CC BY
119
Вестник Челябинского государственного университета. 2018. № 2 (412).
Философские науки. Вып. 47. С. 51—58.
УДК 165
ББК 87.22
ПРОБЛЕМА СООТНОШЕНИЯ ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО И ФИЗИОЛОГИЧЕСКОГО В БЕССОЗНАТЕЛЬНОМ ЧЕЛОВЕКА: К КРИТИКЕ КОНЦЕПЦИИ «ЦЕРЕБРАЛЬНОГО БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО»
А. И. Желнин, А. А. Костарева
Пермский государственный национальный исследовательский университет, Пермь, Россия
Прогресс нейрофизиологии породил новую волну редукционизма. Так, имеет место концепция «церебрального бессознательного», которая в отличие от психоанализа стремится свести бессознательное к физиологическим мозговым (церебральным) процессам, протекающим «в темноте». В первую очередь эта концепция связана не с прямым биологизаторством, а с ошибочным расширением значения самого понятия бессознательного, его сугубо негативным определением, что приводит к экстраполяции бессознательного за пределы психики. Показано, что оно, напротив, является одной из последних инстанций, приобретается человеком прижизненно, преимущественно под влиянием среды (в первую очередь социальной) и является своеобразным аккумулятом закодированного в памяти субъективного опыта, который на физиологическом уровне представляет собой сумму прошлых «следовых» доминант. Так как их содержание и причины, по которым они могут активизироваться и переходить в сознание, не зависят от той нейронной цепи, в которой они закодированы, физиологическое является для бессознательного только «низшей» основой и средством хранения. Это позволяет заключить, что нейроредукционизм неприемлем не только в случае сознания, но и в случае бессознательного.
Ключевые слова: сознание, бессознательное, мозг, психофизиологическая проблема «церебральное бессознательное», «я», нейрофилософия, нейроредукционизм.
Проблема бессознательного ставилась и разрабатывалась на протяжении всей истории философии и психологии. Существенное изменение в трактовке бессознательного связано с появлением психоанализа. В рамках данного учения бессознательное не противопоставляется сознанию, а обнаруживается в связи с ним. Так, З. Фрейд пишет: «В одном и том же индивидууме возможно несколько душевных группировок, которые могут существовать в одном индивидууме довольно независимо друг от друга и которые попеременно захватывают сознание. Если при таком расщеплении личности сознание постоянно присуще одному из двух состояний, то это последнее называют сознательным душевным состоянием, а отделенное от нее — бессознательным» [16. С. 354]. Несомненной заслугой Фрейда тем самым является доказательство того, что сознание и бессознательное способны взаимовлиять и переходить друг в друга. Так, отмечается, что с точки зрения психоанализа «Я как ядро личности изменяется скорее за счет того, что присваивает себе большие части Оно, а также большие участки Сверх-Я» [9. С. 107]. В то же время известно, что основная претензия к Фрейду состоит в определении самого содержания бессознательного как вытесненных иррациональных влечений и травматических переживаний. Тем самым бессознательное у Фрейда
является сугубо индивидуальным, общественное измерение в нем в общем и целом редуцируется, что закономерно создает тенденцию к его натурализации и биологизации.
Философское определение бессознательного как совокупности психических состояний и процессов, которые осуществляются без прямого осознания, позволяет характеризовать его как составную часть субъективной реальности, как сторону диалектического единства с сознанием. Целесообразнее говорить не о первичности того или другого, а о единой диалектической системе отношений «сознание — бессознательное» в содержании субъективной реальности [2. С. 86]. Сознание, едва возникнув, уже предполагает бессознательное как своего неизменного спутника. Будучи противоположностями, они отличаются как характером функционирования, так и конкретными формами проявления, а значит, и существенными признаками. К ним относятся, соответственно, отрефлексированность или не-отрефлексированность, представленность или непредставленность в поле актуального внимания, вербальная или невербальная форма выражения, формализованнность или неформализован-ность и в конечном счете наличие или отсутствие осознающего себя «Я» в отношении к миру [Там же. С. 70]. Отсутствие рефлексии в бессознательном
заставляет большинство теоретиков определять его в конечном счете негативным способом [3. С. 22]. Так, Д. И. Дубровский высказывает мнение о наличии модальностей «Я» и «не-Я» в субъективной реальности. Сознание признается ведущим элементом человеческой психики, так как в норме ее многообразная деятельность центрируется наличием «Я» как своеобразной самости [7. С. 84—85]. Самосознание выступает как в каком-то смысле интроспективный наблюдатель и арбитр психической жизни. Бессознательными можно в этом случае назвать все психические процессы, остающиеся вне поля его репрезентации. Однако это может происходить по совершенно разным причинам: либо они подверглись вытеснению в ходе психологической защиты (причем под последним может скрываться как фрейдовский компенсаторный механизм, защищающий от психотравмы, так и просто охранение психики от переизбытка информации), либо они изначально были порождены восприятиями, находящимися на подпороговом уровне, либо они попросту не нуждаются в сознательном контроле и протекают автоматически [8]. В последнем случае вмешательство в них со стороны «Я» может привести к снижению их эффективности или даже к сбою функционирования.
Представление о сложном статусе бессознательного получает свою новую грань в учении о высшей нервной деятельности. Как известно, пионерами исследований в области нервных основ психической деятельности стали отечественные физиологи, в том числе И. П. Павлов. Для него физиологической основой психики являются рефлексы, формирующиеся в результате сложнопереплетенного взаимодействия двух фундаментальных процессов — возбуждения и торможения. Явления «бессознательного» он связывал с работой тех участков мозга, которые обладают минимальной возбудимостью и в которых не протекает активной рефлекторной деятельности: «Другие же отделы, с пониженной возбудимостью, на это неспособны, и их функцию при этом — самое большее — составляют ранее выработанные рефлексы, стереотипно возникающие при наличии соответствующих раздражителей. Деятельность этих отделов есть то, что мы субъективно называем бессознательной, автоматической деятельностью» [12. С. 59]. Вместе с тем Павлов негативно оценивал попытки полного сведения психического к физиологическому.
На современном этапе нейрофизиология ввиду развития методов исследования на клеточном и молекулярном уровне переживает настоящую революцию. Это не может не влиять на философ-
ско-мировоззренческую проблематику понимания сознания, бессознательного и их связи. В. С. Ра-мачандран отмечает: «Несмотря на нынешнюю, мягко говоря, непопулярность Фрейда, современная неврология обнаружила, что он был прав, утверждая, что лишь ограниченная часть нашего мозга принадлежит сознанию. Сознающее "я" не что-то типа "ядра" или особой квинтэссенции, которая не восседает на специальном троне в центре нервного лабиринта, но также это и не свойство всего мозга» [13. С. 294]. Так, имеет место ряд попыток локализовать конкретные участки мозга, функционирование которых вносит преимущественный вклад в сознательные процессы (обычно выделяют кору больших полушарий, особенно ее префронтальную зону, а также ретикулярную формацию) [10]. Нахождение корреляций между целым рядом психических процессов и повышенной активностью тех или иных зон мозга, объяснение процессов возбуждения и торможения через открытие действия молекул нейромедиа-торов и так далее способствовало возникновению новой волны редукционизма, который можно определить как нейроредукционизм. В частности, это выразилось в возникновении такого пограничного течения, как нейрофилософия [18]. По сути нейрофилософия является новой, более «тонкой» формой редукционизма, пытающегося представить психические явления и процессы в качестве эпифеноменов нервных процессов в мозге. Отличием от более старых форм такого подхода является отождествление психических явлений не с самими нейронами или отдельными связями между ними, а с синхронной когерентной активностью функционально объединенных нейронных ансамблей. Так, Дж. Эдельман [20] сформулировал теорию, в соответствии с которой в мозге постоянно происходят конкуренция между различными коалициями нейронов и их отбор по принципу «двойного входа»: в соответствии с этой точкой зрения сознательными являются наиболее устойчивые, активные и циклически повторяющиеся нейронные ансамбли. Дж. Леду [24] выдвинул концепт «синаптического Я», полагая, что наше сознание есть устойчивый паттерн интерактивного синаптического взаимодействия между нейронами. Авторы фундаментального труда «От нейрона к мозгу» сравнивают «Я» с иллюзорным гомункулусом, порожденным недостатком наших знаний о «тонких» механизмах нервной интеграции: «Гомункулус все же имеет полезное назначение: он постоянно напоминает нам о недостаточности наших знаний о высших функциях мозговой коры. Как только ответы будут найдены, он умрет естественной смертью, как флогистон»
[11. С. 637]. Вместе с тем такая точка зрения не очень отличается от более ранних концепций Дж. Серла, который полагал, что «ментальные состояния могут быть поняты как высокоуровневые, "эмерджентные" свойства нейронных систем» [Цит. по: 5. С. 67], или Д. Деннета, рассматривавшего сознание как иллюзию, которая возникает в результате «мониторинга» одних нейронных процессов над другими, «взявшими на время власть в мозге» [Цит. по: Там же. С. 134].
Тем самым попытка сведения сознания к физиологии мозга не нова. Более оригинальна попытка нейрофилософии взглянуть на феномен бессознательного. Так, один из нейрофилософов, К. Малабу, вводит понятие «церебральное бессознательное» в надежде дополнить понимание бессознательного у Фрейда [25]. Главными аргументом автора в пользу введения данного концепта является то, что совокупность церебральных процессов остается полностью за пределами наблюдения и рефлексии «Я», и поэтому они являются бессознательным в истинном смысле. Принимая фрейдовский тезис о том, что основное содержание бессознательного составляют влечения, Малабу отождествляет их с эндогенно генерируемым мозгом возбуждением, буквально «давящим изнутри» [Ibid. P. 29]. Она определяет это как «авто-аффектацию» мозга, лишенную всякой психической репрезентации. В этом смысле психическое во многом отождествляется с сознательной генерацией торможения этих стимулов. Развивая фрейдовскую теорию содержания бессознательного как результата вытеснения, Малабу одновременно с этим физиологизирует и ее. Для Фрейда психические травмы есть субъективные «остатки, осадки аффективных переживаний» [16. С. 350]. По ее же мнению, в случае психической травмы «внешнее» стрессовое возбуждение, пробивая защиту «Я», интериоризируется, то есть переходит в бессознательное состояние. Оно в качестве уже эндогенного возбуждения начинает постоянно циркулировать, приводя к своеобразному «замыканию» и последующей реверберации определенной нейронной цепи. Малабу убеждена в том, что при любом психическом заболевании существует его физиологический коррелят, связанный с дисфункцией ЦНС, своеобразная «нейрональная травма». Невроз в данном контексте сближается с органическим «повреждением мозга», в то время как Фрейд пытался развести эти феномены. Циркулирование патологического возбуждения и нарушение нормальных процессов мозговой пластичности («деструктивная пластичность») Малабу во многом рассматривает как прямую причину хронизации течения невроза.
Приступая к критике данной концепции, стоит признать, что ошибки в ней порождены отнюдь не общим редукционистическим настроем. Ма-лабу сама заявляет, что переход нейронных процессов в ментальные является диалектическим, и включает «отрицание» и «противостояние», что они говорят «на разных языках» и что личность в конечном итоге есть противоречивое единство природного и социально-исторического измерений [26. Р. 72]. Биологизация бессознательного происходит здесь скорее вследствие ошибочного, сугубо негативного способа определения данного понятия, приводящего к расширительному его пониманию. Действительно, его дефиниция как всего, лежащего за пределами сознания («под» ним), позволяет формально верно подвести под это содержание нейрофизиологические процессы. Другим примером такой экстраполяции является понятие «геномного бессознательного» А. Дамасио: из того факта, что геном задает основное устройство мозга и множество врожденных поведенческих реакций, он заключает, что генетическая активность также может быть отнесена к феномену бессознательного [19]. На наш взгляд, имеет место подмена понятия «бессознательное» понятием «внесознательное». Другим хорошим примером ошибочного их смешения является точка зрения автора книги «Мы — это наш мозг» Д. Свааба: из возможности существования неосознаваемых моральных установок он не только делает вывод, что моральное поведение является бессознательно запрограммированным, но и что его настоящим субъектом является «моральная нейронная сеть» как система «нейробиологических ячеек», распределенная в мозге [14. С. 338]. Нужно помнить, что бессознательное вне зависимости от конкретных интерпретаций имеет более-менее устоявшееся и конвенционально признанное значение как одна из инстанций человеческой психики. Любое расширение в его понимании автоматически приведет к редукционизму. В этом смысле С. Жижек прав в том, что церебральное бессознательное Малабу в конечном итоге не дополняет, а исключает бессознательное в понимании того же Фрейда, так как лишает психическую жизнь ее автономности; вместе с этим он также указывает на то, что причина этого кроется в слишком формальном определении бессознательного, пониманием его как просто неосознаваемого (неот-рефлексированного, «слепого») [30. Р. 300—302].
Одним из аспектов сложного онтологического статуса бессознательного, вопрос о котором имплицитно актуализируется данной концепцией, является соотношение социального и биологического в нем. Отождествление бессознательного
с церебральными процессами способствует одномерной биологизации в его понимании. Вместе с тем это знаменует своеобразный максимум в приписывании ему иррационального характера, так как физиологические механизмы действительно никак напрямую не зависят от субъекта и скрыты от него. Сам Фрейд заложил основу для биологизации бессознательного, наполнив его влечениями, которые (хотя он и возражал против этого) близки инстинктам. Однако, как показывают более современные исследования, бессознательное обладает когнитивным содержанием, то есть опять же не изолировано от сознания [1]. Те же влечения не являются абсолютно «слепыми», а будучи интенциональными, существенно зависят от объекта, который является внешним и только затем интериоризируется. Х. Дельгадо полагает, что вся психика человека в целом является продуктом аккумуляции постоянного притока внешней информации из среды: «Мы можем говорить о "психической энергии" как об особом виде интрацеребральной активности, которую, вероятно, можно объяснить на основе электрических и химических процессов, происходящих в определенных отделах мозга. Хотя и нет сомнений в том, что энергия зависит от физиологических процессов мозга, ее настоящий источник находится вне мозга, потому что психическая активность — это не свойство нейронов, а процесс, возникающий в результате приема информации» [6. C. 67]. Д. И. Дубровский справедливо указывает на то, что психическое и физиологическое различаются соответственно как сама информация per se (в чистом виде) и ее материальный кодовый носитель [7. C. 132]. Центральный аргумент против нейро-редукционизма заключается в том, что синаптиче-ские связи мозга предоставляют только кодовую «форму», в то время как «содержание» приходит извне, из среды. Неспособность объяснить психические процессы изолированно из одного мозга порождают постепенный отход от нейроредукци-онизма, что заметно, например, в появлении такого направления, как энактивизм, представители которого призывают рассматривать разум как «во-площенный», то есть сущностно связанный помимо мозга с телом и средовым окружением по принципу «реципрокной», «круговой» причинности [28]. Для человека же среда выступает в первую очередь в своей общественной ипостаси.
Ввиду прижизненно формируемого, «приобретенного» характера бессознательного как одной из психических инстанций более правильно было бы ассоциировать его не с инстинктом, а с условным рефлексом. Последний является инвариантным механизмом высших психических функций: «Ос-
новная же характеристика психического — его непостоянство, его видимая капризность. Однако результат психического опыта тоже несомненно повторяется. Следовательно, все дело только в большем числе условий, влияющих на результат психического опыта сравнительно с физиологическим. Это будет, таким образом, условный рефлекс» [12. С. 9]. Повторимся, Павлов связывал бессознательную психическую активность с участками мозга с пониженным возбуждением, в которых не идет формирования новых рефлексов, но вместе с тем сохраняется активность уже имеющихся. Другой физиолог, А. А. Ухтомский, ввел важное понятие доминанты, понимая под ней ведущий «очаг» возбуждения в ЦНС и основу ее интегративной деятельности. В случае психологической доминанты она на физиологическом уровне отражает своеобразное «ядро» сознания в данный момент. Вместе с тем Ухтомский отмечал: «Доминанта оставляет за собою в центральной нервной системе прочный, иногда неизгладимый след. В душе могут жить одновременно множество потенциальных доминант. Они поочередно всплывают в поле душевной работы и ясного внимания, живут здесь некоторое время, подводя свои итоги, и затем снова погружаются вглубь. Но и при погружении из поля ясной работы сознания они не замирают и не прекращают своей жизни» [15. С. 49—50]. То есть бессознательное может быть интерпретировано как совокупность прошлых доминант. Причем доминанта может иметь любое содержание и трактуется очень широко: «С нашей точки зрения, всякое "понятие" и "представление", всякое индивидуализированное психическое содержание, которым мы располагаем и которое можем вызвать в себе, есть след от пережитой некогда доминанты» [Там же. С. 51]. Таким образом, следовые доминанты представляют собой совокупный конгломерат прошлых образов, переживаний, мыслей, подавляющая часть которого остается на данный момент неосознаваемой. Современная нейрофизиология подтверждает тот факт, что отличием доминанты от обычных рефлексов являются устойчивые следовые процессы [4. С. 270]. Психическое бессознательное в физиологическом аспекте выступает как совокупность «следов» прошлых доминант, пребывающих в «неактивной» фазе. Они закодированы в определенных нейронных ансамблях посредством стойких сдвигов в синаптической проводимости, соотношении нейромедиаторов, экспрессии генов и т. д. [Там же. С. 268]. Известно, что при принятии решения участки коры возбуждаются раньше, чем выбор становится сознательным [27]. В противовес нейроредукционизму
это можно объяснить активизацией прошлых доминант, сопряженных с воспроизведением тех или иных паттернов поведения под влиянием определенных условий среды.
Прояснение физиологических аспектов бессознательного вместе с тем не должно уводить от фундаментального вопроса о его происхождении. В одних нейронных ансамблях потенциально могут быть закодированы различные мысли, образы или поведенческие реакции. Повторимся, описанные механизмы представляют собой только «форму», «содержание» же приходит извне. Психика человека формируется под преимущественным влиянием среды, в первую очередь социальной. Х. Дельгадо отмечает: «Слова, концепции, сведения, типовые реакции и другие элементы, необходимые для психической деятельности, уже существуют в обществе, когда индивидуум появляется на свет. Эти элементы поступают в организм в виде сенсорной информации, перемещаются по центральной нервной системе, принимая участие в психической деятельности, и в конце концов попадают в хранилища памяти» [6. С. 232]. Несомненно, бессознательное в той или иной мере сопровождает все психологические процессы, но ассоциирование его в первую очередь с памятью оправдано тем, что память представляет собой массив накопленного индивидуального опыта. Ввиду ее интегрирующей роли имеет место тенденция рассматривать ее как предельно комплексное и широкое психическое образование [21]. При этом ее подавляющая часть пребывает в скрытом, имплицитном состоянии, что отличает ее от собственно сознания, которое тесно связано с процессами внимания и мышления. Один из видов современных форм психоанализа, нейропсихоанализ, несмотря на общие с нейрофи-лософией физиологизаторские тенденции, а также традиционный интерес как инстинктивным сторонам психики, прав в том, что отходит от жесткой дихотомии в данном аспекте: полагается, что инстинкты и примитивные эмоциональные реакции вполне могут осознаваться, в то время как память и ассоциативное научение могут функционировать бессознательно [26]. Также трактовка бессознательного как имплицитного массива памяти удачно сочетается с популярной точкой зрения, что одной из основных функций бессознательного является защита сознания от избытка информации: указывается на то, что важной преградой на пути к «перегрузке» и «инфострессу» являются лимитированная мощность рабочей памяти [22]. Бессознательно протекающие когнитивные процессы были так или иначе приобретены через опыт и научение и поэтому тоже закреплены в
ней. Таким образом, бессознательное как оборотная сторона сознания также формируется прижизненно в ходе интериоризации и аккумуляции субъективного опыта, источник которого лежит «за пределами мозга», а именно во внешней среде, которая в случае человека всегда является социально нагруженной.
В заключение можно суммировать выводы. Бессознательное является инстанцией психики человека, и его редукция к протекающим «в темноте» мозговым процессам (церебральному бессознательному) недопустима. Бессознательное имеет свой нейрофизиологический фундамент, представленный следами прошлых доминант, закрепленных в виде устойчивых нейронных ансамблей. Индивидуальное бессознательное носит приобретенный характер. Оно является аккумулятом всего прошлого индивидуального опыта человека, совокупностью прошлых доминант, которые могут активироваться и переходить в поле сознания или, наоборот, забываться. На физиологическом уровне это обеспечивается усилением или ослаблением (потенциацией или депрессией) силы синаптической передачи в зависимости от получаемого опыта [21]. Так как основным механизмом сохранения и удержания опыта в памяти является ассоциация, то можно также метафорически определить бессознательное как гигантский ассоциативный массив. Признание источником его формирования экзогенной среды закономерно приводит к выводу о преимущественно общественном факторе его наполнения. Таким образом, позиция К. Малабу в этом вопросе является все-таки редукционистической, так как она элиминирует социальное измерение и абсолютизирует протекающие «в темноте» церебральные процессы. На наш взгляд, анализ феномена бессознательного еще раз доказывает как тесную интерактивную связь, так и иерархическую субординацию психического и физиологического (и шире социального и биологического) в жизнедеятельности человека. Однако основной причиной появления концепта «церебрального бессознательного» является ошибочное негативное понимание бессознательного как просто неосознаваемого. Такой способ чреват не только экстраполяцией бессознательного, но и при определенных условиях смысловой инверсией в паре сознание — бессознательное. При ней индивидуальный разум обесценивается и низводится до «узкой» биологической функции мозга, в то время как бессознательное, понимаемое как находящаяся за его пределами «трансперсональная» субъективная реальность, приобретает черты подлинного разума. Такой позиции придерживались,
например, К. Г Юнг, О. Хаксли, С. Гроф. Так, О. Хаксли пишет: «Чтобы сделать возможным биологическое выживание, Мировой Разум приходится пропускать через редукционный клапан мозга и нервной системы. На выходе же имеет место жалкая струйка своего рода сознания, которая помогает нам выжить на поверхности этой
конкретной планеты» [17. С. 19]. Это наглядно демонстрирует, что неправильная дефиниция бессознательного способна приводить не только к теоретическому редукционизму и игнорированию социального измерения, но и к широкой волне общемировоззренческого иррационализма в понимании человеческой природы.
Список литературы
1. Аллахвердов, В. М. Сознание и когнитивное бессознательное / В. М. Аллахвердов, Е. Ю. Воскресенская, О. В. Науменко // Вестн. С.-Петерб. ун-та. Сер. 12. Психология. Социология. Педагогика. — 2008. — № 2. — С. 10—19.
2. Бармашова, Т. И. Проблема «бессознательного» в основных системах философского теоретизирования : дис. ... д-ра филос. наук / Т. И. Бармашова. — Красноярск, 2006. — 378 с.
3. Бассин, Ф. В. Проблема «бессознательного» / Ф. В. Бассин. — М. : Медицина, 1968. — 486 с.
4. Батуев, А. С. Физиология высшей нервной деятельности и сенсорных систем / А. С. Батуев. — СПб. : Питер, 2008. — 317 с.
5. Васильев В. В. Трудная проблема сознания. — М. : Прогресс-традиция, 2009. — 272 с.
6. Дельгадо, Х. Мозг и сознание / Х. Дельгадо. — М. : Мир, 1971. — 264 с.
7. Дубровский, Д. И. Проблема идеального. Субъективная реальность / Д. И. Дубровский. — М. : Канон+, 2002. — 368 с.
8. Костандов, Э. А. Психофизиология сознания и бессознательного / Э. А. Костандов. — СПб. : Питер, 2004. — 167 с.
9. Куттер, П. Психоанализ: Введение в психологию бессознательных процессов / П. Куттер, П. Мюллер. — М. : Когито-Центр, 2011. — 384 с.
10. Матюшкин, Д. П. О возможных нейрофизиологических основах внутреннего «я» человека / Д. П. Матюшкин // Физиология человека. — 2007. — Т. 33. — № 6. — С. 50—59.
11. От нейрона к мозгу / Д. Г. Николлс, А. Р. Мартин, Б. Д. Валлас, П. А. Фукс. — М. : УРСС, 2003. — 672 с.
12. Павлов, И. П. Рефлекс свободы / И. П. Павлов. — СПб. : Питер, 2001. — 432 с.
13. Рамачандран, В. С. Мозг рассказывает. Что делает нас людьми / В. С. Рамачандран. — М. : Карьера Пресс, 2014. — 422 c.
14. Свааб, Д. Мы — это наш мозг. От матки до Альцгеймера / Д. Свааб. — СПб. : Изд-во Ивана Лимбаха, 2014. — 338 с.
15. Ухтомский, А. А. Доминанта / А. А. Ухтомский. — СПб. : Питер, 2002. — 448 с.
16. Фрейд, З. Психология бессознательного / З. Фрейд. — М. : Просвещение, 1990. — 448 с.
17. Хаксли, О. Двери восприятия. Рай и ад / О. Хаксли. — СПб. : Азбука-классика, 2007. — 224 с.
18. Churchland, P. S. Neurophilosophy: Towards a Unified Understanding of the Mind-Brain / P. S. Churchland. — Cambridge (MA) : MIT Press, 1995. — 546 p.
19. Damasio, A. Self comes to mind: Constructing the conscious brain / A. Damasio. — Vintage, 2010. — 336 p.
20. Edelman, G. M. Neural Darwinism: The theory of neuronal group selection / G. M. Edelman. — Oxford Univ. Press, 1987. — 371 p.
21. Holtmaat, A. Experience-dependent structural synaptic plasticity in the mammalian brain / A. Holtmaat, K. Svoboda // Nature Reviews Neuroscience. — 2009. — Vol. 10, no. 9. — P. 647—658.
22. Kandel, E. R. In search of memory: The emergence of a new science of mind / E. R. Kandel. — WW Norton & Company, 2007. — 510 p.
23. Klingberg, T. The overflowing brain: Information overload and the limits of working memory / T. Klingberg. — Oxford Univ. Press, 2008. — 224 p.
24. LeDoux, J. E. Synaptic self: How our brains become who we are / J. E. LeDoux. — Penguin, 2003. — 406 p.
25. Malabou, C. The new wounded: From neurosis to brain damage / C. Malabou. — Fordham Univ. Press, 2012. — 249 p.
26. Malabou, C. What should we do with our brain? / C. Malabou. — Fordham Univ. Press, 2008.
27. Panksepp, J. What is neuropsychoanalysis? Clinically relevant studies of the minded brain / J. Panksepp, M. Solms // Trends in cognitive sci. — 2012. — Vol. 16, no. 1. — P. 6—8.
28. Unconscious determinants of free decisions in the human brain / C. S. Soon [et al.] // Nature neurosci. — 2008. — Vol. 11, no. 5. — P. 543—545.
29. Thompson, E. Radical embodiment: neural dynamics and consciousness / E. Thompson, F. J. Varela // Trends in cognitive sci. — 2001. — Vol. 5, no. 10. — P. 418—425.
30. Zizek, S. Living in the end of times / S. Zizek. — Verso, 2010. — 416 p.
Сведения об авторах
Желнин Антон Игоревич — кандидат философских наук, старший преподаватель кафедры философии, Пермский государственный национальный исследовательский университет. Пермь, Россия. zhelnin90@yandex.ru
Костарева Анастасия Александровна — ассистент кафедры философии, Пермский государственный национальный исследовательский университет. Пермь, Россия. nas92tena@mail.ru
Bulletin of Chelyabinsk State University. 2018. No. 2 (412). Philosophy Sciences. Iss. 47. Pp. 51—58.
PROBLEM OF RELATION BETWEEN THE MENTAL AND THE PHYSIOLOGICAL IN HUMAN UNCONSCIOUS: TOWARDS CRITICISM OF "CEREBRAL UNCONSCIOUS" CONCEPT
A.I. Zhelnin
Perm State University, Perm, Russia. zhelnin90@yandex.ru
A.A. Kostareva
Perm State University, Perm, Russia. nas92tena@mail.ru
The progress of neurophysiology creates new wave of reductionism. Thus, the concept of the «cerebral unconscious», which seeks to reduce the unconscious to physiological brain processes, which conduct "in the dark", is developing. It contradicts both the entire genesis of the analysis of the unconscious, and the doctrine of higher nervous activity, which regards the physiology of the brain as the "lower" basis of mind. The mistake of reductionism here is connected with expanding the meaning of the unconscious, its pure negative definition, which leads to extrapolation of the unconscious beyond psyche. The unconscious as one of instances of the psychic activity is acquired by a person through lifetime experience under the influence of the environment (first of all social one) and represents the totality of past psychological dominants coded in memory. Content of the unconscious doesn't directly depend on neuron chain where it is coded, so that physiology for the unconscious is only a "lower" basis and tool for storage. It allows to conclude that reductionism of neurophysiological type is unacceptable not only in case of the consciousness but also in the case of the unconscious.
Keywords: mind, unconscious, brain "cerebral unconscious", self, mind-body problem, neurophilosophy, neu-roreductionism.
References
1. Allahverdov V.M., Voskresenskaya E.Yu., Naumenko O.V. Soznaniye i kognitivnoye bessoznatel'noye [Consciousness and cognitive unconscious]. Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta. Seriya 12. Psikhologiya. Sotsiologiya. Pedagogika [Bulletin of St. Petersburg State University Herald. Series 12. Psychology. Sociology. Pedagogics], 2008, no. 2, pp. 10—19. (In Russ.).
2. Barmashova T.I. Problema "bessoznatel'nogo" v osnovnykh sistemakh filosofskogo teoretizirovaniya [Problem of "unconscious" in main systems of philosophical theorization. Thesis]. Krasnoyarsk, 2006. 378 p. (In Russ.).
3. Bassin F.V. Problema "bessoznatel'nogo" [Problem of "unconscious"]. Moscow, Meditsina Publ., 1968. 486 p. (In Russ.).
4. Batuev A.S. Fiziologiya vysshey nervnoy deyatel'nosti i sensornykh sistem [Physiology of higher nervous activity and sensory systems]. St. Petersburg, Piter Publ., 2008. 317 p. (In Russ.).
58
A. H. MenHUH, A. A. KocmapeBa
5. Vasil'yev V.V. Trudnaya problema soznaniya [Hard problem of consciousness]. Moscow, Progress-traditsiya Publ., 2009. 272 p. (In Russ.).
6. Del'gado H. Mozg i soznaniye [Brain and consciousness]. Moscow, Mir Publ., 1971. 264 p. (In Russ.).
7. Dubrovskiy D.I. Problema ideal'nogo. Sub ''ektivnaya real'nost [Problem of the ideal. Subjective reality]. Moscow, Kanon+ Publ., 2002. 368 p. (In Russ.).
8. Kostandov E.A. Psikhofiziologiya soznaniya i bessoznatel'nogo [Psychophysiology of consciousness and unconscious]. St. Petersburg, Piter Publ., 2004. 167 p. (In Russ.).
9. Kutter P., Myuller P. Psikhoanaliz: Vvedeniye v psikhologiyu bessoznatel'nykhprotsessov [Psychoanalysis: Introduction to psychology of unconscious processes]. Moscow, Kogito-Centr Publ., 2011. 384 p. (In Russ.).
10. Matyushkin D.P. O vozmozhnykh neyrofiziologicheskikh osnovakh vnutrennego "ya" cheloveka [On possible neurophysiological foundations of inner human "self']. Fiziologiya cheloveka [Human physiology], 2007, vol. 33, no. 6, pp. 50—59. (In Russ.).
11. Nikolls D.G., Martin A.R., Vallas B.D., Fuks P.A. Ot neyrona k mozgu [From neuron to brain]. Moscow, URSS Publ., 2003. 672 p. (In Russ.).
12. Pavlov I.P. Refleks svobody [Reflex of freedom]. St. Petersburg, Piter Publ., 2001. 432 p. (In Russ.).
13. Ramachandran V.S. Mozg rasskazyvayet. Chto delayet nas lyud'mi [The tell-tale Brain: a neuroscientist's quest for what makes us human]. Moscow, Kar'era Press Publ., 2014. 422 p. (In Russ.).
14. Svaab D. My — eto nash mozg. Ot matki do Al 'tsgeymera [We Are our brains: a neurobiography of the brain, from the womb to Alzheimer]. St. Petersburg, Ivan Limbah Publ., 2014. 338 p. (In Russ.).
15. Ukhtomskiy A.A. Dominanta [Dominant]. St. Petersburg, Piter Publ., 2002. 448 p. (In Russ.).
16. Freyd Z. Psikhologiya bessoznatel'nogo [Psychology of unconscious]. Moscow, Prosveshcheniye Publ., 1990. 448 p. (In Russ.).
17. Haksli O. Dveri vospriyatiya. Ray i ad [Doors of perception. Heaven and hell]. St. Petersburg, Azbuka-klassika Publ., 2007. 224 p. (In Russ.).
18. Churchland P.S. Neurophilosophy: Towards a Unified Understanding of the Mind-Brain. Cambridge (MA), MIT Press, 1995. 546 p.
19. Damasio A. Self comes to mind: Constructing the conscious brain. Vintage, 2010. 336 p.
20. Edelman G.M. Neural Darwinism: The theory of neuronal group selection. Oxford University Press, 1987. 371 p.
21. Holtmaat A., Svoboda K. Experience-dependent structural synaptic plasticity in the mammalian brain.
Nature Reviews Neuroscience, 2009, vol. 10, no. 9, pp. 647—658.
22. Kandel E.R. In search of memory: The emergence of a new science of mind. WW Norton & Company,
2007. 510 p.
23. Klingberg T. The overflowing brain: Information overload and the limits of working memory. Oxford University Press, 2008. 224 p.
24. LeDoux J.E. Synaptic self: How our brains become who we are. Penguin, 2003. 406 p.
25. Malabou C. The new wounded: From neurosis to brain damage. Fordham University Press, 2012. 249 p.
26. Malabou C. What should we do with our brain? Fordham University Press, 2008.
27. Panksepp J., Solms M. What is neuropsychoanalysis? Clinically relevant studies of the minded brain. Trends in cognitive sciences, 2012, vol. 16, no. 1, pp. 6—8.
28. Soon C.S. et al. Unconscious determinants of free decisions in the human brain. Nature neuroscience,
2008, vol. 11, no. 5, pp. 543—545.
29. Thompson E., Varela F.J. Radical embodiment: neural dynamics and consciousness. Trends in cognitive sciences, 2001, vol. 5, no. 10, pp. 418—425.
30. Zizek S. Living in the end of times. Verso, 2010. 416 p.
