CC BY
99
реплетающихся в славянофильско-евразийских концепциях, всегда претворяются в оригинальные формы, обусловленные, например, спецификой художественного творчества у Замятина и научной сферой деятельности у Гумилева.
1. Рязановский Н.В. // Звезда. 1995. № 2. С. 29.
2. Савицкий П.Н. // Русская идея. М., 2004. С.352.
3. Замятин Е.И. Собр. соч.: в 5 т. М., 2004. Т. 3. С. 9. Далее цитируется это издание с указанием страниц в тексте.
4. Лавров С.Б. Лев Гумилев: Судьбы и идеи. М.,
2003. С. 167.
5. Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. М., 2003. С. 140, 140.
6. Гумилев Л.Н. Черная легенда. М., 2002. С. 197.
7. Дугин А.Г. Проект «Евразия». М., 2004. С. 8. Поступила в редакцию 6.03.2007 г.
РОМАН Л.М. ЛЕОНОВА «ПИРАМИДА»: СТРУКТУРА ЖАНРА
В.А. Петишева
Petisheva V.A. L.M. Leonov's novel «Pyramid»: structure of a genre. «Pyramid» is a result of L. Leonov’s long-term moral-philosophical searches, his final book which shows religious-philosophical ideas of the writer, his thoughts over the sense of life, history and progress, a person and religion, the past and the future of the civilization. There are disputes on a genre of «Pyramid» among his critics. The author has defined it as «novel-delusion».
«Пирамида» - результат многолетних нравственно-философских исканий Л. Леонова, его итоговая книга, в которой с наибольшей силой проявились религиознофилософские взгляды писателя, его раздумья о смысле бытия, истории и прогрессе, человеке и религии, прошлом и будущем цивилизации. После «Пирамиды» почти все вышедшие ранее прозаические произведения (от «Бурыги» до «Русского леса») выглядят подступами к главному осуществлению, очередными этапами его воплощения [1].
О жанре «Пирамиды» среди леоновове-дов шли и идут споры. Сам автор определил его как «роман-наваждение». Есть другие (дискуссионные) точки зрения на структуру жанра «главной» леоновской книги, не укладывающейся в общепринятые рамки классического религиозно-философского романа: «роман-миниппея» (В. Гусарова-Кузи), «по-лиисторический роман» (Л. Якимова»), «роман-исповедь» (А. Дырдин), «роман-
самоопределение» (А. Лысов) и др.
Л. Леонова-художника, его романное наследие нельзя полностью понять, не учитывая литературно-художественный, культурный и философский контексты эпохи, в которой шло формирование личности писателя
и ее последующая эволюция. Это, прежде всего, русская философская мысль конца XIX - начала XX в. в лице ее ярких представителей - В. Соловьева, Н. Бердяева, Н. Федорова, П. Флоренского, Л. Шестова. Вне сомнения, труды этих мыслителей сказались на леоновских сомнениях и настороженности по отношению к пореволюционному времени и прогрессу, к насильственным методам переустройства социально-экономического уклада России, косвенно отразились в скептических оценках предельного рационализма, нивелирования индивидуума и пренебрежения к его духовным интересам.
С. Семенова, отмечая близость нравственных и философских позиций Л. Леонова взглядам религиозного деятеля Н. Федорова, писала, что творчество романиста связано «<...> с традицией активно-эволюционной космической мысли, идущей от Николая Федорова и ставившей высшие цели преобразования природы человека и мира, которые выходили за рамки торжествовавшего ортодоксального социалистического идеала [2]. Вместе с тем, отметил А. Павловский, не следует утверждать, «<...> будто художественнофилософский мир Леонова целиком соотносится с религиозно-философскими координа-
тами начала столетия. Леонов вобрал в себя многие разные достижения человеческой мысли, и перед нами еще стоит задача разобраться в этом многохарактерном богатстве» [3].
Л. Леонов - писатель-философ новой генерации. Основа его художественного мышления - синтез литературной образности, элементов православного мировосприятия, мифологических мотивов и символики. Утверждая новый тип творчества, Л. Леонов писал, обращаясь к литературам: «<...> Нам нужно искусство острых социальных проблем, больших полотен, мощных социальных столкновений, глубокой философской насыщенности» [4]. Аллегорическая образность и символика занимают в произведениях романиста исключительно много места, структурируя философичность леоновских книг, их пафос и интеллектуальное богатство. Символы - это не только вехи глубоких авторских обобщений, но и важнейший компонент раскрытия образов и художественных конфликтов. В каждом из романов Л. Леонова имеются символы, цементирующие структуру произведения и его основные идеи. В «Барсуках» - это символ стихии и мужицкой вольности; в «Воре» - трагическая жизнь Векшина и его путь в никуда; в центре «Со-ти» - река Соть как знак разумного природного начала; в «Дороге на Океан» - утопические картины будущего, контрастные настоящему; в «Русском лесе» - лес, родничок, сосна. Многозначными символами романа «Пирамида» выступают: пирамида как сооружение землян, символ развития и магический знак; стихии огня и войны; инфернальные миры и персонажи-фантомы. Появление символов в книге мотивируется философскими рассуждениями автора, экскурсами в прошлое, замедлением или ускорением художественного времени, литературными отступлениями, «эзоповым языком» и другими поэтическими приемами.
Важнейшее составляющее мышления Л. Леонова - художественное мифотворчество, способствующее созданию специфической поэтической картины, «многомерному» осмыслению основ мироздания, познанию вечных, неразгаданных тайн человека и его места на координатах бытия. Миф для писателя - это универсальная синкретическая форма мышления, объединяющая в себе субъективное и объективное, единичное и
общее, идеальное и реальное, реальное и фантастическое, а также способ непосредственного восприятия мира. Художник по этому поводу писал: «<...> Любой, на моржовом клыке нацарапанный миф является равноправным уравненьем с тем еще преимуществом, что алгебраическая абракадабра заменена там наглядной символикой простонародного мышленья» (X, 561).
Прозаик часто обращался к Библии, Ветхому Завету и Талмуду, находя в них ответы на злободневные вопросы современности. Отзываясь о значимости письменных памятников древней культуры, он сказал, в частности, по поводу Библии: «<...> Традиционно рассматривают Библию как книгу для богослужения. А это гениальный эпос древнееврейского народа. Как «Махабхарата» и «Рамаяна». Там бездна поэзии и грандиозной фантазии» [5]. Мифологические реминисценции Л. Леонова, соотнесенные с основными конфликтами и образами, выступают универсальным приемом создания обобщенных картин человеческой жизни. «<...> Я всегда искал, - говорил Л. Леонов, - отвечающие времени формулы мифа. В этот завещанный нам весьма объемный «сундук» влезает очень и очень многое. Суть его «поместительности» в том, что он «мыслит» блоками. Я называю: Эсфирь, Авраам, Ной -и за ними стоят целые миры; или можно думать о соответствующем в своем времени» [6]. Образная символика Л. Леонова, генетически связанная с христианской культурой, и мифотворчество как универсалии сознания и способ литературного обобщения, вскрывая глубинные жизненные процессы, перерабатывая и по-своему интерпретируя их, ориентируют леоновский роман на совершенные оценки, выражают отношение автора к субстанциальным вопросам бытия, способствуют постижению непознанного в эмпирической действительности.
В заглавии книги, ее подзаголовке «Роман-наваждение в трех частях» и структуре текста кроется ключ к пониманию жанра «Пирамиды» и одной из главных проблем произведения - изображение бытия в соотнесенности его разомкнувшихся Начал. В трех частях романа - «Загадка», «Забава» и «Западня» - автор и близкие ему герои тревожно спрашивают: к чему приведет разрушение духовности и культурных памятников? Ка-
кова роль небесных сил в устройстве миропорядка на Земле? - в первой части; каков итог забавы человека, отвергнувшего высшие идеи ради временных, преходящих? Можно ли вернуться к Богу? - во второй части; удастся ли русскому человеку - жертве наваждения - выйти из западни, и какой ценой оплатит он свое блуждание по лабиринтам бездуховности? Каково будущее России, пережившей разрушительную эпоху эксперимента и оказавшейся в ловушке? - в третьей части.
На жанровом строе «Пирамиды» сказалось наличие в ней реального и ирреального планов, использование приемов художественной фантастики, экскурсы повествователя в потусторонние миры, абсурдность ряда конфликтов и поступков героев. Все это делает книгу фантасмагорическим произведением. «В романе «Пирамида», - писал А. Павловский, - весь видимый, чувственный, предметный - людской и пейзажный -мир заметно деформирован и постоянно балансирует на грани условности - фантасмагории и гротеска. Только в такой форме, заметно отдаленной от традиционного реалистического письма, писателю удается более-менее адекватно запечатлеть зыблющийся образ мира, обреченно подходящего к концу тысячелетия и как бы уже повисающего над пропастью, лишь по привычке и близорукости именуемой Будущим» [7]. Приемы аб-сурдизации способствуют не только созданию иллюзорности бытия, но и романтического ощущения жизни. Фантасмагорическое воображение автора позволило ему оригинально скомбинировать элементы жизненного опыта, создать картины и образы, не существующие в действительности, представить наблюдаемое в новых неожиданных связях и сочетаниях, наконец, сформировать у читателя концепции мира и личности, исходя из авторских представлений.
Содержание «Пирамиды» - богатое и разнородное. Писатель, говоря об этом, заметил: «Это из литературы XXI века» [8]. В орбиту действия романа помимо основного местечка Старо-Федосеево и расположенного на нем небольшого подмосковного храма втянуты вся Россия, весь земной мир и даже космос. По сравнению с другими леонов-скими романами в «Пирамиде» непомерно вырос объем культурно-исторической ин-
формации, в произведении встречаются десятки и десятки реальных исторических имен -деятелей и политиков, ученых и философов различных времен и народов; множество географических названий; значимых исторических событий всеземного масштаба. Художник постоянно отсылает читателя к отечественным и мировым памятникам исторической, философской и религиозной мысли («Слово Мефодия Патарского», «Книга Еноха», «Слово об Адаме», «Откровение» Иоанна Богослова и др.).
В основание книги положены религиозно-философские проблемы, к которым Л. Леонов обращался на протяжении всей творческой жизни. «Программным» для прозаика следует считать ранний рассказ «Уход Хама», сюжетным ядром которого стал библейский миф о всемирном потопе - дохристианском «конце света». Дальнейшее развитие религиозно-философских взглядов
Л. Леонова произошло в «Воре». Глубокие раздумья романиста о сущности бытия выражены в многочисленных притчах, авторских отступлениях и вставных конструкциях философской книги об истории и революции, о религии и нравственности, науке и культуре, о райских кущах, об Адаме и Еве, о Боге и сатане и др. В «Воре» поставлены кардинальные вопросы мироустройства: как долго можно быть свободным от Бога и какова цена свободы без Него?
Ведущая тема «Пирамиды» - борьба Добра и Зла. Добро в романе олицетворяют идеалы Бога и герои - носители божественного духа - о. Матвей, дьякон Никон Аблаев, ангел Дымков и др. К Всевышнему устремлены взоры детей старшего Лоскутова - праведной Дуни, предсмертно прозревшего Вадима, «оступившегося» Егора. Сострадая людям, на долю которых выпало непостижимое горе, старо-федосеевский поп приходит к парадоксальному выводу, что в мире существуют два равноправных Начала, и Бог потакает второму. Матвей Лоскутов открыто сказал об этом во время беседы с домочадцами: «<...> Никто не посмел прервать его, -отметил повествователь, - когда он под предлогом защиты Всевышнего косвенно обвинил его в прямой потачке торжествующему Злу <...>» [9].
Носители божественных истин высказывают предположение о готовящемся прими-
рении Творца и дьявола, «<...> восстановлении небесного единства, порушенного разногласиями при создании Адама» (1, 607), и устранении предмета раздора - человека. «Мильон лет спустя, - рассуждал Филуметь-ев, беседуя с Вадимом, - когда для вновь помолодевшей планеты будет проектироваться новая раса, достойная вечного жительства в том оазисе вечной праздности, будет учтена неудача предыдущей, нашей <...> для которой, несмотря на литургические взлеты духа, тяга земная, могильная, оказалась много сильнее небесной <...>» (2, 237).
Л. Леонов, оценивая реалии XX в., развитие цивилизации и противоречивую историю России, спрогнозировал в книге эволюционный кризис разума. Отметим, что тревожные интонации автора слышны во всех романах: заметно приглушенные в прозе 20-х гг. - «Барсуки», «Вор»; открыто трагические в 30-50-е гг. - «Дорога на Океан», «Русский лес»; наконец, эсхатологические в 90-е гг. Вне сомнения, Л. Леонов на склоне лет в результате трансформации общественно-политических и философских воззрений, взглядов на мироздание отчасти потерял веру в лучшее будущее, а пройденный путь человечества осознал как эпоху трагических ошибок и катастрофических заблуждений. Не случайно во вступлении к «Пирамиде» он писал: «Событийная, все нарастающая
жуть уходящего века позволяет истолковать его как вступление к возрастному эпилогу человечества: стареют и звезды» (1, 7).
Осмысливая судьбы человека и человечества на очередном кризисном историческом рубеже, автор назвал множество причин надвигавшейся катастрофы: «<...> самоубийство Бога через отмену самого себя» (1, 217); «<...> неугасающее анархистское побуждение хоть мысленно взорвать шар земной <...>» (1, 600); «<...> пафос воинствующего всеотрицанья прошлого <...>» (2, 60); «<...> периодический отстрел умственной элиты. <...>» (2, 600). Самоубийственное начало, заложенное в природе человека, выступает в романе как источник всеобщего разложения общества и природы, Земли и Космоса; как движущая сила катастрофичности бытия. Эту мысль художник неоднократно высказывал во время бесед и интервью с учеными и литературоведами, в публицистических статьях и письмах. «Последние годы
триумфальное шествие человечества, - писал он, - к своим финальным звездам трагически ускоряется вследствие несметного людского множества, роковых открытий передовой науки и возраста, конечно: как бы торопимся домой!» [10].
В романе много выразительных картин жестокого разрушения привычного жизненного уклада русского народа, его нравственных и духовных святынь. В числе ярких примеров можно назвать: «отречение» дьякона Аблаева и его смерть; жизнь попа Афи-нагора, бежавшего из разгромленного мона-стырька в зауральской глуши; разрушение нижнекожемской церкви «корчевателями медных языков»; уход о. Матвея ради спасения семьи, его физические и духовные лишения - «Загадка»; трагическая судьба «выломившегося» Вадима Лоскутова и его апокалипсис; беседы Матвея Лоскутова с Шата-ницким и Вадима - с Никанором о человеке, вере и космосе - «Забава»; рассказ египтолога Филуметьева; версия Шамина об эпилоге человечества и сцены его вырождения; трагедия комиссара Скуднева; монолог Сталина -«Западня» и др.
Выразительный образ книги - священник о. Лоскутов, наделенный качествами ле-оновских праведников: Катушина («Барсуки»), Пухова («Вор») и Глухова («Русский лес»). Отец Матвей пользуется уважением прихожан, увлекая их верой в божественную идею и ее сакральность. Примером тому может служить эпизод прощальной встречи отца с «блудным» сыном. Во время беседы старший Лоскутов советует первенцу, чтобы тот укрывался от бури, сметающей Добро, и преклонялся перед божественной правдой. «При бывалошних-то гонениях, вспомни-ка, -поучал отец Вадима, - какие темницы ключом веры растворялись, узы какие разрубались мечом смирении <...> С Богом не мудри, памятуя, что сказка должна быть страшная, сабля вострая, дружба прочная, вера детская» (2, 500). Матвей Лоскутов - духовно богатая личность; он сосредоточенно ищет заветную «мечту» или высочайшую правду, он «заболел проблемой» о роли христианства в пору российского безбожия и стремится разобраться в «бесовщине», которая захватила людей, «<...> выяснить - слышат ли там, в небесах, что творится на святой Руси?» (I, 57); узнать, «<...> на ком лежит
вина разрыва русского Бога с Россией» (2, 225).
Л. Леонов постоянно говорил о необходимости возрождения религиозно-нравственных координат в духовной жизни русского народа. В частности, на вопрос Т. Земской: «Как вы относитесь к тому, что в последнее время в обществе необычайно возрос интерес к религии?» - писатель ответил: «Я это предсказывал в личных беседах с друзьями. Правда, думал, что период этот наступит по ту сторону тысячелетия, а начался он гораздо раньше. Значит, возникла потребность, высокая потребность самоочищения, приведения хаоса в порядок» [11]. В художественной системе «Пирамиды» религиозная тема превалирует в содержании, она рассматривается многосторонне. Писателя занимают в книге не только вера в Христа, но и истоки ее крушения, причины людского грехопадения. Ответ на эти проблемы Л. Леонов искал и находил в канонических библейских текстах и отреченной литературе. Автор «Пирамиды» с большим вниманием относился к апокрифам, в которых излагались осуждаемые церковью библейские истины и жития святых, - у писателя много реминисценций Ветхого и Нового Завета, скрытых цитат, аллюзий, отсылок к древним текстам. Религиозно-философские и библейские мотивы книги неотделимы от политико-публицистических размышлений автора о времени и истории, о народе и российском государстве. Содержательная емкость «Пирамиды», ее глубоко полемический характер напрямую зависят от авторской концепции личности, которая наделена художником пытливым умом, высокими нравственными и духовными идеалами, богатым внутренним миром, способностями раскрывать тайны бытия и понимать конечную цель своего обитания на земле.
Л. Леонову и его эстетике, писал
А. Лысов, литература «<...> во многом обязана новым типом романа, который «конституционно» организован концепцией культурной целостности мира» [12]. Этот тезис можно аргументировать, обратившись к книге. «Пирамида» - многосюжетный роман, в котором наряду с «второстепенными» сюжетными линиями есть главная, самая важная для автора - «Бытие человека и судьба цивилизации». Ей подчинены тематика книги
и острота противоборства разных мировоззрений, совокупность связанных между собой характеров и событий, проблем и идей; единство мифологического, религиозноисторического и философского материала; исповедальность слова в духе вероисповедания в русской культуре XIX-XX вв.; частая смена изобразительных приемов и принципов - от реалистических до условносимволических; синтаксический строй и система языковых категорий книги; стилевая оригинальность, обеспечивающая монолитность всех художественных элементов, их типологическую целостность и устремленность к единому эстетическому центру. Сплав философичности и редкой пластичной изобразительности достигается в «Пирамиде» с помощью точного и строгого лео -новского слова. М. Лобанов заметил по этому поводу: «Поразительны плотность, «фактурность» прозы, филигранная отделка каждой фразы, образующие в совокупности то почти материально ощутимое вещество -слово, которое и составляет его тайну. Здесь можно действительно только сказать, что Бог щедро дает по благодати Своей, даже если это пишется «по Еноху» [13].
1. Из числа работ о Л. Леонове и его «главной» книге, вышедших в начале нового столетия, следует назвать монографии: Дырдин A.A. В мире мысли и мифа. Роман Л. Леонова «Пирамида» и христианский символизм. Ульяновск, 2001; Духовное и эстетическое в русской философской прозе XX века: А. Платонов, М. Пришвин, Л. Леонов. Ульяновск,
2004.; Семенова С.Г. Русская поэзия и проза 1920-1930-х годов. Поэтика - Видение мира -Философия. M., 2001; Якимова Л.П. Мотив-ная структура романа Леонида Леонова «Пирамида». Новосибирск, 2003; Хрулев В.И. Художественное мышление Леонида Леонова. Уфа, 2005; Петишева В.А. Романы Л.М. Леонова 1920-1990-х годов: эволюция, поэтика, структура жанра. М., 2006; Сорокина Н.В. Типология романистики Л.М. Леонова. Тамбов, 2006.
2. Семенова С.Г. Русская поэзия и проза 19201930-х годов. Поэтика - Видение мира - Философия. M., 2001. С. 6.
3. Павловскш А.И. // Поэтика Леонида Леонова и художественная картина мира в XX веке. СПб., 2002. С. 17.
4. Леонов Л.М. Собр. соч.: в 10 т. М., 1982. Т. 10. C. 25. В дальнейшем ссылка на это из-
дание дается в тексте статьи. В круглых скобках указываются римской цифрой том, арабской - страница.
5. Михайлов О.Н. Мироздание по Леониду Леонову. Личность и творчество. Очерк. М., 1987. С. 39.
6. Леонов Л.М. // Вопр. литературы. 1989. № 1. С. 21.
7. Павловский А.И. // Рус. литература. 1999. № 4. С. 69.
8. Оклянский Ю. Шумное захолустье: в 2 кн. М., 1997. Кн. 2. С. 151.
9. Леонов Л.М. Пирамида. Роман-наваждение: в 3 ч.: в 2 т. М., 1994. Т. 1. С. 320. В дальней-
шем ссылки на это издание в тексте в круглых скобках с указанием арабскими цифрами тома и страницы.
10. Перхин В. // Октябрь. 1995. № 10. С. 183.
11. Земская Т. // Москва. 1999. № 5. С. 182.
12. Лысое А.Г. // Русская советская классика. Историко-литературные и функциональные аспекты изучения. Л., 1989. С. 123.
13. Лобанов М.Л. // Молодая гвардия. 1994. № 9.
С. 249.
Поступила в редакцию 16.04.2006 г.
ЛИРИЧЕСКОЕ НАЧАЛО В РОМАНЕ ВАСИЛИЯ ШУКШИНА «Я ПРИШЕЛ ДАТЬ ВАМ ВОЛЮ»
Т.Ю. Сушкова
Sushkova T.Y. The lyrical beginning in Shukshin’s novel «I’ve come to give you a will». The lyricism spiritualizing V. Shukshin’s work integrally penetrates into a gist of an epic narration, introducing an individual originality. There are various forms of manifestation of the lyrical in the novel «I’ve come to give you a will». The author’s position expressed at all levels of the narration is a significant part of poetics, and it characterizes a stylistic originality of the artist’s prose.
К вопросу о наличии и значении лирического в творчестве В.М. Шукшина исследователи обращались неоднократно. В частности, Ю.М. Адрианов отмечает: «Большое место в шукшинском произведении занимает лирическое начало, которое в современном советском историческом романе свидетельствует - в самом общем виде - об усилении авторской субъективности и активности. Лирическое начало в шукшинском романе прежде всего воплощено в прямых авторских обращениях к Разину и повстанцам. Проявляется это начало и в форме лирического пейзажа с прямым выходом к созданию определенного настроения» [1]. По мнению Т.П. Дроновой, «лирический тон шукшинского письма в значительной мере обусловлен близостью автора и героя, не имеющей аналогов в исторической прозе» [2]. Но, несмотря на внимание ученых к данной теме, к сожалению, в литературоведческих трудах проблема лирического в художественном наследии писателя глубоко не изучена.
Лиризм, одухотворяющий произведение
В. Шукшина, органично проникает в ткань
эпического повествования, привнося индивидуальное своеобразие. Формы проявления лирического в романе «Я пришел дать вам волю» разнообразны: важными составляющими поэтики лирического континуума являются устойчивая символика, лейтмотивы, художественные образы, созданные писателем, несущие в себе ярко выраженную экспрессию, субъективную окрашенность, эмоциональную оценочность, интонационную поливариативность, насыщение повествования монологами, несобственно прямой речью, связь с народнопоэтическим творчеством. Лирическая стихия ярко проявляется и в изображении природы, в поэтически преображенном пейзаже, углубляющем психологическую характеристику героя, и в повышенном внимании к внутреннему миру человека.
Лиризм прозы прямо связан с субъективной сферой, с проникновением авторского присутствия в текст. Позиция писателя, выраженная на всех уровнях повествования, становится значительным звеном поэтики, характеризует стилевое своеобразие прозы
