CC BY
4
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ И ФОЛЬКЛОРИСТИКА / LITERARY STUDIES AND FOLKLORE STUDIES
DOI: 10.25693/SVGV2023.42.1.010 УДК 821.512.157:398.93
«Чабыргах» А.Е. Кулаковского. Текст и комментарии автора (О поэтической основе формулообразования)*
Н.В. Покатилова ГУ*
Институт гуманитарных исследований и проблем малочисленных народов Севера СО
РАН, г. Якутск, Российская Федерация, pnv_ysu@mail.ru
Аннотация. Новизна исследования связана с разработкой типологического подхода в изучении «формулы» (А. Лорд) и формульного языка якутской устной традиции, его раннелитературных преобразований в творчестве А.Е. Кулаковского. Целью работы является анализ поэтической составляющей формульных выражений, используемых и создаваемых А.Е. Кулаковским, в широком контексте его творческих исканий. В задачи исследования входит целостный анализ одного из его произведений - «Чабыргах» в контексте традиционного фор-мулообразования, особенностей раннелитературных новаций поэта и его поздних представлений о «языке» и «стихе» устной традиции. В работе используется типологический подход к фольклорному и раннелитературно-му материалу, что определило структурный, диахронический и типологический методы анализа. Процесс освоения традиционного формульного языка в творчестве А.Е. Кулаковского с самого начала отличался системным характером и целенаправленностью разработки поэтического начала в литературе. В литературных преобразованиях формульности на первый план выдвигается «поэтическая функция» (Р.О. Якобсон) создаваемого текста, что проявляется в индивидуальной последовательности формул, в целостной композиции и единстве авторского замысла, позволяющих в совокупности эстетически воздействовать на читателя.
Ключевые слова: формульный язык, устная традиция, ранняя литература, поэтический язык, поэтическая функция, формула и метр
Для цитирования: Покатилова Н.В. «Чабыргах» А.Е. Кулаковского. Текст и комментарии автора (О поэтической основе формулообразования) // Северо-Восточный гуманитарный вестник. №1(42). 2023. С. 108-119. DOI: 10.25693/SVGV.2023.42.1.010
_"Chabyrgah" by A.E. Kulakovsky. Text and Author's Comments (On the Poetic Basis of Formula Formation)
N.V. Pokatilova
Institute for Humanities Research and Indigenous Studies of the North,
Siberian Branch of the Russian Academy of Sciences, Yakutsk, Russian Federation,
pnv_ysu@mail.ru
Abstract. The novelty of the study is related to the development of a typological approach in the study of the "formula" (A. Lord) and the formulaic language of the Yakut oral tradition, its early literary transformations in the work of A.E. Kulakovsky. The aim of the article is to analyze the poetic component of formulaic expressions used and created by A.E. Kulakovsky, in the broad context of his creative searches. The objectives of the study include a holistic analysis
Исследование выполнено с использованием научного оборудования ЦКП Федерального исследовательского центра Якутского научного центра СО РАН в рамках реализации мероприятий по гранту №13.ЦКП.21.0016.
© Покатилова Н.В., 2023
Северо-Восточный гуманитарный вестник / North-Eastern Journal of Humanities 2023; 1(42): 108-119
of one of his works - "Chabyrgah" in the context of traditional formula formation, the features of the poet's early literary innovations and his later ideas about the "language" and "verse" of the oral tradition. The work uses a typological approach to folklore and early literary material, which determined the structural, diachronic and typological methods of analysis. The process of mastering the traditional formulaic language in the work of A.E. Kulakovsky from the very beginning was distinguished by the systemic nature and purposefulness of the development of the poetic principle in literature. In the literary transformations of formulary, the "poetic function" (R.O. Yakobson) of the created text comes to the fore, which manifests itself in an individual sequence of formulas, in a holistic composition and unity of the author's intention, which together allow aesthetically influencing the reader.
Keywords: formulaic language, oral tradition, early literature, poetic diction, poetic function, formula and metric
For citation: Pokatilova N.V. "Chabyrgah" by A.E. Kulakovsky. Text and Author's Comments (On the Poetic Basis of Formula Formation). In: North-Eastern Journal of Humanities. 2023. №1 (42). Pp. 108-119. DOI: 10.25693/ SVGV.2023.42.1.010 (In Russian)
I. Введение. А.Е. Кулаковский был первооткрывателем, помимо литературы, во многих областях гуманитарного знания. К числу его достижений следует отнести не только первые опыты этнографического, фольклористического и лингвистического описания якутской словесной традиции, но и оставшиеся незаметными для современников представления общефилологического порядка, относящиеся к словесному искусству вообще и к его поэтической (эстетической) природе - в частности. Особенно актуальными они стали для поэта к началу ХХ в. в контексте возникновения литературы на фоне преобладавшей тогда устной традиции. Размышления подобного рода нашли выражение в разных формах и видах деятельности А.Е. Кулаковского, начиная от создания собственно литературных произведений и заканчивая писательской рефлексией в статьях последних лет и в его поздних комментариях к своим произведениям.
Одним из самых существенных таких предвосхищений особого рода «поэтических» (в широком смысле) представлений А.Е. Кулаковского следует считать частное на первый взгляд, но значимое по своим последствиям открытие им особенностей построения в якутской устной традиции устойчивых и повторяющихся выражений, впоследствии в филологической науке ХХ в. получивших терминологическое обозначение «формулы», «формульных словосочетаний» устной поэзии (термин М. Пэрри и А. Лорд [Лорд, 1994: 42]).
К интуитивному осознанию и пониманию формульного языка фольклора А.Е. Кулаковский пришел в результате долгих творческих иска-
ний. Определяющим на этом пути стало постижение автором сути поэзии как доминирующего поэтического начала в ней, выраженного в том числе формульными средствами, что, между тем, не было до сих пор предметом специального рассмотрения. Актуальность обращения к указанной проблематике определяет содержание и новизну статьи.
Одна из сфер распространения влияния личности и творчества А.Е. Кулаковского связана с формульным языком устной традиции. Однако до сих пор остается открытым вопрос о путях преобразования традиционной фор-мульности и формировании на ее основе поэтической функциональности литературного плана. Новаторство первого якутского поэта стало возможным в первую очередь по отношению к поэтическому языку предшествующей устной традиции.
Целью статьи является анализ поэтической составляющей формульных выражений, используемых и создаваемых А.Е. Кулаковским, в широком контексте его творческих исканий. В задачи исследования входит целостный анализ одного из его произведений - «Чабыргах» в контексте традиционного формулообразования, особенностей раннелитературных новаций поэта и его поздних представлений о «языке» и «стихе» устной традиции.
Теоретическая значимость исследования связана с типологической разработкой проблемы поэтического языка и поэтического начала в творчестве А.Е. Кулаковского в широком контексте преобразований им традиционной метрики стиха и формульного языка фольклора. Методологически определяющими в этой связи
представляются типологические исследования общеиндоевропейского поэтического языка (Dichtersprache) и его последующих ответвлений (древнегреческий, древнегерманский, общеславянский и др.), восходящие к работам Ф. де Соссюра и его последователей (А. Мейе, Р.О. Якобсона, В.В. Иванова, В.Н. Топорова, Г. Надя и др.). Теоретически в этом случае речь идет о возможности рассмотрения отдельной языковой и мифопоэтической традиции, какой является якутская устная и раннелитературная традиции, в типологическом аспекте закономерностей формирования «устного» и литературного типов словесного текста.
Практическая значимость статьи определяется постановкой вопросов прикладного характера, связанных с приемами и методами анализа литературного текста в аспекте его поэтической функциональности, с первыми подступами на якутском материале к метрическому анализу фольклорных формул.
II. Материалы и методы. Определенный слой имплицитных представлений о поэтической основе словесного творчества представляется возможным выявить на материале ранней якутской литературы (в основном, творчества А.Е. Кулаковского и отчасти сборников рукописных авторов 1920-х гг.) и на материале фольклорного собрания А.А. Саввина по вилюйской группе районов (1938 г.), хранящегося в Архиве ФИЦ ЯНЦ СО РАН1. Основным объектом исследования в данной статье является произведение А.Е. Кулаковского «Чабыргах» (1912 г.), включенное в прижизненное издание его сочинений (1924-1925 гг.). Именно тогда были написаны автором комментарии к нему. Это произведение традиционно принято считать относящимся к текстам, имеющим «бесспорно» фольклорное происхождение.
В этой связи материал исследования предполагается рассмотреть не в порядке общепринятой ретроспекции от устной традиции к литературе, а в несколько обратной последовательности движения поэтической мысли А.Е. Кулаковского, когда точкой отсчета
становится его творчество периода расцвета, что в свою очередь потребовало некоторого уточнения основных этапов эволюции поэта, к чему обратимся в конце анализа.
В работе используется типологический подход к фольклорному и раннелитературному материалу, что определило структурный, диахронический и типологический методы анализа.
III. Результаты
« Чабыргах» А.Е. Кулаковского (1912). Текст.
Одним из произведений А.Е. Кулаковского, долгое время относимых к числу текстов, имеющих фольклорное происхождение, является «Чабыргах», написанный в 1912 г. в пору творческого расцвета поэта и создания им литературных поэм и собственно стихотворений (xohooH - в узком значении).
Непосредственное обращение к тексту рассматриваемого произведения позволяет констатировать пристальное внимание автора прежде всего к структурной организации чабыргах, в том числе - на уровне отдельно взятой строки. В отличие от традиционного чабыргаха, этот текст характеризируется строгой упорядоченностью «короткого стиха» (термин А.Е. Кулаковского, далее КС [Кулаковский, 1979: 454]) со слоговым объемом в (2+2) слога и / или в 4 слога, чередующихся между собой через определенное количество строк. Оллур-боллур, Экир-букур, Эдьэн-ходьон-Yн^кYYлээхтээн, Эри-буру Тайбаахайдаан, Э$эй-до$ой Ыллаамахтаан /... /
(«Чабыргах», 1912 [Кулаковский, 1978: 151]).
Чередование здесь слогового объема (2+2) обычно завершается введением четырехсложного (одиночного) слова (YккYYлээхтээн//, Тайбаахайдаан//, Ыллаа-махтаан//) или его
'Рукописный фонд Архива Якутского научного центра Сибирского отделения Российской академии наук (РФ АЯНЦ СО РАН). Фонд 5, опись 3, единица хранения 87, 100, 270. Manuscript Holding of the Archive of the Yakut Scientific Centre of the Siberian Branch of the Russian Academy of Sciences (MH AYSC SB RAS). Fund 5, inventory 3, storage unit 87, 100, 270.
заменой четырехсложным словосочетанием глагольного (Буоллар буоллун//) или другого типа (Синэ биирдэр//, Эрэ курдук//).
Следование традиции проявляется в использовании определенного типа
словосочетаний, характерных для этого жанра в целом и укладывающихся в слоговой объем (2+2). Это могут быть парные словосочетания (оллур-боллур; олох-дъаЪах; кус-хаас и др.), антитезные (итии-тымныы; барыы-кэлии; илин-ар^аа, YmYe-M9Ky), синонимические с вариациями (уруй-ай§ал, Yвдэн-таhаа и др.), иногда переходящие в градацию с усилением или расширением значения (кэллэр-кэллин; мичил-кэскил, YврYY-квтYY и др.).
Действительно, в основе произведения, имитирующего фольклорный чабыргах, лежат устные механизмы структурирования, восходящие к этому жанру в традиции: с одной стороны, это принцип построчного нанизывания слов и словосочетаний, с метрическим выделением границы «строк» паузой или словоразделом, с другой стороны - принцип фонологических созвучий, усложненный системой повторов морфологического и синтаксического плана. Первый принцип связан с метрической структурой стиха, восходящей к исконной основе короткого стиха чабыргах, второй - с системой звуковых созвучий, характерных для этого жанра и, как правило, распространенных только в пределах границ одного стиха, то есть строго внутри КС (Оллур-боллур//, Экир-букур//, Энэй- до§ой// Аалай// чаалай//). Однако в рамках целого текста эта система начинает расширяться, выходя за пределы КС, и приобретает иную структурную и функциональную направленность.
Фольклорные отступления. В качестве исходной точки отсчета может рассматриваться формула в пределах традиционного чабыргах. Обратимся в этой связи к Вилюйскому собранию фольклорных записей А.А. Саввина, где впервые дается наиболее полное представление об этом жанре и о такой его разновидности, как «краткая форма»1 (иногда сокращенно «краткий») чабыргах, которая, по всей видимости, легла в основу произведения А.Е. Кулаковского.
'РФ АЯНЦ СО РАН. Ф.5. Оп. 3. Ед.хр. 270. Л. 10.
Анализ формул этой разновидности чабыр-гах в собрании А.А. Саввина показывает, что «краткая форма» чабыргах далеко не исчерпывалась только «парным» видом словосочетаний, хотя именно парные формулы и звуковые повторы в них стали своеобразным опознавательным знаком жанра в случаях включения чабыргах в другие жанровые образования (эпос олонхо, предания, песни). Наиболее распространенная формула чабыргах в виде парного словосочетания в пределах одного стиха отличалась почти полным (тождественным) звуковым повтором одних и тех же фонем (примеры А.А. Саввина: чуо чуо чолбон//; квнтвс-квнуул//; кэллэс-куллас//; линкиир-ланкыыр//). Неслучайно одна из разновидностей парного словосочетания часто предстает в виде звукоподражательного комплекса (Кыр кырк кынаттаах//; Дар дар сыар§алаах//), сохранившегося в том числе в вилюйских образцах жанра.
В материалах А.А. Саввина представлены наиболее архаические пласты формульных словосочетаний, восходящие к культовым речениям древности. Обзор этих формул дан в соответствующей работе [Покатилова, 2020]. В данном случае обращают на себя внимание формулы, представляющие собой: а) звуковой комплекс без семантики или с выветренной семантикой одного из слов (тэнэки-дъэрэки//; ку-муку-дъимики//; бука-бука буор//); б) формульно развернутое имя собственное (Чохоччукаан эмэ-эхсин//; Доропуун ойуун//); в) глагольная форма заговорного типа (Tyh тан mYc//; Хара ылах лас!//) и др. Многообразие форм формульного варьирования в устном чабыргахе свидетельствует о том, что фонетический принцип повтора на самом деле является показателем разнообразия речевых форм культового происхождения и их, возможно общего когда-то, генезиса, за которым стоят структуры более глубинной семантики ритуального прошлого. Фактически каждая из зафиксированных А.А. Саввиным формул жанра доносит до нас отголоски семантики целого. Речь идет о сохранении в глубинной структуре жанра латентных обозначений ритуального целостного смысла, который со временем выветривается, теряя свое значение, и
на поверхности структуры может выступать в рамках отдельных формул в виде «бессмыслицы», что отмечалось исследователями [Эргис, 1974: 330]. Заслуга собирателя А.А. Саввина как раз состоит в том, что в тщательно отобранных им вариантах дошли до нас образцы чабыр-гах, в которых представлена редуцированная модель мира, имеющая вертикальную протяженность. Как отмечалось ранее, перечисление формул (Тумса чемчус//... ТYYтэ Yргэс//Кыната даллас// ...Кутуруга куймас//) в таком варианте строится по принципу ступенчатого развертывания «сверху вниз» («от клюва к хвосту»), а космологическая модель мира соотносится с частями тела птицы (варианты: животного / человека) [Покатилова, 2020: 86].
Формула и метр. «Краткая форма» чабыргах в устной традиции выработала собственную схему построения, в которой выдержаны, по крайней мере, два принципа: фонетический и метрический. Повтор звукового комплекса в пределах стиха (=строки) позволяет выделить строку (т. е. КС) в качестве единицы текста, которая характеризуется формульной связанностью и совпадением метрического и синтаксического членения. Повтор же на метрическом (стих) и одновременно на синтаксическом уровне означает структурирование устного текста по принципу «нанизывания строк» (хоhуйуу). В этом случае на материале якутской традиции вплотную можно подойти к вопросу о терминологическом обозначении «формулы», потому что якутский чабыргах в значительной мере демонстрирует основной параметр формулы - ее метрическую обусловленность, согласно устно-формульной теории Пэрри-Лорда [Лорд, 1994: 14, 42].
По материалам А.А. Саввина можно обобщить и вывести типичную схему образцов «краткого» чабыргах, которая представляет собой «нанизывание» формул «строка в строку», каждая из которых предстает в виде отдельного «короткого стиха». Формульное членение устного текста (варианта) завершается, как правило, отчетливо выраженным аллитерационным или другим видом повтора (ассонанс), в который может вовлекаться: (1) «заговорная» (или магически-заклинательная) формула, (2) звуковой комплекс, представляющий заумь, (3) фор-мульно и аллитерационно связанное в пределах
стиха имя собственное. На этом материале вполне применимо введенное Р. О. Якобсоном понятие «схемы стиха», которая «лежит в основе структуры каждой отдельной строки». По мнению ученого, «схема и образец» в фольклоре -соотносительные понятия, поскольку «схема стиха определяет инвариантные признаки образцов стиха и ставит пределы варьированию» [Яко-бон, 1975: 212]. Исследование в этой связи метрических аспектов фольклорного стиха на якутском материале открывает новые перспективы, в том числе в изучении формульного языка и условий его метрической обусловленности.
Вернемся к литературному произведению «Чабыргах». Фонетика звучащего текста, не поющегося, говорного и произносимого в особом темпе, заострила внимание поэта на фонетическом (точнее, фонологическом) принципе структурирования в устной традиции, что стало поэтическим открытием им этого принципа для письменной культуры в целом и для поэзии в частности.
Из всего формульного многообразия в тексте поэта используется преимущественно формула, представляющая собой парное словосочетание, на 42 строки приходится 27 парных словосочетаний. Вместе с тем в структурной последовательности текста Кулаковского обнаруживаются: (1) следы других видов формул, не характерных для «краткого» чабыргах, но присущих чаще всего «развернутым» разновидностям этого жанра, с одной стороны; (2) следы отступлений от метрической схемы «краткого» чабыргах. В первом случае речь идет о другом, синтаксически развернутом типе формул, который встречается в таких разновидностях чабыргах, как бильбит-кёрбют (билбит-кврбут - букв.: «узнал-увидел»). Во втором случае имеет место варьирование КС, когда встречается прием переноса (enjambement) и (чрезвычайно редко) повтор типа анадиплозиса (в материалах А.А. Саввина -это 2 примера на 74 образца жанра). В обоих случаях фиксируется тенденция к «удлинению» КС или к разрастанию синтаксической конструкции, которая ведет к появлению «длинного стиха» (ДС, в терминологии А.Е. Кулаковского [Кулаковский, 1979: 454]).
У Кулаковского встречаются именно следы подобных отклонений, но не совсем другая раз-
новидность формул. При всей общей выдержанности короткого стиха в рассматриваемом тексте обнаруживаются незначительные, на первый взгляд, отступления. Вначале они касаются в основном строк с четырехсложным словом или стиха в 4 слога (YккYYлээхтээн//, Тай-баахайдаан//, Ыллаамахтаан//), перемежающихся через определенные промежутки со стихом (2+2), затем они возникают в местах «появления» глагольных, условно говоря, форм типа буоллар буоллун («будет так будет», букв.: 'если будет, то / так / будет') и его вариаций в тексте. Характерно, что повтор именно этого словосочетания (в рамках границ КС) дается сначала в виде тавтологического повтора дважды (Буоллар буоллун//), затем в виде его синонимической вариации с определенным оценочно-эмоциональным оттенком (Буолаахтаатын//), ближе к концу (Буолтун иЪин) - в виде действия, происходящего «вопреки», в конце текста - в виде предвидения или даже прорицания будущего (Буолан истин!). Становится очевидным, что именно в этих местах намечается сдвиг, связанный с одновременным смещением структуры строки (КС) и выхода за ее пределы и появлением общего смысла, охватывающего в этом семантическом поле неопределенное количество соотнесенных строк. На самом деле -это не тенденция к удлинению КС и, возможно, даже не отступление от метрических правил этого стиха. За этим, по всей видимости, следует видеть явление другого порядка, а именно: отчетливо обозначенную тенденцию к преобразованиям традиционного жанра и стиха, стоящего за ним. Принцип сочетания указанных «глагольных» форм с предшествующими и последующими парными словосочетаниями свидетельствует о возникновении дополнительно, помимо традиционных типов сочетаемости, сочетающихся конструкций, новый смысл которых уже накладывается на исходную семантику парного словосочетания. Принцип этот осуществляется за счет того, что вновь возникающая конструкция, охватывающая уже несколько строк с выходом за пределы КС, закрепляется, если не аллитерацией (Буоллар буоллун//БэрэЪэлиэн//;), то, чаще всего, сопутствующими ей повторами типа внутренней рифмы (Yвдэн-таhаан// Буолтун иhин), осложненной ассонансом (Олох-дьаhах//
Окостуохпут//;), что еще предстоит исследовать. Тем самым аллитерацией и подобными ей повторами осуществляется перекрестная акцентировка строк между собой, что порой ведет к перекрестному связыванию строк и появлению смысловой соотнесенности на другом -уже повествовательном - уровне.
Текст А.Е. Кулаковского отличается тщательной продуманностью последовательности парных формул, принципов их сочетаемости и четкой композиционной структуры целого. Произведение отчетливо распадается на три композиционных блока, каждый из которых характеризуется определенным типом «устного слова». В первом из них традиционными формулами чабыргах и других песенно-танцевальных форм традиции (формульные элементы и призывы к веселью и празднеству «вилюйского танца», осуохая и др.) воспроизводится праздничная атмосфера не столько праздника, сколько имплицитно выраженного «начала всех начал», всего творческого, что может быть связано с человеком, в том числе (предположительно) -его поэтического вдохновения. Показательно в этой связи то, что среди других форм венцом празднества становится не песенное искусство (Э§эй-до§ой// Ыллаамахтаан//), а умение, сказали бы сейчас, «слагать стихи» (Холбоон-илбээн// Хоhоонноохтоон//). Формула Кулаковского, связанная со словом хоhоон, в значении «стих», «стихотворная» форма, вместо общепринятой «песенной» (от ырыа) формы в традиционных формулах, стала для 1910-х годов неожиданным и смелым авторским неологизмом. Введение его в свой текст означало, что его автор как поэт не столько балансирует на противопоставлении ырыа -хо^он, как это было свойственно анонимным в общей массе авторам рукописных сборников, сколько полностью и решительно переходит на речевые, произносимые (говорные, а не поющиеся), собственно стихотворные основания поэтического языка. Предпочтение «говорных» форм «песенным» и «танцевальным» ритмам очень тонко выражено в тексте и в подтексте выводимых здесь формул, характеризующих тот или иной вид искусства (танец, пение, поэзия) соответствующими «жанровыми» формулами. Заканчивается эта
часть обращением к формуле «говорения» и песенным (по своему происхождению) призывом к четкости именно звучащей и слышимой речи (Киккир-хаккыр// Сака-раахтаан//). Слово выдвигается на первый план по сравнению с пением, танцем. Показательно, что этот эффект предпочтения создается не фонетическими, а грамматическими средствами, в частности, морфологической структурой аффикса (-аахтаа), «придающего модально-эмоциональный оттенок ласки, жалости» и соотносимого с уменьшительно-ласкательным суффиксом в русском языке [ГСЯЛЯ, 1982: 225].
Второй композиционный блок структурно соотносится с первым, но явно противопоставлен ему по своей модальной направленности и семантически. Вместе с тем именно в этой части произведения формульно выражен скрытый смысл целого. Картина веселья и общей радости сменяется картиной голода, горя и несчастий, выражаемых на формульном уровне парными формулами проклятий-кырыыс, клятвы-андагара и других заговорно-заклинательных форм, восходящих в устной традиции к описанию Нижнего мира. Рефреном через промежутки формул проходит повтор (Буоллар буоллун//; Буоллар буоллун//; Буолаахтаатын//), выраженный глаголом, обозначающим не действие, а вяло и, кажется, вечно текущее состояние длительности.
Апокалиптическая картина мира, воссозданная формульным языком, колеблется между двумя крайними полюсами «Господин-Голод» (Тойон-Торшон) и Великое переселение народов (Бэрэhэлиэн// Кэллэр-кэллин//), имеющими пространственные очертания и потому приобретающими зловещий характер противопоставления «конца мира» его «спасению». Возможность выхода из этой ситуации постулируется на вербальном уровне как переселение на край света, к северной окраине «Ледовитого Моря» (Муустаах муора). В текст А.Е. Кулаковского вводится еще один неологизм - «Переселение» (Бэрэкэлиэн//), представляющий собой русизм, который искусно обрабатывается в высоком стиле формульного языка. Он показателен в плане того, что любое слово, вовлекаемое в формульный повтор, сохраняет свою принадлежность высокому регистру слова. В
общей же композиционной структуре текста русизм (Буоллар буоллун//Бэрэкэлиэн//) отчетливо отмечен аллитерацией и всей системой сопутствующих ей видов звуковых повторов, что также неслучайно для поэта, поскольку стих, состоящий из одного слова, и в котором тем самым выделено слово другой (иноязычной) традиции, функционально выполняет ту же доминантную роль, какая характерна для отдельного стиха, содержащего заговорную формулу проклятия (JYK так тYс//; Хара ылах лас!//), в структуре традиционного чабыргах. Судя по материалам А.А. Саввина, такой «заговорный» стих (буквально одна короткая строка) часто встречается в конце архаического чабыргах, как бы завершая произнесенный текст. Тем самым вполне закономерно, что якутский поэт не только использует «технику нанизывания» формул, но и заимствует, следуя своей поэтической интуиции [Соссюр, 1977: 639-640], более глубинные механизмы создания «поэтического», о которых писали в свое время многие исследователи формульного поэтического языка, начиная от Ф. де Соссюра [Соссюр, 1977: 644] и заканчивая Е.Д. Поливановым [Поливанов, 1968; Поливанов, 1973], В.Н. Топоровым [Топоров, 2012], В В. Ивановым [Иванов, 2004: 152, 159 и др.], Г. Надем [Надь, 2002: 37-58] и др.
Завершается текст появлением незримой точки зрения скрытого наблюдателя, вместе с которым утверждается антропный принцип видения мира и человека, способного адаптироваться к любым условиям и создавать культуру. Вселенских масштабов картина мира сменяется миром человека-созидателя, творца, что приводит к изменению модальности повествования, к появлению формул алгыса, моделирующих ситуацию в будущем. Жизнеутверждающая формула «действия» (Буолаахтаатын//Олох-дьаЬах//) от условности «вопреки обстоятельствам» (Буолтун иhин//) переходит в новое качество длящегося состояния «действенности» (Уруй-айщал// Буолан истин!), прогнозирующего будущее.
Мотив «переселения» к «Ледовитому морю-океану» в этом тексте отсылает к философским раздумьям А.Е. Кулаковского этого времени, что нашло концентрированное выражение, прежде всего, в его поэме «Сон шамана»
(1910 г.). Тем неожиданнее оказывается поэтический эксперимент А.Е. Кулаковского в рамках традиционного формульного языка, который приходится на эти же годы и, соответственно, символизирует собой один из путей творческих поисков «языка поэзии». В этой связи вполне уместными следует считать типологические параллели как мифологического происхождения (ср. «мед поэзии» в древнегерманской мифологии), так и заимствованного из опыта античной и русской литературы. По тетрадям конспектов юного Кулаковского (1896 г.) можно отметить важность для него любых мелочей повседневности, определивших, по его представлениям, направление поэтической мысли или давших толчок первым поэтическим импульсам будущего поэта, что, в частности, проецируется на поэзию Горация, Пушкина и других почитаемых им поэтов [Покатилова, 2014].
Целостный анализ произведения А.Е. Кулаковского «Чабыргах» показывает, что перед нами не текстовая манифестация традиции, в каком бы она виде не представала, а совершенно иной, литературный, тип текстообразования, связанный, как показывает анализ, с преобладанием поэтической функции [Трубецкой, 1989: 378; Якобсон, 1975: 202, 206]. «Литературность» этого текста, понимаемого как «превращение речи в поэтическое произведение» [Якобсон, 1987: 81], определяется в данном случае созданием в тексте такой целостной и иерархической системы, где поэтическое начало проявляется на каждом уровне этого целого, охватывая даже «семантическую значимость отдельных метров» [Якобсон, 1987: 138].
«Чабыргах» (1912). Авторские комментарии к тексту. В результате анализа творческой эволюции А.Е. Кулаковского установлено, что в его творчестве следует выделить два вершинных пика творческого подъема: 1908-1912 гг. -времени создания собственно литературных поэм и стихотворений и 1924-1925 гг. - времени завершения поэтического пути и осознанного обращения к нелитературным формам и видам деятельности (подготовка двухтомника сочинений, последние статьи и обобщающие высказывания). Одним из аспектов анализа и, соответственно, предметов изучения в этой связи должно стать освоение первым поэтом
формульно-поэтического языка устной традиции, следы которого обнаруживаются фактически на разных этапах его творчества, но только в годы его расцвета приобретают вполне законченный вид. Осознание в конце своего пути наследуемой традиции в качестве целостного поэтического языка особенно отчетливо проявляется в рамках двух указанных выше этапов, когда в разных формах высказывания высочайшим образом аккумулируется творческий потенциал А.Е. Кулаковского.
Подготовка прижизненного двухтомного издания своих произведений имела для А.Е. Кулаковского принципиальное значение в силу важности осознания им авторства и закрепления тем самым собственного поэтического пути. Это издание сопровождалось авторскими примечаниями, однако не ко всем произведениям, а только к тем, которые имели фольклорное происхождение. Именно они в первую очередь подверглись тщательной авторской
переработке. До нас не дошли черновые материалы поэта или иные формы его работы над своими текстами, поскольку ранняя литература в силу своей переходности распространялась в виде «списков», иногда в составе рукописных «альбомов» и «тетрадей». Кардинальная переработка имеющегося материала не ограничивалась только работой над текстом и была связана с дополнением этой работы авторскими пояснениями понятий и слов, с учетом изменившейся, по сравнению с началом ХХ в., ситуации в отношении адресата произведений - читателя середины 1920-х годов. Как правило, авторские примечания в этом издании сводились к пояснению нравов ушедших эпох от древности до конца XIX в., к воссозданию в общих чертах мифоритуального, большей частью
невербального и внетекстового в своей основе контекста, стоящего за произведением. Общим для них было стремление автора подчеркнуть архаичность тех или иных традиционных жанров (ритуальная клятва - андагар, свадебный алгыс и др.), отдельных невербальных форм и фрагментов, предстающих в виде отголосков мифо-ритуального прошлого. Характерные черты его архаизации обнаруживаются даже в
том случае, когда речь идет всего лишь о двадцатилетней давности.
В общем объеме всех примечаний редким исключением предстает непосредственное обращение к тексту произведения. Ярким примером этого являются авторские комментарии к произведению «Чабыргах». Автор характеризует этот жанр как «особый вид народного творчества», очень точно отмечая в нем отсутствие рифмы как таковой и нерегулярность аллитерации, при этом подчеркивается его принципиально не поющаяся, говорная (речитативная) основа и архаичность, «скрытый, иносказательный смысл» жанра, обусловленные его исконной ритуальностью (словесные поединки «в древности посредством чабыргаха»). Достаточно детально описывается построение стиха в пределах отдельной строки, отмечаются особенности его прочтения с соответствующей акцентуацией (обозначением сильного места, то есть акцентности) стиха-строки в целом и его структурных частей - полустиший («при чтении каждую строку надо разбить...» [Кулаковский, 1978: 289-290]). Все эти моменты определяют прагматику жанра и его продуктивность, в том числе - в новых условиях 1920-х годов, когда полностью изменились ситуация восприятия и адресат произведения. Само произведение рассматривается автором как «подражание народному творчеству» в качестве литературной имитации одного из архаических жанров. В комментариях отчетливо противопоставляется «прошлое» и «настоящее» не только этой жанровой разновидности, но и восприятия этого жанра «молодым поколением».
Обращает на себя внимание то, что произведение было написано в 1912 г., собственно авторские комментарии к нему, согласно автору и заявлению его комментаторов [Кулаковский, 1978: 289], относятся к 1925 г. Этот хронологический промежуток между временем создания произведения и его, по существу, переосмыслением дает основания для предположений о том, что поэтическое освоение традиционного жанра (в качестве инварианта многих вариантов) в 1912 году предшествовало его позднейшему рефлексивному осознанию и изначально было подчинено задачам не воспроизведения, как это характерно для устной
традиции, а создания поэтического (в широком значении) текста, способного эстетически воздействовать на слушателя как на потенциального читателя.
Тем самым А.Е. Кулаковским положено начало не только первым литературным текстам, но и литературным модификациям традиционных жанров (ырыа, алгыс, чабыргах, андагар, кырыыс и др.), благодаря поэтическому чутью и интуитивному осознанию продуцирующих механизмов этих жанров. На примере рассмотренного жанра и других наиболее архаических форм фольклора становится понятным то, что освоение поэтом предшествующей жанровой системы стало, по существу, доведением «знания» и представлений о ней до уровня пред-научной рефлексии по отношению к устной традиции. Теоретическая направленность его исканий достигла особенного подъема в период подготовки прижизненного издания произведений и выхода ряда его последних обобщающих работ.
Характеристике жанра чабыргах в авторских комментариях к двухтомнику 1924-1925 гг. косвенно вторит одна из последних работ А.Е. Кулаковского «Правила якутского стихосложения» (1925). В этой поздней работе первого поэта впервые была заявлена возможность вычленения в устной традиции двух форм стиха: «короткого стиха» (КС) и «длинного стиха» (ДС), где исходным и наиболее распространенным, по его мнению, следует считать именно КС. В диахронической перспективе творчества самого Кулаковского фактически речь шла о «конструкции» [Кулаковский, 1979; 453-454]), то есть о внутренней структуре, метрических основаниях национального стиха. Более того, в литературном творчестве поэта уже были апробированы структурные типы стиха, о которых говорится в его работе. Одной из форм апробации и поэтического эксперимента А.Е. Кулаковского следует считать его произведение «Чабыргах».
В подтексте реферируемой работы о структуре стиха отчетливо прослеживается системность и преемственность осмысления автором проблем стиха и поэтического языка, основу которой следует видеть в предварительной разработке им соотношения
фольклорного и литературного типов стиха, взаимодействия «устной» формулы и метра, предопределивших эволюцию самого поэта.
Трактат Кулаковского о стихе, а именно так следует рассматривать его «Правила якутского стихосложения», был направлен на конструирование стиха как такового, чрезвычайно важного для поэта-творца, на возможность вычленения «конструкции» (термин А.Е. Кулаковского) и элементарных форм стиха и их, по возможности, реконструкции в самой традиции. Решающее значение при этом приобретало воздействие отдельного компонента стиха, в данном случае -аллитерации. Для первого поэта существенным оказался упор на стихообразовании, чем на стихопроизнесении, как это станет характерным для поэзии конца 1920-х годов. Таким образом, в этой и в другой из его последних работ («Якутский язык», 1925 г.) впервые были заявлены вопросы особого языка поэзии, его «поэтичности» (словоупотребление самого Кулаковского), связанной с принципами его структурирования, в отличие от обыденного языка. Тем самым А.Е. Кулаковский одним из первых, помимо традиционного стихосложения, обратился к проблеме формульного языка устной традиции [Кулаковский, 1979: 378-388].
Характерно, что в последние годы круг «поэтической» (в широком понимании) проблематики А.Е. Кулаковский переносит из области поэзии в область «вне литературы» - в область формирующейся еще тогда теоретической рефлексии.
Однако до сих пор остаются дискуссионными вопросы, с одной стороны, о поэтическом начале у Кулаковского и, соответственно, в ранней литературе вообще, с другой стороны, о специфике поэтического в устной традиции и степени его выраженности на формульном уровне.
IV. Заключение. Одним из решительных шагов зарождающейся литературы стало создание литературного типа текста, отличного от устной традиции. Однако первым «читателем» ранней литературы оставался на первых порах все тот же слушатель, по необходимости переориентированный в читателя, изначально воспитанный на устном слове и виртуозно владеющий особым образом
оформленной звучащей речью - формульным языком. В творчестве первого якутского поэта А.Е. Кулаковского и в других видах его многогранной деятельности произошла кардинальная переакцентуация существующей традиции устного слова. Одной из сфер его реформирования стала сложившаяся система фольклорного стихосложения и формульного языка, определявшая основные «устные» механизмы передачи и сохранения традиции.
Результаты предпринятого в статье анализа формульного состава на примере произведения А.Е. Кулаковского позволяют констатировать принципиальное отличие происходящих процессов формулообразования уже в ранней литературе по сравнению с традиционной формульностью.Следствиемсамодостаточности формулообразующих аспектов в ранней литературе стало то, что определяющее значение в этом процессе приобретает специфика поэтического языка самой литературы, связанная с доминированием в ней поэтической функции, обусловленной индивидуальным, авторским началом.
Анализ «Чабыргах» А.Е. Кулаковского подтверждает, что авторская в своей основе вариация этого жанра отличается от всех своих устных предтечей наличием единой композиционной структуры, в основе которой лежит последовательность формульного разверты-вания общей темы произведения и латентно обозначенного авторского замысла. Ядерной основой текста становится мотив вынужденного «переселения к Ледовитому Морю» в его проекции на формульный язык традиции, что определило трехчастную последовательность создаваемого нарратива и ту систему смысловых и ценностных коннотаций, которая приводит к появлению целостного поэтического начала в нем, доминирующего на всех его уровнях и не сопоставимого ни с одним из вариантов формульной семантики.
Несмотря на многочисленные обращения к формульному арсеналу фольклора, которые имели место на разных этапах развития словесности, только у А.Е. Кулаковского процесс освоения формульного языка устной традиции отличался с самого начала системным характером и целенаправленностью разработки поэтического начала в самой литературе.
Личное авторское начало становится тем определяющим фактором, который уже в первых поэтических текстах А.Е. Кулаковского обозначил водораздел между устной традицией и литературой. Поэтический прорыв, свершенный А.Е. Кулаковским в эпоху расцвета его творчества в 1910-е годы, получает циклическое завершение в его последних обобщающих работах 1920-х годов. Появление в конце жизненного пути А.Е. Кулаковского авторской саморефлексии в отношении традиционного «формульного языка» и «правил якутского стихосложения» символизирует собой два ценностных параметра - язык и стих, определивших целостную поэтику самого поэта.
Список литературы:
ГСЯЛЯ - Грамматика современного якутского литературного языка. Фонетика и морфология. М.: Наука, 1982. 496 с.
Иванов В.В. Лингвистика третьего тысячелетия. Вопросы к будущему. М.: Языки славянской культуры, 2004. 202 с.
Кулаковский А.Е. Научные труды. Якутск: Як. кн. изд-во, 1979. 484 с.
Кулаковский А.Е. Ырыа-Хо^он / Песня-Стих. Якутск: Як. кн. изд-во, 1978. 296 с.
Лорд А. Сказитель [Перев. с англ. и комм. Ю.А. Клейнера и Г. А. Левинтона]. М.: Восточная литература, 1994. 369 с.
Надь Грегори. Греческая мифология и поэтика. М.: Прогресс - Традиция, 2002. 432 с.
Покатилова Н.В. Античная реплика в генезисе якутской литературы // Индоевропейское языкознание и классическая филология - XVIII (чтения памяти И.М. Тройского). Материалы Международной конференции 23-25 июня 2014 [Отв. ред. Н.Н. Казанский]. СПб.: Наука, 2014. С. 794-803.
Покатилова Н.В. Разновидности жанра чабыргах в записях Вилюйской экспедиции А.А. Саввина // Северо-восточный гуманитарный вестник. 2020. № 1 (30). С. 82-91. DOI: 10.25693/ SVGV. 2020.01.30.10
Поливанов Е.Д. Общий фонетический принцип всякой поэтической техники (1937 г.) // Вопросы языкознания. 1968. № 1. С. 99-112.
Поливанов Е.Д. О приеме аллитерации в киргизской поэзии в связи с поэтической техникой и языковыми факторами других «алтайских» народностей // Проблемы восточного стихосложения. М., 1973. С. 100-106.
Соссюр Ф. де. Труды по языкознанию. М.: Прогресс, 1977. 696 с.
Топоров В.Н. Пиндар и Ригведа. Гимны Пиндара и ведийские гимны как основа реконструкции индоевропейской гимновой традиции. М.: РГГУ, 2012. 216 с.
Трубецкой Н.С. Избранные труды по филологии. М.: Прогресс, 1989. 560 с.
Эргис Г.У Очерки по якутскому фольклору. М.: Наука, 1974. 402 с.
Якобсон Р.О. Лингвистика и поэтика //Структурализм «за» и «против». М.: Прогресс, 1975. С. 93-230.
Якобсон Р.О. Работы по поэтике. М.: Прогресс, 1987. 462 с.
References:
Ehrgis G.Us. Ocherki po yakutskomu fol'kloru [Essays on Yakut Folklore]. Moscow: Science Publ., 1974. 402 p. (In Russian)
Grammatika sovremennogo yakutskogo literaturnogo yazyka. Fonetika I morfologiya [Grammar of the Modern Yakut Literary Language. Phonetics and Morphology]. Moscow: Science Publ., 1974. 402 p. (In Russian)
Ivanov V.V. Lingvistika tret'ego tysiacheletiia. Vo-prosy k budushchemu [Linguistics of the Third Millennium. Questions for the Future]. Moscow: Languages of Slavic culture Publ., 2004. 206 p. (In Russian)
Kulakovsky A.E. Yrya-Khohoon. Pesnya-Stikh [Yryk-Khohoo^ Song-Poem]. Yakutsk: Yakut book publ., 1978. 296 p. (In Yakut)
Kulakovsky A.E. Nauchnyye Trudy [Scientific works]. Yakutsk: Yakut book publ., 1979. 484 p. (In Russian)
Lord A. Skazitel [Storyteller]. Transl. from English and comm. by Yu.A. Kleiner and G.A. Levinton. Moscow: Eastern literature Publ., 1994. 369 p. (In Russian) Nagy G. Grecheskaya mifologiya i poetika [Greek mythology and poetics]. Moscow: Progress - Tradition Publ., 2002. 432 p. (In Russian)
Pokatilova N.V. Antichnaya replika v genezise ya-kutskoj literature [Reception of Ancient literature in the genesis of Yakut literature]: Indoevropejskoe ya-zykoznanie i klassicheskaya filologiya - XVIII (chteni-ya pamyati I.M. Tronskogo). Materialy Mezhdunarod-noj konferencii 23-25 iyunya 2014. Otv. red. N.N. Ka-zanskij [Indo-European Linguistics and Classical Philology - 18th (Joseph M. Tronsky Memorial Conference). Proceedings of the International Conference, St. Petersburg, 23-25 June, 2014. Edited by Nikolai N. Kazansky. St. Petersburg: Science Publ., 2014. Pp. 794-803. (In Russian)
Pokatilova N.V. Raznovidnosti zhanra chabyrgakh v zapisyakh Vilyuyskoy ekspeditsii A.A. Savvina [Varieties of genre chabyrgakh in the records of the Vilyui ex-
pedition of A.A. Savvin]. Severo-vostochnyy gumani-tarnyy vestnik [North-Eastern Journal of the Humanities]. 2020. № 1 (30). Pp. 82-91. DOI: 10.25693/SVGV. 2020.01.30.10 (In Russian)
Polivanov E.D. Obshchij foneticheskij prinzip vsya-koj poeticheskoj tekhniki. [1937] [The general phonetic principle of all poetic technique]. Voprosy yazykoznani-ya [Questions of Linguistics]. 1963. № 1. Pp. 99-112. (In Russian)
Polivanov E.D. O priyome alliteratsii v kirgizskoy pozii v svyazi s poeticheskoy tekhnikoy i yazykovymi faktorami drugikh "altayskikh" narodnostey [On the reception of alliteration in Kyrgyz poetry in connection with the poetic technique and linguistic factors of other "Altai" peoples]. Problemy vostochnogo stikho-slozheniya [Problems of Eastern versification]. Moscow: Eastern literature Publ., 1973. Pp. 100-106. (In Russian)
Saussure F. de. Trudy po yazykoznaniyu [Works on linguistics]. Moscow: Progress Publ., 1977. 462 p. (In Russian)
Toporov V.N. Pindar i Rigveda. Gimny Pindara I ve-diyskiye gimny kak osnova rekostruktsii indoyevropeys-koy gimnovoy traditsii [Pindar and the Rig-Veda: Pindaric and Vedic hymns as base for reconstructing Indo-European hymnic tradition]. Moscow: RSUH Publ., 2012. 216 p. (In Russian)
Trubetskoy N.S. Izbrannye trudypofilologii [Selected works in philology]. Moscow: Progress Publ., 1987. 560 p. (In Russian)
Yakobson R.O. Lingvistika i poetika [Linguistics and poetics]. Strukturalizm "za" i "protiv" [Structuralism "for" and "against"]. Moscow: Progress Publ., 1975. Pp. 93-230. (In Russian)
Yakobson R.O. Raboty po poetike [Works on poetics]. Moscow: Progress Publ., 1987. 462 p. (In Russian)
Сведения об авторе:
Покатилова Надежда Володаровна - д.филол.н., профессор, г.н.с., зав. отделом фольклора и литературы Института гуманитарных исследований и проблем малочисленных народов Севера СО РАН, г. Якутск, Российская Федерация;
https://orcid.org/0000-0002-2869-1400;
pnv_ysu@mail.ru
Information about the author:
Pokatilova Nadezhda Volodarovna - Dr. Sci. (Philology), Professor, Chief Researcher, the Head of the Department of Folklore and Literature of the Institute for Humanities Research and Indigenous Studies of the North SB RAS, Yakutsk, Russian Federation;
https://orcid.org/0000-0002-2869-1400; pnv_ysu@mail.ru
