твое преступление]. В интерпретациях Михаловского и Чюминой такого обращения нет, как впрочем, и у Лихачева, использующего выражение «младенчески-немощная скорбь» в стихах, призванных показать неспособность возлюбленной помочь герою: «И в младенчески-немощной скорби своей / Слез ненужных не лей!» [2, с. 666]. Ч. повторил характерное обращение английского оригинала дважды: в первой строфе -«Холодным, вечным сном, дитя, я буду спать» [4, с. 607], во второй строфе - «Тяжка ль твоя вина передо мной, легка ли, / Ах, что мне в том, дитя!..» [4, с. 607]. К тому же переводчик, интерпретируя опущенный Михаловским, Лихачевым и Чю-миной стих подлинника «Pass on, weak heart, and leave me where I lie» [9, с. 246] [Проходи, слабое сердце, и оставь меня, где я лежу], нелестно назвал героиню «созданьем жалким» [4, с. 607].
Только для интерпретации Чюминой характерно сохранение краткости теннисоновского описания усталости героя от жизни, поиска им отдохновения от земных забот: «.but I am sick of Time, / And I desire to rest» [9, с. 246] [.а я устал от Времени, / И я желаю покоя] - «Но отдыха я жажду всей душою / И жду давно» [3, с. 294]. Другие переводчики углубились в рассуждения по этому поводу, противопоставив утраченные иллюзии героя жизненным целям его возлюбленной, ее стремлению к безумной и свободной любви («.покоя жажду я! / Мы разошлись - не сетуй же бесплодно; / Ты хочешь плыть, а я пошел ко дну. / Живи, люби безумно и свободно, / А мне оставь могилы тишину.» (Д.Л. Михаловский) [1, с. 91]), соотнеся мучения земной жизни и надорванность физических сил с безмятежным сном и отрадой покоя в потустороннем мире («Я измучен в конец! / И теперь я лежу глубоко-под землей, / Сердце спит безмятежно в груди: / Для надорванных сил так отраден покой.» (В.С. Лихачев) [2, с. 666]), дополнив монолог героя обращенными к возлюбленной мольбами об отдохновении («.Измученную грудь / Ведь все равно в конец страданья истерзали. / Я изнемог душой. Я жажду отдохнуть / И успокоиться. / <.> / Но дай мне отдохнуть.» (Ч.) [4, с. 607]).
Подчеркивая укор героя своей бывшей возлюбленной, Теннисон прибегает к повтору в последних стихах первой
Библиографический список
и второй строф: «ВШ Шои, go Ьу» [9, с. 246] [А ты, проходи мимо], <^о Ьу, go Ьу» [9, с. 246] [Проходи мимо, проходи мимо]. Если в переводе Михаловского этот художественноизобразительный прием опущен, то Лихачев жестко повторяет в конце каждой строфы «Проходи!» [2, с. 666]. Существенно более экспрессивно эта мысль выражена в переводе Ч., в котором хотя и нет дословного повтора (за исключением эмоционального «Прочь!»), однако общая суть сохранена вплоть до мелких нюансов: «Но ты - не приходи! Прочь! Прочь!» [4, с. 607], «.Так проходи же мимо / И не тревожь меня в могиле. Прочь!» [4, с. 607]. В отличие от других интерпретаторов Чюмина сначала выражает упрек («И на мою холодную могилу / Не приходи.» [3, с. 294]), а затем высказывает желание увидеть возлюбленную («Но где моя могила будет, мимо / Не проходи.» [3, с. 294]). Создается впечатление, что, изменив всего одну букву («и» в слове «не приходи» на «о» в слове «не проходи»), переводчица кардинально переосмыслила тенни-соновский замысел.
Как видим, интерпретация Чюминой более других отклоняется от английского подлинника и вместе с плещеевским «Меня ты любил, как сестру.» может восприниматься как оригинальное произведение русского автора, использовавшего теннисоновский мотив, но при этом полностью отошедшего от изначального замысла и снявшего значимый для оригинала упрек в адрес героини. Вольность интерпретации Ч. состоит в пронизанности русского текста специфической мрачной тональностью, негативным восприятием возлюбленной героя, циничным отношением к ней. Наиболее близкие английскому подлиннику переводы Михаловского и Лихачева отличаются точностью передачи теннисоновского замысла, однако многие художественные детали переводчиками либо опускаются, либо переосмысливаются; последнее в особенности характеризует перевод Лихачева, в котором события переданы не в будущем, а в прошедшем времени, как уже случившиеся, ставшие объективной реальностью.
* Статья подготовлена по проекту НК-73(3)п «Проведение поисковых научно-исследовательских работ по направлению «Филологические науки и искусствоведение», выполняемому в рамках мероприятия 1.2.1 «Проведение научных исследований группами под руководством докторов наук» направления 1 «Стимулирование закрепления молодежи в сфере науки, образования и высоких технологий» ФЦП «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» на 2009
- 2013 годы.
1. Михаловский, Д.Л. Завещание («Не подходи к могиле ты моей.»). На мотив из Теннисона // Иностранные поэты в переводе Д.Л. Михаловского. - СПб.: тип. М.М. Стасюлевича, 1876.
2. Лихачев, В.С. «Умер я - не ходи на могилу ко мне.» // Вестник Европы. - 1886. - Кн. 12.
3. Чюмина, О.Н. Просьба («Когда засну под сенью гробовою.») // Всемирная иллюстрация. - 1892. - Т. 48. - № 16.
4. Ч. «Когда под каменной могильною плитою.» // Вестник Европы. - 1895. - Кн. 12.
5. Плещеев, А.Н. «Меня ты любил, как сестру.» // Нива. - 1886. - № 23.
6. Володарская, Л.И. Поэт викторианской эпохи // Теннисон А. Королевские идиллии. - М.: Грантъ, 2001.
7. Масанов, И.Ф. Словарь псевдонимов русских писателей, ученых и общественных деятелей: в 4 т. - М.: Госиздат, 1958. - Т. 3.
8. Чуковский, К.И. Воспоминания // Записки мечтателей. - 1922. - № 6.
9. Tennyson, A. The Lady of Shalott and Other Poems / Теннисон А. Волшебница Шалотт и другие стихотворения: [На англ. и рус. яз.]. - М.: Текст, 2007.
Статья поступила в редакцию 15.11.10
