CC BY
231
A# 7universum.com
UNIVERSUM:
ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАУКИ
ЧЕЛОВЕК В СИТУАЦИИ ПОСТМОДЕРНА: ТЕПЛОХЛАДНОСТЬ В КОНТЕКСТЕ ИГРЫ
Селюк Евгений Владимирович
магистр философии, аспирант кафедры теоретической и практической философии Харьковского национального университета имени В Н. Каразина,
Украина, г. Харьков E-mail: _ iacklikesrock@bk. ru
HUMAN IN A POSTMODERN SITUATION: LUKEWARM IN A CONTEXT OF A GAME
Evgeniy Selyuk
master of philosophy, postgraduate student of the Department of practical and theoretical philosophy, V.N. Karazin Kharkiv National University,
Ukraine, Kharkiv
АННОТАЦИЯ
В статье рассматривается теплохладность в качестве модуса человеческого мироощущения, как механизм самоощущения и самооценки. Понятие «теплохладность» рассматривается в контексте постнеклассического дискурса. Символическое пространство постмодернистского дискурса задано концепцией «игры», которая воспроизводит амбивалентность. Для более глубокого социально-философского понимания, теплохладность рассматривается в контексте игровых концепций культуры Й. Хейзинги, Э. Финка.
ABSTRACT
In this article, we are discussing the term lukewarm in terms of a human's modes and perceptions, as well as a mechanism of self-awareness and self-esteem. The lexicon of "lukewarm" is being looked from a post-classical context of such
Селюк Е.В. Человек в ситуации постмодерн: теплохладность в контексте игры // Universum: Общественные науки : электрон. научн. журн. 2015. № 7 (17) .
URL: http://7universum.com/ru/social/archive/item/2434
discourse. The symbolic space of postmodern discourse is given in a context of a "game", there in it plays the ambivalence. For a deeper socio-philosophical understanding, the term may also be looked from a game context of cultural conceptions of Johan Huizinga and Eugen Fink.
Ключевые слова: теплохладность, постмодернизм, игра,
амбивалентность.
Keywords: lukewarm, post-modernism, game, ambivalence.
Актуальность исследования обусловлена тем, что анализ концепта «теплохладность» в качестве модуса человеческого мироощущения сопряжен с жизненными процессами, катаклизмами современного сознания и перспективами культурного развития. Взаимоотношения постмодернизма и христианства достаточно неоднозначны и сложны. Религиозные тенденции имеют свой механизм культурного производства, не совпадающий с другими автономными формами культуры, но сосуществующие с ними. Проблема современного человека в трансформациях религиозной сферы и динамики культуры является актуальной. Исследователи постмодернизма констатируют кризисное состояние современной культуры, в том числе из-за процессов секуляризации и дехристианизации (П. Бергер, Эвертван дер Звеерде). Как отмечает В.А. Бачинин, «представители большинства национальных форм культуры, искусства, философии определили собственную идентичность, осознав личную укорененность в духовном опыте прошлого и готовность черпать материал из этой кладовой» [1]. Современный человек оказался в ситуации перманентной игры манипуляций «обломками» смыслов, ценностей и культурных норм. Постмодернизм создает постоянное динамическое движение между полюсами: полюсом христианства и полюсом современной культуры. В данной статье предпринята попытка концептуализировать «теплохладность» в контексте постнеклассического дискурса. Культура постмодерна делает ставку на амбивалентность, продуцируя ее в контексте игры.
Основная цель статьи заключается в том, чтобы показать антропологическую значимость понятия «теплохладность» для исследования противоречий в бытии человека эпохи постмодерна. В соответствии с целью были поставлены следующие задачи:
• выявить особенности концепции «игры» в постмодернизме;
• определить теплохладность в качестве механизма самоосознания и самооценки;
• определить теплохладность и характер реализации ее в игровом контексте;
• концептуализировать понятие «теплохладность» в контексте постнеклассического дискурса.
Наиболее глубокий философско-антропологический анализ и наиболее точную дефиницию феномена игры можно найти в работах Й. Хейзинги. Однако постмодернистская игра отличается от модернистских определений.
Наиболее общее положение игры является часто уточняемой концепцией. И следует отметить, что модель культуры, предлагаемая Й. Хейзингой, то есть понимание игры как бесконечного комбинирования культурных ценностей и знаков, тесно переплетается с понятием «игры» в трудах «отца» постмодерна Ж. Деррида.
Понятие «теплохладности» получило освещение в трудах И. Кронштадтского, Ф. Затворника. Теплохладность выступает как мировоззренческая концепция, а также как механизм самоосознания и самооценки.
Методологической основной исследования выступают
феноменологический, сравнительно-исторический, герменевтический методы, а также логическая рефлексия, теоретическое конструирование. Применение указанных методов носило комплексный характер в разнообразных сочетаниях и проявилось в философской рефлексии понимания теплохладности.
Попытка определить сущность человека, а быть может, и вовсе переопределить ее — одна из самых сложных задач в рамках философской антропологии. Автор данной статьи придерживается того, что амбивалентность
является антропологическим основанием бытия человека. Феномен амбивалентности укоренен и обуславливает бытие человека, является динамическим свойством личности и выступает в роли вариативного регулятора поведения во всех сферах жизнедеятельности. Т.И. Озейрман в своей работе «Амбивалентность философии» определяет амбивалентность как «диалектическое отношение», присущее не только человеческому познанию, но и самому бытию. В связи с этим амбивалентность тесно переплетается с ключевыми онтологическими оппозициями. Обращаясь к работе П. Бергера «Религия и конструкция мира», находим, что диалектика «общество-человек» выстраивает цепочку: человек — продукт общества и наоборот [6].
Далее, П. Бергер отмечает, что человеческая природа, по сути, незавершенная. Незавершенность — является антропологическим стержнем, а из этого следует, что отношение человека к миру будет всегда амбивалентным. Человек заметно или незаметно для себя стал жертвой амбивалентности.
Эпоха постмодерна создает новый тип порядка, не похожего на порядок классического типа, а незавершенность выступает в качестве одного из символов культуры. Новое понимание человека в пределах
постнеклассического дискурса раскрывает специфику бытования
в полисемантическом единстве культуры. В связи с этим культура, а также философская рефлексия о бытии человека в культуре заданы пограничными состояниями, мотивами кризиса, разрушения
и амбивалентности. Постмодернизм создает плюралистическое пространство, в котором возможны любые интерпретации и толкования. Исходя из этого, постмодернизм — новый тип культуры философской рефлексии, одним из главных модусов которого становится игра.
Игра представляет собой такую форму отношения человека к миру, которая сохраняет открытость для дальнейших переинтерпретаций. (Описывая социокультурную пластичность, постмодернизм исходит из концепции
«игры»). Ситуация постмодерна выносит на рассмотрение игру. Итак, каков же человек в ситуации постмодерна?
В. Климов в своей статье «Кручини: препарирование современного человека» находит удачный образ современного человека, который представляется ему идеальным воплощением постмодерна, в герое раннего незаконченного фильма Михаэля Ханеке «Лемминги, часть 3: Кручини» (Lemminge, Teil 3 Kruchini; 1980). Инфантильный герой, не способный к саморефлексии, который безуспешно пытается самореализоваться, оказывается в любой жизненной ситуации «безвольной жертвой обстоятельств» [2]. В. Климов приходит к выводу, что героем данного фильма может оказаться современный человек, лишенный своего места в жизни, неспособный повзрослеть и преодолеть детскую беспомощность, так и остающийся страдать от своей недоразвитости всю жизнь. В заключительной части статьи В. Климов отмечает: «Незаконченный шедевр австрийского режиссера демонстрирует уподобление младенцу, уснувшему в лесу среди хищных зверей. Младенец не видит опасности и не подозревает об ее наличии. Ему кажется, что он лежит рядом с мамой, которая всегда защитит его» [2].
Итак, неутешительные выводы В. Климова о современном человеке в ситуации постмодерна сводятся к инфантилизации современного человека, которому культура не помогает преодолеть детство. Следовательно, характерное сознание амбивалентности характера является способом описания, объяснения, но не способом преодоления и, как следствие, — предельная дезориентация.
Для анализа исследуемого материала, необходимо определить границы игры в постмодернизме. Здесь следует обратиться к труду Й. Хейзинги «Человек играющий». Философ определяет для себя вопрошание об игре так: «... вопрос был вовсе не в том, какое место занимает игра среди прочих явлений культуры, но в том, насколько самой культуре присущ игровой характер» [5, с. 12].
Игра, в понимании Й. Хейзинги, представляет собой культурноисторическую универсалию: «Культура зачинается не как игра и не из игры,
а в игре» [5, с. 45]. Историко-культурософский анализ культуры разных эпох дает возможность сделать вывод, что игра издревле присуща культуре.
Согласно Й. Хейзинге, игра является неким константным принципом существования культуры, который сопровождает и пронизывает ее с момента ее появления. Он обнаруживает присутствие игровых элементов во всех моделях поведения человека и во всех видах его деятельности. «Культура возникает в форме игры, культура изначально разыгрывается» [5, с. 33]. Следует отметить, что игра, таким образом, признается основополагающим источником возможности существования культуры как таковой.
Й. Хейзинга отмечает, что ощущение и переживание игры присуще каждому человеку, оно неуловимо пронизывает все явления человеческого бытия: «Реальность, именуемая Игрой, ощутимая каждым, простирается нераздельно и на животный мир, и на мир человеческий. Следовательно, она не может быть обоснована никакими рациональными связями, ибо укорененность в рассудке означала бы, что пределы ее — мир человеческий. Существование игры не связано ни с какой-либо ступенью культуры, ни с какой-либо формой мировоззрения. Каждое мыслящее существо в состоянии тотчас же возыметь перед глазами эту реальность: игру, участие в игре — как нечто самостоятельное, самодовлеющее, даже если в его языке нет слова, обобщенно обозначающего это понятие. Игру нельзя отрицать» [5, с. 14].
В ситуации постмодерна игровыми чертами наделяются все уровни культурно-философского дискурса. Прежде всего, речь идет о радикальном игровом сознании, в котором оппозиция «серьёзное — игровое» устраняется. Игра постоянно продуцирует амбивалентность, делая человека «заложником» ситуации.
В такой ситуации игра становится жизненной стратегией, единственно адекватной постсовременному культурному состоянию. В этой тотальности игры теряется главное игровое свойство: наслаждение свободой.
«Вот, следовательно, первый основной признак игры: она свободна, она
есть свобода» [5, с. 16]. В ситуации абсолютной игры человек раздавлен необходимостью всё время делать выбор. Выступая против абсолюта, игра сама становится абсолютной. Свобода не есть игра, но в свободе может быть игра, как нечто сопутствующее.
Как отмечает Э. Финк, лишь человеку свойственна игра, которая укоренена в способности человека осмыслять мир, приписывать смысл событиям и вещам. Играет исключительно человек: «Не сама природа играет, а мы сами усматриваем в ней игровые черты» [4]. Хотя здесь, разумеется, можно задать вопрос касательно того, что наблюдается способность у животных к игре и чем отличается игра у животных от игры у человека.
Э. Финк объясняет игру у животных с помощью инстинкта, тогда как игра у человека, прежде всего, наделена свободой. И далее отмечает: «Животное не знает игры фантазии как общения с возможностями, оно не играет, относя себя к воображаемой видимости» [4].
Исходя из всего вышесказанного, оба автора рассматривают игру в качестве антропологической константы и важнейшего модуса человеческой деятельности. Игра — фундаментальная особенность человеческого существования и существенным образом определяет бытийный склад человека, а также способ понимания бытия человеком.
Культура постмодернизма реализует себя в игре, любая инновация в культуре первоначально возникает как своеобразная игра смыслами и значениями. В.А. Бачинин, исследователь взаимодействия постмодернизма и христианства, отмечает: «Типичной формой постмодернистского
культуротворчества становится жонглирование фальшивыми двойниками ("симулякрами") бытующих смыслов, ценностей и норм... Все это позволяет говорить о том, что религиозно-этическая парадигма, внутри которой пребывает культура постмодерна, — это парадигма аномии (беззакония)» [1].
Теплохладность является аномией, о которой апостол Павел говорил: «Ибо какое общение праведности с беззаконием? Что общего у света со тьмою?» [1].
Православная культура рассматривает теплохладность как особый вид духовного отступничества, когда человек, внешне соблюдая постановления и обряды Церкви, одновременно остается чуждым Богу. Религиозный мыслитель Иоанн Кронштадтский предупреждал, что «оттого мы видим людей, которые только по одному имени христиане, а по делам — совершенные язычники» [3].
Теплохладность — это попытка создать «комфортное» христианство, в котором вера выступает гарантом земного благополучия, а также является перманентным предательством Христа. Клайв Льюис отмечает: «...люди постоянно тщатся сочетать небо и ад. Они считают, что на самом деле нет неизбежного выбора и, если хватит ума, терпения, а главное — времени, можно как-то совместить и то, и это, приладить их друг к другу» [3].
Неутешительны выводы богословов касательно современной ситуации православных христиан, для которых теплохладность стала основным свойством. Одна из причин заключается в том, что теплохладность не приносит вреда окружающим, а также быть на волне современной культуры и являться эталоном современного человека, оправдывая, тем самым, духовную слабость.
Можно ли утверждать, что ситуация постмодерна делает христианина заложником греховной ситуации?
«“Отцы” постмодернизма утверждают, что суть их мышления составляет свободное конструирование смыслов, не смущаясь тем, что в результате таких усилий чаще всего возникают многочисленные химеры, несущие в себе дух тьмы и хаоса... Делез сравнивал ее с порывами ветра, дующими в спину. И часто, думая, что находится в порту, он обнаруживал, что уже давно несется по открытому морю ”без руля и без ветрил”» [1]. Именно такой видится Ж. Делезу ситуация культуры. Таким образом, современная культура, имеющая игру в качестве константы, способствует и пробуждает теплохладность, являющуюся аномией. Греховность вплетена в структурные составляющие, создающие безвыходность для человека.
Исходя из этого, можно подытожить, что игра, являющаяся основным модусом культуры, не позволяет выйти за пределы теплохладности, которая выступает модусом человеческого мироотношения. Профанация идей христианства, разрушение культурных универсалий фрагментируют и дезориентируют современного человека. Теплохладность, по сути, является общественной греховностью, продуцируемой в поле игры современности.
Список литературы:
1. Бачинин В.А. Постмодернизм и христианство / [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://ecsocman.hse.ru/data/2010/12/01/1214822717/Bachinin.pdf (дата обращения: 11.07.15).
2. Климов В. Кручини: препарирование современного человека
/ [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://syg.ma/@klimov/vadim-klimov-kruchini-prieparirovaniie-sovriemiennogho-chielovieka (дата
обращения: 10.07.15).
3. Пестов Н.Е. Опасность теплохладности / [Электронный ресурс]. — Режим
доступа: http://azbyka.ru/dictionary/18/teplohladnost-all.shtml (дата
обращения: 12.07.15).
4. Финк Э. Основные феномены человеческого бытия / [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://www.lib.ru/FILOSOF/FINK/fenomeny.txt (дата обращения: 10.07.15).
5. Хёйзинга Й. Homo Ludens; Статьи по истории культуры / пер., сост. и Х 35
вступ. ст. Д.В. Сильвестрова; коммент. Д.Э. Харитоновича. — М.: Прогресс — Традиция, 1997. — 416 с. / [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://anna-ganzha.narod.ru/huizinga_homo_ludens.pdf (дата
обращения: 11.07.15).
6. Peter Berger Religion and World-Construction / [Электронный ресурс]. —
Режим доступа:
http: //faculty.washington.edu/cbehler/teaching/coursenotes/T exts/bergerrel. html (дата обращения: 10.07.15).
