CC BY
26
Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 41 (179). История. Вып. 38. С. 56-61.
ЧАСТНОЕ ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВО НА УРАЛЕ В ЭПОХУ НЭПА
Данная статья основана преимущественно на материалах, обнаруженных в Российском государственном архиве экономики. Речь идет о конфиденциальных досье, собранных сотрудниками Урало-Сибирской конторы Кредит-Бюро на уральских предпринимателей. Сохранившиеся документы дают возможность восполнить имеющие пробелы в изучении коммерческой деятельности частных предпринимателей эпохи нэпа на Урале.
Ключевые слова: частный капитал, торговля, предпринимательство, рынок, коммерция, нэпманы.
Начавшееся после Октябрьской революции и многократно усилившееся во время Гражданской войны сокрушение советской властью частных предпринимателей привело в большинстве регионов России к значительному свертыванию рыночных отношений. Однако очевидный крах к началу 1921 г. внедряемой Совнаркомом централизованно-плановой экономики, оказавшейся неспособной удовлетворить самые обычные запросы населения, заставил большевиков легализовать торговлю. Разраставшаяся после окончания Гражданской войны хозяйственная катастрофа ежедневно доказывала правительству, что как воздух нужны предприимчивые и инициативные люди, которые, открывая собственное дело, спасут страну в сложившихся экстремальных экономических условиях от окончательного развала. Даже заскорузлым коммунистам стало очевидно, что предпринимательство и рынок могли нормализовать распределительные отношения в государстве. Поэтому в новую экономическую политику, позволяющую сохранить в нетронутом виде партийную вертикаль, заставили не только поверить, но и её неукоснительно исполнять еще недавних ярых приверженцев военного коммунизма, разорявших после революции на хозяйственных фронтах ненавистных «рыночных барыг» и других представителей малого и среднего бизнеса.
Однако возникших в результате реализации новой экономической политики нэпманов государство за дарованную им экономическую свободу целенаправленно низводило на самую низкую ступень социальной иерархии. Им запрещалось избирать и быть избранными; занимать должности в общественных организациях и во властных структурах; нести воинскую повинность; обучать детей совмест-
но с ровесниками из «пролетарских классов». Подобное поражение в гражданских правах и целый ряд других спланированных ограничений были платой за предпринимательство, использование наемного труда и материальное «обогащение».
Образ нэпмана - классового противника советской власти, о котором нельзя забывать и постоянно надо быть начеку, постоянно культивировался на местах. В феврале 1924 г. на одном из заседаний пленума Башобкома РКП(б) была дана такая политическая оценка предпринимателям: «...в лице этих частных торговцев мы имеем в каждой лавке агитаторов против советской власти; причем этот агитатор может быть выше нашего деревенского коммуниста, потому что в лавке сидит спекулянт, который прекрасно понимает, как Советская власть к нему относится. Он ее не любит»1. Поэтому исключительно ради выживания и гарантированного сохранения политической власти в своих руках большевики временно отказались от командно-административной системы и разрешили существование в стране частного капитала.
Выбор Урала в качестве региона изучения предопределен не только лучшей сохранностью дошедших до наших дней архивных материалов, но и, как убедительно доказали некоторые ученые, более длительным существованием, чем в остальных частях России, рыночной торговли в уездах и волостях края периода военного коммунизма2. В этой связи важно выяснить, в какой мере осуществлялась коммерческая самореализация сельских лавочников после объявленной в 1921 г. легализации торговли и последовавшей затем свободы проведения торгово-посреднических сделок.
Коллекция документов, состоящая из конфиденциальных досье Урало-Сибирской кон-
торы «Кредит-Бюро», целенаправленно формировавшихся «по сообщениям агентов», собиравших гласно и на принципах экономического шпионажа информацию на отдельных коммерсантов, дает возможность реалистично представить бизнес-деятельность времен нэпа в уральском регионе. Более того, названный корпус источников позволяет в достаточной степени определить степень «советской субъективности», (проблемы, активно разрабатываемой, прежде всего, зарубежными россиеведами)3, предопределявшей, насколько экономическая жизнь частного капитала была подвластна антинэповской идеологии большевистской партии и представительных органов власти на местах.
Находящиеся в нашем распоряжении конфиденциальные досье «Кредит-Бюро» позволяют утверждать, что среди уральских предпринимателей, несмотря на постоянно возникавшие трудности, вызванные, в первую очередь, административным ограничением развития «частного дела», явно прослеживалась «кровная заинтересованность» в существовании товарно-денежных отношений. Также не приходится говорить, что утвердившиеся в дореволюционную эпоху ценностные ориентиры ведения бизнеса были вытеснены или подавлены командно-административным штурмом, порожденным Октябрьской революцией 1917 г.
Одним из первых, кто быстро сориентировался в новой экономической обстановке и в 1921 г. открыл торговлю бакалейными и галантерейными товарами в селе Верхотурье Тагильского округа, был Удавихин Иосиф Григорьевич. «Новому Верхотурьскому богатею», не имевшему каких-либо существенных накоплений для развития бизнеса, не удалось быстро «разжиться». Сложность получения ссуды в госбанке, других кредитных учреждениях, а также неподъемные выплаты за частные краткосрочные займы4, порождая хроническое отсутствие у И. Г. Удавихина средств для закупок ходовых товаров с их последующей «выгодной реализации» селянам, привели к банкротству. За долги оказалось описано имущество, но самое главное, пострадала деловая репутация. «Не пользовавшийся доверием <...> среди коммерсантов», И. Г. Удавихин, пытаясь в октябре 1925 г. заново «открыть торговлю в Н.-Ляписком заводе», мог рассчитывать всего лишь на 250-рублевый заем Свердловского общества вза-
имного кредита, выдаваемого под имущество, оцененное в 1300 р.5
Так же с началом нэпа отправились в независимое плаванье и организовали частный бизнес проживавшие в Уфе братья Сергей и Николай Слободские. Через некоторое время основанное с нуля дело перешло в единоличное владение Сергея Слободского. Работая «исключительно на кредитах» и имея на 25 августа 1924 г. собственных «денежных средств» 309 р., Сергей Слободский, удачно сбывая галантерейные товары, сумел ко второй половине 1925 г. довести товарооборот фирмы до 24 тыс. р. Обладая репутацией кристально честного человека, который при кредиторской задолженности в 12 тыс. р. «свои обязательства <...> оправдывает в срок», предприниматель постоянно получал «под честное слово» товары от некоторых фирм из Москвы, а также Самарского и Московского отделений Госторга. Пользовался коммерсант особым «доверием и в местных торговых кругах», представляя интересы бизнес-сообщества в секции частной торговли Башкирской товарной биржи6.
Быстро сумел сориентироваться в новых экономических условиях и «купец с дореволюционным стажем» Савельев Степан Федорович, владевший до октября 1917 г. в Уфе «несколькими домами, банями, имевший в центре города магазин готового платья, мануфактуры и обуви». В 1923 г. тридцатилетний С. Ф. Савельев, несмотря на свой молодой возраст, слыл среди уфимских торговцев хватким и умеющим делать деньги «старым и опытным коммерсантом». С. Ф. Савельев, как и все «нетрудовые элементы», пострадавшие от большевиков в период повальной национализации 1918 - начала 1921 г., не спешил вкладывать значительные суммы в знакомое и освоенное еще до революции дело - торговлю готовым платьем. В 1923 г. стартовый капитал составил у С. Ф. Савельева всего лишь 600 р. К декабрю 1925 г. осторожный предприниматель, хотя и заимел надежные связи в Камвольном тресте, позволявшие поставить торговлю на «широкую ногу», но не пошел по этому пути, так до конца и не преодолев приобретенный в «черную годину» страх перед вполне вероятным развязыванием государством очередной кампании по искоренению «временно выпущенных торговать» частников. Поэтому легальный месячный оборот С. Ф. Савельева никогда не превышал одной
тысячи рублей, а учтенных по накладным товаров не было на складе более чем на 400 р.7
Не долго раздумывал, что делать в связи с начавшимся нэпом, бывший владелец «аптекарского магазина» фармацевт Хопянов Наум Аронович. Открыв в Уфе фирму по производству крема для обуви, синьки, чернил и штемпельной краски, Н. А. Хопянов к апрелю 1927 г. имел годовой оборот до 10 тыс. р. Продукция от «Н. А. Хопянова» благодаря её «хорошему качеству» и отменному сырью, которое владелец мастерской приобретал в Москве, пользовалась постоянным спросом «у государственных, кооперативных, частных организаций и отдельных лиц»8.
Снова, как и до революции, «рекой потекли клиенты» в кондитерский магазин Самуила Борисовича Арона, распахнувшего в первые месяцы нэпа свои двери в Гостином дворе. Набрав обороты, С. Б. Арон значительно расширил бизнес, «коробами продавая карамельно-пряничную продукцию преимущественно низкой кондиции, рассчитанную на крестьян». Инвестировав в «прибыльное дело» 12550 р. и увеличив штат сотрудников до 8 человек, кондитер летом 1926 г. взял патент 4-го разряда. С. Б. Арон, о котором «в компетентных кругах <...> отзывались как о хорошем коммерсанте и расчетливом человеке», имевшем в двух банках и на паях с женой в ОВК «небывалый кредит» до 15 тысяч р., не ошибся в своих расчетах получения быстрой прибыли от вложенных личных и заемных средств.
В следующем операционном году, который длился с 1 октября 1926 г. по 1 октября 1927 г., в небольшой «кондитерской мастерской» С. Б. Арона произвели «10-12 вагонов» сладкой продукции, «уходившей прямо с колес». Надежным помощником предпринимателя была его супруга, которая, «руководя магазином», благополучно реализовывала, кроме собственно произведенных кондитерских изделий, бакалейные товары, закупаемые для продажи в Самаре, Саратове и Москве. Помимо дела, С. Б. Арон вкладывал средства и в недвижимость, являясь собственником одного дома и совладельцем второго, оцениваемых в 12 тыс. р.
Трудная жизнь заставила тридцатишестилетнюю пермскую модистку Татьяну Савельевну Баршевскую, имевшую на руках четырех детей и мужа, «не захотевшего вмешиваться в торговое дело», начать в 1923 свой маленький бизнес по реализации готового
платья. Первые навыки работы с клиентами швея, торговавшая одеждой на Сенном рынке, «приобрела в царское время», служа в известном на весь город магазине Наровцевича. Владелица палатки, рассчитывая исключительно на свои силы, многого в коммерции не достигла. Хотя торговля «из-за недостатка мануфактуры шла вяло и <...> особой репутацией в коммерческом мире Баршевская Т.С. не пользовалась», тем не менее, она сводила концы с концами, своевременно рассчитываясь по обязательствам9.
Менее везучей оказалась Орехова Татьяна Степановна, которая вознамерилась разбогатеть, предлагая клиентам в своем буфете на уральской станции Златоуст горячее питание, холодные закуски и прочую снедь. Прогорев с содержанием буфета, провинциальный ресторатор не сумела исправить резко пошатнувшееся финансовое положение, открыв в ноябре 1925 г. аналогичную привокзальную точку питания на железнодорожной станции Миасс. Торговля шла так плохо, что «внушала серьезные опасения в смысле ее дальнейшего существования»10.
Отлаженный партнерский союз с четким разделением обязанностей - жена, имея патент четвертого разряда, руководит работой торгового предприятия, занимавшегося реализацией колбасных изделий, муж, по профессии «колбасный мастер <...> выбрав патент 2-го разряда, ведает производством колбасы», стало залогом успешной деятельности семейства Байеров - Капитолины Александровны и Константина Ивановича. Ответственный подход Капитолины Александровны к делу реализации колбасных изделий, включая женскую интуицию и быстрое реагирование на запросы клиентов, основную массу которых составляли частные мелкие торговцы, а также учитывая профессиональное мастерство супруга, «свыше 15 лет <.> проработавшего в этой области по найму на западе России», не могли не сказаться положительно на развитии бизнеса. Однако какого бы высокого качества не был продукт, его продвижение на рынок зависело от искусства продажи и получения новых заказов на продукцию от покупателей. Всеми этими премудростями сполна овладела хозяйка магазина, о чем убедительно свидетельствовал рост оборота магазина по продаже колбасных изделий, составивший в октябре и ноябре 1925 г. 1500 р., а в декабре 1925 г. уже 3 тыс. р. Обосновавшись в Свердловске в
1920 г. и начав действовать на рынке в 1922 г., предприимчивые супруги к марту 1926 г. оказались в ряду тех бизнесменов, которые в местных деловых кругах заслуженно пользовались репутацией «состоятельных и честных людей», по праву вызывавших уважение и доверие окружающих11.
Немолодая, по реалиям тех лет, пятидесятипятилетняя вдова из Кургана Катахина Юлия Александровна, дерзнула зарабатывать на жизнь коммерцией, начав с 1 сентября 1925 г. торговать бакалейными товарами в розницу. Как это нередко бывает в жизни, одним из побудительных мотивов российской женщины и, прежде всего, матери встать на неизведанную стезю, испокон веку было желание обеспечить лучшую, чем у родителей, долю своим детям. Приблизительно этим руководствовалась и Юлия Александровна, основав «небольшое по своим размерам предприятие, которое <.> при месячном обороте до 600-800 р. и запасе товаров до 300-400 р. <...> тенденции к развитию не проявляло». Все дело портил негласный компаньон - сын Ю. А. Катахиной, имевший репутацию бездельника и выпивохи, поэтому никто не хотел ссужать предпринимательницу деньгами без надежного материального обеспечения12.
Неунывающей оптимисткой зарекомендовала себя тридцатисемилетняя Марья Константиновна Петрович из Свердловска, мирно торговавшая с 1924 г. по октябрь 1926 г. бакалейными товарами по патенту 2-го разряда из ларька на ст. Шарташ Свердловского округа. Горкомхоз, по непонятным причинам отказав М. К. Петрович «в предоставлении места», на целых шесть месяцев выбил женщину-кормилицу из рабочей колеи, лишив небольшого, но стабильного заработка. Не сдаваясь на милость чиновникам, М. К. Петрович делала все от нее зависящее, чтобы возобновить привычную «мелко-розничную бакалейную торговлю по патенту 2-го разряда». С этой целью она занимает 700 р. у свекрови Анны Николаевны Петрович, которая, искренне желая помочь снохе, сама взяла эту сумму «в ОВК под залог своего дома <.> оцененного Госстрахом в 3500 р.». Обе женщины бились как рыбы об лед, чтобы выстоять в схватке с бездушными бюрократами, не делавшими различий между рядовой лотошницей, зарабатывающей на прокорм семьи, и ворочающими десятками тысяч рублей предпринимателями13.
Фирма, одним из учредителей которой явилась Рагозина Антонина Ивановна, приступив к деятельности в апреле 1927 г., уже в конце октября 1927 г. прослыла в Кунгуре «добросовестно работающей». Три деловых партнера, среди которых были еще Попов Василий Максимович и Мельников Иван Сергеевич, нацеленные на долгосрочную работу, трудились, что называется, не покладая рук, осуществляя оптовую торговлю хлебом и бакалейными товарами. Мало кто в это неблагоприятное для бизнеса время вообще был готов заниматься кредитованием, а тем более, как в случае с А. И. Рагозиной и её компаньонами, делавшими деньги на закупках и перепродаже хлеба. Тем не менее, имея на руках подъемный капитал в 2 тыс. р. и «товаров на 5200 р.», владельцы фирмы ухитрялись в условиях, когда правительство, в первую очередь, карало налогами предпринимателей, действовавших на хлебном рынке, занять у частных лиц, в различных учреждениях и ОВК 16900 р. Антонина Ивановна и её товарищи по бизнесу, умело обходя административные рифы в провинциальной глуши, за третий квартал 1927 г. имели стабильный месячный оборот в 12500 р. и «аккуратно оплачивали свои обязательства»14.
До рокового 1928 г. Евдокия Андреевна Осинникова оставалась «аккуратным плательщиком» по всем займам, имея не очень большую клиентуру в Александровском заводе Кизиловского района В.-Камского округа, где она с 1925 г. торговала товарами повседневного спроса, а муж владел мастерской по изготовлению мебели. Предпринимательница, несколько лет пользуясь «товарным кредитом у некоторых пермских госорганизаций и частных фирм под векселя и по открытому счету», являлась одним из тех рядовых мелких собственников с оборотом товаров в 26 тыс. р. в год, против которых в конце 1920-х гг. ополчилось государство. Как следствие, законопослушная Евдокия Андреевна, знавшая всех своих покупателей в лицо и не помышлявшая о реставрации капитализма, оказавшись задавлена налогами, попала в черный список ненадежных заемщиков с неоплаченными векселями на 644 р. Фактически это означало закрытие магазина и прекращение деятельности еще одного «агента империализма»15.
Целых шесть лет с 1922 г. по весну 1928 г. торговали промышленными и продуктовыми товарами в провинциальном городке Кушва
долгожители местного рынка - Валиуллин Шайхула, «владелец фирмы», и Валиуллина Карима, «занятая <...> в деле в качестве приказчика». Об уровне жизни и получаемых на периферии доходов «бизнесменов» Валиуллиных косвенно можно судить по тому, что всё их недвижимое и движимое имущество, которое они приобрели за шесть лет предпринимательской деятельности, оценивалось до 1500 р. Как и у других лавочников, разорительные налоговые начисления, разрушая размеренную торговлю мелких предпринимателей, не позволяли Валиуллиным своевременно возвращать кредиты и однозначно вели к ликвидации их небольшого торгового заведения16.
От многих коллег по коммерческому цеху» отличался бизнес-размахом С. Л. Стуркович, располагавший в 1925 г. 43693 р. собственными и заемными средствами. Предприниматель из Ленинграда, вновь открыв в 1922 г. «контору» в Свердловске, после того как получил в аренду свою прежнюю фабрику, национализированную в период Гражданской войны, принадлежал к деятельной и целеустремленной категории коммерсантов, которые сознательно брали на себя ответственность и не пасовали перед всевозможными трудностями. С. Л. Стуркович, вложив все имеющееся средства в восстановление цехов под Свердловском, не успокоился на достигнутом. Но когда он на станции Мраморская Пермской железной дороги начал «в целях расширения дела <.> отстраивать завод», то очень скоро все финансовые организации, как один отказывая предпринимателю в кредитах, довели его почти до краха. В октябре 1924 г. фирма С. Л. Стурковича была объявлена неплатежеспособной, а её имущество вскоре выставлено на «публичные торги». Однако вопреки обстоятельствам, «фабрикант С. Л. Стуркович» сумел к маю 1926 г. выправить свое тяжелое финансовое положение, запустив на полную мощность «старый завод», на продукцию которого (мельничные жернова, масляно-каменные круги, точильные бруски, наждак, графит и магнезит) «имелся значи-
" 17
тельный спрос»1'.
Непотопляемым долгожителем среди уфимских частников оказался мастер бондарных дел высочайшего уровня Курамшин Искандер Исмаилович, сумевший, вопреки множеству проверок, стоически выстоять до конца 1920-х гг. «Бондарщик И. И. Курамшин» был редким специалистом, осваивавшим с
1904 по 1913 г. премудрости своей профессии во Франции, Англии, Америке и других странах. Предприниматель, качественно изготовляя бондарные чаны и разной емкости бочки, мог значительно увеличить выработку постоянно пользовавшихся спросом изделий, но, «остерегаясь большого обложения, не стремился <...> расширять дело». И. И. Курамшин, ожидая в любой момент наложения разорительных госплатежей, не превышал «по бумагам» годовой оборот свыше 40 тыс. р. «Хозяин мастерской», стараясь как можно реже осуществлять легко проверяемые безналичные банковские платежи, производил «закупку материалов и продажу изделий <...> главным образом, за наличный расчет». Коммерсант, предпочитая «займы частного характера», не доверял и Обществу взаимного кредита (ОВК), постоянно предоставлявшему налоговой инспекции информацию о размере ссуд, взятых предпринимателями для поддержания бизнеса18.
Меньше повезло другому ветерану малого бизнеса в Уфе - Петросяну Павлу Артемьевичу, начавшему, без всяких документов и разрешений, еще в 1918 г. «подпольно» производить обувь. Владелец обувной мастерской, легализовавшись с началом нэпа, сумел освоить очень прибыльное для себя дело: пошив на заказ чувяк (мягкой обуви без каблуков), которые сбывал кооперативным организациям. Работа по заключенным договорам оказалась столь доходной, что, несмотря на «мелочность дела», предприниматель попал в категорию высокоплатежных заемщиков, которых ОВК без колебаний обеспечивали ссудами. «Судный час» расплаты перед советским государством, наступивший в апреле 1927 г. в виде муниципализации добротного дома П. А. Петросяна, застрахованного на 7250 р., тут же в четыре раз снизил кредитный рейтинг предпринимателя с 2500 р. до 500 р. Резкое уменьшение суммы кредитования не могло не сказаться отрицательно на небольшом бизнесе и личном благосостоянии мирного и законопослушного «обувщика»19.
Пример деятельности представителей частного капитала эпохи нэпа, переживших во время Гражданской войны полосу ликвидации и запрещения торговли, наглядно демонстрирует быстрое преодоление внутренних сомнений и страхов, посеянных советским режимом в период военного коммунизма. Это же подтверждает утверждение в индивидуальном порядке
идеологии коммерческой инициативы, опираясь на собственный рыночно-ориентированный хозяйственный опыт. Все вышесказанное тем более значимо, учитывая то, что послереволюционная политика «экспроприации экспроприаторов» породила социальный эффект разрыва преемственности и передачи по наследству привычного дела от «деловых людей» дореволюционной поры новому поколению предпринимателей. В 1921-1929 гг. одновременно вели бизнес как торговцы с дореволюционным стажем, так и открывшие собственное дело впервые при советской власти.
Анализ деятельности предпринимателей Урала по полученным патентам показал, что значительная их часть, выбирая патенты 1-2 разряда, принадлежала к категории не использовавших наемный труд мелких лавочников, уровень месячного товарооборота которых редко доходил до 5000 р. Основная прибыль предпринимателей складывалась благодаря выгодной реализации в глубинке быстро расходившихся скобяных изделий, сельскохозяйственного инвентаря, керосина, свечей, а также мобильной продажи вразнос в ближайшей округе ряда продуктовых товаров (соль, сахар, чай), кондитерских изделий, галантереи и т. д.
Таким образом, уральские «красные купцы», вполне довольствуясь своей небольшой по размерам коммерческой деятельностью, играли в 1920-х созидательную роль как по степени положительного влияния на хозяйственную жизнедеятельность страны, так и являлись одним из источников поступательной модернизации России. Кроме того, несмотря на проводимую государством политику жесткого ограничения коммерческой деятельности частников, торговцы не проявляли явного стремления к быстрому и легкому обогащению, «пока власти позволяют». Не были для «магазинщиков» и владельцев производственных заведений характерны и ментальные установки: демонстративно заявлять о себе как о «советских купцах», стоически приверженных социалистическому строю, из чувства самосохранения и страха перед режимом. Достаточно часто надеваемая предпринимателями верноподданническая маска скрывала внутреннюю неуверенность «красных бизнесменов» в сохранении укрепившегося и дававшего прибыль бизнеса, сочетавшуюся с призрачной надеждой заполучить от советской власти отсрочку в ликвидации
«доходного дела» или изъятии накопленных «солидными нэпманами» капиталов.
Примечания
1 Центральный государственный архив общественных объединений Республики Башкортостан (ЦГАОО РБ). Ф. 22. Оп. 3. Д. 139. Л. 27.
2 Телицын, В. Л. Сквозь тернии «военного коммунизма» : крестьянское хозяйство Урала в 1917-1921 гг. М., 1998. С. 199-210; Хазиев, Р. А. Черный рынок продовольствия и промышленной продукции на Урале в 1917-1921 гг. // Подпольный рынок на Урале в 1917-1921 гг. : документы и материалы. Уфа, 2009. С. 6-20.
3 См.: Everyday Life in Early Soviet Russia : Taking the Revolution Inside. Bloomington, 2006; Файджес, О. Частная жизнь в сталинской России : семейные нарративы, память и устная история // Историческая память и общество в Российской Империи и Советском Союзе (конец XIX-начало ХХ века). СПб, 2007. С. 263-274.
4 По сведениям Уралоболторга (отдел внешней и внутренней торговли Уральского Областного Совета), ставка 30-дневного кредита, негласно выдаваемого частными лицами заемщикам-предпринимателям, колебалась на Урале от 3 до 10 % за месяц. См.: Государственный архив Свердловской области (ГАСО). Ф. 255. Оп. 1. Д. 144. Л. 42 об-43.
5 Российский государственный архив экономики (РГАЭ). Ф. 7624. Оп. 4. Д. 911. Л. 26.
6 РГАЭ. Ф. 7624. Оп. 4. Д. 902. Л. 149-150.
7 РГАЭ. Ф. 7624. Оп. 4. Д. 910. Л. 187.
8 РГАЭ. Ф. 7624. Оп. 4. Д. 911. Л. 110.
9 РГАЭ. Ф. 7624. Оп. 4. Д. 900. Л. 190.
10 РГАЭ. Ф. 7624. Оп. 4. Д. 907. Л. 103.
11 РГАЭ. Ф. 7624. Оп. 4. Д. 900. Л. 15-16.
12 РГАЭ. Ф. 7624. Оп. 4. Д. 905. Л. 113.
13 РГАЭ. Ф. 7624. Оп. 4. Д. 908. Л. 87.
14 РГАЭ. Ф. 7624. Оп. 4. Д. 907. Л. 84.
15 РГАЭ. Ф. 7624. Оп. 4. Д. 907. Л. 120.
16 РГАЭ. Ф. 7624. Оп. 4. Д. 901. Л. 108.
17 «Последние из могикан» : красные купцы эпохи нэпа : материалы и документы об уральских коммерсантах 1921-1928 гг. Уфа, 2003. С. 65-67.
18 РГАЭ. Ф. 7624. Оп. 4. Д. 904. Л. 32.
19 РГАЭ. Ф. 7624. Оп. 4. Д. 908. Л. 93.
