CC BY
129
Новый филологический вестник. 2017. №1(40).
---
Е.М. Бутенина (Владивосток) ЧЕХОВСКОЕ НАЧАЛО В ПРОЗЕ ЭЛИС МАНРО
Аннотация. Нобелевского лауреата Элис Манро недаром называют «канадским Чеховым»: чеховское начало значимо в ее прозе. Материал раннего цикла рассказов «А кто ты, собственно, такая?» (Who Do You Think You Are?, 1978), а также недавних тематических сборников «Беглянка» (Runaway, 2004) и «Слишком много счастья» (Too Much Happiness, 2009) показывает, что наследие Чехова было важно для канадской писательницы на всем протяжении ее творчества. Чеховское начало прозы Манро раскрывается не только в отдельных аллюзиях, но и в объемности провинциального хронотопа, включающего историческую и современную Канаду, «микророманной» природе ее рассказов, теме сильной женщины, утверждающей право на свободу, профессиональную состоятельность и счастье, моменте внезапного озарения о смысле бытия. В контексте российских и зарубежных исследований в статье также обобщаются наблюдения о литературности прозы Манро. В частности, анализируются полемические размышления писательницы о романах Тургенева и Толстого и их соотнесенность с судьбами ее героинь. Интертекстуальность прозы Элис Манро, как и большинства современных авторов, полигенетична, но русская классика, безусловно, составляет одну из ее важных основ.
Ключевые слова: русская классика; Чехов; Элис Манро; интертекстуальность; «микророман».
E. Butenina (Vladivostok) The Chekhovian Heritage in Alice Munro's Fiction
Abstract. Nobel Prize winner Alice Munro is called 'the Canadian Chekhov' with a reason: the Chekhovian heritage is most important in her fiction. The early short-story cycle Who Do You Think You Are? (1978) as well as two later collections Runaway (2004) and Too Much Happiness (2009) show that Chekhov has always meant a lot for the Canadian author. His heritage in Munro's fiction reveals itself not only in occasional allusions but also in the multidimensional provincial chronotope, which includes historical and modern Canada, the 'micronovel' nature of her stories, the theme of a strong woman affirming her right for freedom, professional validity, and happiness as well as sudden epiphanies on the meaning of life. In context of Russian and Western research, this paper also summarizes the literariness of Munro's short stories. In particular, her polemic observations on Turgenev's and Tolstoy's novels are discussed in the relation to the lives of her heroines. The intertextuality of Alice Munro's fiction is polygenetic, as in most contemporary authors. However, it is clear that Russian classics comprise one of its important foundations.
Key words: Russian classics; Chekhov; Alice Munro; intertextuality; 'micronovel'.
Канадскую писательницу Элис Манро в англоязычном мире уже несколько десятилетий называют «нашим Чеховым», с легкой руки американской романистки Синтии Озик1. После присуждения Элис Манро Нобелевской премии по литературе в 2013 г.2 так назвал свою приветственную статью в журнале «Нью-Йоркер» и известный англо-американский
критик Джеймс Вуд, подчеркивая, как заслуживает писательница титула современного англоязычного Чехова и какой приятной неожиданностью стало редкое совпадение мнения Нобелевского комитета и вкусов читателей3. Высокий титул скорее обозначает статус Элис Манро в североамериканской литературе, однако последовательное выявление чеховского начала в прозе канадской писательницы позволяет углубить ее понимание.
Элис Манро родилась в провинции, где и происходит действие большинства ее рассказов (short story). Большие города упоминаются, но чаще всего остаются за пределами повествуемого ею мира, словно обозначая его границы. Ранний цикл «А кто ты, собственно, такая?» (Who Do You Think You Are?, 1978) посвящен одной героине, Роуз. Заглавный вопрос Роуз не раз слышала и от мачехи, и от учительницы, и он укреплял ее намерение стать не такой, как все остальные в их городке. Ей постепенно удается одерживать первые победы: она сдает экзамен в старшие классы и оказывается в другой школе, где на первом уроке всех учеников спрашивают, что они ели на завтрак. Ответы четко разделяют класс на городских и деревенских жителей, и Роуз решает пойти наперекор стереотипам и отчаянно отвечает, что она съела «полгрейпфрута» (так и называется рассказ).
Экзотический фрукт, пусть не целый, но хотя бы половина, воплощает мечту девочки о другой жизни. Точностью образа восхищается канадский писатель Уэйн Джонсон, в предисловии к сборнику отмечая, что для него именно в рассказе «Полгрейпфрута» сосредоточено напряженное мироощущение жителя провинциального городка4. Значимо, что в этой истории Роуз читает рассказ Кэтрин Мэнсфилд «Пикник» и ощущает, что писательнице (считавшейся «английским Чеховым» эпохи модернизма), «никогда не приходилось видеть белье в пятнах» и поэтому «ее сочувствие парило на облаках благосостояния»5. Героиня, живущая в бедности и к тому же рано потерявшая мать, обостренно реагирует на историю, в которой богатую девочку отправляют в семью погибшего рабочего с остатками угощения от пикника.
Противопоставление «парящего» и настоящего сочувствия принципиально для писательского видения Манро, что ярко проявляется в истории замужества одной из ее любимых героинь. В студенчестве Роуз кажется, что судьба подарила ей выигрышный билет: за ней начинает ухаживать молодой человек из богатой семьи. Однако по крайней мере два эпизода сразу дают ей понять, что ее счастье с ним невозможно. В начале знакомства герой говорит, что рад ее бедности и одиночеству: она напоминает ему девушку с картины прерафаэлита Эдварда Берна-Джонса «Король Кофетуа и нищенка» (рассказ «Нищенка» / «The Beggar Maid»). Увидев, что Роуз не знает этой картины, он выражает «презрительное удивление»6. С такой же интонацией он спрашивает ее, как она может дружить с однокурсницей, которая «неправильно произнесла "Меттерних"»7. Джеймс Вуд верно замечает, что этим высокомерным вопросом жених Роуз напоминает персонажа из чеховского «Учителя словесности»8, который поинтересовался у героя рассказа, «изволил» ли тот читать «Гамбургскую драматургию» Лессинга, и, получив отрицательный ответ, «ужаснулся и замахал руками
так, как будто ожег себе пальцы, и, ничего не говоря, попятился от Ни-китина»9. Мезальянс учителя словесности Никитина с дочерью богатого помещика довольно быстро становится для него невыносимым, и рассказ заканчивается его мучительным желанием «бежать отсюда, бежать сегодня же, иначе я сойду с ума!»10.
Героиня Манро, несмотря на предупреждающие сигналы, все же выходит замуж за своего «короля Кофетуа», но через несколько лет испытывает чувства чеховского Никитина и решается на развод. Разводу предшествует эпизод адюльтера, которому посвящен рассказ «Шалость» («Mischief»). Именно так называет их короткие отношения муж подруги Роуз, начавший с ней роман от минутной скуки. В отличие от Гурова, этому персонажу не суждено испытать перерождение, и такие детали, как имя «Анна» у дочери Роуз, заставшей ее врасплох во время разговора с возлюбленным, и неудавшаяся попытка героини посетить концерт, где ее избранник играл в оркестре, намечают контрапункт с чеховским рассказом о настоящей любви.
Тема противопоставления искреннего чувства и холодного расчета отзывается в рассказе «Что помнится» («What Is Remembered»), в которой пожилые супруги обсуждают не чеховскую, а тургеневскую Анну Сергеевну. В молодости героиня Манро, уже будучи замужем, испытала вспышку внезапной взаимной любви длиной в один день и вспоминала этот день всю жизнь, поэтому ей кажется надуманным холодный отказ Одинцовой в ответ на страстное признание Базарова. Муж возражает ей, что холодной Одинцову делает ум, она знает, что Базаров «забудет ее, а она умрет от стыда и отвержения». Но «у них осталось бы что-то. Их опыт», — не соглашается жена, думая о своем. Уже после смерти мужа она вдруг отчетливо вспоминает, каким сдержанным было прощание с ней ее возлюбленного, и осознает, что память милосердно скрыла от нее этот момент, иначе ее жизнь могла сложиться совсем по-другому. «Жизнь импульса и приключения» осталась нереализованной возможностью, но немолодая героиня уже не уверена, что об этом стоит сожалеть11.
Роуз после пережитого разочарования тоже делает попытку отказаться от романтических ожиданий и стать прагматичной, даже циничной: пережив развод, она заставляет себя поддерживать отношения с семьей бывшего любовника только потому, что «ей нужно было где-то останавливаться, когда она приезжала в Торонто»12. Однако ее деятельное романтичное начало берет верх: подобно чеховским героиням, она отправляется в большой город и пытается реализовать свои актерские мечты. Писательница заканчивает сборник заглавным рассказом, но интонация и смысл вопроса меняются: Роуз сама спрашивает себя, кто же она, собственно, такая. Ответ ей еще предстоит найти, но непродолжительное возвращение в родной городок и общение с одноклассником, чьи удачные пантомимы когда-то вызвали ее восхищение и пробудили желание стать актрисой, дает ей ощущение необыкновенного понимания другого человека и «неважности собственных ошибок»13.
Цикл о Роуз достаточно драматичен, но завершается на жизнеутверж-
дающей ноте, что характерно даже для трагических историй Манро. Так, в рассказе «Измерения» («Dimensions») муж, доведя жену до отчаяния постоянными попреками и решив, что она ушла от него, убивает их троих маленьких детей, дабы они не стали сиротами. Его помещают в лечебницу, а молодая женщина, Дори, пытается найти какие-то точки опоры в рухнувшем мире. Спустя время она находит в себе силы навестить мужа, а затем получает от него письмо, в котором он сообщает, что их дети существуют в другом Измерении и даже сказали ему, «что могут сами о себе позаботить-ся»14. Дори снова едет на встречу с мужем, но по дороге их автобус останавливается из-за аварии, и она умело оказывает пострадавшему помощь и остается с ним ждать скорую. Внезапно героиня понимает собственную ценность и возможность жить в реальном Измерении, поэтому на вопрос водителя автобуса, поедет ли она дальше, отвечает отрицательно. Момент внезапного прозрения («рассказ открытия» в терминах В.Б. Катаева) также относится к «чеховским» чертам прозы Элис Манро.
«Измерения» и другие рассказы канадской писательницы позволяют выделить в ее прозе мифологический архетип «прохождения через ад» и воскресения, как это делает А.Д. Степанов, петербургский чеховед и переводчик Манро на русский язык15. Исследователь сопоставляет, в частности, рассказ «Глубокие скважины» («Deep-Holes») с «Архиереем» и отмечает, что «момент таинственной общности мыслей» между матерью и умирающим сыном в чеховском рассказе хотя и освещает его уход, но наступает слишком поздно, тогда как, несмотря на «фатальный» провал коммуникации матери и сына, в рассказе Манро финал оставляет надежду на вероятность более успешного общения при следующей встрече16.
Герой Манро ребенком пережил символическую смерть, провалившись в расщелину, а повзрослев, надолго оставил родителей и посвятил себя духовным поискам. При встрече с матерью после долгих лет разлуки он говорит ей, что в религиозной общине изменил свое имя «Кент» на «Иону», не решившись на слишком «самодраматизирующего» Лазаря. Несмотря на принцип отказа от материальных благ, принятый в общине, свое решение встретиться с матерью герой объясняет тем, что прочитал в газете о смерти отца и хотел узнать о своей доле наследства, хотя деньги ему нужны «не для себя». Узнав, что в завещание он не включен, поскольку не было известно, жив ли он, Кент-Иона не может сдержать эмоции и почти на час оставляет мать одну в комнате. Когда по его возвращении она неосторожно вспоминает слова «Иисус говорит Ей: что Мне и Тебе, Жено?» (Ин. 2: 4), то замечает «почти дикое» выражение на лице сына. До духовного просветления и христианского прощения герою явно далеко, но мать не теряет надежды вернуть сына хотя бы потому, что сказала: «"Может быть, увидимся". А он ее не поправил»17.
Манро близка чеховская «техника блоков», которую известный шведский славист Нильс-Аке Нильссон, анализируя рассказ «Архиерей» и повесть «Степь», описал, как «расположение завершенных сцен одну за другой без какого-либо комментария»18. А.П. Чудаков считает эту технику одним из важнейших приемов композиции чеховского «ароморфного»
рассказа, описанной исследователем формы малой прозы, для которой, как и для ароморфоза в биологии, характерно усложнение структуры и открытость внешней среде19. Емкость чеховской прозы породила многочисленные сопоставления его рассказов с произведениями большой формы, что позволило П. Вайлю и А. Генису предложить термин «микророман», использованный ими для характеристики «Ионыча», но применимый и ко многим другим текстам, где «Чехов сумел без потерь сгустить грандиозный объем всей человеческой жизни»20. Микророманами можно назвать и многие повествования Элис Манро. Например, известный рассказ «Медведь перешел через гору» («The Bear Came Over the Mountain») описывает пожилых супругов, но отдельные фрагменты воспоминаний, соединенные, как мозаика, позволяют восстановить всю их жизнь и понять нынешние отношения.
Созданный Манро мир ее родной провинции Онтарио не раз сравнивали с Йокнапатофой, и сама писательница признавала свою связь с южной традицией США21. Миссия «историка маленького городка»22 для Манро подразумевала сохранение не только настоящего, но и прошлого своей страны. Рецензент журнала «Атлантик» Мона Симпсон подчеркивает уникальную способность Манро одновременно быть историчной и современ-ной23. Так, рассказ о первых поселенцах «Лесной участок» («A Wilderness Station») не только воссоздает архетипичный сюжет о братоубийственной ненависти при разделе наследства, но и соединяет его с темой социальной роли женщины. У Чехова такой сюжет встречается в рассказе «Убийство», и в обоих историях женщина участвует в преступлении. В версии Ман-ро из религиозных соображений она настаивает на своей вине, несмотря на показания младшего брата, что произошел несчастный случай, и такой максимализм характерен для многих героинь писательницы.
В начале XXI в. интертекстуальность настолько многослойна, что установить ее источники в «чистом виде» зачастую невозможно. Однако ключевая для Манро тема сильной женщины, утверждающей свое право на свободу, профессиональную состоятельность, личное счастье, восходит, в том числе, к рассказам Чехова, многие из которых, как справедливо заметил Саймон Карлинский, нужно включать «в канон женского освободительного движения»24. Как и для Чехова, для Манро важен характер деспотичного главы семьи (отца, старшего брата, мужа), бунт против которого определяет судьбу молодых героев. У Чехова коллизия бунта развернута, например, в повести «Моя жизнь», а в последнем его рассказе, «Невеста», протест против «мягкой» тирании бабушки и жениха принимает форму бегства. Манро вдохновилась подобным сюжетом в биографии Софьи Ковалевской, которой посвятила один из лучших своих рассказов «Слишком много счастья» («Too Much Happiness»), давшего название сборнику 2009 г.
Мотив бегства женщины из домашнего плена структурирует сборник «Беглянка» (Runaway, 2004). В рассказе «Случай» («Chance»; в публикации журнала «Иностранная литература», № 11, 2006 - «Жребий») в этом мотиве важен литературный подтекст, в том числе русской классики. Ум
своей провинциальной героини, Джульетт, Манро сравнивает с «хромотой или лишним большим пальцем»25, и А.Д. Степанов считает это сопоставление аллюзией на реплику Маши в «Трех сестрах»: «В этом городе знать три языка ненужная роскошь. Даже и не роскошь, а какой-то ненужный придаток вроде шестого пальца»26. Вероятность аллюзии поддерживается подчеркнуто литературной идентичностью Джульетт, иронично акцентированной уже в ее имени. Поворот в жизни героини, получившей магистерскую степень по античной филологии, произойдет в день, когда она на поезде отправится к новому месту работы, представляя себя героиней русского романа на пути к своей судьбе: «Ей было неважно, что в русском романе эта судьба оказалась бы скучной, трагичной или той и другой сра-зу»27.
Неосторожное пожелание сбывается в полной мере. Случайный попутчик во время остановки бросился под их поезд, и в этом же поезде произошла встреча с будущим возлюбленным. Настойчивая отсылка к «Анне Карениной» не будет иметь трагического исхода для жизни канадской мечтательницы: классический топос поезда в жизни героини Манро не ставит финальную точку, как у Толстого, а лишь акцентирует поворотный момент, как у Чехова (поэтому сделанный российской исследовательницей на основании одного этого рассказа вывод, что роман Толстого часто служит источником аллюзий в прозе Манро, представляется не очень убедитель-ным28). Первый рассказ о Джульетт заканчивается вполне благополучно, но через несколько лет почти безрадостной жизни в северной провинции (сбылась «русская скука») погибнет ее возлюбленный, так и не ставший официальным мужем. Вскоре повзрослевшая дочь, которую героиня назвала Пенелопой, словно программируя сюжет многолетней разлуки, полностью перестанет с ней общаться (рассказ «Молчание» / «Silence»).
Интертекстуальность прозы Элис Манро не очевидно связана с Чеховым, но центральный для писательницы образ женщины, которая не только мечтает о наполненной жизни и духовной свободе, но и делает попытку обрести их, имеет истоки в молодых героинях «Моей жизни», «Скучной истории», «Невесты». Некоторые рассказы Манро по-чеховски тяготеют к романной форме и охватывают всю жизнь ее героев, которым нередко доводится испытать внезапные чеховские озарения о смысле бытия. Однако в прозе Манро важны не столько отдельные параллели, сколько общность тематики, охвата действительности и несентиментально-сочувственного авторского взгляда, что вызывает у англоязычных читателей душевный отклик и желание считать писательницу «своим Чеховым», утверждая ее сопоставимое значение для литератур США и Канады.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Ozick C. A Short Note on "Chekhovian" // Ozick C. Metaphor and Memory: Essays. New York, 1989. P. 88.
2 Alice Munro, 'the Chekhov of Canada,' wins the Nobel Prize for Literature // PRI's The World. 2013. 10 Oct. URL: http://www.pri.org/stories/2013-10-10/alice-
munro-chekhov-canada-wins-nobel-prize-literature (accessed 10.09.2016).
3 Wood J. Alice Munro, Our Chekhov. 2013. October 10. URL: http://www.newy-orker.com/books/page-turner/alice-munro-our-chekhov (accessed 10.09.2016).
4 Johnston W. Introduction // Munro A. Who Do You Think You Are? Toronto, 2006. Р. 11.
5 Munro A. Who Do You Think You Are? Toronto, 2006. Р. 63.
6Munro A. Who Do You Think You Are? Toronto, 2006. Р. 90.
7 Munro A. Who Do You Think You Are? Toronto, 2006. Р. 78.
8 Wood J. Alice Munro, Our Chekhov. 2013. October 10. URL: http://www.newy-orker.com/books/page-turner/alice-munro-our-chekhov (accessed 10.09.2016).
9 Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: в 30 т. Т. 8. М., 1977. С. 316.
10 Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: в 30 т. Т. 8. М., 1977. С. 332.
11 Munro A. What Is Remembered. 2001. Feb. 19. URL: http://www.newyorker. com/magazine/2001/02/19/what-is-remembered (accessed 10.09.2016).
12 Munro A. Who Do You Think You Are? Toronto, 2006. Р. 34.
13 Munro A. Who Do You Think You Are? Toronto, 2006. Р. 208.
14 Munro A. Too Much Happiness. New York, 2009. Р. 25.
15 Манро Э. Слишком много счастья / пер. с англ. А.Д. Степанова. СПб., 2014.
16 Степанов А.Д. Чеховские мотивы в рассказах Элис Манро // Мир русского слова. 2014. № 2. С. 88-89.
17 Munro A. Too Much Happiness. New York, 2009. Р. 89.
18 Nilsson N. A. Studies in Chekhov's Narrative Technique. Stockholm, 1968. Р. 63.
19 Чудаков А.П. Ароморфоз русского рассказа // Поэтика русской литературы конца XIX - начала ХХ века. Динамика жанра. Общие проблемы. Проза. М., 2009. С. 391.
20 Вайль П., Генис А. Родная речь. Уроки изящной словесности. М., 1991. С. 178.
21 Struthers J.R. Alice Munro and the American South // Canadian Review of American Studies. 1975. Vol. 6.2. P. 196-204.
22 Martin W.R., Warren U.O. Alice Munro as Small-Town Historian: 'Spaceships Have Landed' // Essays on Canadian Writing. 1998. № 66. Р. 128-146.
23 Simpson M. A Quiet Genius. URL: http://www.theatlantic.com/magazine/ archive/2001/12/a-quiet-genius/302366 (accessed 10.09.2016).
24 Karlinsky S. The Gentle Subversive. Introduction // Letters of Anton Chekhov, trans. M.H. Heim, selection and commentary S. Karlinsky. New York, 1973. Р. 18.
25 Munro A. Runaway. New York: Vintage Contemporaries, 2005. Р. 40.
26 Степанов А.Д. Чеховские мотивы в рассказах Элис Манро // Мир русского слова. 2014. № 2. С. 86.
27 Munro A. Runaway. New York: Vintage Contemporaries, 2005. Р. 42.
28 Потанина Н.Л. Русская тема в художественной прозе Э. Манро // Вестник Тамбовского университета. 2014. № 8 (136). С. 122-127. (Гуманитарные науки).
References (Articles from Scientific Journals)
1. Stepanov A.D. Chekhovskie motivy v rasskazakh Elis Manro [Chekhovian Motives in Alice Munro's Stories]. Mir russkogo slova, 2014, no. 2, pp. 88-89. (In Russian).
2. Struthers J.R. Alice Munro and the American South. Canadian Review of American Studies, 1975, vol. 6.2, pp. 196-204. (In English).
3. Martin W.R., Warren U.O. Alice Munro as Small-Town Historian: 'Spaceships Have Landed'. Essays on Canadian Writing, 1998, no. 66, pp. 128-146. (In English).
4. Stepanov A.D. Chekhovskie motivy v rasskazakh Elis Manro [Chekhovian Motives in Alice Munro's Stories]. Mir russkogo slova, 2014, no. 2, p. 86. (In Russian).
5. Potanina N.L. Russkaya tema v khudozhestvennoy proze E. Manro [Russian Theme in A. Munro's Fiction]. Vestnik Tambovskogo Universiteta, Series: Gumanitar-nye nauki [Humanities], 2014, no. 8 (136). pp. 122-127. (In Russian).
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
6. Chudakov A.P. Aromorfoz russkogo rasskaza [The Aromorphosis of Russian Short Story]. Poetika russkoy literatury kontsa XIX - nachala KhKh veka. Dinamika zhanra. Obshchie problemy. Proza [The Poetics of Russian Literature in the Late 19th -Early 20th Centuries. Genre Dynamics. General Issues]. Moscow, 2009, p. 391. (In Russian).
(Monographs)
7. Nilsson N.A. Studies in Chekhov's Narrative Technique. Stockholm, 1968, p. 63 (In English).
8. Vayl' P., Genis A. Rodnaya rech'. Uroki izyashchnoy slovesnosti [Native Speech. Belles-lettres Lessons]. Moscow, 1991, p. 178. (In Russian).
Евгения Михайловна Бутенина - кандидат филологических наук, доцент кафедры лингвистики и межкультурной коммуникации Дальневосточного федерального университета.
Автор монографии «Под знаком ветра и воды: проблемы гибридной идентичности в китайско-американской литературе». В числе недавних публикаций -глава о русско-американской литературе в монографии Russian English: History, Functions, and Features (Cambridge University Press, 2016). Научные интересы: транскультурализм и медиация русской классики в современной англоязычной прозе.
E-mail: [email protected]
Evgenia Butenina - Candidate of Philology, Associate Professor at the Department of Linguistics and Intercultural Communication, Far Eastern Federal University.
The author of a monograph "Under the Sign of Wind and Water: Hybrid Identity in Chinese American Literature". Recent publications include a chapter on Russian American Literature in Russian English: History, Functions, and Features (Cambridge University Press, 2016). Research areas: transcultural literatures and mediation of Russian classics in contemporary English fiction.
E-mail: [email protected]
