ЧАЕПИТИЕ В РУССКОЙ ЖИВОПИСИ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА Текст научной статьи по специальности «Искусствоведение»

чосл: Зб. статей. - Науковий вкник НацюнальноУ му-зичноУ академп УкраУни iM. П. I. Чайковсь-кого. - Вип. 19. - Кн. 3. - К., 2002. - С.128-135.

9. Стравинский И. Хроника моей жизни - Л.: МУЗГИЗ, 1963. - 242 с.

10. Шуман Р. Характеристика тональностей. - В кн.: История эстетики в 5 т., т.3. - Москва: Искусство, 1967, с.368-369.

ЧАЕПИТИЕ В РУССКОЙ ЖИВОПИСИ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА

Руцинская Ирина Ильинична

доктор культурологии, профессор, Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова

TEA PARTY IN RUSSIAN GENRE-PAINTING OF THE FIRST HALF OF THE XIXTH CENTURY Irina Rutsinskaya, Dr. habil. Cultural Studies, Professor of Lomonosov Moscow State University

АННОТАЦИЯ

Чаепитие было одной из первых гастрономических практик, которые привлекли внимание русских художников-жанристов. Несмотря на то, что в первой половине XIX века чай оставался достаточно дорогим товаром, на картинах 1830-1850-х годов чаепитие не фигурировало в качестве маркера высокого социального статуса. Данная тема интересовала русских художников как повод для рассказа об одухотворенности и эмоциональной наполненности повседневного существования человека, об усложнившейся природе человеческих взаимодействий.

Ключевые слова: чай; чаепитие; живопись; повседневность; бытовой жанр; гастрономические практики; групповой портрет; репрезентация.

ABSTRACT

Tea drinking was a gastronomic practice that first attracted attention of Russian genre painters. Despite the fact that in the first half of the XIXth century tea remained relatively expensive, the paintings of 1830-1850s did not use the depiction of a tea party as a marker of high social status. Tea topic enthralled Russian artists as it was a possibility to narrate about spirituality and emotional abundance of everyday existence and about new, complicated form of human interactions.

Keywords: tea; tea party; painting; genre-painting; everyday life; gastronomic practice; group portrait; representation.

Бытовой жанр в русской живописи зародился значительно позже, чем в других художественных школах, что непосредственно связано с особенностями социально-экономического и культурного развития страны. До 1820-х годов повседневная жизнь человека не рассматривалось как повод для художественного высказывания 1. Что же касается интересующей нас темы чаепития, можно утверждать, что она присутствовала в отечественной бытовой живописи с первых лет ее существования, выступая одной из наиболее распространенных тем, обращенных к гастрономическим практикам.

Рождение бытового жанра связано с появлением нового персонажа. Собственно, сам жанр зарождается именно тогда, когда на историческую арену выходит новое действующее лицо: в жизни социума (а, соответственно, и на живописных полотнах) дворянство начинает уступать лидерство укрепляющемуся среднему сословию. Так было в Голландии - первой стране победившей буржуазии, так было в других европейских странах.

На всех последующих этапах своего существования бытовой жанр предстает своеобразным зеркалом, в котором отражаются социокультурные изменения, в том числе ускоряющиеся процессы демократизации.

«Чайные сюжеты» в этом отношении не являются исключением. Однако отражение указанных процессов в

произведениях чайной тематики включено в круг дополнительных контекстов, связанных с существованием чая как товара и как символа.

Цена на чай, остававшаяся во всех европейских странах предельно высокой на протяжении ряда лет, делала его напитком, доступным лишь единицам. В этих обстоятельствах эксклюзивный заграничный товар был просто обречен на то, чтобы стать знаком престижа и высокого социального статуса.

Именно такой смысл, такой посыл транслировала, например, английская живопись XVIII - начала XIX вв. Появившийся в это время новый художественный жанр -«сцены собеседования» - стал формой вовлечения представителей богатейшей буржуазии в круг персонажей национальной живописи. Чаепитие сразу же вошло в число самых распространенных тем на полотнах данного жанра. Оно привлекало внимание художников прежде всего в качестве отчетливого визуального маркера, указывающего на новые социальные конструкции и социальные границы, установившиеся в Великобритании после буржуазной революции.

История русской «чайной живописи» складывалась иначе. К тому времени, когда в России появились первые полотна, посвященные теме чаепития, роль данного напитка в социуме изменилась. Цены на него к 1830-1850-м годам, хоть и продолжали быть достаточно высокими,

1 Трудно согласиться с мнением тех исследователей, которые относят зарождение жанровой живописи к 1760-м годам. Три живописных полотна XVIII столетия, известные историкам русского

искусства (И.Фирсов «Юный живописец», М. Шибанов «Крестьянский обед» и «Празднество свадебного договора»), вряд ли можно рассматривать в качестве полноправного этапа существования бытового жанра.

но все же существенно снизились в сравнении с предшествовавшими десятилетиями. Чай перестал быть напитком для избранных, круг его потребителей расширился, что было отражено на живописных работах. Наряду с представителями громких дворянских фамилий и членами богатых купеческих кланов участниками первых чаепитий в живописи становились провинциальные чиновники, офицеры, разночинная интеллигенция. В результате функция чая как маркера социального статуса и финансового состояния персонажей не выступала в качестве важнейшей. Первоначальный этап бытования чайного ритуала, когда он являлся элементом аристократического (или ориентированного на аристократический) образа жизни, не был отражен в отечественном искусстве, отчего образ чаепития, созданный русской живописью в целом, в сравнении с живописью британской, воспринимается как более демократичный, менее церемониальный, менее этикетный. В нем практически отсутствует мотив парадной репрезентации. «Жанровые запаздывания» в развитии отечественной живописи оказали существенное влияние на характер сложившихся визуальных кодов, на характер национального восприятия чаепития.

Русская чайная тематика с первых лет решала иные задачи и репрезентировала иные стороны повседневности.

Желание показать роскошь обстановки, в которой происходит действие, значимость персон, в нем участвующих, явственно читается только на картине А.Я. Волос-кова «За чайным столом» (1851) - единственном произведении данного периода, на котором так подробно прописан общий контекст происходящего. Художник старательно воспроизвел интерьер гостиной большого усадебного дома Тарновских в Черниговской губернии. Многочисленные детали интерьера, обилие картин в золоченых рамах, белоснежная скатерть, дорогой фарфор написаны с большой степенью детализации. А.Я.Волосков был в основном художником-пейзажистом, изображение людей давалось ему явно с трудом, однако в построении композиции, в статичных позах людей можно заметить не столько недостаток мастерства, сколько желание объединить действие в единую, неспешную мизансцену, где каждый персонаж естественен и расслаблен, а действия всех мотивированы общим процессом чаепития. Полотно доносит настроение покоя, уюта, неспешного усадебного существования. Оно исходит и от расслабленных поз персонажей, собравшихся за утренним чаепитием, и от задумчивой отрешенности на их лицах, и, конечно, от самого процесса чаепития, не требующего спешки и суеты. Удивительно, но даже изображая дорогую обстановку и людей высокого социального статуса, русский художник говорит в первую очередь об одухотворенной и осмысленной повседневности, о радостях приватного образа жизни.

Показательно, что все изображения на полотне носят портретный характер. И хозяева дома, и гости - представители известного графского рода Тарновских. Следовательно, в жанровом отношении картину можно определить как групповой портрет, точнее «жанризированный» групповой портрет. Данная дефиниция применима к пер-

вой половине - середине XIX века, как ни к какому другому этапу развития отечественной живописи. Причем вариантов «вторжения» жанрового начала в портрет существовало множество: от простого использования отдельных аксессуаров (книг, музыкальных инструментов, посуды и т.д.) до детально разработанных мизансцен (как в случае с указанной картиной А.Я. Волоскова).

Подавляющее большинство «чайных полотен» 1830-1850-х годов относятся к данному типу «жанризиро-ванного группового портрета». Поэтому их можно рассматривать как своеобразную форму мониторинга того, как повседневность, бытовые практики завоевывали живописное пространство, а, следовательно, как менялись ментальные установки, и за бытовыми образами все явственнее признавалось право на передачу чего-то важного, достойного быть увиденным, зафиксированным и переданным потомкам.

Указанное произведение А.Я. Волоскова написано в 1851 году Оно демонстрирует пример вполне развитого жанрового начала. Более ранние полотна показывают различные степени «жанризации», различные способы конструирования «группового портрета с чаепитием».

Так, картина «Семья купцов Косиных за чаепитием» (начало 1840-х) художника Кучикова2 указывает на первоочередную важность портретной задачи, а чаепитие выступает всего лишь композиционной мотивировкой, позволяющей органично объединить в тесном кругу шесть персонажей. Большая купеческая семья старательно «втиснута» художником в заданное пространство. Автор не идет на его расширение, предпочитая обрезать фигуры стоящих с обеих сторон девушек. Все элементы антуража собраны на переднем плане, на размещенном строго фронтально столе: скатерть, фарфор, яблоки, газета. За фигурами портретируемых пространство никак не обозначено, его глубина не намечена, поэтому зеленый фон воспринимается не в качестве цвета интерьера, а в качестве плоского задника для портретной группы. Предметы в руках персонажей, не становятся способом организации их взаимодействий, художник выстраивается рассказ о своих моделях на основе простой рядоположенности атрибутов, то есть опять-таки, используя портретный принцип описания.

Другой, более явный вариант «вторжения» жанровых элементов демонстрирует картина Т.Е. Мягкова - «Семейство за чайным столом» (1844). Ее герои - представители известного аристократического рода Загряжских. Однако название работы настраивает на восприятие не уникально-портретной сцены, а типовой. Люди здесь также позируют, повернувшись в сторону художника, но автор использовал более сложное построение: участники чаепития изображены с двух сторон от стола, поэтому их позы кажутся более естественными, более мотивированными. Художник стремился убрать из полотна мотив позирования, создавая ощущение остановленного действия. Окружающий интерьер также почти не привлек внимание автора, но все же в картине сделан намек на его существование. Введя всего две условно прописанные детали на заднем плане - занавес и висящую на стене картину, Т.Е. Мягков создал ощущение глубины пространства. Групповой портрет трансформировался в изображение

2 Инициалы автора, как и обстоятельства его жизни, и датировка указанного произведения, к сожалению, не известны.

обыденных занятий в домашней обстановке, а чаепитие из необязательного антуража превратилось в знаковый элемент повседневного существования.

Пожалуй, ни одна другая тема не показывает такой полной панорамы вырастания бытового жанра из портрета, как тема чаепития. В русскую «чайную живопись» шаг за шагом входили элементы повествования, рассказа: все более разнообразными и усложненными становились взаимодействия персонажей, предметы приобретали не

только знаковую, но и описательную функцию, становились полноправными участниками описываемого сюжета.

Это повлекло за собой изменение темпоральных и пространственных характеристик изображения. С полотен постепенно уходила портретная статика, вневременное предстояние. Несмотря на то, что жесты и действия персонажей всегда неспешны, замедленны, они все же имели «временную привязку». Время изображения ускорялось. Пространство расширялось. И то, и другое обретало конкретность.

s W У

mmju

а^«.'. v. 4 (<*»

ш

Рис.1. Кучиков. Семья купцов Косиных за чаепитием

Рис. 2. Мягков Т.Е. Семейство за чайным столом

ш т

• к .Г

й Ф

Рис. 3. Крендовский Е.Ф. Семь часов вечера

В качестве выразительного примера данных трансформаций может служить картина Е.Ф. Крендовского «Семь часов вечера» (1830-е). Это одно из первых (если не самое первое) произведение в русское живописи, название и образный строй которого содержат указание на время. Причем, в них фигурируют не сезонные, и не суточные продолжительности, как, например, в произведениях Венецианова «На пашне. Весна» или «Утро помещицы», а предельно краткие отрезки, сжатые до часов и даже до

минут. Указание на время важно не для характеристики изображаемого сюжета. Здесь не зафиксированы, как, например, в английской живописи, детали чайного ритуала, прочно связанные с конкретным чаепитием, будь то «morning tea» или «five o'clock tea». Чаепитие вообще не выступает здесь центральным событием, организующим пространство и характер человеческих взаимодействий на полотне. Фиксация времени в данном случае стано-

вится способом обрисовать особую атмосферу происходящего, то состояние предвечерней тишины и умиротворенности, когда беседа течет неспешно, а собеседники самоуглублены и задумчивы. Художник осознанно добивался этого впечатления. На его картине изображены не члены семьи, как это было на полотнах, упомянутых выше. Он писал групповой портрет друзей, единомышленников: художников Валериана Лангера, Андрея Са-пожникова, Григория и Никанора Чернецовых, а также писателя и журналиста Павла Свиньина. Автору важно было создать обстановку и атмосферу неспешного разговора, чтения вслух, дружеского общения. Чаепитие без специально обставленного стола, без дорогих сервизов, без следования строгим этикетным нормам стало еще одним средством подчеркнуть теплоту и неформальность происходящего.

Вообще, на «чайных полотнах» первой половины XIX века накрытый для чаепития стол редко выступает композиционным и смысловым центром произведения. Чаще он сдвинут в сторону, его присутствие только обозначено. Этот знак необходим в первую очередь как камертон, который определяет общую тональность изображения. Рядом с такими будничными, прозаичными деталями, как самовар, чайник и т.д. неуместен торжественный пафос или романтическая взволнованность. Чайные атрибуты диктуют будничность интонаций, камерность трактовок.

Именно так воспринимаются чайные аксессуары на картине А.Н. Мокрицкого «Семейный портрет» (1837). Ученик Карла Брюллова, перенявший от своего учителя тягу к романтическому и красивому, художник оставил в стороне эффектные образы, когда создавал портрет своего брата с семьей. Самого чаепития на полотне нет, оно, очевидно, уже закончилось, чайный стол сдвинут в сторону. И взрослые, и дети одеты для выхода на улицу и

представлены в состоянии какого-то отрешенного, немного грустного ожидания. Эмоциональная сдержанность и скромное очарование семейного быта дались художнику не сразу. В своих воспоминаниях А.Н. Мокриц-кий написал о сложностях работы над картиной [1]. В итоге, она стала наглядным свидетельством того, как в творчестве художника на смену романтизированным итальянизмам пришли образы, скорее близкие по своему мироощущению немецкому бидермейеру.

Вслед за О. Фрейденберг, котораяона «увидела в литературном сюжете систему мировоззрения» [2], можно утверждать, что живописный сюжет также способен отражать систему мировоззрения. В отечественном искусствознании для исследования данной проблематики принято обращаться к произведениям, выдающимся. Однако в том случае, когда речь идет не о живописных шедеврах, а о картинах так называемого «второго ряда», подобное свидетельство гораздо точнее «ставит диагноз» меняющимся в обществе представлениям, ценностям и установкам. По сути, «чайные полотна» 1830-1850-х годов можно рассматривать как своеобразный приговор и классицистическим, и романтическим увлечениям в русском обществе и демонстрацию широкого интереса к стилистике, способной отражать непафосные, будничные, тривиальные занятия. В этих занятиях не видели ничего пошлого или мещанского, их не использовали как материал для социальных обличений. Открыв их для себя, ими искренне любовались.

Литература

1. Дневник художника Мокрицкого. - М.: Изобразительное искусство, 1975.

2. Фрейденберг О.М. Комментарий к письму Б. Пастернака от 17 февраля 1928 г. // Переписка Бориса Пастернака. - М.: Художественная литература, 1990. С. 111.

АЛЛЮЗИЯ КАК ВЕДУЩИЙ ПРИНЦИП КОМПОЗИЦИИ В МУЗЫКЕ ЕЛЕНЫ ГОХМАН

Субботин Иван Александрович

Соискатель учёной степени кандидата искусствоведения, старший преподаватель Саратовской

государственной консерватории им. Л.В. Собинова

ALLUSION AS THE LEADING PRINCIPLE OF THE COMPOSITION IN MUSIC OF ELENA GOKHMAN

Subbotin Ivan, The competitor of a scientific degree of the candidate of art criticism, the senior teacher Saratov State Sobinov Conservatoire

АННОТАЦИЯ

Статья посвящена аллюзии, распространённому, но мало изученному принципу полистилистики - одного из магистральных направлений современной композиции. Аллюзийный тип полистилистики раскрывается на примере творчества саратовского композитора Елены Гохман, в музыке которой аллюзия приобретает ведущее значение и обеспечивает широкий культурный контекст содержания произведений разных жанров. Результаты исследования суммируются в главном выводе: аллюзийный принцип современной композиции имеет множественные формы претворения и способствует созданию индивидуальных особенностей авторского стиля. ABSTRACT

Article is devoted allusion, distributed, but to a poorly studied principle of polystylistics - one of the main directions of a modern composition. Allusion the type of polystylistics is opened by the example of creativity of Saratov composer Elena Gokhman in which music allusion gets leading value and provides a wide cultural context of the contents of products of different genres. Results of research are summarized in the main conclusion: allusion the principle of a modern composition has plural forms of realization and promotes creation of specific features of author's style.