CC BY
81
ЖДАНОВ ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ
(К 85-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ)
ЖДАНОВ Юрий Андреевич вошел в нашу историю навсегда. Как в историю государства Российского, так и в историю Краснодарской академии МВД России. Его энциклопедические знания поражают любого, кто имел честь общаться с этим удивительно светлым и обаятельным человеком. Интеллигент «старой школы», обладающий изяществом слога и точностью фразы, всегда находит для нашего вуза добрые слова напутствия на новые дела во благо образовательной системы МВД России.
Исторические корни, интеллектуальный потенциал Юрия Андреевича не позволяют ему расслабляться: он всегда в гуще событий, всегда генератор научных направлений и идей; всегда душа коллектива.
Можно бесконечно говорить о заслугах Юрия Андреевича Жданова, доктора химических наук, кандидата философских наук, член-корреспондента РАН, действительного члена академии гуманитарных наук России, Российской Академии естественных наук, Российской экологической академии, Международной Академии высшей школы, Председателя совета СевероКавказского научного центра, Лауреата государственной премии СССР, но в юбилей хочется сказать не только об этом, но и о другой составляющей его величавого образа, тем более, что его достижения известны не только в России, но и за ее пределами.
«На каждом человеке лежит отблеск истории: одних он опаляет грозным светом, на других едва заметен, чуть теплится, но он существует на всех».
Ю. Трифонов
Другая составляющая важна для понимания Жданова Юрия Андреевича, как Человека с большой буквы.
Человеческий мир - это непрекращающее-ся общение людей друг с другом. Именно в постоянном общении с людьми, оказании им помощи видит свое предназначение Юрий Андреевич. Он толерантен ко всему человеческому, он то-лерантен по сути своей, хотя пределы толерантности определяются им по формуле «парадокса терпимости» Платона: неограниченная терпимость должна привести к исчезновению терпимости. Таков наш юбиляр. Юрий Андреевич полон сил и энергии. Редакционная коллегия журнала желает ему творческого долголетия, здоровья и плодотворной деятельности на благо нашей России и ее народа. Мы всегда с Вами - мы вместе.
Ю.А. Агафонов, главный редактор Всероссийского научного журнала «Общество и право», начальник Краснодарской академии МВД России
42
Жданов Юрий Андреевич,
член-корреспондент РАН, г Ростов-на-Дону Председатель Совета Северо-Кавказского научного центра высшей школы
ЧУВСТВО РОДИНЫ1
ПАМЯТЬ - вещь не всегда надежная, тем не менее, на ней основывается понимание прошлого. Она помогает сохранить и восстановить историческую правду. Когда-то Маркс убедительно охарактеризовал всю сложность познания прошлого: «Чтобы понять ограниченную историческую эпоху, надо выйти за ее пределы и сравнить ее с другими историческими эпохами. Чтобы судить о правительствах и их делах, надо подходить к ним с меркой их эпохи и понятий их современников. Никто не станет осуждать английского государственного деятеля 17-го века, который в своих действиях руководствовался бы верой в колдовство, если сам Бэкон относил демонологию в разряд науки».
Наша эпоха, к сожалению, открыла ворота исторической демонологии, которая не гнушается лживых измышлений, сплетен, клеветы, вульгарного вранья. Хотелось бы поделиться некоторыми воспоминаниями о прошлом, помня о шутливом предостережении моего отца: «Врет как очевидец».
В середине 50-х годов началась активизация наших международных связей. Руководители страны зачастили за рубеж. Все чаще оттуда стали приезжать в гости лидеры иностранных государств. Возник, казалось бы второстепенный, но не простой вопрос: что дарить иностранцам в память об этих встречах? Матрешками, самоварами и портретами тут вряд ли отделаешься. Нужны подарки, символизирующую наше отечество, страну в целом. И тут хватились: а нет ли у нас художественных альбомов, изображающих от края до края нашу великую державу? Вот был бы подарок, соответствующий духу международного общения.
Такой альбом нашелся. Назывался он «При-
рода нашей Родины». Я задумал его в конце своего пребывания в аппарате ЦК партии. За реализацию идеи взялись товарищи из Музея землеведения Московского университета, Географического общества СССР, Академии наук Государственного издательства географической литературы. Наиболее активную роль в этом хлопотливом деле сыграли географ академик Д.И. Щербаков и профессор Ю.К. Ефремов из МГУ.
Дело оказалось непростым. Надо было привлечь хороших фотографов, любителей природы, путешественников, которые порылись бы в своих фотоархивах, сделали бы недостающие снимки. Работа затянулась на несколько лет. Альбом увидел свет лишь в 1955 году когда я уже работал в Ростове. Он поныне хранится у меня в библиотеке как память сердечного замысла.
Тираж альбома был невелик, снимки выполнены в одном цвете, образ страны исчерпывался природными сюжетами. От Н.С. Хрущева последовала команда: сделать альбом действительно подарочным, богатым по оформлению, отражающим жизнь народа, а не только природу Так возник новый альбом «Наша Родина» с многоцветными вклейками и сценами многообразной жизни народа. Но это было уже позже...
Родился я в Твери, но города своего не помню: в трехлетнем возрасте родители перевезли в Нижний. Вскоре после войны я приехал в Калинин навестить своего армейского товарища Виктора Ксено-фонтова. Посмотрел город, но ничего не узнал, и ничего не шевельнулось в памяти, кроме давнего образа откоса над рекой.
Как всякого мальчишку, меня тянули новые места, путешествия, приключенческая литература
1 Фрагмент из книги Ю.А. Жданова «Взгляд в прошлое: воспоминания очевидца» (Ростов-на-Дону: Феникс, 2004. С. 448.)
Жюль Верна и Майн Рида о дальних странствиях. Помню, мать принесла из библиотеки книгу Григорьева «Приключения пионера Петьки в Австралии» и рассказала о шутливом вопросе библиотекарши: «А он у вас не сбежит».
В пятом классе, вооружившись бумагой, ножницами и клеем, я взялся писать «Географию земли». Но дальше Австралии и Африки не пошел. Впрочем, с тех времен храню в памяти названия австралийских рек: Дарлинг, Меррей, Меррембиджи.
В те далекие годы умные люди создали изумительную карту нашей страны. На ней были изображены горы, леса, степи, звери, птицы, рыбы, обитающие в тех или иных краях. Так, из леса под Хабаровском выглядывала морда тигра, в Каспийском море плавал усатый тюлень, варан бегал по пескам Средней Азии, белый мишка восседал на льдине в Ледовитом океане, сайгаки щипали травку в степях Калмыкии, рогатые туры красовались на вершинах Кавказа. Мать купила карту и повесила ее над моей кроватью. Каждый вечер перед сном я совершал необыкновенные путешествия, созерцая рядом с собой удивительный мир Отчизны. Жаль, что таких карт больше никто не выпускает.
Но окружающую природу лучше познавать не по книгам, а на практике. И куда бы ни забрасывали меня кочевые судьбы, всегда хотелось увидеть, узнать нечто новое, желательно - необыкновенное.
Так, совсем пацаном, под Астраханью, в крутом местечке Тинаки собирал я со дна мелководного соленого озера изумительные розовые кристаллы каменной соли. А путешествуя под Саратовом по Соколовой горе, искали мы кремовые остроконечные белемниты - чертовы пальцы в просторечии.
Там же с Юркой Виксненом и Колькой Горбачевым пристрастились колоть серые, грязные булыжники, находя внутри и пестрые граниты и чистый кварц с золотистой слюдой и даже агаты с друзьями горного хрусталя в круглых полостях.
Год за годом страна открывалась от Муромских лесов до Приэльбрусья, от Выборга до Ялты, от Бреста до Иссык-Куля, от Митавы до Мелитополя, от Эчмиадзина до Новосибирска, от Великих Лук до Ашхабада. Великая, прекрасная, неохватная страна. А сколько упущено в ее познании!
Страна раскрывала свое единство, в многообразии через строки Пушкина и Шевченко, Глинки и Палиашвили, дивные народные песни украинцев и грузин, строфы ирано-таджикской поэзии и русские былины.
Понимание единства страны нарастало в сознании, когда пришлось общаться с видными учеными, деятелями науки, которая по природе своей интернациональна, не знает границ. Казах-геолог К. Сатпаев, грузинский математик Векуа, армянин астрофизик Амбарцумян, его эстонский коллега Наан, узбек Сарымсаков, лидер украинской Академии Па-тон - множество светлых и ярких умов, обогативших науку не только своих республик, но и всего Союза.
Чувство родины формировалось, когда пришлось провести лето в глухом селе Разбойщине под Сарато-
вом. Здесь в лесах озеро с ряской и кувшинками, парное молоко по вечерам, далекие ночные песни.
Когда довелось двадцать километров по горным тропам добираться до никому не известного озера Рица, где бежавшие из новоафонского монастыря монахи разводили на маленьких делянках картофель, где пришлось ночевать на соломе в доме лесника без окон, без дверей.
Чувство родины жарко обострилось, когда с другом Олегом Реутовым мы в ноябре 1940 г. по дороге в Выборг пробирались между циклопическими руинами прорванной нашими солдатами линии Маннергейма.
Когда пришлось держать штурвал самолета, стелившегося над Ладогой, а высоко в небе барражировали «мессера».
Когда с тревогой провожали с глухого лесного аэродрома под Великими Луками летчиц-девушек, улетавших в немецкий тыл с нашими листовками.
Когда проезжали бесконечные поля сгоревших танков под Прохоровкой осенью 1943 года.
Когда с ненавистью разглядывали надпись на стенах нашего завода в Днепродзержинске: «Герман Геринг верке».
Чувство родины ликовало, когда наш Юра Гагарин открыл людям дорогу к звездам.
Это чувство всегда делало тягостным любое мое пребывание за границей, если оно длилось более десяти дней даже при успехе лекции по химии углеводов в Бирмингаме или лекции по теории культуры в Праге.
Чувство Родины подсказало одну важную идею. В нашей стране с каждым годом расширялось экскурсионное дело, люди все шире увлекались туристскими походами и путешествиями. Строились туристские базы. Однако их работники не имели достаточной подготовки, они неважно знали географию, краеведение, историю и археологию, ботанику и зоологию своего края, экономику и технику туристической работы. Это побудило нас создать в Ростовском университете отделение по подготовке соответствующих специалистов. Позже наш опыт был подхвачен Кубанским университетом.
Прошли годы, и теперь, бывая в Пятигорске или Красной Поляне, приятно встретиться с руководителями турбаз и экскурсий, которые помнят: «А мы окончили ваш университет».
Вряд ли другие народы задавались проблемой
- быть ли их стране? Но уж если она возникла, то надо ее решать. Итак, сохраним ли мы наше историческое единство или располземся по швам, превратившись в скопище вечно грызущихся уделов, науськиваемых друг на друга извне?
Имеются ведь и такие, которые призывают порвать с тысячелетней традицией российской государственности. Но лучшие люди страны решительно отвергали такую перспективу
Летом 1917 года о грозящей катастрофе, нависшей над страной, как историческим целом, говорил не только Ленин, но и мыслитель, далекий от
44
ленинизма, представляющий левое крыло партии кадетов, В.И. Вернадский, в равной мере обеспокоенный судьбой страны. В удивительно глубоком по содержанию выступлении «Задачи науки в связи с государственной политикой в России» создатель учения о ноосфере предупреждал, что мы недостаточно оцениваем значение огромной непрерывности нашей территории: «Подобно Североамериканским Соединенным Штатам мы являемся государством- континентом. В отличие от Штатов мы страдаем от того, что в действительности является источником нашей силы. Но у нас придет время, когда мы, подобно Штатам, будем им пользоваться для трудноисчислимых удобств жизни. Это Время придет тогда, когда наша политика будет определяться волей всех нас, волей народа». Как видим, мысль ученого не сводится к самодержавной заботе о «единой и неделимой». Судьба единой страны должна решаться волей народа, волей нас всех, то есть на демократической основе.
Непрерывность огромной территории нашей страны отнюдь не географическое или геодезическое понятие. Оно имеет глубокий, всемирно- исторический смысл, определяя судьбу не только страны в целом, но и каждого гражданина.
В первую очередь, это общее владение огромными природными богатствами, к которым относятся бескрайние просторы, леса, степи, реки и горы, формирующие облик, характер жителей страны, их духовный менталитет и естественное достояние. На этой основе развивается чувство общности людей разных национальностей. Урал - достояние не только русских, но и украинцев, латышей, казахов; Севан - жемчужина не только для армян, но и для грузин, белорусов.
Наша страна - общий мир для всех ее населяющих людей, общее условие не только природного, но и исторического бытия. Ее просторы определяют масштабность исторического действия каждого гражданина, участие в событиях крупнейшего характера - от победы в войне до освоения Космоса.
Масштабы страны открывают многообразие и широту форм обмена деятельностью. И если от чего мы страдаем, так это от недостаточного еще развития информационных сетей, системы коммуникаций; у нас еще мало дорог, авиалиний, информационных центров. И только грусть вызывает ограниченность тех, кто хочет замкнуться, отгородиться, учредить барьеры, границы, таможни, валюты. Общественный прогресс, обеспечивающий формирование универсального, максимально деятельного индивида, требует максимально свободного обмена результатами труда, идеями, людьми.
Но вернемся к выступлению Вернадского. Ученый делает крайне важное заключение: «То новое, что дает в быту живущих в нем людей большое по размерам государство, приближается по своему укладу к тому будущему к которому мы все стремимся,
- к мирному мировому сожительству народов. Огромная сплошная территория, добытая кровью и страданиями нашей истории, должна нами охранять-
ся как общечеловеческое достижение, делающее более доступным, более исполнительным наступление единой мировой организации человечества».
Провозгласив примат общечеловеческих ценностей, вряд ли можно согласиться с теми, кто в слепой стихии суверенитетов и оголтелого сепаратизма стремится утопить то реальное всемирно-историческое достижение, которое воплощено в единстве нашего Отечества.
Становление нашего обширного государства -общечеловеческое достижение, вклад в развитие мировой цивилизации. Пусть подумают об этом те, кто видит в нашем Отечестве лишь «экономическое» или иное «пространство». Мы - не «пространство», как пренебрежительно считали нацисты, объявляя нас «Остраум» - восточное пространство, мы -субъект исторического процесса, своеобразная цивилизация, эволюционирующая постепенно в сторону общемирового единства.
И напрасно некоторые лихие публицисты приглашают нас «вернуться» в цивилизацию, припасть к ее джинсам. Очень странно слышать приглашение «цивилизоваться» людям страны, которая дала миру Пушкина и Руставели, Шевченко и Достоевского, Толстого и Чехова, Чайковского и Рахманинова, Станиславского и Павлова, Горького и Шолохова, Левитана и Сарьяна, Менделеева и Вернадского, Плеханова и Ленина. Странно призывать к возвращению в цивилизацию народ, который спас мир от фашизма и вывел человечество в Космос.
Особенностью истории нашей страны является соединение культурных традиций Азии и Европы, Востока и Запада, Севера и Юга. И односторонняя «вестернизация» или «американизация» может лишить нас исторической специфики, а тем самым обеднить и все человечество, для которого наше Отечество - одна из сфер формирования своеобразной цивилизации, наряду с другими.
В этом подходе нет какого-либо мессианства, а если и есть, то лишь такое, которое должно быть присуще любому своеобразному культурному кругу. Не будем же мы отрицать особенность Латинской Америки с ее специфическим синтезом культур индейцев, испанцев, португальцев, африканцев. Ныне своеобразные цивилизации формируются на Дальнем Востоке на основе синтеза традиционных культур и форм общения с западноевропейскими.
Никакая культура не может развиваться только из себя, не взаимодействуя с другими культурами. Наше Отечество, благодаря единству исторических судеб населяющих его народов, создало самые благоприятные возмощности для взаимного обогащения культур - аксиома, признаваемая во всем мире.
Однако в этой сфере было и существует немало сложных проблем. Благодаря разноплеменности нашей страны и разнообразию ее физико-географических условий в ней сильны и центробежные силы, грозящие единому, связанному бытию этой сплошной территории.
Задача сохранения государства - уменьшение
центробежных сил в ее организации - является одной из наиболее важных задач государственной политики. Это требование связано с равноправным существованием всех народов и всех граждан. Всех граждан! Значит - украинцев в России, русских в Эстонии, осетин в Грузии, гагаузов в Молдавии, евреев на Украине, узбеков в Киргизии и так далее во всех возможных сочетаниях.
За короткий исторический срок, обремененный войнами, нашествиями, многое у нас сделано на этом пути. Конечно, много - не все. Были ошибки, были трагические провалы на этом пути.
Но как общечеловеческое достижение должен быть воспринят исторический подвиг всех народов нашей страны, которые в ходе войны спасли для самостоятельного свободного развития народы Франции, Австрии, Чехословакии, Польши, Дании, Голландии, Бельгии, Норвегии, Греции, Югославии, Албании, а на востоке - Китая, Кореи, Индонезии, Вьетнама и еще многих и многих государств. Спасли от полного истребления евреев, цыган.
Победы над фашистскими странами, японским милитаризмом открыли путь к созданию десятков новых национальных государств, народы которых освободились от ига колониализма. Разве в решении этой общечеловеческой задачи не принимали участие наша страна, наш народ, его армия, каждый гражданин?
Странными и нелепыми выглядят сейчас попытки вернуться к политике межнациональных ссор. Велики были заслуги древних греков перед мировой цивилизацией. Но именно в условиях рабовладельческого строя возникли понятия: «ксенофобия» (неприятие чужака), «ксеноласия» (изгнание чужеродца), «метеки» (неполноценные граждане, лишенные гражданских и политических прав). Древнеримский историк Плиний упоминал о странах, где чужеземец для человека иного племени не является человеком. Не хотят ли некоторые политики навязать в отдельных наших республиках рабовладельческую демократию, а то и прямо кастовый строй, с париями, шудрами, неприкасаемыми? Неужели возможен новый рынок к отношениям национального и расового господства, к привилегиям на этнической основе? Не стремится ли кто-то сформировать на основе своей нации новый этнокласс, попирающий другие народы, как воины Александра в древнем Египте при Птолемеях? Например, представители одних наций работают в шахте под землей, а представители «коренной» нации наверху в шахтоуправлении.
Сейчас в печати можно встретить мнение авторов, которые, не задумываясь, ставят знак равенства между характером и судьбой, с одной стороны, нашей страны, с другой - Британской или Оттоманской империи. При этом Вашему Отечеству предрекается их судьба. Но такая аналогия пуста. В Британской империи осуществлялось господство англичан над многочисленными народами Индии, Африки, других континентов, в осоманской империи турецкое меньшинство деспотически угнетало наро-
ды Балкан, Египта, Сирии, Ливана. В Советском Союзе ничего подобного не было, напротив, русский народ оказывал бескорыстное содействие другим нациям в их экономическом, культурном и государственном развитии. Отдельные промахи на этом пути не меняют общей картины.
В судьбе нашей страны сказались две основные тенденции современной истории: рост национального самосознания, национальных культур все новых и новых народов, с другой стороны, интернационализация общественной жизни, взаимное проникновение и обогащение культур.
Представители более 100 народностей проживают сегодня в нашем Ростове. Более 26 миллионов граждан страны живут за пределами своих национальных образований. И разбегаться по национальным квартирам, реализуя фашистские лозунги «один народ
- одна страна», «единая кровь - единая почва» - значит впадать в реакционную и кровавую утопию.
Реальный исторический процесс привел к тому что рабочих, крестьян, основную часть интеллигенции нашей Родины не разделяют национальные антагонизмы и распри. Интересы крестьянина-ар-мянина реально не сталкиваются с интересами кре-стьянина-азербайджанца на кукурузном поле или винограднике. Интересы рабочего латыша не сталкиваются с интересами русского рабочего на заводе радиоаппаратуры в Риге. Интересы воина украинца едины с интересами русского воина.
А интеллигенция... Она призвана формировать в людях чувство Родины: одновременно и малой, и большой, и национальной и многонациональной, являющейся общечеловеческим достоянием.
В тревожные дни вспоминается еще один гений нашего народа - академик Павлов. В ответ на поздравление друга он писал: «Что личные успехи?! Лишь бы уцелела Родина!» Пусть об этом подумает каждый, реализуя свое право выбора.
Чувство родины формируется в каждом человеке не сразу и не просто. По своей структуре это чувство многосложно: в нем объединяется любовь к «малой родине», родному дому родному лесу родной реке; постепенно оно, это чувство, впитывает в себя представления о родине как исторической целостности. Наконец, ощущение Родины вовлекается в орбиту общечеловеческих, гуманистических ценностей.
Не всегда этот сложный процесс совершается благополучно.
Вряд ли обладал развитым чувством Родины русский царь, продавший Аляску Соединенным Штатам. Этот коронованный дурак не мог и представить себе, что наносит непоправимый ущерб Отечеству деформирует глобальный исторический процесс. Его лавры не дают покоя тем, кто хочет ныне продать японцам острова Курильской гряды.
В прошлые времена в господствующих классах в России немало было тех, кто, по выражению Грибоедова, страдал «от жалкой тошноты по стороне чужой». И разве не звучат ныне вполне актуально слова Пушкина, сказанные Вяземскому: «Мы в сноше-
46
ниях с иностранцами не имеем ни гордости, ни стыда».
Толстой, начав свой великий роман о войне и мире французской фразой <Æh bien, mon рппсе...», отхлестал по щекам российских псевдопатриотов, не способных правильно изъясняться по-русски (сравним современные: шоу-бизнес, менеджмент, маркетинг бартер, брифинг). Борьба против низкопоклонства перед заграницей - это порождения рабского мещанского духа -проходит через всю нашу историю.
Нелегко воспитать чувство любви к Родине. Нелегко гармонически сочетать с широким общечеловеческим взглядом на мир. В этой связи хотелось бы отметить и ту односторонность в сознании, когда люди принижают патриотическое чувство, противопоставляя его общечеловеческой системе ценностей, судьбам людей нашей планеты.
Вспоминается дискуссия 60-х годов, разгоревшаяся в связи с публикациями на русские темы в наших журналах, в первую очередь в «Молодой гвардии». Чтобы ничего не модернизировать, привожу текст отправленного мною тогда письма.
В редакцию журнала «Молодая Гзардия».
Уважаемые товарищи!
Ваш журнал стремится осуществить исторически необходимое и полезное дело, воспитывал, развивая, культивируя патриотические чувства у своих читателей, в первую очередь, разумеется, у молодежи. Всяческой поддержки заслуживает пропаганда нашей великой отечественной культуры, ее добрых традиций. Но делать это надо с умом, поскольку еще Ленин предупреждал, что «все благое и полезное, доведенное до крайности, может стать и даже за известным пределом, обязательно становится злом и вредом». Боюсь, что именно так получилось с подборкой «Уроки Льва Толстого», опубликованной в прошлом году в последней книжке Вашего журнала. Попутно придется коснуться и юбилейной статьи в «Огоньке» члена Вашей редколлегии М. Лобанова.
Пожалуй, следует начать с конца. В итоговом замечании по поводу проведенной встречи-дискуссии (хотя фактически никакой дискуссии не состоялось) редколлегия написала так: «Настойчивые попытки развенчать русское культурное, духовное наследие уже не раз предпринимались и на рубеже ХХ века и в 20-е года. Не исключены такие попытки и в будущем». Увы, вы сами блестяще подтвердили свое собственное пророчество!
Итак, все начинается с оценки «Войны и мира» - этого подлинно эпического произведения русской культуры.
Никто в наше время не спорит против того, что «Война и мир» - величайшее произведение русской и мировой литературы, Эльбрус среди могучих гор русского художественного творчества. Воспитательное значение этого романа в эстетическом, нравственном, патриотическом отношении нетленно и
поныне. Но в нем отражена и духовная трагедия самого Толстого. Научная оценка творчества Толстого дана в известных работах Ленина и вряд ли от нее следует отходить. Ленин не анализировал специально «Войну и мир», однако и к этому великому произведению полностью относится ленинская критика идеологии толстовства.
Известно, что великий писатель первоначально задумал роман как произведение о декабристах; в «Войне и мире» он, отказавшись от замысла, своих лучших, любимейших героев против своей воли все же вел на Сенатскую площадь. Кто не узнает в Андрее Болконском декабриста Волконского? Ведь даже первенцы у обоих - тезки. Кто не чувствует в Пьере бунтарскую душу дворянского революционера? И лишь вопреки логике романа (а вернее, противясь неизбежной внутренней логике развития образа), в угоду своей концепции, Толстой вынужден был умертвить князя Андрея, чтобы помешать его встрече с Пестелем. Пьера же он привел к Каратаеву что также никак не вяжется с образом, гениально вылепленным Толстым. Но Толстой все-таки не в силах был преградить Пьеру дорогу в тайное общество, и вряд ли читатель верит великому романисту, что это было «общество настоящих консерваторов».
А ведь Толстой знал и с острым трепетом вдыхал горький запах крестьянского бунта, описанного в романе. Однако связать с ним судьбу своих героев он не только не умел (этого и декабристы не умели), но и не хотел. В этом трагедия Толстого. Но его величие, его исключительный творческий гений помимо его воли рвут наложенные им на самого себя узы, дают нам галерею ярких, живых, ищущих, открытого стремящихся к переделке мира людей.
Однако в статьях и выступлениях М. Лобанова и других диспутантов представлена иная позиция. Следуя самым печальным традициям «толстовцев» (как всегда, больших роялистов, чем сам король), М. Лобанов и другие товарищи как раз всячески идеализируют, освящают, канонизируют слабые стороны концепции Толстого. Хуже, вопреки Толстому М. Лобанов делает Пьера духовным родственником блаженного Феодосия, причисленного православной церковью к лику святых. А ведь чему по словам Нестора, учит Феодосий? «И опять поучал всех со слезами о спасении души, и о жизни богоугодной, и о посте, и о том, как заботиться о церкви и стоять в ней с трепетом, и о братолюбии, и о покорности». И это о неуемной, в какой-то мере раблезианской натуре Пьера? И это о Пьере-масоне, отвергающем официальную церковь? И это о Пьере, стреляющем в своего оскорбителя? И это о Пьере, поднявшем руку на Наполеона? И это о Пьере, вовлеченном в антиправительственное движение, хотя и подкрашенное под тугендбунд?
Поиски народной правды, поиски путей к народу, свойственные Пьеру, М. Лобанов пытается интерпретировать весьма своеобразно: «Жизнь простых людей, - пишет он, - дала русским философам богатый материал для того вы вода, который в отли-
чие от рационалистической рассудочности утверждает целесообразность человеческого бытия в цельности его духа и поведения». За этим туманным рассуждением нельзя не видеть, что русская философия, которая имеется в виду автором, это отнюдь не линия Радищева, Герцена, Чернышевского, Плеханова, а нечто другое, недосказанное и уводящее мысль куда-то в сторону славянофилов и Вл. Соловьева.
Под предлогом возвеличения Толстого на »встрече - дискуссии» почему-то была осуществлена ревизия почти всей российской истории. Хронологически это начинается с утверждения В. Кожино-ва о том, что не было никакого татарского ига, что Русь, «строго говоря», не дала даже «завоевать себя», ибо за время ига лишь платила дань и беспрерывно воевала против этой дани» (стр. 281). Как было бы прекрасно, если бы это соответствовало исторической правде! Но не слыхивали ли Вы, откуда же у нас на Руси взялась фамилия Баскаков? Баскаками же называли сборщиков дани, направленных в русские селения татарами по совету специально привезенных китайских чиновников, а даль эта была «с дыма», «с плуга», те. подчиняла себе каждый дом, каждого работника. А нет - так голова с плеч, и «... на дуваньице доставалася теща зятю своему..».
Начало было еще страшнее. Вспомните епископа владимирского Серапиона: «Кровь и отец и братия нашея, аки вода многа, землю напои. Мно-жайша же братия и чада наша в плен ведении быша, села наша лединою поросташа, и величастно наша смирися, красота наша погыбе; богатство наша инемь в користь бысть; труд наш погании наследо-ваша, землю наша иноплеменникомь в достояние бысть». Ленин писал четко и ясно: «...монгольское иго есть исторический факт».
Освобождение от «кровавой грязи монгольского ига», которое, по словам Маркса, «не только давило, оно оскорбляло и иссушало самую душу народа, ставшего его жертвой», шло медленно и трудно. И ярлык у татар покупали на сбор дани со своих же единокровных братьев, и извет в Орду носили на своих же единоверцев, и много рубцов получили от кнута татарского. Ценою невероятных усилий, жертв, крови народ сбросил иго, и не может быть таких ложнопатриотических соображений, которые заставляли бы нас забыть и горе и борьбу тем более, что не перевелись западные чиновники, вновь желающие приехать и вводить налоги «с дыма», «с плуга».
Далее «смелыми мазками» участники «встречи-дискуссии» расправляются со всем русским революционным движением, отметают все ленинские оценки этапов развития революционной борьбы в России.
Сперва попадает русским просветителям. Вот как, следуя грибоедовской графине-бабушке (точнее: опережая ее в наш космический век), М. Лобанов препарирует замечательного русского просветителя В. Попугаева. Рекомендуя Попугаева просветителям, последователем Вальтера и Дидро, Лобанов цитирует наивно-восторженные слова своей жертвы: «Просвещение есть солнцев луч во мраке» и т.д.
Этому противопоставляется утверждение, что когда над родиной нависла опасность, то «решали дело не умствующие теории, не отвлеченный «солнцев луч», а дух армии, народное чувство». Что за странное противоположение! Что за странный намек, будто Попугаев, как просветитель, чужд народному духу, будто его мечты об освобождении родины от крепостного рабства (умствующие теории?) находились в противоречии с патриотической задачей!
Конечно, если объявить, как это делает Ю. Иванов, что Толстой «довел до высшей степени очевидности» мысль, будто не «умственная деятельность» производит движение народа, то можно рассердиться на Попугаева, который полагал, что «непросвещенный человек обыкновенно мало думает!»
«Рабы не могут быть ни гражданами, ни патриотами» - писал Попугаев. Это что, тоже «умствование»? А это: «Но человек, живущий в обществе, должен знать свое назначение как гражданин, цель общественности, связь свою с целым». А это: «Рабство полезнейшего члена - земледельца положило необратимый оплот народному просвещению!» И далее: «Конституция есть первая пружина, которая вращает и, так сказать, одушевляет все части государства». Как можно презрительно отмахиваться от трудной судьбы борца против крепостничества, за культуру народа, за конституционность? Как можно оскорблять предтечу декабристов?
Впрочем, декабризм далее мимоходом изничтожает с помощью Грибоедова. Развивая мысль, что движущей силой истории является народ (к пониманию этого мы еще вернемся), Ю. Иванов отмечает, что к этой мысли близко подходил Грибоедов, «что позволило ему заранее понять обреченность военного заговора декабристов». Далее вспоминаются знаменитые «сто человек прапорщиков». Видимо, Ю. Иванов солидарен с такой позицией, скажем точнее: это именно его личная позиция, а отнюдь не Грибоедова.
Сложно относился этот удивительный русский гений к движению декабристов. Не случайно был он арестован по обвинению в учреждении тайного общества в Отдельном кавказском корпусе, не случайно числится он в мартирологе русской культуры, не случайно убит.
Вот как Петр Бестужев описывал встречу с Грибоедовым на Кавказе после 14 декабря: «Слезы негодования и сожаления дрожали в глазах благородного; сердце его обливалось кровью при воспоминании о поражении и муках, близких ему по душе. ... Не взирая на опасность, знаком с гонимыми, он явно и тайно старался быть полезным». Что касается народности, то понимание ее у Грибоедова надо искать не на путях любования патриархальными отношениями в России, т.е. не в худших традициях толстовства, а в его «Записке об учреждении Российской закавказской компании», т.е. на путях ускоренного капиталистического развития России (что было прогрессивно для своего времени, и чего не понимали многие из «ста прапорщиков»).
48
После сведения счетов с декабристами критические удары направляются в сторону части российской интеллигенции, которая видела в народе «глупца». Очевидно, это должен принять на свой счет Салтыков-Щедрин. Далее М. Лобанов возвещает, что предчувствуемый Достоевским «разгул бесов ждал своего исторического часа». Не совращайте малых сих! Молодежь не знает, что «Бесы» были знаменем реакции в борьбе против русского революционного движения.
Позицию М. Лобанова, очевидно, в порядке дискуссии, развивает. Ю. Иванов, который сокрушается, что русская революционная молодежь (подразумеваются народовольцы), не поняв толстовства, движимая своими «предрассудкам», напрасно (выходит так) трагически гибла на виселицах. Мягко говоря, это уже кощунство!
В статье «Крестьянская реформа», говоря о двух исторических тенденциях в борьбе за новую Россию - революционной и либеральной, - Ленин высоко ставил подвиг народовольцев и революционных народников: ...революционеры 61-го года остались одиночками и потерпели, по-видимому, полное поражение. На деле именно они были великими деятелями той эпохи, и, чем дальше мы отходим от нее, тем яснее нам их величие, тем очевиднее мизерность, убожество тогдашних, либеральных реформистов. Герои «Народной воли», как их называл Ленин, «сделали шаг вперед, перейдя к политической борьбе, но связать ее с социализмом им не удалось». Вот этого шага почему-то не заметили товарищи из «Молодой гвардии».
Итак, если ленинизм связывает себя с традицией декабристов, Герцена, Чернышевского, Салтыкова-Щедрина, народовольцев, революционных народников, то члены дискуссионного клуба «Молодой гвардии» ищут себе иные истоки, иные предтечи. Занимаясь апологетикой худших сторон толстовства, они рвут с ленинским подходом к творчеству великого художника. Сейчас принижает Толстого тот, кто спекулирует на его слабых сторонах, возводит их в добродетель и тем самым обязывает критиковать и разоблачать их.
Нельзя отходить от ленинских оценок толстовства. В статье »Н. Толстой и его эпоха» Ленин писал: «Вот именно идеологией восточного строя, азиатского строя и является толстовщина в ее реальном историческом содержании». И далее: «Учение Толстого безусловно утопично и, по своему содержанию, реакционно в самом точном и самом глубоком значении этого слова».
Истоком Вашей ошибки, дорогие товарищи, является отход от классового исторического подхода к явлениям культуры. О. Михайлов так прямо и брякнул: «Как только мы начнем рассматривать «Войну и мир» вне понятий национального, то утратим один из главных критериев». Но о классовом критерии О. Михайлов вообще ничего не говорит, значит один только национальный и остается. Но даже Толстой в богучаровской истории не мог обой-
ти классовой стороны взаимоотношений русского общества: «Дрон должен колебаться между двумя лагерями - господским и крестьянским». И абсолютно не прав М. Лобанов, утверждая, будто после реформы 1861 года Толстой силой своего гения «хотел как бы удержать целостность реальной России». Толстой, в отличие от т. Лобанова, видел, что никакой «целостности» реальной России не существует: куренка выпустить некуда!
Совершенно наивными, неонародническими являются замечания Ю. Иванова, будто «народ» более свободен, нежели господа, так как необходимость не требует от него жертвовать свободой во имя карьеры, славы, так как он ведет жизнь, близкую к природе. Итак, оказывается, в старой, отсталой России простой народ был менее угнетен своим общественным положением, нежели его хозяева, что его зависимость от слепых, еще не познанных, стихийных сил природы означала в действительности большую свободу Что это? Как это?
Никогда не может быть истинным патриотом своего Отечества тот, кто унижает другие народы. Не следует высокомерно третировать Вольтера и Дидро, о которых так тепло, так уважительно отзывались всегда и Маркс и Ленин. Не следовало В. Дробышеву противопоставлять: «И если Бальзаку понадобилось написать около сотни произведений, чтобы дать всестороннее изображение французского общества, то наш Толстой сумел это сделать в одном романе» (стр. 278). Бальзак - тоже «наш», если мы не забыли ленинский завет молодежи: овладеть всеми богатствами человеческой культуры.
Наконец, что за тенденция в сторону обскурантизма?! М. Лобанов пишет о нравственной силе русского народа, непонятной «для привычного европейского представления». Во-первых, что это за представление? Кем оно изложено? Представление ли это английского углекопа или немецкого бюргера, Стендаля или Гегеля, Байрона или Энгельса? Во-вторых, не вариация ли это на давно забытый мотив: умом Россию не понять..?
Откуда это озлобление против «умствований», французского и русского просвещения? М. Лобанов писал и так: «Теоретики» могут рассуждать о «концепциях», «системах» и т.д., но им не дано прикоснуться к тому первородному где зарождаются нервные узлы нравственного бытия и откуда исходит мощь творческого духа».
Все эти «узлы» и «духи» заставляют вспомнить ленинскую оценку недоброй памяти журнала «Вехи», которые «уничтожали» теоретиков Чернышевского, Белинского, а на знамени своем написали имена Достоевского, Вл. Соловьева.
Имя реакционного философа-идеалиста Вл. Соловьева уже всплывало в «Молодой гвардии» в весьма благоприятном свете, а теперь Дробышев рекомендует нашей молодежи «одного из крупнейших критиков того времени» Ник. Страхова. Полагаю, что именно у Страхова и его «борьбы с Западом в нашей литературе» многие участники «встре-
чи-дискуссии заимствовали свой пафос. Ведь это, кажется, Страхов писал: «Мы такой народ, что до сих пор ни под какую науку не подходим». А вот как характеризовал Страхова и его журнал «Эпоху» друг Чернышевского, революционер-демократ М. Антонович: «Вот перед нами человек, г. Страхов, один из числа тех журнальных деятелей, которые на своем литературном знамени написали слово - народность: эти люди говорят, что они стоят на почве русской народности и поставили себе задачей провести во всей области науки, искусства и жизни народные начала; они восстают против всех теоретиков и западников, принимающих западноевропейскую цивилизацию и европейские элементы за явления общечеловеческие, за материалы, годные в сущности своей для всех народов; они вооружаются против всяких заимствований с Запада и утверждают, что русская народность до того своеобразна и самобытна, что к ней не пристанет органически ничто иноземное, а если что-нибудь искусственно привьется, то это привитое становится недостатком, вредным наростом на народном древе, что такие наросты нужно отсекать и вместо них разводить свои национальные».
«Эпоха», одно говорит, а другое делает, на языке у нее почва, национальность, все русское, а на уме и на деле иноземщина и неметчина». А это потому что в конечном итоге Страхов оказался в плену у совершенно не понятного им немецкого филосо-фа-идеалиста Гегеля.
Увлекающиеся товарищи в «Молодой гвардии» трактуют народ как внеисторическое явление. Он сидит где-то извечно на своем «древе бытия», сияя «вечной красотой», источая мудрость духа, а всякие «умники», декабристы, просветители, народовольцы и пр. - это пена, волюнтаризм, субъективизм. И не возьмут в толк наши товарищи, что волюнтаризм, бонапартизм, цезаризм, против которых они ополчаются, есть прямое порождение условий и психологии мелкого производителя - крестьянина в первую очередь. Надо понять, что соединение стихийной борьбы народных масс с деятельностью революционеров неизбежно проходит много этапов, что исторически неизбежны и просветители, и дворянские революционеры и революционеры-разночинцы. Что издеваться над ними - глупость и, извините, утрата революционно патриотической традиции. Без указанных этапов, как показал Ленин, не было бы революции в России.
Да, М. Лобанов прав, когда в «Огоньке» говорит, что «внутреннее богатство романа обращено и к нашим насущнейшим общественным и личным заботам». И в этой связи авторское выступление против обруганного им рассудочного рационализма затрагивает вполне современные проблемы.
Не дело нам сегодня поднимать на щит блаженных Феодосиев или протопопов Аввакумов (как это было у Чалмаева). Хватит с России мистиков, лжепророков, витий с нечетким, приблизительным мышлением. Сколько бичевали их Щедрин и Горький в литературе, Плеханов и Ленин в политике.
Рационализм в России, говоря метким словом протопопа Аввакума (воздадим ему тут должное), сеян поздно, а поспел рано. Он принес нам долгожданный метод понимания окружающего мира. На путях рационализма русская мысль добилась самых ярких, всемирно-исторических своих успехов. Наш трудный путь к ленинизму шел через рационализм Пестеля и Герцена, Белинского и Чернышевского. Мы гордимся рационализмом Сеченова и Павлова, Менделеева и Вернадского. И ныне важнейшей нашей национальной задачей является строго научное, точное, рационалистическое понимание всего того, что происходит у нас, в нас и вне нас. Увы, нам есть над чем здесь поработать. И если немцы были самой теоретической нацией XIX века, то самой теоретической нацией XX века должны стать мы. Это не просто национальная задача, это - задача интернационально важная.
С сожалением отметим, что великий писатель земли русской не стал бы нам здесь добрым помощником: «В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания»
- писал он в «Войне и мире». Мы можем это понять у Толстого и должны простить ему Но отчего же сейчас вдруг ополчаться против рационализма? Для чего гальванизировать отжившее у Толстого?
Когда-то грибоедовская графиня-бабушка вкупе со всей фамусовской Москвой бросила упрек Чацкому: окаянный вольтерьянец, т.е., рационалист. И вот на вольтерьянство прошлого века сердится ныне советский журнал. Когда-то Энгельс сожалел по поводу тех, у кого «утрачен дух Вольтера». Или, быть может, и Вольтер и Энгельс, это - чужебесие, против которого так строго ополчился Чалмаев?
Особенно молодежь должна ясно понимать историческую миссию страны: быть первородцем человечества, неся высоко теоретический светоч. А он многим глаза режет: и делягам, и хапугам, и чинушам, и приспособленцам, и карьеристам, и духовным проституткам. Увы, не перевелись. Здорово их хлестал когда-то Толстой.
Не в том наш патриотизм, чтобы возвращаться к блаженному Феодосию или Вл. Соловьеву Такие странные ретирады заставляют вспомнить Гейне. У него спор попа и раввина, как известно, завершается выводом, что оба воняют одинаково плохо. Неужто в эру диалектического материализма и полетов в космос мы станем доказывать, что поп воняет все же лучше? Наши герои - Гагарин, Королев, а не блаженные иноки.
В «Молодой гвардии» возник странный патриотизм: без верного понимания отечественной истории, без уважения к другим народам, без понимания русской общественной мысли, без классового подхода, без русских просветителей и декабристов, без революционеров-народников, без ленинского подхода к нашей истории. А в конечном итоге - без великого художника Толстого. Уж не иноземный ли это патриотизм?
Наш патриотизм, наша национальная гор-
дость: опираясь на все лучшее, светлое, умное в традициях и в настоящем, - смелое и решительное движение к коммунизму. А здесь нужен ясный, трезвый, рационалистический ум, способный «срывать все и всяческие маски» с любых ухищрений сил прошлого, и в первую очередь с отживших и обветшавших форм идеологии, преодолевать «предрассудки закоренелых недвигателей» (отличное выражение декабриста князя Сергея Волконского - властителя тайных дум князя Андрея Болконского).
Мне было бы важно знать Ваше мнение по поводу высказанного.
С наилучшими пожеланиями.
* * *
Чувство Родины - великое и святое чувство. Нет прощения тому, кто ныне со сладострастием и слю-
нопусканием топчет Родину. Нет прощения демагогам, которые заимствовали у буржуазных политологов и публицистов бессодержательные клише и штампы о наличии у нас унитарного государства, об «империи зла». Можно только сожалеть о политических деятелях, спекулирующих на узколобых лозунгах суверенитета. Они ничем не отличаются от своих средневековых предков, удельных князей, живших по принципу: «Как бы мне дождаться чести, на Путивле князем сесть, пожил бы я всласть, ведь на то и власть».
Мещане и обыватели не могут вместить в свои мозги идею Маркса и Ленина: мы сторонники крупных централизованных государств. Государств, свободных от затхлого партикуляризма и обывательского провинциализма. Только такие государства творят историю.
51
