CC BY
31
ЭПИСТЕМОЛОГИЯ & ФИЛОСОФИЯ НАУКИ • 2013 • Т. XXXV• № 1
Бы
Авает ли слишком много бытия?
О.Е. СТОЛЯРОВА
Я думаю, что критические соображения моих уважаемых комментаторов можно представить следующим образом: Ирина Ду-денкова упрекает меня в примиренчестве с эпистемологами и советует добавить бытия в виде исторического становления. Наталья Кузнецова и Владимир Филатов, напротив, отмечают онтологические излишества и считают, что не следует умножать сущности без необходимости. Андрей Родин предлагает реконструкцию моей позиции, подчеркивая пробелы и рекомендуя восполнить их в дальнейшем.
Соглашаясь в общем с Родиным - и с его реконструкцией, и с его рекомендациями, - сосредоточусь на противопоставлении взглядов Дуденковой, с одной стороны, и Кузнецовой и Филатова -с другой (прошу прощения за неизбежную схематизацию). Как говорить о мире - в терминах эпистемологии, т.е. отталкиваясь от познающего субъекта, его опыта и внутреннего устройства, или в терминах онтологии, т.е. помещая субъекта внутрь мировой истории в качестве одного из ее моментов? Этот вопрос многократно всплы-Ы вал в истории мысли и разные философы (а в масштабной ретро-
¡>1 спекции - разные эпохи) предлагают диаметрально противополож-* ные ответы. Сошлюсь для разнообразия на отечественную тради-^ цию. Николай Бердяев в работе «О назначении человека» (1931) страстно заклинает: «Освобождение философии от всякого антро-П пологизма есть умерщвление философии. Натуралистическая метафизика тоже видит мир из человека, но не хочет в этом признать-^ ся. И тайный антропологизм всякой онтологии должен быть разоблачен. Неверно сказать, что бытию, понятому объективно, ® принадлежит примат над человеком, наоборот, человеку принадле-™ жит примат над бытием, ибо бытие раскрывается только в челове-
БЫВАЕТ ЛИ СЛИШКОМ МНОГО БЫТИЯ?
ке, из человека, через человека.. л»1 Его современник Алексей Лосев в работе «Философия имени» (1927) не менее страстно настаивает на обратном: «Все те науки, о которых мы до сих пор говорили, и есть не что иное, как отделы онтологии... Всякая наука есть наука о бытии. Если о "вещах в себе" не может быть никакой науки, то это значит только то, что единственное бытие, знакомое Канту, - бытие субъекта и что онтология для него есть учение о субъекте, а вовсе не то, что никакой онтологии не может быть принципиально. Она всегда есть, во всякой системе философии, но только для одних она - учение о материи, для других - психология, для третьих - гносеология, для четвертых - объективная диалектика и т.д.»2
Ну чем не антиномия чистого разума, при которой один и тот же феноменальный мир подвергается разным метафизическим интерпретациям? Первый философ склонен рассматривать мир из субъективистской («антропологической») перспективы, а второй намеренно придает этой картинке онтологический вес. Обе перспективы зеркальны - при повороте изображения сам образ не претерпевает внутренней трансформации. Аналогично Дэвид Юм и Алфред Норт Уайт-хед рассматривают внутренний опыт сознания. Для Юма поток сознания и его связность указывают на замкнутость сознательной жизни, что дает Юму основания для скептицизма: он утверждает, что так называемая причинно-следственная связь зависит от непосредственных данных восприятия. Для Уайтхеда, наоборот, тот же внутренний опыт, та же его связность указывают на онтологию, на мировой процесс, одним из компонентов которого является воспринимающий субъект. Уайтхед переворачивает юмовскую доктрину, утверждая, что непосредственные данные восприятия зависят от реальной причинно-следственной связи, а не наоборот. Вроде бы один и тот же опыт, но диаметрально противоположные интерпретации.
И все же я думаю, что ответ на вопрос, является ли воспринимаемый нами мир предпосылкой нашего опыта или его результатом, не подвешен в воздухе. Как утверждает В. Филатов, «у нас нет особого органа для постижения бытия помимо наших обычных чувств и рассудка». Однако же при этом у нас есть разнообразие философских концепций с явно отличающимися друг от друга ответами на вопрос «что я могу знать?». И в диахроническом разрезе это разнообразие предстает как прирост нового знания, а не монотонное пережевывание вечных тем.
Для Канта выбор между наивным объективизмом и трансцендентальным субъективизмом был не беспочвен - философ опирался на факт современного ему экспериментально-математического естест-
1 Бердяев H.A. О назначении человека. М., 1998. С. 25.
2
С. 194.
Лосев А.Ф. Философия имени // А.Ф. Лосев. Самое само: сочинения. М., 1999.
U
Z
и
<0 ■
л
S ■
(В
н
вознания как сложной системы интеллектуальных и материальных достижений своего времени3. Сегодняшний онтологический поворот, я думаю, тоже не беспочвен. «Онтологическое значение истории в науке» (употреблю выражение И. Дуденковой) трансформируется в онтологическое значение истории науки, которая становится факту-альной основой для философских размышлений. Если философ невнимателен к фактам, то он рискует постоянно играть с тенями. Но та же беда подстерегает историка науки, если он, как советует Н. Кузнецова, будет только помалкивать о том, о чем, как считают некоторые философы, нельзя высказаться. Для того чтобы игра с тенью стала реальной жизнью, философам науки и историкам науки не обойтись друг без друга. И в наши дни это становится все более очевидно, о чем, в частности, свидетельствует недавний сборник статей с характерным названием: «Рассуждение о новом методе: укрепление альянса истории и философии науки»4.
У ?
и
(Ц 3 Так, М. Фридман полагает, что учение Канта о способностях чувственности и рас-
судка может быть адекватно понято, только если принять во внимание математиче-Л ские, логические, метафизические и теологические ресурсы, которые предоставляла
Канту его эпоха (см.: Friedman M.Einstein, Kant and the relativized A Priori - Constituting objectivity ; M. Bitbol et al. (eds.). Springer Science, 2009. P. 253-268). Я бы добавила «и
«
Jg материальные»
4 Discourse i
-1 Science ; M. Domski, M. Dickson (eds.). Chicago : Open Court, 2010
4 Discourse of a New Method: Reinvigorating the Marriage of History and Philosophy of
