CC BY
61
УДК 908
Российский М.А. Rossijskij М.А.
«Что за люди здесь, что за нравы!» Владивосток в октябре 1905 года в записках В.П. Кравкова
"What people, what morals are here!" Vladivostok in October 1905 in VasilyKravkov's diaries
Статья посвящена готовящемуся к публикации новому источнику по истории русско-японской войны 1904 — 1905 годов — запискам дивизионного врача 35-й пехотной дивизии статского советника Василия Павловича Кравкова (1859 — 1920). Фрагмент дневника, посвящённый пребыванию его автора во Владивостоке в октябре 1905 года, заслуживает внимания историков Приморья тем, чтосохранил ряд небезынтересных подробностей городской жизни в дни обнародования Манифеста 17 октября 1905 года.
Ключевые слова : русско-японская война, Владивосток, революция 1905-1907 гг., Манифест 17 октября 1905 г., Первое Владивостокское восстание
♦
The article deals with the forthcoming publication of a new historic source on Russo-Japanese war of 1904 — 1905 — the diaries of State Councilor Vasily P Kravkov (1859 — 1920), division doctor ofRussian 35thinfantry division. An important fragment ofhis diaries describing the author's stay in Vladivostok in October 1905 is worth attention of the historians of Russian Far East because it kept a number of curious details of the urban life in the days of promulgation of the Imperial Manifesto of 17 October 1905.
Key words : Russo-Japanese War, Vladivostok, Russian Revolution of 1905-1907, Manifesto of 17 October 1905, First Vladivostok uprising
В 2016 году в московском издательстве «Вече» готовится к выходу в свет первое издание записок участника русско-японской войны 1904 — 1905 годов, военного врача Русской императорской армии Василия Павловича Кравкова (1859 — 1920). Имя этого человека хорошо знакомо историкам науки: он принадлежит к известной рязанской семье, давшей нашей стране нескольких выдающихся учёных, в частности — академика Н.П. Кравкова (1865 - 1924), основоположника отечественной школы фармакологов [2]. В.П. Кравкову довелось принять участие в двух последних войнах императорской России - русско-японской и Первой мировой. Публикация его дневников за 1914 — 1917 годы стала одним из источниковедческих открытий 100-летнего юбилея Первой мировой войны, отмечавшегося в прошлом году [1]. В настоящее время заканчивается подготовка к печати ещё одного произведения, вышедшего из-под его пера.
РОССИЙСКИЙ Михаил Анатольевич, к.и.н., советник Первого Европейского департамента МИД России (г. Москва) E-mail: rossiyski@list.ru
Фото. 1. В.П. Кравков в Маньчжурии (23 апреля 1905 г.)
С июня 1904 года статский советник Кравков, дивизионный врач 35-й пехотной дивизии, находился в рядах действующей армии в Маньчжурии. За годы войны он стал свидетелем и участником Ляоянского сражения, обороны Шахейских позиций и трагического для русской армии отступления из-под Мукдена. За умелое руководство дивизионным лазаретом и приданными дивизии полевыми госпиталями в боевых ус-
Фото. 2. В.П. Кравков и В.Е. Пичугин на базаре во Владивостоке. На переднем плане - юный носильщик-кореец. (19 октября 1905 г.)
ловиях В.П. Кравков был награждён тремя боевыми орденами «с мечами» — Св. Анны 2-й ст., Св. Владимира 4-й и 3-й ст. В октябре 1905 года, вскоре после ратификации Портсмутского мирного договора, заслуженный военный врач испросил разрешение на краткосрочный отпуск, провести который решил во Владивостоке. Благодаря этому обстоятельству несколько десятков страниц его военного дневника оказались посвящён-ными столице Приморья.
12 (25) октября, после почти полуторагодичного пребывания в Китае, В.П. Кравков пересёк на поезде российскую границу. На станции Гродеково его взгляд остановился на «типической фигуре нашего российского исправника в мундире». Старый питерский студент 1870-х годов, бравировавший своим отвращением «к червям, паукам и полиции», он почувствовал, что буквально «готов был расцеловать» этого представителя власти. С радостью он отмечал: «Нет уж больше китайских фанз, а вместо них мелькают лишь наши белые избы...» (РГБ, НИОР, Ф. 140,
к. 4, ед. 2, лл. 15-16). Вечером того же дня военный врач прибыл во Владивосток.
В.П. Кравков остановился в лучшей городской гостинице «Золотой Рог», где «оказался весьма уютный номер с электрическим освещением за 3 р. 50 коп. ...Погода, как по заказу для меня, стояла дивно хорошая
— тихая, солнечная, тёплая. Отправился в revue по городу в одном сюртуке без пальто. Преукрашенный двумя боевыми «Владимирами», я положительно обращал на себя общее внимание, к чему относился не без кокетства. Весь город заключается почти в одной весьма красивой главной улице - Светлановской1, идущей с востока на запад к Тигровой горе, высящейся над Амурским заливом; с юга эта улица окаймляется бухтой Золотым Рогом. Обошёл за разными покупками магазины, поразившие меня своей солидностью и великолепием; самый большой из них - «Кунс и Альберс» — это почти тот же московский «Мюр и Мерилиз». Приобрёл готовую фуражку, а то имевшаяся на мне представляла верх неприличия. Заглянул в парикмахерскую побриться и постричься. Посмотрел на себя в зеркало, и глазам не верил, чтоб я был так хорош! Отправился в фотографию Мацкевича сняться; обещал к 20-му числу приготовить дюжину кабинетных карточек. Направился затем к набережной. Ещё не доходя до неё уже чувствовался специфический запах морского воздуха. А вот и само море — величавое, мятежное, неугомонное, необозримое, отливавшее «серебром и чернью». Вдали в синеватой дымке виднелись очертания гор. Почти целый час простоял я под рокот волн прибоя в благоговейном восхищении перед открывшейся моему взору волшебной панорамой природы» (РГБ, НИОР, Ф. 140, к. 4, ед. 2, лл. 17-18).
Знакомство с приморской гастрономией также открыло много нового жителю центральной России. В.П. Кравков записывал: «Пообедал в прекрасном ресторане возле моей гостиницы — «Северном». В первый раз в жизни вкусил устриц, сваренных с яйцами. Впервые увидел и отведал креветок — маленьких раков, но без клешнёй.В Сингапуре эти креветки, как говорят, больших размеров» (РГБ, НИОР, Ф. 140, к. 4, ед. 2, л. 19). Несколько дней спустя военный медик отдал должное и лангустам — «огромнейшим омарам». «На пристанях их целые вороха,
— отмечал он. — Ужасно скверны эти бестии на вид, зато уж замечательно вкусны как лакомое блюдо. Но цены на них, как и на всё остальное, держатся пока чисто осадные: за живого лангуста вместо обычных 10-15 копеек платится теперь 1 рубль с лишком, в ресторане же цена варёного лангуста более 3 рублей» (РГБ, НИОР, Ф. 140, к. 4, ед. 2, л. 29).
С большим интересом В.П. Кравков познакомился с местной прессой — газетами «Владивостокский листок» и «Дальний Восток», освещавшими события в стране, охваченной революционным брожением. После длительного пребывания за границей в действующей армии многое показалось ему необычным: «В литературном обороте, читая газеты, встречаешь теперь массу таких новых терминов, о которых раньше и не слыхивал: избирательные платформы, бойкот, акцептация Государственной думы, национализация и социализация земли, и проч. Политическое развитие России, видимо, идёт быстрым темпом; на книжном рынке появилась масса дешёвых изданий по социологии, рабочему вопросу, государственному праву — Лассаля, Маркса, Энгельса, Каутского2 и других —
1 В действительности — Светланской
2 Лассаль Фердинанд (1825 — 1864) — немецкий социалист, философ и публицист. Маркс Карл (1818 — 1883) — немецкий экономист и политический деятель, основатель теории научного социализма, основоположник марксизма. Энгельс Фридрих (1820 — 1895) — немецкий философ, один из основоположников марксизма, друг и единомышленник К. Маркса и соавтор его трудов. Каутский Карл (1854 — 1938) — немецкий экономист, историк и публицист, теоретик классического марксизма.
Фото. 3. В.П. Кравков и В.Е. Пичугин на палубе крейсера "Громобой"
(20 октября 1905 г.)
Фото. 4. Крейсер "Алмаз" в бухте Золотой Рог (октябрь 1905 г.)
все для удовлетворения возродившегося на них спроса интеллигентной публики... Студенческие волнения в России принимают характер общественного движения. На Кавказе по-прежнему идёт гражданская война. Всюду в России — забастовки, возмущения. Бастуют все железные дороги, бастуют студенты, гимназисты, гимназистки.» (РГБ, НИОР, Ф. 140, к. 4, ед. 2, л. 19).
Утром 14 (27) октября В.П. Кравков продолжил знакомство с Владивостоком, который в целом ему «очень и очень понравился». Он отмечал: «Водопровода в городе, оказывается, нет; ретирады устроены самым примитивным образом; освещение электрическое — лишь в больших магазинах и публичных зданиях, да в учреждениях морского ведомства. Прошёлся по Светлановской к востоку. Побывал в музее Общества изучения Амурского края; много интересного, но все предметы как-то мало систематизированы; в Хабаровске, говорят, музей гораздо лучше; нельзя было не обратить особенного внимания на замечательную коллекцию бабочек. В сквере на набережной красуется памятник адмиралу Невельскому с надписью: «Где русский флаг поднят, там он уже не должен опускаться». Горькой иронией звучит эта эпиграмма теперь, когда мы видим результаты только что оконченной несчастной для нас слепой войны-авантюры! Возле же — в бухте Золотого Рога — стоят в какой-то безнадёжной дрёме как будто стыдливо понурившиеся <крейсера> «Гро-мобой», «Алмаз», «Россия». «Богатырь» же недавно ушёл в Японию с ко-миссиею для приёма и отправки наших пленных» (РГБ, НИОР, Ф. 140, к. 4, ед. 2, л. 20).
Убеждённый либерал, Василий Павлович заинтересованно комментировал сообщения печати о положении в стране. «Газеты, — писал он, — полны описанием политического хаоса, переживаемого теперь Россией; в настоящий момент какого-то междувременья на земле русской
Фото. 5. Памятник адмиралу Невельскому во Владивостоке (открытка из личного фонда В.П. Кравкова в НИОР РГБ)
происходит как бы процесс всеобщей социальной диссолюции — распадения на первобытные элементы, из которых что-то ещё впереди выльется, выкристаллизуется... Общество наше ещё далеко от полного удовлетворения действительностью; мир с казённо-приказным строем невозможен теперь; страсти разгораются; должна, наконец, последовать капитуляция в пользу действительного признания за россиянами общечеловеческих прав на существование!..» (РГБ, НИОР, Ф. 140, к. 4, ед. 2, лл. 21-22).
15 (28) октября В.П. Кравков писал: «Напившись чаю, побрёл по магазинам и пристаням закупить разных японских диковинок и изделий. Из транспортов, причаливших уже к пристаням, я нашёл лишь один — «Кантон» — огромный колосс, отправлявшийся в Чифу, в который спешили усаживаться нескончаемыми массами китайцы, погружая в него большие количества «морской капусты». Другие же транспорты ещё не подходили к берегу и держались пока вдали в бухте Золотого Рога. Между ними оживлённо шныряли китайскиешампунки. Встретившийся мне врач-еврей уверял меня, что я долго не дождусь японских вещей, если не предприму настойчивых поисков за ними прямо на приходящих судах среди прибывающей публики, для чего он советовал зафрахтовать китайскую шампунку и на ней путешествовать от судна к судну до их причалки к пристаням. Рекомендованная процедура охоты за японскими изделиями мне казалась не из приятных, да и не чувствовал я в себе найти столько прыти, сколько оказалось её у моего коллеги, успевшего уже пробрести таким образом задёшево несколько изящных альбомов, портсигаров и других предметов японской мануфактуры» (РГБ, НИОР, Ф. 140, к. 4, ед. 2, лл. 22-23).
16 (29) октября В.П. Кравков записывал: «В городском саду сегодня пышное гулянье с <лотереей>-аллегри в пользу прибывающих на днях
русских пленных. Мирная жизнь города мало-помалу входит в свою обычную колею; возвращаются в город по окончании своей злополучной одиссеи учебные заведения. После обеда побывал в библиотеке Морского штаба; чудный читальный зал с электрическим освещением; масса книг, газет, журналов; есть на чём душу отвести! Вечером был в театре «Золотой Рог»; шла пьеса «Пляска жизни»; сыграна прекрасно. Возле меня, но в ложе, сидел приехавший из Яомыня наш командующий армией «генерал-петрушка» Батьянов1 ; с ним был и комендант крепости генерал Казбек2» (РГБ, НИОР, Ф. 140, к. 4, ед. 2, л. 25).
18 (31) октября к В.П. Кравкову присоединились капитан В.Е. Пи-чугин, старший адъютант штаба 35-й пехотной дивизии, также находившийся в отпуске, и военный врач Рымович, до войны — приват-доцент Казанского университета. «Все мы втроём — записал Василий Павлович, — отправились на revue; они с своими фотографическими аппаратами то и дело останавливались для съёмки разных видов и типов, попадавшихся по дороге. Обошли базар. Купили попробовать «каки» (хурму — М.Р.), красного цвета фрукты, по наружному виду похожие на мандарины, с блестящей кожей (едят их сырыми с помощью ложечки как варёную репу, вкус очень сладкий, несколько терпкий), и «паппель-мус» (грейпфрут — М.Р.) — фрукты, по форме схожие с гигантской грушей цвета и запаха лимона, вкуса же — среднего между апельсином и лимоном. Полюбовался в море на плавающие морские звёзды, медузы и разные раковины... После обеда пошли на крейсера: 2-го ранга «Алмаз» и 1-го — «Гро-мобой» и «Россия». «Алмаз» — это бывшая яхта Алексеева3 в Порт-Артуре; вооружена орудиями мелкого калибра; предназначенные в ней для командира судна помещения поразили меня своим роскошным убранством и царственной обстановкой. «Громобой» и «Россия» снабжены орудиями 6 — 8-дюймовыми. Крейсера перекрашены уже в белый цвет с сохранившимися на них заплатами от повреждений в боях под Цусимой и Порт-Артуром 1 августа. Адмирал Иессен 4 на днях переходит с «России» на «Громобой». Повидал подводные лодки, миноноски» (РГБ, НИОР, Ф. 140, к. 4, ед. 2, лл. 27-28).
Всероссийская октябрьская политическая стачка давала о себе знать и во Владивостоке. В.П. Кравков отметил: «От начальника местной почтово-телеграфной конторы во Владивостоке объявляется, что вследствие повреждения телеграфной линии в Забайкалье (говорят, что забастовщики разнесли станции Иркутск, Читу и др.), депеши, адресованные в Читу и местности за нею к западу лежащие — сбыта не имеют; депеши пока-де будут отправляться «при первой возможности». Чувствуется осадность нашего в Маньчжурии положения. Страшусь пугачёвщины, в которую может вылиться народное волнение» (РГБ, НИОР, Ф. 140, к. 4, ед. 2, л. 28).
1 Батьянов Михаил Иванович (1835 — 1916) — генерал от инфантерии (1899), член Военного совета в 1903 — 1911 гг., в 1905 г. командовал 3-й Маньчжурской армией. В.П. Кравков критически относился к деятельности М.И. Батьянова на посту командующего армией.
2 Казбек Георгий Николаевич (1840 — 1921) — генерал-лейтенант (1901), комендант Владивостокской крепости в 1905 — 1906 гг. При увольнении в отставку в 1907 г. был произведён в генералы от инфантерии. Военный писатель.
3 Алексеев Евгений Иванович (1843 — 1917) — адмирал (1903), генерал-адъютант (1901), наместник Его Императорского Величества на Дальнем Востоке в 1903 — 1905 гг. С января по октябрь 1904 г. занимал пост главнокомандующего всеми сухопутными и морскими силами на Дальнем Востоке. В 1905 — 1917 гг. — член Государственного совета.
4 Иессен Карл Петрович (1852 — 1918) — контр-адмирал (1904), командующий Отрядом крейсеров в Тихом океане в 1905 г.
Несмотря на тревожные вести, офицеры-отпускники продолжали своё знакомство с Владивостоком и его окрестностями. 19 октября (1 ноября) В.П. Кравков писал: «Наскоро напились чаю и отправились на отходящий в 8 часов с коммерческой пристани пароход «Улисс», на котором объехали мыс Русского острова, мыс Чуркин и бухты Улисс, Диомид. На всех этих пунктах расположены войсковые части и устроены форты 1. Для довершения своего турне мы на том же пароходе проследовали далее — в Гнилой Угол, где и высадились. Здесь на горах имеется несколько фортов — «Линевича», «Суворова», «Соболь»2 и др.; за ними к востоку уже виден Уссурийский залив. Преинтересное зрелище представляли два строящихся грандиозных дока с подвесными воздушными дорогами! Эти палестины в прошлом году японцы обстреливали перекидным огнём, целясь в пороховой городок. Побывал в подземном помещении госпиталей, в котором они должны были бы укрываться на случай крайнего обстрела занимаемых ими теперешних зданий» (РГБ, НИОР, Ф. 140, к. 4, ед. 2, лл. 28-29).
Проблематика злоупотреблений в военной среде, красной нитью проходящая через все военные дневники В.П. Кравкова, нашла своё отражение и в записках владивостокского периода. Под тем же числом он свидетельствовал: «Вечером был в театре на «Ниобее» и «Бедных овечках». Играли прекрасно, и публики было много. Вот пакость, которой возмущены даже сами офицеры: рядом со мной в партере сидел молодой, хлыщеватой наружности гвардейский капитан с «Владимиром» в петлице, при «банте и мечах». И за что он получил боевого «Владимира»? А за то, что, заведуя курсировавшим из России отделением Экономического С.-Петербургского офицерского общества, он изловчился в самый надлежащий момент приготовить его высокопревосходительству Линевичу 3 генерал-адъютантские погоны. Факт! Как можно испохабить символическое значение такого хорошего, благородного ордена, да ещё боевого!!» (РГБ, НИОР, Ф. 140, к. 4, ед. 2, лл. 29-30).
21 октября (3 ноября) Владивосток отмечал очередную годовщину восшествия на престол императора Николая II. В этот день В.П. Кравков записал: «После чаю пошёл на почту сдать заказные письма с фотографическими моими карточками4, пересылаемыми мною домой на память если не о герое, то о непосредственном участнике трёх эпических боёв: Ляоянских, Шахейских и Мукденских. Письма почтой приняты, но когда они дойдут по назначению - Аллах ведает. Передают, что станции Маньчжурия, Чита и некоторые другие взорваны забастовщиками. Никаких агентских телеграмм не получается. Увольнение запасных задержано до весны.
Отправился на призывный родной звук колокола в собор, где совершалось архиерейское служение. Простоял всю церковную службу до конца. Пели прекрасно. Но что за странное явление: в церкви не было ни единого офицера! Зато была масса учащейся детворы «мужеска и
1 Имеются в виду, прежде всего, расположенные на мысах береговые батареи, а также расположенный на Русском острове недалеко от м. Поспелова одноименный форт Поспелова.
2 Имеется в виду батарея.
3 Линевич Николай Петрович (1838 — 1908) — генерал от инфантерии (1903), генерал-адъютант (1905), командующий 1-й Маньчжурской армией в 1904 — 1905 гг., главнокомандующий сухопутными и морскими вооружёнными силами, действующими против Японии, в 1905 — 1906 гг.
4 К сожалению, ни одного фотопортрета В.П. Кравкова работы владивостокского фотографа В. Мацкевича не сохранилось ни в его личном фонде в НИОР РГБ, ни в домашних архивах его потомков.
женска» пола. До обеда беспрерывно палили из пушек по случаю табельного дня. Жарили то с крейсеров, то с сухопутных батарей.
Отбытие в Японию транспорта «Монголия», зафрахтованного Красным Крестом для перевозки раненых ещё 3 октября, задержано вследствие будто бы забастовки матросов. 19 октября на владивостокский рейд прибыло 27 пароходов, привёзших из Шанхая и Чифу, главным образом, предметы самого большого теперь здесь спроса: до 2 миллионов пудов одного овса для интендантства, затем — большое количество всяких горячительных напитков и консервов, а также массу девиц, посвятивших свои лучшие годы пластическому и тоническому искусству. Из мёртвого груза почти исключительно всё китайские товары; скоро прибудут английские и другие заграничные предметы; на днях ожидается прибытие и русских товаров на пароходах Добровольного флота. Съехались сюда на хорошую наживу целые стаи ловких «предпринимателей». Но ни одного японца в городе пока не видно» (РГБ, НИОР, Ф. 140, к. 4, ед. 2, лл. 31-32).
Во Владивостоке В.П. Кравкову довелось стать свидетелем события исторического значения. 22 октября (4 ноября) в городе был обнародован текст Высочайшего Манифеста от 17 октября 1905 года, заложившего основу отечественного парламентаризма. О том, как это происходило, военный врач из Рязани записал: «После обеда по Светлановской улице заслышались крики китайцев-разносчиков, предлагавших всем проходившим бесплатно телеграмму «Владивостокского листка», в которой объявлялся высочайший конституционный манифест от 17 октября. По-видимому, Россия накануне полного возрождения, накануне погребения старого приказно-крепостнического строя. Ура!» (РГБ, НИОР, Ф. 140, к. 4, ед. 2, лл. 32-33).
Первое впечатление от документа оказалось довольно противоречивым. В.П. Кравков отмечал: «Манифест производит впечатление какого-то скомканного, спешного акта, написанного как бы вынужденно и скрепя сердце, и смущает меня одно — что даруемые им населению основы гражданственности формулированы уж очень обще и академично, вследствие чего для бюрократии создаётся тысяча возможностей действовать по-прежнему — с точки зрения своего миропонимания и «бла-гопопечительства». Как бы то ни было, но меня чрезвычайно удивило то внешнее равнодушие, с которым владивостокская публика и администрация отнеслись к этому, во всяком случае, весьма знаменательному событию возвещения конституционных свобод: в обычном течении городской жизни не замечалось никаких перемен, не видно было и следов чего-либо праздничного, торжественного, экстраординарного. А мне так с радости прямо-таки хотелось кувыркаться! Что за люди здесь, что за нравы!..» (РГБ, НИОР, Ф. 140, к. 4, ед. 2, л. 33).
На следующий день восторженный рязанский либерал отправлялся из Владивостока обратно в армию, стоявшую на Сыпингайских позициях. Сдержанная реакция практичных владивостокцев на политические нововведения его явно коробила: «Под впечатлением Манифеста 17 октября душевное настроение моё было необычайно приподнятое, лицо сияло чистой гражданской радостью, и при всей своей обычной несловоохотливости на этот раз мне неудержимо хотелось без умолку говорить на злобу дня чуть ли не с каждым встречным-поперечным, надеясь и у других встретить по поводу совершившегося конституционного акта то же выражение восторга, какое испытывал сам. Но, увы! Все мои собеседники представлялись мне в этом отношении какими-то деревянными истуканами, как-то индифферентно реагировавшими на манифест и не проявившими ни малейшей охоты разделять ликование моего сердца. Престранное явление!» (РГБ, НИОР, Ф. 140, к. 4, ед. 2, л. 34).
Возможно, в городе уже ощущалась напряжённость, приведшая к Первому Владивостокскому восстанию 30-31 октября (12-13 ноября) 1905 года. «Возликовавший сердцем»прекраснодушный мечтатель о гражданских свободах, конечно, об этом и не догадывался. О владивостокских событиях он узнал уже после возвращения в армию, сделав 5 (18) ноября следующую запись: «Во Владивостоке, оказывается, на другой же день после моего отъезда произошло нечто худшее, чем в историческую Варфоломеевскую ночь. Городом пережиты были кровавые ужасы, сопровождавшиеся грандиозными погромами; там взбунтовали запасные, и городской голова будто бы даже телеграфировал прямо государю, умоляя его отправить их вне очереди на пароходах» (РГБ, НИОР, Ф. 140, к. 4, ед. 3, лл. 11-12).
События 1905 — 1906 годов во многом оказались страшной прелюдией к национальной катастрофе 1917 года, которую В.П. Кравко-вутакже пришлось пережить. Именно тогда к нему пришло осознание бессилия отечественных либералов перед выпущенным на волю не без их собственной помощи джинном революции. После вынужденной переоценки ценностей Кравков, как и многие его современники, был готов признать хоть власть генерала Корнилова, хоть большевиков — лишь бы кто-нибудь остановил погружение страны в хаос и анархию. Однако это уже другая история, выходящая за рамки владивостокских впечатлений военного врача из Рязани.
Записки В.П. Кравкова о русско-японской войне — многогранный памятник, дающий немало ценной информации историкам русской армии и российского общества. Хочется надеяться, что его страницы, по-свящённые Владивостоку, будут востребованы специалистами, занимающимися историей Приморского края в первой половине ХХ века.
♦
Литература
1. Кравков В.П. Великая война без ретуши. Записки корпусного врача. М.: Вече. 2014. 416 с.: ил. (Военные мемуары).
2. Узбекова Д.Г. Кравковы: два поколения ученых из Рязани. М.:Вече, 2014. 352 с.
Транслитерация по ГОСТ 7.79-2000 Система Б
1. Kravkov УР. Velikaya vojna bez retushi. Zapiski korpusnogo vracha. М.: Veche. 2014. 416 s.: П. (Уоеппуе тетиагу).
2. Uzbekova D.G. Kravkovy: ¿уа роко1етуа иАепу^ iz Ryazani. М.УеАе, 2014. 352 s.
