CC BY
80
УДК 882-3
ЧАСТЕРЕЧНАЯ ПРИНАДЛЕЖНОСТЬ ЦВЕТОВОЙ ЛЕКСИКИ В ТВОРЧЕСТВЕ С.Н. СЕРГЕЕВА-ЦЕНСКОГО
© Екатерина Юрьевна КАСЬЯНОВА
Тамбовский государственный университет им. Г.Р. Державина, г. Тамбов, Российская Федерация, аспирант кафедры русского языка, e-mail: [email protected]
В статье рассматриваются способы выражения цветовой лексики в творчестве С.Н. Сергеева-Ценского при помощи разных частей речи.
Ключевые слова: имена прилагательные; глагол и его формы причастия и деепричастия; имена существительные; семантика цвета.
Исследование языка художника слова является важнейшим направлением языкознания, так как только в языке воплощены и могут быть постигнуты читателем творчество писателя, его герои, темы, идеи и образы
[1, с. 6].
Состав цветообозначений в художественном дискурсе С.Н. Сергеева-Ценского с точки зрения частеречной принадлежности показывает характерное для колоративной лексики преобладание имен прилагательных, другие части речи используются писателем значительно реже [2].
Цветовые прилагательные в художественном пространстве писателя могут передавать внешний облик героев, их одежду, жилище, предметы, а также живую и неживую природу. В полной форме имена прилагательные носят описательный и констатирующий характер: «И Дерябин, сопя и кряхтя, захватив правой рукою как-то всю целиком желтую Розу, запрокинув ей голову, старался заставить ее выпить, но мотала головой хохочущая и визжащая Роза, отбивала стакан сжатыми зубами, обливала вином тужурку пристава, и скатерть, и свое канареечное платье, и испуганно всплескивала руками мадам Пильмейстер» («Пристав Дерябин»); «На глаза ее, карие, с желтыми блестками, медленно просачиваются слезы» («Бабаев»); «И одному старшему унтер-офицеру из своей команды, с сединою в бурых усах и с пытливыми глазами, на подобный вопрос, заданный тихим голосом, с глазу на глаз ответил» («Пристав Дерябин»); «Кто-то из всего лица сделал длинный, как хобот, красный нос» («Маска»); «Она очень легко носила свое крупное тридцатилетнее тело, и походка у нее была «под музыку»; голос низкий, гус-
той, громкий, лицо из размашистых линий, черные волосы - в кружок» («Лютая зима»); «А вечером надевал он новый костюм и лиловый галстук и уходил гулять в город» («Воронята»); «Здоровое, просящее ласки тело всего в двух вершках от Бабаева за каким-то простеньким сиреневым платьем с кружевами» («Бабаев»); «У этого лукоморья, если бы подняться вверх, был такой вид, как будто от гор к морю врассыпную ринулись белые дома и домишки, а горы за ними гнались» («Валя»); «Лампа стояла на столе перед ними двумя, и от красного колпака горели в больших зрачках Розы пурпуровые точки» («Пристав Дерябин»); «В высокие окна смотрела черная ночь» («Дифтерит»).
Использование кратких форм прилагательных способствует определенной стилистической экспрессивности, передаче оценочного значения: «Он был у всех на глазах, он уже четверть века был в опале; он был сед и стар, очень стар» («Севастопольская страда»); «Потому ли, что Алпатов был высок и красен, всех выше и всех краснее, и громкоголос, и бородат, и грозен - хозяин со всех сторон, - или потому, что возился с ним по-отечески снисходительно-любовно, только его особенно отличал медвежонок и играл с ним забавнее и шустрее» («Медвежонок»).
Индивидуальность авторского стиля подчеркивают сложные прилагательные. Они создают выразительную цветовую картину описываемых событий, что делает текст произведений насыщенным и нередко необычным: «В согнутых спинах штурмующих серо-голубых солдат скопилась уже огромная уверенность в победе, а такая уверенность удваивает силы» («Горячее лето»); «Очень отчетливо я его помню: коротенький старик,
щеки розовые, как яички на Пасху, бородка белая, прямая, в обвис, глаза очень внимательные, иззелена-светлые (у пекинских рыжих уток бывают такие), в движениях был довольно проворен, но на слова скуп, и если шутил даже, то совершенно спокойно, без тени улыбки» («Аракуш»); «Толстые рыжие масленки выпячивали желто-зеленые рыхлые животы; хорошенькие сыроежки в розовых платочках выглядывали из-под палых листьев; аспидные свинухи с впадиной на спинке сами просились в руки, но Генка с Федькой искали только груздей, которые были хитрее и глубже закапывались в лесной сор» («Верховод»); «Казалось, что солнце задержалось на горизонте гораздо дольше, чем было ему отведено, и эти последние из-зелена-оранжевые лучи просквозили верхушки сосен, берез и елей в парке так, как этого и нельзя было представить солнечным днем» («Счастливица»); «И приходилось ли ехать по деревянным тряским мосткам через какой-то ров, и куда приведет эта длиннейшая, глубокая, синевато-серая улица?» («Пристав Дерябин»); «А кое-где попадались старые белые хаты под камышом, и хороши были на палевых стенах синевато-черные резкие тени от нависших крыш» («Пристав Дерябин»).
Для идиостиля С.Н. Сергеева-Ценского характерно использование сложных цвето-обозначений, которые содержат традиционные морфемы -ярко, -темно, -бледно, -густо, -светло [3]: «Лица стали светло-зеленые, как в сумерки» («Бабаев»); «А глаз его в это время, темно-коричневый, близорукий, приходился вровень с моим глазом, потому что он обнюхивал мою шею, и нос у него был холодный» («Младенческая память»); «Одета она была в какой-то ярко-желтый капот, с вырезными рукавами, обшитыми кружевом» («Пристав Дерябин»); «Она была на вид лет двадцати трех и, может быть, во вкусе Дерябина, капризна, но не было изящества в ее полнощеком лице, как не было изящества в ее шляпке из темно-синего бархата, украшенной тремя багряными вишнями» («Пристав Дерябин»); «К пятилетнему Кольке, сынишке ночного сторожа Савелия и прачки Феклы, который остался в это летнее ясное утро один на хозяйстве (отец еще не приходил со службы, а мать понесла белье в город), подошла четырехлетняя Надя, дочь
больничной сиделки, принесла на руках, как ребенка, прекрасную куклу, укрытую яркокрасным, атласным стеганым одеяльцем, и сказала с подходу, вся лучась и сияя» («Мелкий собственник»); «Один дом, подлиннее других, еще строился, и около него гасили в яме известь для штукатурки деревянных стен и кто-то в фартуке поверх кубовой рубахи то и дело взмахивал и сочно пришлепывал яркобелой лопатой» («Лаванда»).
Отличительной особенностью С.Н. Сер-геева-Ценского как художника слова является употребление цветообозначений, где составные части, с корневыми морфемами, противопоставлены друг другу по значению: «Для Анны, к примеру, многое видится в черно-белом свете» («Печаль полей»); «Загорелое, жаркое, широкое - лицо Марийки, и бело-розовое с синими тенями - Ленино лицо» («Небо»); «У крыльца домика безмятежно лежала и нежилась в тени крупная чернорыжая свинья; каштановая лохматая собака на цепи, когда-то от излишнего усердия сорвавшая уже себе голос, выскочила свирепо из конуры с придушенным рыком» («Лаванда»).
Для творчества С. Н. Сергеева-Ценского не менее важны и цветообозначения с корневыми морфемами, относящиеся к разным цветовым полям, в которых одна морфема выражает цвет скрыто, что свидетельствует об уникальности цветовой палитры художника слова, об особом видении им окружающей действительности: «А инженер был бритый, увесистый, медно-красный, в тужурке и в пустых глазах навыкат» («Бабаев»); «От лампы плавал по комнате масляно-желтый тяжелый свет» («Пристав Дерябин»); «Дом был выкрашен в фисташково-белое, окружен раскидистой террасой с занавесками из парусины от солнца; душистый табак и душистый горошек в зеленое и цветное окутывал его фундамент» («Счастливица»); «Оттого что на столе дрожало пламя свечки, по стенам прыгала его иссиня-черная тень, и слабо колыхалась тень денщика Гудкова, пришедшего снимать с него тугие сапоги на ночь» («Бабаев»); «За год перед тем была тут бахча, но теперь на взрыхленном черноземе (и лето тогда было дождливое) такой поднялся густой татарник, матово-зеленый, лохматый, с розовыми шапками цветов повсюду, непролазно-колючий, ростом больше, чем в са-
жень, - тот же лес, полный тайн и возможностей, которые только снятся» («Аракуш»); «Стервятник, истемна-серый, с голой, синей, как у индюка, шеей, рвал красные клочья дельфиньего мяса и глотал, тряся головою» («Гриф и Граф»).
В художественном пространстве писателя функционируют сочетания, относящиеся к одной цветовой группе: «Потом Чекалов заметил, как старичок быстро поднялся и преданно взял под козырек, когда проходил мимо военный врач с малиново-красными отворотами» («Ближний»); «Видя это в первые дни, учительница краснела до того, что глаза ее становились рубиново-розовыми, точно она видела грубейшую ошибку в тетради своей («Искать, всегда искать»); «На вечерней заре трава становилась красно-оранжевой» («Печаль полей»).
Глагольные лексемы в произведениях С.Н. Сергеева-Ценского передают колористику в действии: «Синеют горы, синеет море» («Счастье»); «Синеет вдали бухта или море» («Горячее лето»); Посинели камыши, почернела вода» («Счастье»); «Он морщится, краснеет, взмахивает руками» («Испуг»); «Изо всех сил мы по команде кричали, аж посинели» («Сливы, вишни, черешни»); «И видно было, как изо рта шел белый пар и как посинели пальцы у сидевшего за книгой Фрола» («Лесная топь»); «Юра покраснел густо от одной только мысли, что он придумал такую речь» («Потерянный дневник»); «Пожелтело лицо, впали несколько щеки, даже голос стал как-то глуше...» («Севастопольская страда»).
Большинство цветообозначений в произведениях Ценского употребляются в форме прошедшего времени, что указывает на явление, которое прошло, но его результат все еще сохранился в настоящем: «Между деревьями в густой траве желтел донник, розовел клевер» («Сад»); «В глубине дома, в растворе каких-то внутренних дверей синел абажур лампы» («Пристав Дерябин»); «Синели сумерки, и золотела лампадка» («Печаль полей»).
Глаголы несовершенного вида в творчестве писателя указывают на длящееся действие: «И даже не спрашивал, какой это городок белеет там, на берегу, в глубине небольшого залива» («Синопский бой»); «Между вербами белеет китель и краснеет пот-
ная лысая голова» («Бред»); «Время идет спокойное, переполненное облаками, проползающими над безволчьим лесом, который ясно зеленеет на глазах» («Благая весть»).
С.Н. Сергеев-Ценский глагольные лексемы трансформирует в текстах своих произведений в причастия, передающие признак как определенное состояние и особую цветовую гамму: «Даже у своих солдат второго батальона Ковалевский к ужасу своему увидел винтовки, забитые застывшей грязью, совершенно неспособные стрелять; лица позеленевшие, скуластые, с запавшими и горящими глазами; опухшие кисти рук; несвободные, старческие движения ног, когда случалось им переходить с места на место... » («Лютая зима»); «Генерал с георгиевским оружием и двумя Георгиями за храбрость худой, пожелтевший, скуластый, с померкшими, тусклыми рыбьими глазами» («Преображение России»); «Вся посиневшая от плача, хваталась за материну плахту» («Лесная топь»); «Оля смотрела на отца побелевшими глазами и с открытым ртом» («Севастопольская страда»); «Покрасневшие от
второй бессонной ночи веки ее замигали часто и стали влажными» («Старый врач»); «Холодная и белая и уходила с обеих сторон в почерневший от холода лес» («Лесная топь»); «В альбоме прыгают (руки полковника дрожат крупно) пожелтевшие, захватанные пальцами снимки: полковник на волчьей охоте, полковник на козьей охоте, полковник на куче убитых зайцев, полковник и борзые, полковник и гончие...» («Валя»); «Пока не наткнулся на широкий почерневший дубовый пень» («Неторопливое солнце»); «С согнутым и перевитым в веревочку штыком, мягкая на вид и почерневшая, валялась винтовка» («Бабаев»); «Два молодых инженера, оба - горняки, один - Белогуров, из Соликамска, другой - Кудахтин, из Криворожья, только что устроившись в доме отдыха горняков на южном берегу Крыма и всего только раз десять - двенадцать искупавшись в море, вздумали пойти в горы - в горные леса, кудряво и густо зеленевшие по всем отрогам и скатам горного кряжа» («Лаванда»); «Грач пролетел, засеребрел на солнце крыльями; по полыни мелькнула тень от него, юркая, как ящерица» («Бабаев»).
Деепричастия в текстах С.Н. Сергеева-Ценского подчеркивают эмоциональное со-
стояние героя: «Кричал Зарубин, краснея и дергая шеей» («Севастопольская страда»); «Бабаева не могла разглядеть: что-то притаилось темное; шла к нему ощупью - это чувствовал он; то становилась мечтательной, странной, то говорливой, веселой, то вдруг, проходя, касалась его выпуклой грудью и лукаво извинялась краснея» («Бабаев»); «Покорно улыбаясь правой частью лица, краснея от натуги и ставя жесткие волосы ежом, все хотел и никак не мог одолеть рыжий Фриц "сельдерея"» («Лерик»).
В процессе анализа произведений С. Н. Сергеева-Ценского выявлено, что в его художественном пространстве имена существительные с семантикой цвета используются крайне редко, да и само обозначение цвета не всегда явно выражено: «А где-то в черноте крупно сияли льдинки, как светляки» («Снег»); «Две-три маленьких деревушки попались, одна - с захудалой церковкой, покрашенной охрой» («Валя»), «Он ценил два перстня на руке начальника отделения Юлия Адольфовича Эмерика; это была
изящная работа и милые камни: четыре топаза с рубином в середине и кошачий глаз» («Ближний»); «И высокоголовый блондин, человек лет двадцать девяти» («Искать, всегда искать!»).
Таким образом, произведения С.Н. Сер-геева-Ценского изобилуют использованием различных частей речи с общим значением цвета, что позволяет говорить о богатых возможностях системы цветообозначения, способной в условиях текста представить своеобразное видение действительности художника слова.
1. Виноградов В. В. О языке художественной литературы. М., 1959.
2. Сергеев-Ценский С.Н. Собр. соч.: в 12 т. М., 1967.
3. Бахилина Н.Б. История цветообозначений в русском языке. М., 1975.
Поступила в редакцию 27.09.2011 г.
UDC 882-3
PART OF SPEECH BELONGING OF COLOR VOCABULARY IN WORK OF S.N. SERGYEV-TSENSKIY Ekaterina Yuryevna KASYANOVA, Tambov State University named after G.R. Derzhavin, Tambov, Russian Federation, Post-graduate Student of Russian Language Department, e-mail: [email protected]
The article considers the ways of expression of color vocabulary in work of S.N. Sergyev-Tsenskiy using different parts of speech.
Key words: adjectives; verb and its types of participle and adverbial participle; proper names; semantics of color.
