УДК 882
ББК 83, (Рос-Рус) 6-8
Лобова Екатерина Павловна
аспирант кафедра филологии БирГСПА г. Бирск Lobova Ekaterina Pavlovna Post-graduate Chair of Philology Birsk State Socio-Pedagogical Academy Birsk
Чувство природы в романе Л.М. Леонова «Соть»
Sense of Nature in "The Sot” Novel by L.M. Leonov
В статье рассматривается понятие «чувство природы» применительно к роману Л.М. Леонова «Соть». В центре внимания автора - смысл основного конфликта произведения, заключающегося во взаимоотношении природы и человека. Человек и мир вокруг него рассматриваются сквозь призму «чувства природы». Анализ мифопоэтического подтекста дает возможность проследить эволюцию авторского отношения к миру, понять концепцию произведения.
The article considers the sense of nature concept in reference to L.M. Leonov’s novel “The Sot”. The author focuses on the meaning of the principal literary work conflict, i.e. between a man and nature. The man and the world around him are considered through the prism of the sense of nature. Analysis of the mythological-and-poetical implication gives a chance to trace the evolution of the author's attitude towards the world, to understand the conception of the literary work.
Ключевые слова: чувство природы, мифологические образы, природа и культура, метафорический подтекст.
Key words: sense of nature, mythological images, nature and culture, the metaphorical implication.
В 1920-1930-е годы особо актуальным стал вопрос о месте человека в природе. В эпоху кардинальных исторических перемен он осознавался как фундаментальный, стержневой, что задавало комплексность его обсуждения. Л. Леонов, художественно осмысливая бытие, утверждал единение человека и природы, человека и космоса, фиксировал свое внимание на симптомах кризиса традиционного гуманистического сознания. Человек, по Л.Леонову, - существо общественное, жизнь и сознание которого должны одухотворяться высшими идеями и нравственным смыслом, в противном случае на пути поступательного движения человечества неизбежны препятствия и роковые преграды. В центре художественного мира Л. Леонова стоит человек - творец культуры и
исторического прогресса, генетически связанный с другими формами жизни и возвышающийся над природным царством.
Роман «Соть» (1930) был написан в течение года. Книга, по словам писателя, была посвящена «столкновению наступающей новизны с российской архаикой, истории первой встречи машины с дремучими недрами» [3;82]. В романе изображены в непосредственном соприкосновении передовые люди ХХ века - Увадьев, Сузанна - и люди, живущие еще стародавней русской традицией - Вассиан, Филофей. Это закономерно для творчества Л. Леонова, который видел основу жизни в тесной связи настоящего и прошлого, в единении человека и окружающего его мира. Природа и культура, по его мнению, не противостоят друг другу. Они взаимосвязаны: природа является создателем культуры, а вместе с тем и самой жизни. Но, как ни парадоксально это звучит, развитие техники, городской цивилизации несет жителям Соти погибель. В произведении передается острый накал классовой борьбы в сложную и противоречивую эпоху, когда ценность человеческой личности определялась не его индивидуальными качествами, а социальными и общественными идеалами.
«В общей массе социальных преобразований происходит нивелирование личности, что наиболее заметно на примере нигилиста Увадьева» [4;159], делом которого было «дробить и мять людскую глину <...>» [2;21]. В неведомый край партийной организации он ворвался как личность сильная, незаурядная, не терпящая возражений. Уже с первых страниц романа, когда впервые появляется Увадьев, происходит непрестанное созвучие человеческого мира и мира природы. Роман начинается с символической сцены разрушения муравейника. В тот час муравьи - «беспечные лессовые жители» - мирно копошились на пригорке, пригретом апрельским солнцем. При виде человека, «пред лицом неслыханной беды они предавались суетливому волнению, и одни запирали бревнами входы, а другие прямо ложились, навзничь, торопясь сразиться и погибнуть в борьбе» [2;8]. Тем временем «багровая суставчатая туча вонзилась в их округлый мирок <. > забава двигала рукою человека <. >»[2;8]. Разрушение Увадьевым муравейника является в романе символом несчастья, данная символика берет свое начало еще в славянской мифологии, где
муравеиник является символом течения жизни, и никто не в праве ее прерывать. «Лишь забава двигала его рукой человека» [2;9], - пишет Л. Леонов, употребляя очень важное слово «забава» (потом оно станет названием одной из частей «Пирамиды»). «Вы умеете выпить яйцо, не разбивая скорлупы» [2;189], - говорят Увадьеву во время важной беседы свои же соратники по строительству. «Л.Леонов слова эти, обращенные к Увадьеву, трактует как «непонятную» шутку, хотя сам все прекрасно понимает: Увадьев выпивает содержимое, оставляя внутри пустоту» [5;208] . Он наделяет себя
неслыханным правом - распоряжаться чужими судьбами. Здесь прослеживаются мифопоэтические и культурно-исторические традиции.
Метафорический подтекст начальных сцен усиливает изображение неуютной обстановки, в которой оказались строители новой жизни: «Ни ветра, ни неба, - писал автор, - ни путеводных звезд на нем, и лишь где-то по верховьям елей гудит и плещется апрель» [2;11]. Вокруг лишь неприглядная картина, наводящая на человеческую душу тоску и страхи, «в нос вторгаются древние запахи ледяной сыри и разопревшего коня» [2;9].
Весеннее время волновало и будоражило главного героя, который так усердно скрывал свои чувства от окружающих: «Весна, - кисло думал он, -размазня чувств и душевная неразбериха <...>»[2;5]. Пустота стала неотъемлемой спутницей Увадьева, который тоже так и не устроил свою жизнь. Никто не чувствовал его душевного тепла. В. А. Петишева [4] отмечает, что в заключительном эпизоде Увадьев предстал перед читателем как символ одиночества, который возведен в степень отстранения от реальности. Он находится на распутье, его окружают лишь тишина и ветер.
Герои романа строят светлое социалистическое будущее, именно этим определяются их ценности и идеалы. Стройка поглотила человека, его сопровождает железо, которое стола символом технического переворота на Соти: «Я, - поделился как-то своим открытием рабочий Сотьстроя, - даве ящики со станции привозил <. > и все железо, железо, чистокровное железо, мужички!» [2;180]. Инженер Ренне и приказчик, «похожий на старого жулика», заключают не святой союз с природой, а хотят ее перехитрить, покорить. Приказчик закрепляет крестным знамением («крест на груди») сначала свою
уверенность в победе, а затем пытается таким образом перебороть страх перед разгневанной стихией.
Мертвый лес, убитая карабас-птица, сакральный жест неправедного человека - все предвещает беду. Взбунтовавшаяся река убила играющую девочку. Река из Великой матери становится врагом людей. Л.Леонов глубоко чувствует противоречивость ситуации, стремится дать подробный философский анализ происходящего, что выделяет роман из числа других подобных произведений. Рабочие покоряют реку, они не видят великой трагедии, а радуются своему достижению. Новыми строителями светлого будущего отрицается божественное происхождение природы, соответственно, храм Божий уничтожается без сожаления. На вопрос: «Какой еще храм заместо скита воздвигнешь? <...>» - приверженцы строительства отвечают, что будет работа на комбинате и жилье близ очага культуры. Печалясь о судьбе девочки, Увадьев убежден, что со временем для его ошибок (жертва - это только ошибка!) «Найдут громовое оправдание». Вопрос о природе - жертве вообще не стоит. Увадьев считает, что природа интересна только тогда, когда «через нее, заасфальтированную, проедут на велосипедах загорелые смеющиеся комсомольцы.» [2; 123]. В романе настойчиво проводится мысль о природе как Книге. Хотя позиции леоновских героев различны. Фаворов отождествляет Книгу природы с новым Апокалипсисом, а для Увадьева лес и заключенный в нем скит - «прочитанная страница». «<...> И если уцелел в его памяти какой-то весенний овражек, усеянный одуванчиками по скату, он стыдился этой самой сбивчивой своей страницы» [2;89]. «Лес для него - сырье, из которого сделают бумагу и на ней напишут новую Книгу - букварь для девочки Кати. Перед нами два кардинально различные понятия: великая, веками писавшаяся Книга и букварь, который только начинают создавать» [1;79].
Строительному шуму, железному скрежету, леденящему сердце, в романе противостоит тишина. Этот образ является метафорическим. Впервые мы встречаемся с ней в сцене прибытия в Макариху многочисленной армии рабочих. А с началом прокладки грунтовой дороги на Шоноху в округе стали твориться «<...> вещи, несообразные с древним обликом Соти <...> явствовало лишь, что по проложенной дороге прикатит вскорости лютая машина, которая
неминуемо пожрет и несуесловную прелесть места, и тишину - наследие дедов <...>» [2;23-24]
Тишина. - неотъемлемая часть старой Соти и непроходимых лесов, «<...> куда никто не ходит и ничего не ищет, бродит тленье, гибнет лес на корню, болотится, засорен перестоем да валежником, откуда всякая цветная гниль, в жару - отлупа, в холод - морозобоина и другая стихийная порча добра. Летом, едва теплынь, на тех же местах, где гуляли ледовитые ветры, зачинается великая гарь <.>и тогда нас сотни верст страшно полыхает дебрь; ветер чешет ее огненные колтуны, а солнце меркнет, как яйцо, забытое в костре» [2;49]. Тишина и покой - это непременные элементы характеристики древней Соти: «Плотными хлопьями туман оседал на ветвях, расстилаясь от реки к реке. Мир покорно и леностно растворялся в нем, и, казалось, Уступала та первозданная муть, в которой была разболтана когда-то вся последующая история людей, строительств, городов» [2; 18]. При виде первозданной красоты у Фаворова захватило дух, а Увадьев скептически отреагировал на восторг инженера: «Еще пиво хорошо тут пить <...>» [2;19].
Увадьевское восприятие тишины и красоты утилитарно-практическое, оно антонимично взглядам монахов, в частности, Геласия, который в одном из диалогов заметил: «Справедливость-те от красоты идет, а красота из тишины рождается, а вы ее ломом, тишину-те, корежети <...>» [2;42].
Увадьев и его сторонники часто сталкивались с враждебной отчужденностью окружающей природы и бедствующих людей - рабочих, жителей Макарихи, покинутых монахов. «С того момента, как Увадьев вступил на берег, и был кинут вызов Соти, а вместе с ней и всему старинному обычаю, в русле которого она текла. Он шел, и, кажется, сама земля под ним была ему враждебна» [2;42]. С нескрываемой неприязнью встретили строителя эпохи обитатели древнего скита, загнанные судьбой в полусгнившие бревенчатые строения, точно барсуки в сырые земляные норы.
Скитские монахи и их убогое жилище входят в сказочно-мифологическое художественное пространство произведения. «<...> Долгие годы ни урядники, ни богомольцы не нарушали обительского уединения. Ночными призраками, бездорожьем, ядовитыми воспареньями болот бог охранял свое гнездовье <...>.
В давние дни Мелетия обильно бродил здесь лось и плутал медведь <. >» [2;14]. Лесная округа, сокрытая от посторонних глаз была благословенной, плодородной, богата живностью, притягивала к себе не только роскошью, но и девственной чистотой, волей и тишиной. Об этой земле Вассиан говорит: есть в ней «<...> нетронутая сила и никто ее не раскопал. Везде я искал, по степу бродил, у бешкеров бывал, в горы солдатиком вторгался, а краше Соти не обрел места на земле» [2;17].
Как противопоставление гармонии в природе, в людях поселилась тревога. Злость не покидала строителей, все находилось в напряжении: Увадьева угнетало странное ощущение, будто озябла спина; Бураго вел себя агрессивно, требуя немедленного сокращения работ на комбинате; Ренне, предчувствуя беду, не явился на заседание рабочкома. В равнодушном бессилии сотьстроевцы созерцали катастрофу, готовясь к худшему: «Теперь непременно отдадут нас под суд, - произнес береговой десятник. - Засодют <...> Слабые вымрут в год, а сильных он посадит на коней и поведет назад, к тезису. Время потечет вспять, через темные дни; им придется переплывать реки крови <...>» [2;188].
Важную роль в романе выполняют природные стихии, в частности, вода, дождь, река. Вода как фундаментальный первоэлемент мироздания всегда была объектом почитания и поклонения людей, с ней связано множество «речных мифов». Река важный мифологический символ, элемент сакральной топографии. В ряде мифологий в качестве некоего "стержня" вселенной, мирового пути, пронизывающего верхний, средний и нижний миры, выступает мировая река. Важная роль отводится образу реки в библейской и христианской мифологии. В награду людям они появляются в пустыне, в горах, иссекаются из скалы; в наказание же реки иссушаются, и земля превращается в пустыню, мертвую почву. Одна из казней египетских состояла в том, что господь (руками Аарона) ударял жезлом по воде, и она превращалась в кровь (Исх. 7, 17-21), являющейся возмездием за человеческие грехи.
В образной структуре романа существенное место занимает река Соть, одухотворенное естество. Она выступает художественным символом, противостоящим дисгармоничному миру людей. Повествователь неравнодушен
к ней и окружающим ее землям: действительно, краше нет «<...> места на земле, - отметил он. - Огромными пространствами владел здесь глаз; они порождали пугающее желание подняться над ними и лететь» [2; 18-19]. Эмоционально и немногословно нарисованы пейзажные картины: «<...> Стоят леса темные от земли и до неба, а на земле сон. Спит все, чему дано это сладкое беспамятство, и даже тягучие вешние воды ленивей текут подо льдом, омывая скитское подворье» [2;15]; или «В тот крайний час угасающего дня лес начинал хрюкать, лаять, петь, всяк в свою любовную дуду» [2;7].
Соть и окружающая ее природа нередко враждебны героям. Лес недружелюбен к чужим - к Увадьеву и его спутникам, он «<...> встречал без привета этих трех строителей людского блага» [2;8]; река противилась людям, замыслившим запрячь ее в работу: «Она не хотела в трубы, она хотела течь протяжным прежним ладом, растить своих тучных рыб, хранить свою сонливую мудрость» [2; 164]. Готовясь к схватке с людьми, Соть поначалу терпела, даже когда человек с помощью современной техники уничтожал ее вековое лоно. Потом река стала «мстить» строителям: принесла много бед, стала виновницей гибели ребенка. Как и леонововед В.А. Петишева [4], мы считаем, что картины бунта реки, воссозданные в традициях устного народного творчества, зримо обозначили парадоксальность взаимоотношений строителей новой жизни и природного естества. В романе не только углублен, но и обнажен мотив «покорения» природы, робко обозначенный еще в начале леоновских поисков. Развивается конфликт под знаком нового, «индустриального» мифа.
Природные образы Л. Леонова - сложные по структуре, многофункциональные по назначению, в них всегда виден автор, размышляющий о человеке и мире, общественная среда. Л.Леонов видит противоречивость сложившейся ситуации, и благодаря этому книга его выделяется на фоне многих произведений 30-х годов, ставивших те же проблемы. Но в годы первых пятилеток люди не осознают еще всей трагичности ситуации. Об этом писатель скажет в своем выдающемся романе «Русский лес», где лес выступает в качестве созидателя культуры.
Библиографический список
1. Вахитова Т.М. Художественная картина мира в прозе Леонида Леонова [Текст] /Т.М. Вахитова. - СПб.: Наука, 2007. - 211с.
2. Леонов Л.М. Собрание сочинений. В 10-ти т. Т.4. Соть: Роман; Саранча: Повесть [Текст] /Л.М. Леонов. - М.: Художественная литература, 1981. - 351с.
3. Леонов Л.М. Собрание сочинений. В 10-ти т. Т.10. Публицистика [Текст] / Л.М. Леонов. - М.: Художественная литература, 1984. - 631с.
4. Петишева В.А. Л.М. Леонов: искусство романа [Текст] / В.А.Петишева. - М.: Голос-Пресс, 2008. - 352 с.
5. Прилепин З. Леонид Леонов: «Игра его была огромна» [Текст] / З. Прилепин. - М.: Молодая гвардия, 2010. - 569 с.
Bibliography
1. Leonov, L.M. Collected Works. In 10 V. Vol. 4. The Sot: Novel; Locusts: Story [Text] / L.M. Leonov. - M.: Fiction, 1981. - 351 p
2. Leonov, L.M. Collected Works. In 10 V. Vol. 10. Journalism [Text] / L.M. Leonov. - M.: Fiction, 1984. - 631s.
3. Petisheva, V.A. L.M. Leonov: The Art of the Novel [Text] / V.A. Petisheva. - Moscow: Golos-Press, 2008. - 352 p.
4. Prilepin, Z. Leonid Leonov: "His Playing Was Huge" [Text] / Z. Prilepin. - M.: Young Guard, 2010. - 569 p.
5. Vakhitova, T.M. Artistic Picture of the World in Leonid Leonov’s Prose [Text] / T.M. Vakhitov. - St.: Nauka, 2007. - 211 p.
УДК 811.111’37 Вестник ЧГПУ12'2010