CC BY
26УДК 141.319.8 ББК 87.5
И.С. Петрин
«Человек нейронный» в проектах К. Малабу и П. Пистерс: вопрос методологии
В статье предлагается реконструкция критического проекта К. Малабу, в рамках материалистической критики описывающего возникшую в современности новую форму субъективности, «человека нейронного». Предпринимаемая реконструкция сосредоточена на концептуальном и методологическом базисе проекта. Исследуется содержание концепта «пластичность», который является главным инструментом в осмыслении отношения нейронное - социальное. Пластичность позволяет описывать корреляцию между ментальным и церебральным как натурализацию устройства общества в нейронной структуре мозга и удерживать схему всего проекта, репрезентирующую «человека нейронного» и позволяющую ему состояться онтологически и политически как собственному произведению. Проблематизируется связь между центральным концептом пластичности и диалектической установкой автора. Утверждается первичность требования диалектического мышления относительно исследования отношения мозг - общество. Анализируется двойное понимание операции негации в текстах Малабу как различие между диалектическим отрицанием и различающим, деконструктив-ным типом негации. За счет введения деконструктивного типа отрицания и его радикализации рассматривается возможность расширения представления о характере «человека нейронного» через обращение к шизофреническому функционированию современной экранной культуры и понятию «нейро-образ» на примере работы П. Пистерс.
Ключевые слова: мозг, пластичность, диалектика, субъективность, нейро-образ, шизофрения
Нейронаучная эпоха» производит особый, характеризующий произошедшие сдвиги в области исследований человеческого мозга, вид материалистической критики. Одно из главных требований такой критики заключается в совершенствовании спекулятивных стратегий описания форм человеческого на основе достижений нейронаучных дисциплин. Примером подобной трансформации, представляющей и раскрывающей «новую форму субъективности»1, «человека нейронного», является кри-
1 Малабу К. Что нам делать с нашим мозгом? М.: У-А-С
© Петрин И.С., 2020 Ргеээ, 2019. С. 8.
тический, политический и во многом антропологический проект Катрин Малабу, представленный в книге «Что нам делать с нашим мозгом?».
Задача нашей работы состоит в том, чтобы проанализировать концептуальное и методологическое основание данного проекта, обозначить и проблематизировать связь этого основания с представлением о новом типе человеческого, «человеке нейронном», и попытаться, исходя из внутренней «пластичности» философского каркаса проекта Малабу, расширить и дополнить его философскими замечаниями Патриции Пистерс, также работающей на стыке философского и нейронаучного дискурсов.
Итак, необходимо прежде всего охарактеризовать в общих чертах идеи Малабу и представить ту схему, которая позволяет трактовать и критиковать «вторжение мозга в область духа»2. 1. «Человек нейронный» описывается на пересечении церебрального и социально-политического и за счет этого пересечения обретает новое (политическое) качество (которое отличает его от типа человека, определяемого разрывом между нейронным и символическим). 2. Корреляцию между церебральным и социальным, биологическим и символическим обеспечивает центральный для Малабу концепт пластичности мозга. 3. Пластичность же, с одной стороны, выражает качество современного устройства человеческого мозга, а с другой - генетически исходит из представлений о диалектике и двойном понимании отрицания, что составляет спекулятивный базис проекта Малабу.
Далее мы раскроем каждый момент представленной схемы. Первое, что стоит отметить и в чем выражается задача этого проекта как антропологического и политического предприятия, это то, что проект Малабу призван наделить «человека нейронного» онтологическим статусом и способностью к сознанию собственной идентичности в деле политического сопротивления. Следующий пассаж точнее других раскрывает наше утверждение:
...представления о ригидном мозге, изолированном от мышления... допускают собственно отграничение мозга от него самого, от того, что он есть, а именно - требующий особого внимания и критически важный биологический локус, в котором сегодня. происходят политические эволюции и революции, начавшиеся в 1980-е годы и открывшие XXI век. В сущности, человек нейронный до сих пор не имел слова. Пришло время освободить его речь3.
Это «освобождение» (которое выше было тематизировано) оказывается возможным за счет актуализации и концептуализации особого рода параллелизма между церебральным и социальным. Малабу исходит из той предпосылки, согласно которой господствующие в то или иное время представления о мозге неизбежно оказываются в «идеологической завесе»4. В этом смысле нейронное всегда предстает в виде символического, функционирующего 2 Там же с ц в соответствии с социально-политическим контекстом. Иными з Там же. с. 79. словами, характер экономической системы определяет экономику 4 Там же. С. 66.
означающих, «отчуждая» их производство от своего референта, нейронной структуры.
Специфика этого параллелизма (функционирование нейронного аналогично функционированию социального) обеспечивается за счет пересмотра центральности, что характеризует современно состояния и церебрального, и социально-экономического. Если коротко описать этот пересмотр, то ключевыми моментами здесь окажутся недостаточность метафор, описывающих мозг как централизованную систему, и совпадение на уровне структуры сетевых и гибких механизмов нейронного и политического (имеется в виду устройство постфордистского капитализма второго промышленного переворота). То есть «нейронная метафора» становится наиболее продуктивной для формирования представлений об устройстве современного общества5.
Подобно нейронной сплоченности, экономическая и социальная организация предприятия сегодня не носит центральный или централиза-торский характер, но опирается на множество подвижных и точечных центров и разворачивается в отношенческом режиме. В этом смысле нейронное функционирование, похоже, стало скорее природой социального, чем средством его натурализации6.
Поскольку - и тут мы переходим ко второму моменту представленной схемы - пересмотр центральности является одним из следствий открытия и исследования пластичности, то именно концепт пластичности удерживает схему, репрезентирующую человека нейронного и позволяющую ему состояться онтологически. Именно пластичность позволяет подойти к осознанию мозга как результату нашей деятельности, нашему произведению. Человек нейронный, по Малабу, это человек новой ответственности, «одновременно биологической и политической», за сознание мозга, которая «открывает горизонт нового философского мышления»7. «Производить сознание мозга означает не разорвать тождество мозга и мира и их отношения взаимной спекуляции, но, наоборот, подчеркивать их, чтобы поставить научные открытия на службу освободительного политического понимания»8.
Рассмотрим, что вкладывает Малабу в центральный для ее проекта концепт пластичности. Если говорить о пластичности в отношении его идеального референта, мозга, пластичность оказывается описательным термином, в сущности, динамический аспект которого характеризует способ, каким мозг исторически меняется и вообще существует: «Мозг состоит из модификаций модификаций... Мозг обязан своей жизнеспособностью постоянному изменению пластичности (то есть равным образом пластичности самого изме-нения)»9. В этом смысле пластичность является первейшим оператором самости нейронной системы, а значит, именно пластичность управляет процессами идентификации новой формы нейронной субъективности. Пластичность на «метанейробиологическом» уровне, по словам Малабу, позволяет описать нового субъекта,
Болтански Л., Кьяпелло Э. Новый дух капитализма. М.: Новое литературное обозрение, 2011. С. 273. Малабу К. Указ. соч. С. 68. Там же. С. 11. Там же. С. 79-80. Там же. С. 93.
5
6
7
8
9
который всегда есть субъект сопротивления, вписанного в структуру его нейронной организации:
. пластичность располагается между двумя крайностями: с одной стороны, принятие формы. с другой - уничтожение всякой формы. Пластичность разворачивает свой смысл между скульптурным моделированием и дефлаграцией, то есть взрывом. По сути то, что сегодня взыскует продумывания, - именно это двойное, противоречивое и тем не менее нерасторжимое движение возникновения и исчезновения формы10.
Строго говоря, это и последующие описания пластичности удерживают в своем содержании противоположные тенденции или механики (пре)образования исключительно за счет более глубокой методологической установки на диалектическое мышление мозга и идентичности. Здесь мы подходим к последнему, критическому моменту всего проекта Малабу, который находится в основании реконструируемой нами схемы. Следовательно, необходимо в общем виде раскрыть специфические моменты данной установки и проанализировать их на предмет производства (новой) формы человеческой субъективности.
Диалектика у Малабу выступает как бы на двух уровнях - макроуровне проекта и микроуровне концепта. Точнее говоря, определяющая диалектическая операция отрицания работает на каждом из этих уровней в разных смыслах. Малабу говорит о двойном понимании отрицания: первое, собственно, диалектическое отрицание производит тождество через свое удвоение; второе отрицание оказывается различающим и деконструктивным, в свою очередь производящим форму тождества через постоянную смену разли-чия11. Таким образом, если на макроуровне первый тип отрицания позволяет мыслить диалектические отношения нейронного и ментального, церебрального и социального, то на микроуровне сущность концепта пластичности задается скорее вторым деконструк-тивным типом отрицания. Так или иначе, Малабу осуществляет поиск путей внутреннего подрыва структуры параллактического разрыва между полюсами нейронного и ментального, предполагающего невозможность одного языка описания, и этот поиск изначально уже оказывается требованием диалектической мысли12. Причем это требование для Малабу оказывается в самой сердцевине гуманитарных наук и критическом дискурсе вообще, направленных на то, чтобы сделать собственные пределы «пластичными» в том смысле, в каком «пластичность» открывается во «внешнем» самого гуманитарного знания - в нейронауках13.
Итак, в отношении этого различия типов отрицания и выполняемых ими функций в данном проекте наша идея звучит следующим образом: поскольку пластичность формирует онтологический и политический статус новой субъективности, то деконструктивный и дифференцирующий аспекты образования идентичности оказываются первичными относительно диалектического тождества, и радикализация этих аспектов позволит обозначить тенденцию к из-
10 Там же. С. 97.
11 См.: Malabou C. Plasticity at the Dusk of Writing: Dialectic, Destruction, Deconstruction. New York: Columbia University Press, 2010. P. 5.
12 Жижек С. Устройство разрыва. Параллаксное видение. М.: Европа, 2008. С. 172.
13 Malabou C. The Future of Humanities // Transeroupeennes [Электронный ресурс]. URL http://www.transeuropeennes. org/en/articles/281/The_fu-ture_of_Humanities.html (дата обращения: 26.02.20).
менению и деформации самого методологического основания, что, в свою очередь, расширит представления о человеке нейронном. Это расширение, на наш взгляд, оказывается возможным за счет включения в проект Малабу замечаний о шизофреническом потенциале функционирования мозга и мира. Далее мы постараемся изложить идеи по поводу обновления в виде программы на будущее, которая требует конкретизации и детализации за пределами данной статьи.
Если мы обратимся к книге П. Пистерс «Нейро-образ», то можем определить, что само это расширение оказывается возможным в результате пересмотра постулата о том, что «мозг адекватен современному миру» (мы уже разбирали этот параллелизм у Малабу). Однако если для Малабу адекватность обеспечивалась структурным сходством в отношении пластичности как принципа организации, то у Пистерс мы можем наблюдать как бы шизофренический план пластичности. Этот план можно концептуализировать за счет артикуляции уже не экономико-политической организации, но скорее за счет описания эстетико-социального аспекта мира как мира «глобальной экранной культуры»14, «неструктурированной бесконечной коллекции образов»15. Внимание к этому аспекту мира порождает проблемы, связанные с адекватным современному нейронаучному времени осмыслением пронизывающих реальность (кинематографических) образов. Для решения этих проблем Пистерс разрабатывает новый тип образа16 (дополняя типологию Ж. Делеза): нейро-образ появляется как реакция на то, что современный образ репрезентирует уже не объективную или субъективную реальность, но отсутствие принципа реальности, на место которого приходит примат безграничной реальности самого сознания17.
Необходимо формально обозначить этот момент обновления схемы Малабу: коррелятом между нейронным и ментальным оказывается структура «нейро-образа», раскрывающая потенции к шизофренизации как в организации мира образов, так и в существовании нейронных сетей. Иными словами, шизофренический статус современной аудио-визуальной культуры соответствует характеру церебральных взаимодействий.
Так ядро шизофрении в дискурсе нейронаук можно определить как ослабление синоптических связей, их прерывание и хаотическое функционирование, диссоциацию и разобщенность18. Однако сама структура мозга организована за счет иррациональной купюры, зазора между синапсами: мозг существует как складка, неопределенность внутреннего и внешнего19. Иными словами, модель церебрального включает в описание мозга тенденцию к его шизоф-ренизации (в смысле шизофренического плана модуляций - пластичности). Ту же тенденцию проявляет современный тип «нейро-образа»: кинематограф как машина невидимого описывается через производство сил аффекта, речевого акта и виртуального, создающего образ на границе внутреннего и внешнего, сотканный из фрагментов и разрывов ментальный ландшафт20.
Концептуальным основанием выделения нового типа корреляции между мозгом и миром на основе их потенции к шизофрени-
14 Pisters P. The Neuro-Image: A Deleuzian Film-Philosophy of Digital Screen Culture. Stanford: Stanford University Press, 2012. P. 2.
15 Ibid. P. 10.
16 См.: Эльзессер Т., Хагенер М. Теория кино. Глаз, эмоции, тело. СПб.: Сеанс, 2016.
С. 331.
17 См.: Pisters P. Op. cit. P. 38.
18 См.: Ibid. P. 42-45.
19 См.: Deleuze and the Schizo-analysis of Cinema / Ed. by
I. Buchanan and P. MacCor-mack. London: Continuum, 2008. P. 28.
20 Ibid. P. 112-113.
зации возможно, на наш взгляд, за счет того, что производство различия внутри нейронного берется в его экстремальном аспекте, где это производство уже не удерживает стратегию смены различий (как в концепте пластичности у Малабу) в качестве формы тождества, но каждое различие отрывается от предыдущего и использует его как единичное произведенное, элемент потока, не содержащий указания на скрытый принцип его организации.
Таким образом, мы можем завершить наше рассмотрение весьма радикальным заявлением: если схема Малабу предъявляет нам нового «нейронного человека» и наделяет онтологическим статусом особую форму субъективности, то артикуляция шизофренического плана пластичности, расширяющая этот проект положениями из работы Пистерс, позволяет осмыслить пределы политического статуса этого субъекта как субъекта сопротивления и качество этого сопротивления, всегда разрушительного и безумного.
