CC BY
120
УДК 112:111:1(091) (73) «1931/2007»
М. Г. Семёнов
Человек в проблемном поле постметафизической культуры Р. Рорти
В статье рассмотрена актуальная на сегодняшний день проблема становления постметафизической философии и культуры. В частности, раскрывается содержание проекта постметафизической культуры Р. Рорти. Основное содержание составляет анализ человека в данном культурологическом проекте, на основе которого раскрывается проблематика межличностных отношений.
The article is dedicated to the problem of formation of postmetaphysical philosophy and culture and to R. Rorty’s postmetaphysical culture project, in particular. The major part of the article presents the analysis of man in this cultural project as well as the problems of interpersonal communication.
Ключевые слова: метафизика, постметафизическая культура, ирония, солидарность, метафора, конечный словарь, влияние.
Key words: metaphysics, postmetaphysical culture, irony, solidarity, metaphor, final vocabulary, influence.
В последнее время в среде англо-американской философии не прекращаются дебаты, связанные с будущим современной культуры и, в частности, с будущим философии. С одной стороны, можно выделить тех философов, которые связывают будущее философии с развитием точных и технических наук, с другой - мы видим тех философов, которые в духе постмодернизма продолжают настаивать на том, что философия - это всего лишь литературный жанр со своей историей, особенностями и культурной традицией. Одним из главных апологетов последнего образа философии был американский философ школы прагматизма Ричард Рорти, чьи антиметафизические работы, такие как «Философия и зеркало природы», «Случайность, ирония и солидарность», привели к новому и оригинальному видению философии, культуры, роли и места человека на рубеже столетий.
Отправной точкой своих размышлений Рорти считает суждение, что современная философия при помощи прагматического метода должна элиминировать функции сознания как «зеркала природы» и знания как инструмента усовершенствования этого «зеркала». Рорти
© Семёнов М. Г., 2013
сводит это суждение к антифундаменталистскому1 видению философии не как науки, которая находит и объясняет проблемы, а как «фи-лософии-как-разговора». Пытаясь синтезировать идеи прагматиков, антифундаменталистов и постмодернистов, Рорти предлагает усовершенствовать проект Д. Дьюи на пути к «реконструкции» философии, где прагматизм служил бы «терапией» бесполезных и устаревших проблем [13, р. 162]. В этом смысле можно сказать, что Рорти основывает свои размышления на философии прагматизма: прагматизм вселяет в нас надежду на то, что современное общество сможет освободиться от диктата какого-либо авторитаризма, в том числе и от философского. Именно общество без «философии-как-науки» сможет построить новую «постфилософскую культуру» [13, р. хх1].
По мнению Рорти, для развития культуры и ее перспектив важны вовсе не поиск истины, «точности и достоверности»3 или существование какой-либо метафизики, определяющей ее цель и смысл. Основной импульс развития сегодняшней культуры Рорти видит в расширении ее языкового пространства путем создания новых языковых игр, оригинальных интерпретаций, толкований, метафор и пр. Культура в целом в данной утопии мыслится как исторический процесс развертывания новых «метафор», или, более широко, концептуальных «словарей», которые отвечают определенным историческим или культурным требованиям и которые играют решающую роль в развитии культуры от одних периодов к другим. Устаревшие «словари» культуры после длительного употребления обезличиваются, теряют свои прежние свойства и в конце концов стираются из истории. На их место приходят более новые и оригинальные концепции, которые выполняют свои функции лучше, нежели предыдущие. Однако зачастую расставание со «словарями» прошлого бывает болезненным. В этой ситуации, как считает Рорти, только прагматический подход помогает нам утратить иллюзии относительно прошлой или вообще
1 Антифундаментализм (синоним антидуализма) - направление, ориентированное против традиционно-платоновских оппозиций европейской философии, прежде всего оппозиций абсолютного и относительного, объективного и субъективного [4, с. 124].
2 Согласно философской программе Дж. Дьюи, доктрины прошлого (в том числе философские) нуждаются в постоянной реконструкции или доработке. Это обеспечивает их актуальность по отношению к настоящему, поскольку цели настоящего нацелены на будущее и всегда изменчивы [2].
3 Выражение Д. Дьюи, прибегая к которому он указывает на то, что поиск достоверности - это, скорее, поиск безопасности, страх перед «неточностью» и «недостоверностью» опыта. Таким образом, именно эта озабоченность современной науки и философии способствовала разобщению теории и практики [11].
единственно верной теории, метода или истины. Таким образом, в по-стметафизической культуре будущего, рисуемой Рорти, невозможно существование одного базового «словаря» культуры, так же как и невозможен образ философии-как-строгой-науки, претендующей на привилегию, например, по отношению к герменевтике, этике, эстетике или множеству других разнообразных литературных практик. Наоборот, культура состоит из множества автономных «словарей», каждый из которых выполняет определенную специфическую функцию и не претендует на функциональную способность других.
После признания того, что культура состоит из множества соперничающих между собой «армий метафор», естественным выглядит вывод о том, что не существует какого-либо универсального критерия описания мира и человека. Мир целиком состоит из случайных событий, которые, по выражению Ницше, «точно черепица с крыши, падают в наш мир и поражают насмерть какую-нибудь нашу хорошую цель» [4, с. 45]. В свою очередь, это ведет нас к признанию того, что в бытии человека нарастает необходимость в иронии. В первую очередь, это ирония по отношению к прошлым метафизическим проектам философии, глобальным попыткам онтологического описания мира, а также и в целом по отношению к истории и окружающей человека культуре. Иронизм, таким образом, становится перманентной характеристикой человека в философии Рорти. Возвращение к глубокой серьезности Нового времени, как считает Рорти, в сегодняшней культуре невозможно. Серьезность сменилась на легкомысленную иронию, игру словарей и отсутствие любого вида авторитаризма.
Свобода в интерпретировании текста естественно приводит нас к многослойному пониманию окружающего мира, культуры, в том числе и самого человека. Человек постоянно находится в поиске нового опыта трансляции культуры, так как реальность постмодерна - это бесконечный поиск самости и диалога. В отсутствии какой-либо надежды на осознание своей уникальности и единичности человек обращается не к науке, а скорее, к эстетическому опыту самовыражения, помогающему ему открыть свое место и предназначение. Ошибочно полагать, что ирония в неопрагматизме Рорти является своего рода утешением для человека в мире случайных событий. С одной стороны, ирония позволяет человеку безболезненно расстаться с той культурой, в которую он был помещен по воле случая. С другой стороны, ирония не позволяет нам взглянуть на любую человеческую деятельность как на законченный проект - проект, который всегда нуждается в пролиферации и требует продолжения, обсуждения и «разговора». С этой точки зрения Ницше также отмечал, что ирония столь избыточна
в мире, потому что возникновение любой личности и характера обязано сплетению различных случайных, по Рорти, побуждений и импульсов [5, с. 186].
Вместе с тем Рорти осознавал и опасность иронии для человека и общества. Во-первых, ирония в некоторых случаях может граничить с цинизмом или доходить до форм нигилизма, тогда она паразитирует на фундаменте культуры, которая преломляется в эгоцентрическом водовороте ироника. В этом смысле с этической точки зрения ирония неблагоприятна и неплодотворна для культуры-как-разговора. Во-вторых, ироник, заинтересованный в создании своего словаря, имплицитно пытается заставить своего читателя или слушателя поверить в то, что их словарь был иллюзией или повторением прошлых словарей. С другой стороны, Рорти видит преимущество иронии в том, что она необходима современной культуре как принцип, который позволяет преодолевать все возрастающую коммуникацию. Ирония также необходима как антитетический элемент, критикующий социальные институты и авторитаризм таких явлений, как глобализация, капитализм, демократия и др. Положительным фактором также служит то, что ирония удачно сопутствует эстетическим практикам. В тобщем, несмотря на близость иронии к волюнтаристическому началу, Рори не видит современного общества без этой культурной составляющей. Вызывает интерес и то, что ироник, создающий свой новый словарь, никогда не будет относиться к нему иронически, если, конечно, мы не будем считать, что под иронией здесь подразумевается «незаконченность» словаря.
Как уже было сказано, ирония зачастую противоречит социальной морали, поэтому Рорти часто обращает внимание на еще один необходимый элемент его философской мысли - солидарность. Подлинная солидарность, по Рорти, создается в процессе диалога, а не открывается где-то внутри человека и не определяется каким-либо этическим принципом, например, категорическим императивом. Солидарность представляется в его философии как творческое преображение «я-интенций» в «мы-интенции». Иначе говоря, солидарность можно обнаружить лишь в рефлективном осознании своего «я» в другом «я». И это - еще одна причина, почему Рорти так высоко ценит литературные практики: они заставляют человека присмотреться к чужим страданиям более внимательно. Однако, как отметили многие критики, можно сочувствовать тому, что находится в рамках «своей» культуры и просто не замечать страдания тех людей, которые находятся вне ее.
Опуская этический момент в мысли философа, мы приходим к выводу, что в данной «постметафизической» культуре мир вокруг человека образуется, скорее, благодаря различным случайным событиям, нежели самому человеку, наивно верящему в непоколебимость своих воззрений. Наоборот, Рорти пытается сказать, что человек не должен стремиться исправить мир или открыть его глубокие тайны, его задача - дополнить мир чем-то новым: своей историей, своим искусством, своей культурой. Естественной выглядит у Рорти и предпочтительность человека, созидающего истины, перед человеком, открывающим их. Модель «ироника», о которой говорит Рорти, была надеждой философа на создание нового образа человека, который смог бы помимо расширения границ и взаимопроникновения культур постоянно напоминать об ответственности и задаче человека создавать или, как говорит Рорти, переописывать себя заново.
Необходимость в созидании и преумножении новых словарей таит в себе не что иное, как потребность в сохранении свободы человека современного общества. Также это дает человеку возможность личностного саморазвития и самосовершенствования. Однако иронический контекст этих словарей определяет то, что иронический субъект Рорти ощущает себя чужим в словаре своей культуры, и этот «иронический странник» постоянно находится в поиске новых культур, новых словарей, нового эстетического опыта [7]. Ирония в этом случае действительно выступает как утешение для человека, но утешение следует не из случайности или не только из случайности, а также из невозможности доступа к миру «другого» - того, кто находится по ту сторону этого культурного диалога. Однако философ осознает, что ироник, создающий новые «словари», потенциально опасен для культуры и общества, так как зачастую их внедрение может принижать предшествующие общечеловеческие достижения. Этот момент Рорти описывает как момент неизгладимого ощущения того, что личная уверенность и убеждение внезапно оказались пустыми, ветхими и бессильными [8, с. 122-123]. Рорти понимает, что это может внести резонанс в жизнь общества, ведь создавая новый «словарь», ироник бросает вызов не только предыдущему «словарю», но и целой истории и культуре.
Итак, мы выяснили, что в утопическом проекте постметафизиче-ской культуры, где пролиферация «словарей» ничем не будет ограничена, все же будет происходить их замена по принципу новизны, который указывает на актуальность нового подхода и бесполезность старого. Однако, как верно отмечает Рорти, эта новизна или «пере-описание» в новых терминах унижает и причиняет боль, потому что
«большинство людей не хотят быть “переописанными” в чужих терминах. Они хотят, чтобы их принимали так, как они понимают себя -принимали всерьез, какие они есть и как говорят» [8, с. 122]. Рорти верно замечает, что принцип новизны не только может быть полезным для развития культуры, но также и содержать в себе возможность жестокости. Однако стремление к редискрипции невозможно чем-либо заменить. Иначе говоря, человек всегда нуждается в «пере-описывании» или интерпретировании себя и окружающего мира.
В целом Рорти подразумевает существование двух типов «унижения», или жестокости, и, соответственно, можно говорить о двух видах описаний (редискрипций), которые вызывают эту жестокость и причиняют страдание «другому». Во-первых, это «унижение» от восприятия какого-либо описания, после которого наши собственные убеждения, понимание и наши взгляды становятся бессильными, ветхими и бесполезными, например, когда мы узнаем, что то, чему нас учили, утратило силу и актуальность. Сюда также можно причислить любой эстетический опыт, указывающий, что мы находимся в роли пассивного реципиента, вынужденного воспринимать чье-то чужое достижение или успех, говорящий об обладании автономией кем-то «другим». Во-вторых, Рорти говорит о так называемых «метафизических» описаниях, чьи аргументы заставляют нас принимать их истинность. В этом случае мы, наоборот, оказываемся вовлеченными в какое-либо «описание», например, в словарь «христианства» или словарь «позитивизма» путем убеждения или внушения ряда аргументов или иных мотивов. Таким образом, здесь мы приобретаем силу над своим прошлым «я», которое было окружено рядом «ложных» или менее убедительных описаний.
Необходимо отметить, что в первом случае мы испытываем унижение, потому что восприняли «метафоричность» или новизну какого-либо «словаря», и это указало нам на то, что наш образ жизни, стиль, убеждения не были созданы нами, а были всего лишь чьей-либо копией. Иными словами, мы не обладаем свободой и автономией или недостаточно оригинальны по сравнению с тем, кто этого достиг своим новым «описанием». Конечно, можно говорить о разной степени восприятия чужого «описания» и о разной степени «страха» перед тем, чтобы однажды понять, что ты оказываешься чьей-то чужой копией или репликой [1]. Только «сильный поэт», в терминологии Х. Блума, желает противостоять историческим описаниям других «сильных поэтов». Большинство же людей, воспринимая классические образцы литературы, истории или науки, воспринимают их в ка-
честве образовательных или назидательных примеров, но даже и в этом случае определенная доля «унижения» имеет место быть.
Относительно второго случая стоит отметить, что здесь речь идет чаще о социальных явлениях, нежели об индивидуальном восприятии. Как указывал еще З. Фрейд, индивиду, как правило, необходима самоидентификация с какой-либо социальной группой, для того чтобы он мог не принимать или даже ненавидеть остальные культуры или сообщества [10]. В конце концов, избежать аккультурации невозможно, и Рорти это осознает, вводя в свою философию термин «конечный словарь». «Конечный словарь» является своего рода базисом, который характеризует те слова и выражения, которые понятны как в своей, так и в чужой культуре. Однако каждый «конечный словарь» ограничен по своей природе, и, как правило, человек пытается расширять свой тезаурус в течение всей жизни. В связи с этим, хотя Рорти и относит описания второго рода к метафизическому типу, в основном они не требуют от человека усилий для индивидуального совершенствования. Но именно стремление выйти из рамок своего «конечного словаря» заставляет человека встать на путь поиска свободы и автономии, что, как мы уже указали, зачастую вступает в противоречие с этикой по отношению к «другому».
В отличие от них описания первого рода всегда пытаются найти связь с другими культурами или сообществами, причем нельзя сказать точно - с какими, поскольку они направлены на нечто трансцендентное, понятное кому угодно. Эти описания привлекают совершенно разных людей и направлены на человечество в целом. Однако Рорти считает, что за искусством не скрывается ничего «трансцендентного», так как в обратном случае - это попытка добраться до оснований чего-то большего, чем мы сами. Новый словарь -это всегда ответная реакция на влияние прошлых словарей, книг или предшествующих культур. В общем, каждое новое описание всегда есть попытка превзойти «влияние» прошлых словарей. В связи с этим Рорти критикует метафизические словари, потому что «истинные референты метафизических понятий не имеют связи с их практическими основаниями» [9, с. 277]. Попытка «ответа» миру, природе или Богу, как считает также и его критик Р. Брэндом, была центральной для эпохи, основанной на поиске объективности [12, р. х^.
Таким образом, все это говорит о том, что «новое описание» всегда нацелено на диалог с «другим». Это описание всегда ждет своей оценки, понимания и признания не только у современников, но даже и у будущих поколений и эпох. Но именно этот фактор как раз и порождает потенциальную жестокость, заложенную в эти описания. Че-
ловек всегда стремится быть понятым и узнанным «другим», даже если это требует определенной доли внушения или злоупотребления своей позицией. Ницше отмечал, что великая философия - это исповедь ее основателя и его бессознательные, невольные мемуары [3, с. 157]. Действительно, если принимать во внимание тот факт, что за искусством или философией скрывается бессознательное желание диалога, то поиск автономии, свободы и аутентичности можно рассматривать как проблему жестокости в межличностном диалоге. Далеко не все смогут согласиться с тем, что изначально поиск свободы и «трансцендентного» обязательно требует существования «другого». Например, принято считать, что художник в своем творчестве отображает микрокосм, а вовсе не необходимость оценки или признания у кого бы то ни было. Однако Рорти и некоторые другие сторонники эстетической «теории влияния» исходят из того, что в этом случае мы неосознанно обманываем себя, вытесняем то влияние, которое когда-то произвело на нас неизгладимое ощущение силы, красоты, свободы и независимости.
Сам Рорти считал, что решение данной проблемы нужно начать с разделения на две сферы - сферу частных и сферу публичных описаний, требующих от нас выполнения определенных норм. Проблему жестокости в сфере частных описаний философ решает путем опыта самоидентификации себя с другими. Например, Рорти считал, что литературные практики позволяют нам увидеть ту боль и страдание, которые ранее не были заметны нам и, более того, которые мы могли когда-то совершить сами. Однако можно предположить, что осознание подобного факта уже предполагает перемещение своих интересов в публичную сферу. Иначе говоря, можно выдвинуть альтернативную гипотезу, утверждающую, что только совершенное раскрытие своих возможностей или исчерпание своего потенциала в приватной сфере способно переключить человека на уровень необходимости идентификации своего «я» с «другим».
Список литературы
1. Блум Х. Страх влияния. Карта перечитывания. - Екатеринбург: Изд-во Урал. гос. ун-та, 1998.
2. Дьюи Д. Реконструкция в философии; Проблемы человека. - М.: Республика, 2003.
3. Ницше Ф. По ту сторону добра и зла // Собр. соч. Т.2. - М.: Сирин, 1990.
4. Ницше Ф. Утренняя заря. - М.: Азбука, 2008.
5. Ницше Ф. Человеческое, слишком человеческое. Собр. соч. Т. 2. - СПб.: Азбука, 2011.
6. Новая философская энциклопедия. Т. 1. - М.: Мысль, 2010.
7. Осиновская И.А. Ироническое странничество // Ирония и эрос. Поэтика образного поля. - М, 2007.
8. Рорти Р. Случайность, ирония и солидарность. - М.: Русское феноменологическое сообщество, 1996.
9. Рорти Р. Философия и зеркало природы. - Новосиб.: Изд. Новосиб. ун-та,
1997.
10. Фрейд З. Психология масс и анализ масс человеческого «Я». - М.: Азбука-классика, 2008.
11. Dewey J. The quest for certainty: a Study for the Relation of Knowledge and Action. - New York: Capricorn, 1960.
12. Rorty and His Critics, ed by R.B. Brandom / Brandom R. Introduction to Rorty and His Critics. - Malden MA: Blackwell, 2000.
13. Rorty R. Consequences of Pragmatism. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1994.
