CC BY
18Литература
1. Горан, 1984 — Горан В.П. Необходимость и случайность в философии Демокрита. Новосибирск: Наука, 1984. 208 с.
2. Клышко, Липкин, 2000 — Клышко Д.Н., Липкин А.И. О «коллапсе волновой функции», «квантовой теории измерений» и «непонимаемости» квантовой механики // Электронный журнал «Исследовано в России». 2000. № 53. С. 736-785. URL: http://zhurnal.ape.relarn.ru/articles/2000/053.pdf.
3. Микешина, 2009 — Микешина Л.А. Философия познания. Проблемы эпистемологии гуманитарного знания. М.: Изд-во Канон+, РООИ Реабилитация, 2009. 560 с.
4. Фрагменты..., 1989 — Фрагменты ранних греческих философов. Ч. 1. От эпических теокосмогоний до возникновения атомистики. Изд. подгот. А.В. Лебедев. М.: Наука, 1989. 576 с.
5. Бергер, Лукман, 1995 — Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М.: Изд-во Медиум, 1995. 323 с.
6. Вартофский, 1978 — Вартофский М. Эвристическая роль метафизики в науке // Структура и развитие науки (Из Бостонских исследований по философии науки). М.: Изд-во Прогресс, 1978. С. 43-111.
7. Гейзенберг, 1989 — Гейзенберг В. Физика и философия. Часть и целое: Пер. с нем. М.: Наука, 1989. 400 с.
УДК 501
ЧЕМУ ШЭЛДОН ГЛЭШОУ НЕ НАУЧИЛСЯ У ИГОРЯ ТАММА?
Дмитрий Александрович Баюк
Кандидат физико-математических наук Финансовый университет при правительстве Российской Федерации
По окончании Второй мировой войны, в которой СССР и страны Западной Европы и США были союзниками, в этих странах на какое-то время возникла иллюзия возможности научной коммуникации. Благодаря этому некоторые из работавших на Западе ученых захотели приехать в Москву или Ленинград и наладить научное сотрудничество с работавшими там исследователями. Некоторые из этих людей были хорошо известны за пределами СССР по их публикациям или даже по их дореволюционному опыту работы в западных университетов. Одним из тех, кто захотел поработать в ФИАНе, оказался будущий Нобелевский лауреат по физике Шэлдон Глэшоу. Родители Глэшоу эмигрировали из Российской Империи задолго до начала революции, смогли адаптироваться в новой социальной среде, но не утратили своих культурных корней. Вероятно, поездка в Москву означала для Глэшоу нечто большее, чем просто научное сотрудничество. Это поездке, однако, не суждено было состояться, но о причинах, по которым его просьбы остались без ответа, мы можем только гадать.
Ключевые слова: история физики, холодная война, русское научное зарубежье.
WHAT DID SHALDON GLASHOW NOT LEARNT FROM IGOR TAMM?
Dimitri Aleksandrovich Bayuk
PhD in Phys. -math. Science Financial University under the Government of the Russian Federation
After the end of the Second World war, in which the USSR, the countries of Western Europe and the USA happened to be allies, for a while the illusion the opportunity of scientific communication showed up in some of these countries. This tendency indulged some of the Western scientists to apply for coming to Moscow or to Leningrad for «sabbatical» or for other forms of scientific cooperation with the Soviet researchers. Some of them deserved fame outside the USSR with their publications or even for their revolutionary experience at Western universities. One of those who wanted to work in Physical Institute of the Academy of Science of the USSR was the future Nobel prize winner in the physics of Sheldon Glashow. Glashow's parents emigrated from the Russian Empire well before the revolution began, managed to adapt in a new social environment, but not lost their cultural roots. Apparently, the trip to Moscow was on the Glashow more than just scientific cooperation. The visit could never happened and we can only try to guess why all requests stayed unanswered.
Keywords: history of physics, cold war, Russian scientific diaspora.
О своем намерении поехать в СССР в 1958 г., чтобы поработать в ФИАНе у Игоря Тамма, нобелевский лауреат 1979 г. Шэлдон Глэшоу сообщает как минимум дважды: первый в своей нобелевской лекции [Glashow, 1979], а второй — в своих автобиографических очерках «Очарование физики» [Glashow, 1991].
В 1958 г. Глэшоу было уже 26 лет, он успел получить магистерскую степень в Корнельском университете и захотел поработать над докторской диссертацией в Москве. И. Е. Тамм в том же 1958 г. стал Нобелевским лауреатом за работы по черенковскому излучению, и ничего удивительного в том, что молодой американский профессор захотел провести свой первый «саббатикал» (год, когда американский профессор освобождается от учебной нагрузки и может посвятить все свое время исследовательской деятельности) в обществе и под руководством этого замечательного исследователя.
Глэшоу не боялся языкового барьера, поскольку в достаточной степени владел (и сейчас владеет) русским: его отец, Лев Глуховский, и мать, Белла Рубина, пользовались преимущественно этим языком до переезда в Нью-Йорк из Бобруйска. И превращение Льва Глуховского в Льюиса Глэшоу была вызвана не столько лексическими предпочтениями новой американской семьи, сколько вполне резонными опасениями Глуховского, что примерно половина его новых соотечественников не сможет выговорить ни его собственную фамилию, ни фамилию его будущих детей.
По поводу точной даты эмиграции родителей Глэшоу очень неточен: и в нобелевской лекции, и в своей книге он ограничивается единственной фразой: «Мои родители, Льюис Глэшоу и Бэлла, урожденная Рубин, приехали в Нью-Йорк из Бобруйска в первые годы этого (т. е. ХХ. — ДБ.) века. Здесь они нашли свободу и возможности, в которых им было отказано в царской России (My parents, Lewis Glashow and Bella née Rubin immigrated to New York City from Bobruisk in the early years of this century. Here they found the freedom and opportunity denied to Jews in Czarist Russia)» [Glashow, 1979; Glashow, 1991, p. 3]. Обстоятельства несостоявшейся поездки в Москву в 1958 г. им также описаны крайне скупо, но венгерский химик и историк науки Иштван Харгиттаи, выпускник Московского государственного университета имени Ломоносова, максимум возможных деталей, вступив в 2012 г. в переписку с Глэшоу. В 2013 г. издательство Оксфордского университета выпустило его книгу «Похороненная слава: портреты советских физиков» [Hargittai, 2013]. Там он пишет:
«Хорошо документировано, что в 1958 г. Шэлдон Глэшоу, будущий нобелевский лауреат по физике, получив необходимую финансовую поддержку, хотел провести некоторое время с группой Тамма. Глэшоу написал об этом Тамму. Тамм запросил разрешения у Академии, но ответа так и не получил — ни положительного, ни отрицательного. Невозможно точно узнать, по каким путям ходило его обращение, застряло ли оно в коридорах Академии наук, министерства внутренних дел, аппарата компартии или министерства иностранных дел, так как все эти ведомства могли быть вовлечены решение подобных вопросов [...]. Тамму никогда не объяснили, почему он не может принимать зарубежных гостей. Но примерно в то же время советские дипломаты связывались с Глэшоу, поощряя к дальнейшим попыткам получить советскую визу и объясняя, что он сможет приехать в Москву, хотя и не для работы с Таммом. Тем не менее советская виза так никогда и не материализовалась» [Hargittai, 2013, p. 25].
Что бы ни подразумевал Харгиттаи под «хорошим документированием», это, вероятнее всего, в большей степени пожелание, нежели констатация факта. Вероятно, есть какие-то письма Тамма в личном архиве Глэшоу, о которых последний сообщил Харгиттаи в телефонном разговоре или по электронной почте. Мой коллега Ю. И. Кривоносов, уникальный знаток архивов отдела науки ЦК КПСС, говорил, что никогда не встречал никаких упоминаний Глэшоу в документах того времени, но ему встречались документы примерно того же времени по схожему поводу: Нильс Бор хотел прислать Ландау своего аспиранта, чтобы тот провел год в Москве в Институте физических проблем. Ландау, бывший в то время директором этого института, передал просьбу Бора в Президиум АН СССР, откуда она своим чередом была переслана в отдел науки ЦК КПСС. Дальнейшее обсуждение вопроса велось не в терминах «разрешить — запретить», а лишь о том, каким образом надо обосновать запрет. Юрий Иванович полагает, что как и Тамм, так и Ландау не получили никакого ответа от своего руководство, потому что вразумительные обоснования отказа так и не были найдены. И это притом, что буквально за год до этого Бору разрешили навестить Ландау и Институт физических проблем в Москве.
На основании своего собственного, уже значительно более позднего опыта, могу предположить, что с Таммом провели беседу либо на уровне референта по международным делам, либо на уровне заместителя директора по режиму, в ходе которой объяснили, что лишнее внимание со стороны служб государственной безопасности не нужно никому — ни самому Тамму, ни ФИАНу, ни Академии, и поэтому лучше оставить все просьбы Глэшоу без ответа. Это, разумеется, не более чем гипотеза, и, принимая во внимание значительность фигур Тамма и Глэшоу, а также того беспрецедентного снижения уровня исследовательской работы, которое проходило в СССР во второй половине ХХ в., а потом и в Российской Федерации, выяснение конкретных обстоятельств этого удивительного события представляет собой огромную важность.
Выезд за пределы Российской Империи родителей Глэшоу, хотя ни сам Глэшоу, ни Хагирттаи не дают даже приблизительных дат, относился, вне всякого сомнения, к тому довольно короткому историческому периоду с 1885 по 1914 гг., когда Российскую Империю покинуло беспрецедентно большое количество ее подданных. По оценкам одного из крупнейших историков российской эмиграции О. В. Будницкого, в эти году из России эмигрировало по крайней мере вдвое больше человек, чем во время гражданской войны в России до полной закупорки государственных границ в 1930-е гг. Эмиграции способствовала внутренняя политика некоторых стран Нового Света, среди которых наиболее заметны США (тогда САСШ) и Аргентина, благоприятствовавшая приезду новых граждан из других стран. Родители Глэшоу, как можно судить по его воспоминаниям, не страдали непосредственно от погромов или иных крайних форм притеснения, кото-
рым тогда подвергалось еврейское население империи, но сам климат оказался для них невыносим. Как ни было прискорбно их материальное состояния до отъезда, оказавшись в Нью-Йорке они, благодаря своему усердию и изобретательности, смогли обеспечить своей семье вполне удовлетворительный уровень жизни, типичный для хорошо обеспеченных «синих воротничков». Сравнение жизненных траекторий тех, кто уехал, и тех, кто остался, при близости начальных условий оказывалось настолько разительным, что наносило сокрушительный ущерб марксистской догме о преимуществах социализма, по крайней мере в глазах тех, кто должен был эту и подобные ей догму защищать в силу своих служебных обязанностей.
Безусловно, эмоциональная оценка описываемого кейса совершенно однозначна. Не вызывает сомнения и то, что отделение страны от остального мира «железным занавесом» способствовало ее превращению в одно гигантскую «потемкинскую деревню», по крайней мере в своих собственных глазах, но не способствовало ее интеллектуальному и культурному развитию. Тем не менее однозначно негативная оценка такой самоизоляции было бы слишком однобоким и потому ошибочным. Поясню это утверждение.
Процесс самоизоляции отечественной науки мы довольно подробно исследовали в монографии ^л-лахвердян, Баюк, Ваганов, 2018]. В этой книге основной акцент делался на негативных последствиях: значительным сокращением научных кадров сразу после революции и во время Гражданской войны, репрессий в отношении интеллигенции во все последующие периоды эволюции советской власти, стремлении наиболее перспективной в творческом отношении молодежи эмигрировать из страны, утрате связи уехавших и оставшихся, постепенной деградации научной жизни. Но есть и относительно недавние работы, в которых, как, например, в монографии A. Б. Кожевникова [2004], акценты расставлены по-иному, скорее на достижениях, а не на негативных сторонах сложившегося положения. Правда, сразу следует оговориться, что эти достижения были преимущественно технологического характера с очевидным преобладанием военной компоненты. И тем не менее...
Оказавшись в ситуации военного и политического противостояния практически со всем миром, политическое руководство страны не могло себе позволить полностью пренебречь развитием науки. Исследовательские институты создавались даже в местах заключения. Делались определенные усилия по развитию естественно-научного образования и фундаментальных исследований. Все эти меры оказались недостаточными и, на мой взгляд, не могли быть достаточными в силу быстро меняющегося глобального характера познания природы. Но вопрос достаточно сложен и требует дальнейшего исследования.
Литература
1. Aллахвердян, Баюк, Ваганов и др., 2018 - Аллахвердян А. Г., Баюк Д. А., Ваганов А. Г. и др. Люди мира: русское научное зарубежье / под ред.: Д. A. Баюк. М.: Aльпина нон-фикшн, 2018.
2. Glashow, 2019 - Glashow S. L. Biographical. NobelPrize.org. 1979. Nobel Media AB 2019. Mon. 25 Feb 2019. URL: https://www.nobelprize.org/prizes/physics/1979/glashow/biographical/
3. Glashow, 1991 - Glashow S. L. The charm of Physics. New York: AIP, 1991 (русск. пер.: Глэшоу Ш.Л. Очарование физики / пер. с англ. Н. A. Зубченко. М.; Ижевск: НИЦ «Регулярная и хаотическая динамика», 2002)
4. Hargittai, 2013 - Hargittai I. Buried Glory: Portraits of Soviet Scientists. Oxford; New York: Oxford Univ. Press, 2013.
5. Kojevnikov, 2004 - Kojevnikov A. B. Stalin's great science. Singapore: World Scientific Publishing, 2004. УДК 820/89:929
БРУНО ПОНТЕКОРВО И ЕГО ПЕРЕХОД НА "ДРУГУЮ СТОРОНУ": ОБСТОЯТЕЛЬСТВА И ОЦЕНКИ
Борис Викторович Булюбаш
Кандидат физико-математических наук, доцент Нижегородский государственный технический университет им. Р.Е.Алексеева
Физик Бруно Понтекорво, гражданин Великобритании, сотрудник Aтомного центра в Харуэлле, эмигрировал в СССР летом 1950 г. Причины этого поступка до сих пор не выяснились в полной мере и продолжают вызвать интерес историков. Фрэнк Клоуз и Саймон Турчет-ти представляют разные ответы на этот вопрос. Клоузу ближе версия о сотрудничестве Понтекорво с советской разведкой. A Турчетти считает, что причиной были события вокруг полученного римской группой Ферми патента на эффект замедленных нейтронов. При этом Турчет-ти основывается главным образом на архивных документах, в том числе рассекреченной переписке агентов MI5 и FBI. Клоуз же привлекает в качестве аргументов также интервью с непосредственными участниками событий и их родственниками.
В СССР Понтекорво стал крупнейшим специалистом по физике нейтрино, был избран в Aкадемию наук, ему была присуждена Ленинская премия. Он является автором неординарных
