CC BY
14современные провлемы
ФОЛЬКЛОРИСТИКИ
УДК 82.09
БЫТОВАЯ САТИРИЧЕСКАЯ СКАЗКА РУССКИХ АРКТИЧЕСКИХ СТАРОЖИЛОВ: ЛОКАЛЬНО-ЭТНИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ
Агафонова Елена Владимировна,
магистрант 2 года обучения кафедры «Русская литература XX века и теория литературы» Северо-Восточного федерального университета им. М. К. Аммосова,
677000, Якутск, ул. Кулаковского, 48, тел: 89142348142, e- mail: [email protected]
Статья посвящена изучению локально-этнических особенностей бытовой сатирической русскоустьинской сказки русских арктических старожилов. Автор характеризует состояние изученности русскоустьинской сатирической сказки на современном этапе и проводит сравнительно-сопоставительный жанровый анализ двух сатирических сказок - русской народной «Шут» и русскоустьинской сказки «Челбунчут», относящихся к одному сюжету. В результате анализа выявлены жанровые особенности, общее и частное в образе главных героев, а также элементы локальной этнической традиции, отображенные в русскоустьинской бытовой сатирической сказке.
Ключевые слова: сказочный фольклор русских арктических старожилов, бытовая сатирическая сказка, локально-этническая традиция.
© Е. В. Агафонова, 2018
Актуальность исследования сказочного фольклора русских арктических старожилов, проживающих в Якутии на протяжении многих лет, сегодня, в период обострившихся глобализационных перемен, не вызывает сомнений.
Как отмечала исследователь фольклора Сибири и Дальнего Востока Н. В. Соболева, в сказках Русского Устья сохранились древнерусские образы и мотивы, занесенные сюда в XVП-XVШ веках и отражающие острые социальные противоречия. Рассуждая о жанровых предпочтениях индигирских сказочников Н. В. Соболева добавляла, что в условиях оторванности, изоляции и инонационального окружения в Русском Устье, местная сказочная традиция сложилась особенная, «она характеризуется преобладанием здесь сказок волшебных и почти полным отсутствием бытовых сатирических сказок, за исключением сюжета «Шут», который претерпел влияние аборигенного фольклора» [6, с. 31]. Исследователь подчеркивала, что, несмотря на наличие локальных черт, русскоус-тьинские сказки являются неотъемлемой частью восточнославянского сказочного фонда.
В процессе изучения сказки «Челбунчут», которая числится под № 15 в монографии Пушкинского Дома «Фольклор Русского Устья» в исполнении местного сказочника Семена Киселева, была использована родственная ей по сюжету русская народная сказка «Шут» (№ 398 в сборнике «Народные русские сказки А. Н. Афанасьева»). В ходе исследования поставлена цель - выявить локально-этнические особенности бытовой русскоустьинской сатирической сказки. Реализация цели предполагает решение следующих задач:
1. исследовать русскоустьинскую сатирическую сказку как жанр;
2. обнаружить типическое и частное в образе главного героя русскоустьинской сатирической сказки;
3. выявить элементы локальной этнической традиции в русско-устьинской сатирической сказке.
Методы, использованные в работе - описательный, сравнительно-сопоставительный анализ.
Крупнейший собиратель и исследователь сказки А. И. Никифоров так определял понятие сказки: «Сказки - это устные рассказы,
бытующие в народе с целью развлечения, имеющие содержанием необычные в бытовом смысле события (фантастически, чудесные или житейские) и отличающиеся специальным композиционно-стилистическим построением» [4, с. 7]. При этом известный фольклорист В. Я. Пропп добавлял, что «сказка содержит какие-то вечные, неувядаемые ценности». В своем исследовании, рассуждая о распространении сказок и отдельных сюжетов, он по-особому выделяет сказку о шуте, который всех обманывает. Пропп отмечал, что проделки могут варьироваться, но при этом вариаций немного, и тип сказки устойчив, и распространен во всем мире [5, с. 8].
Сказку о шуте советский литературовед, фольклорист Д. М. Молдавский относил к бытовой сатирической, отмечая в середине прошлого века, что она малоизучена. В частности, прослеживая взаимосвязи между бытовой, волшебной и сатирической сказкой, он отмечал, что «хотя в сатирических сказках нет сверхъестественного - чудовищ, волшебства, принимаемых всерьез, как в фантастической сказке, а персонажи сказки действуют в обыденной обстановке, сами отношения между действующими лицами неизмеримо далеки от реального быта. Здесь все наоборот. Побеждает тот, кто в действительности победить не мог. При этом бытовой сатирическая сказка является потому, что она всегда представляет собой классовое противостояние: в ней сталкиваются два образа - представитель социальных низов, и его классовый противник, посрамляемый и наказуемый им [2, с. 5].
Высказывание Молдавского чрезвычайно важно при анализе сказок «Шут» (сборник «Народные русские сказки А. Н. Афанасьева, № 399) и «Челбунчут» («Фольклор Русского Устья», № 15 (в исполнении С. П. Киселева)).
В одной деревне жил шут. Живет один человек. Етому
Какой-то поп вздумал ехать к человеку има Челбунчут. Сам со
нему, говорит попадье: «Ехать женой. У него шемь друзей, и жи-
было к шуту, не сшутит ли каку вут ети дружья у него через реку.
шутку!». Собрался и поехал; Сам ходит промышляет и, чего
шут по двору похаживает, за найдет, дружьям дает, и дружья у
хозяйством присматривает. него богатые, а сам бедный.
Как видно из примеров, начало сказок лишено привычного для эпического жанра зачина, и напоминает сказ, который, не унося читателя «в тридевятое государство», сразу вводит слушателя в рассказ о событиях. По Молдавскому, такое начало - это первая особенность сатирической сказки.
В одной сказке простаку-шуту противопоставлен поп, а в другой бедному человеку по имени Челбунчут - его богатые соседи. Противопоставление, как считает исследователь, это второй и наиболее существенный признак, он связан с классовым противостоянием, либо социальным неравенством. Такое противопоставление с самого начала обнаруживает главных героев с невыгодной стороны. Они наивны, но впоследствии оказывается, что наивность эта носит чисто внешний характер.
«Бог в помощь, шут!» -«Добро жаловать, батюшка! Куды тебя бог понес?» - «К тебе, свет; не сшутишь ли шутку мне?» - Изволь, батюшка; только шутку-то я оставил у семи шутов, дак снаряди потеплей да дай лошади съездить за нею».
Друг об одну пору пошел -добыл лисицу. Принес живую. Ну, ладно, хорошо.Друг увидел дружей: идут к нему. Ну, спрашивают: «А это у тебя хто?» -(на) лисицу говорят. «Это, - говорит, - моя собака».
Как отмечает Д. Молдавский, чудеса в сатирической сказке обычно отсутствуют, волшебство там мнимое, а развитие сюжета определяют задуманные героем обман или уловка, попав в которую, второстепенные герои начинают исполнять волю главных. Наличие ловушек, которые имеют свои формы, это третья особенность сатирической сказки [2, с. 6].
Исходя из двух текстов, мы определили формы хитрой уловки, к которым прибегали главные герои сказок - русской и русскоусть-инской.
1. Взял у попа лошадь и 1. Обманул семерых сосе-одежду для поездки за шуткой. дей-друзей, выдав лису за соба-Сам в это время поехал к попа- ку, «пойманную на сендухе» и дье, выпросил у нее денег для продал им ее.
проплаты «трёх ста пуцов рыбы, купленных попом».
2. Притворился собственной сестрой, после отправился с попом в дом отрабатывать «долг брата».
3. Став кухаркой, приглянулся купеческому сыну, который взял ее к себе жены.
4. Незаметно заменил себя на «козлуху».
5. Вернувшись к попу, выпросил у него деньги «за сестру».
6. Выпросил у купца деньги «за сестру», которую купец извел: «как сделаться ей козлу-хой!»
7. Сказал семерым шутам, что деньги можно получить, продав покойников.
8. Продал семерым шутам козу, которая сама «семигривен-ники роняет».
9. Продал семерым шутам «волшебную плетку», которая оживит жену.
10. Вместо себя посадил в куль, солдата, которого семеро шутов спустили в реку.
11. Усадил семерых шутов в кули и спустил в реку «коней выбирать».
2. Обхитрил друзей, сказав им про чудесную деревянную лопату, которой, если поколотить коня, то можно получить несколько монет.
3. Затолкав украдкой монеты коню под хвост, ударил его лопатой по заднему месту, после чего монеты упали на пол.
4. Продал лопату за 700 рублей и корову.
5. Привязал к жене незаметный мешок с коровьей кровью, проткнув который, «проучил» свою жену, чтобы она «шкорее дружьям чаю варить начала».
6. Выдал за себя одноглазого бедняка-соседа, одев его в свою одежду, отправил тем самым беднягу на погибель - друзья Челбунчута сбросили его в прорубь.
7. Взял одежду покойника и деньги, пришел к друзьям, сказал им что на дне проруби, в которую те его кинули, много денег. В подтверждение своих слов «де выдернул деньги, спуштил в прорубь».
8. Уговорил всех семерых друзей спуститься в прорубь реки за богатством.
Таким образом, в сказке «Шут» в обработке А. Афанасьева мы обнаружили 11 форм хитрой уловки, а в «Челбунчуте» - 8 форм.
Целесообразно предположить, что в формах и количестве уловок в сказке о шуте кроется мастерство самого сказителя. Чем рассказчик изобретательнее, тем уловок больше, и описаны они смешнее.
Следуя основаниям Молдавского, юмористическая манера повествования - это еще одна, четвертая, особенность сатирической сказки. Исполнитель «Челбунчута» находчив: «Стали кликать «Туда-Сюда!». Она что будет - она к ним не пришла, пуще в шен-духу убегла. Дже, пришли домой». Из примера видно, что С. П. Киселев высмеивает такие черты, как глупость, недальновидность друзей Челбунчута, которые приняли лису за собаку.
Анализ сказок показал, что для их сюжета характерно постепенное нарастание действия путем соединения ряда эпизодов и усиление драматизма. Как отмечает Молдавский, эпизод наибольшего значения всегда помещается перед развязкой действия. Сравним: «Спускай, брат, нас в воду; пойдем и мы коней выбирать» -«Извольте!» («Шут»), или: «(де онного стал спущать: «У, говорит, -душно, вода». - «Нет, - говорит, - только сперва, дале хорошо будет...». То, как эпизоды «цепляются» друг за друга, также зависит от изобретательности сказителя. Скажем, в русской народной сказке, на наш взгляд, нарастание действия идет более интенсивно и динамично, что подтверждается обилием глагольных конструкций, а в русскоустьинской - более размеренно, о чем свидетельствует наличие описаний, оценочных слов:
Собрался и поехал; тотчас отсчитала; подождал, не мог дождаться, собрался, воротился к попадье, притащил в горницу -смотрит - козлуха; пришел домой, переоделся, поехал к попу; тут их встретили, начали потчевать...
Ходит, силишки ставит, а сама река мерзлая, то есь как зимную пору; де ладно, хорошо; у, смотрит: дорогую лопать но-шят (покойники - авт.): шерту-ки, бруки, сапоги - давай ражу-вать.
В ходе изучения сказок было обнаружено еще одно сходство -наличие диалога, который не только усиливает динамизм повество-
вания, но и является речевой характеристикой героев. Обратимся, используя данную часть сказки, к характеристике образа главного героя русскоустьинской сказки. Челбунчут не богатый («ну, живу так да сяк»), трудолюбивый («на сендухе ее поймал, чужая, пришлая, я зял ее себе на руки»), предприимчивый («за семьсот рублей да за коня отдам»), смекалистый («ну, что, жена, ешли дружья будут, ты шиди, не шевелись, а я шумею что доспеть», умеющий убеждать («нет, только сперва (душно), дале хорошо будет, голову кнёзу держи»). Если сравним Челбунчута с русским шутом, то мы увидим те же качества - трудолюбие («шут по двору похаживает, за хозяйством присматривает»), изворотливость («Матушка»! Поп купил триста пудов рыбы; меня вот послал на своей лошади к тебе за деньгами»), находчивость («да ведь он, батюшка, с тобой вче-рась пошутил да после того и дома не бывал», смекалистость («высади меня в окошко по холсту проветриться, а как тряхну холстом, назад тяни»), и так далее.
При этом диалог, как наиболее подвижная и изменяющаяся часть сатирической сказки, является характеристикой не только героя, но и самого сказителя: «Ну, хто же ей (лисе - авт.) има, чем мы будем жвать?» - «Ей има «Туда да сюда». Вот станете жвать - она к вам будет» («Челбунчут»). Или: «Да вот, высватали за меня убегом таку-то (называет ее по имени), сегодня и украли, а отец и хватился, давай искать; нам некуда деваться; вот мы спрятались в кули, нас завязали, да и растащили по разным местам, чтоб не узнали» («Шут»). Первый пример показывает уклад жизни сказителя в русскоустьинской среде (охотничий промысел), а второй (использование определенных обычаев) - в русской народной.
В связи с тем, что действие в сатирической сказке происходит быстро - один диалог сменяется другим - изобразительные средства, как отмечает Молдавский, «используются с величайшей экономией» [2, с. 9]. Это следующая, отмеченная нами восьмая особенность, которая все же помогает раскрыть образ главного героя: «друзья у него богатые, а сам бедный» («Челбунчут»).
Приведенные примеры свидетельствуют, что русскоустьинская сказка «Челбунчут», как и русская народная «Шут» - сатирические, они носят социальный характер и отображают ненависть глав-
ных героев к своим угнетателям, через высмеивание их недостатков, в юмористической форме.
При раскрытии образа главного героя русскоустьинской сатирической сказки следует обратить внимание на черты, присущие герою как представителю своего субэтноса и придающие сказке национальный колорит. Во-первых, это инонациональное имя героя, которое выдает нам не русское, а смешанное происхождение героя. Говору героя присущи черты древнерусского языка - «етому», «дружья», «спущайтесь», «ражувать», «жемля». Как отмечала исследователь М. Ф. Дружинина, «нижнеиндигирский русский говор имеет много общего с северно-русским наречием европейской части РСФСР, сходные черты обнаруживаются в фонетике, лексике и грамматике» [7, с. 356]. В то же время, для речи индигирских старожилов характерны заимствования звуковых и лексических оборотов из якутского, а также языков коренного нерусского населения Севера, эвенов, юкагиров, с кем долгое время по соседству жили русскоустьинцы. Так, в говоре Челбунчута мы находим такие черты, не характерные для русского языка, как беспредложное глагольное управление («стречайте меня дверах», ты поди дружьям»), смешение грамматических форм («приди мне на день в работу»), употребление формы именительного падежа единственного числа женского рода в значении винительного прямого дополнения («ей има «Туда да суда»»), а также упрощение сочетаний согласных за счет выпадения («я зял ее себе на руки»), связанные, по мнению М. Дружининой, с влиянием, в первую очередь, якутского языка.
Также к числу особенностей речи героя русскоустьинской сказки мы можем отнести отдельные слова и выражения, присущие типично нижнеиндигирскому диалекту. Обратившись к «Диалектному словарю Русского Устья» А. Г. Чикачева, мы нашли их значения: «сендуха» - «тундра», «силишки» - «силки, капкан на песца», «лопать» - «одежда», «юрта» - «изба, дом», «бердят» - «трусят, жалеют», «подёржить пароль» - «поспорить», «пошел сухума» -«пошел по суше», «малахай» - «меховая шапка-капор» [7, с. 216]. Подобные слова имеются и в сказке «Шут», объяснение которым дает сам собиратель А. Афанасьев: «пресница» в значении «прялка», «зарабливай» - «зарабатывай», «стряпка» - «кухарка», «про-
пала» - «издохла» и др., характерные для древнерусской речи [3, с. 871].
Использование в сказках подобных выражений не только характеризуют героев как представителей простого крестьянского сословия, трудолюбивых и хитрых как представителей самобытных культур, но и раскрывает их национальный образ, самосознание.
Но, помимо самобытной лексики, мы выявили еще несколько локально-этнических особенностей. Как отмечают исследователи, в самом начале сказки «Челбунчут» сказитель умело использует известный сюжет «Собака вместо лисы» (чего нет в русской народной сказке «Шут»), но переиначивая его (лиса вместо собаки) [7, с. 307]. Логично предположить, что здесь также сказывается влияние нерусского фольклора. Далее, сказка «Челбунчут» развивается по сюжету «Шут». Но при этом, по мнению собирателей фольклора Русского Устья, отличие данной сказки заключается в том, что соседи («дружья») платят деньги не за волшебные предметы: чудесную лопату, плетку-живилку (последней в сказке «Чел-бунчут нет совсем), а только за науку. Также оригинален конец сказки: бедняк Челбунчут становится «первым богачем».
Кроме этого, в качестве локально-этнического элемента в сказках выступает крестьянская вера, основанная на наивно-реалистическом мировоззрении крестьян (русских, русскоустьинских). Речь идет о чисто формальной, обрядовой (не идеологической, религиозной) вере.
Сравним с наблюдениями В. М. Зензинова, побывавшем в селе Русское Устье в начале XX века: «Вера у нас такая: за стол без еды не садимся». [1, с. 163]. В сказке «Челбунчут», записанной в середине прошлого века, суть веры не изменилась: «Мы ету веру вожжем опеть» [7, с. 90]. В данном случае, понятие вера - это некий устой, порядок, обычай, характерный для русскоустьинцев. В сатирической сказке, как утверждает Д. Молдавский, такая вера -это проявление наивного реализма, играет на руку главному герою и служит для высмеивания или обмана врага [2, с. 194]. По мнению Д. Молдавского, получение чудесных коней, так же, как и дара водяного - обычные черты фантастической сказки (и отчасти бы-
линного эпоса). Основаны они на преданиях, обычаях и представлениях, сохранявшихся очень долго. В частности, некоторые из них, рассуждал Д. Молдавский, показывали, что в отсталых слоях деревни еще в начале XX века держалось убеждение, будто под водой пасутся коровы и быки, которых можно добывать оттуда [2, с. 27]. Если сравнить это мнение с замечаниями исследователей фольклора Русского Устья о том, что в селе в начале прошлого века были кони, становится очевидным, что Челбунчут, так же, как и герой сказки «Шут», применяет данное суеверие (обман с лошадью), чтобы умело расправиться с врагами.
По мнению исследователей, бытовые верования и обряды, закреплявшие мораль крестьянства и взгляды его на мир, выполняли функцию культуры, а в более глубоком смысле являлись, как отмечал В. Я. Пропп «историческим корнем» сказки, ее организующей, нравственной силой [5, с. 14]. Герои сказки «Челбунчут» относятся к разным классовым группам, но они принадлежат одной вере, что дает им возможность договариваться друг с другом.
В связи с этим мы можем сделать вывод о том, что русскоус-тьинская сатирическая сказка имеет общее происхождение с русской народной, единое с ней жанровое соответствие, при этом ей присущи локально этнические особенности. Герой русскоустьинс-кой сатирической сказки - выходец из среды «угнетаемых», хитрец, который используя уловки, занимает место своих классовых врагов, представителей одной с ним веры и культуры.
Таким образом, русскоустьинская сатирическая сказка - это фольклорный жанр, сформированный в русле общерусской жанровой сказочной традиции, имеющий свои локально-этнические особенности. Они проявляются во взаимосвязи с коренными народами, и мастерстве сказителя. Сказка носит социальный характер и отображает ненависть главных героев к своим угнетателям, через высмеивание их недостатков в юмористической форме. Анализ двух сказочных текстов - русской народной сказки «Шут» в обработке А. Н. Афанасьева и русскоустьинской «Челбунчут» в исполнении С. П. Киселева обнаружил общие жанровые черты сатирической сказки. Среди них отметим следующие: отсутствие зачина, противопоставление героев, связанное с классовым неравенством, нали-
чие ловушек, юмористическая манера повествования, постепенное нарастание действия, использование диалоговые конструкций и почти полное отсутствие изобразительно-выразительных средств, элементы наивно реалистического мировоззрения.
При анализе особенностей в образе главного героя были выявлены общие черты: низкое классовое происхождение, трудолюбие, смекалка, находчивость, умение убеждать. В то же время, особенное в образе главного героя русскоустьинской сказки раскрывается через его инонациональное имя, особенности древнерусского говора русского языка, использование слов и выражений русскоустьин-ского диалекта, а также посредством его крестьянской обрядовой веры - особого этнокультурного компонента, являющегося духовно-нравственным, «историческим» корнем сказки.
С учетом современного влияния глобализации на культуру малочисленных народов России, считаем дальнейшее изучение темы сказочного фольклора важным и современным направлением для сохранения культуры русских арктических старожилов. В перспективе, на наш взгляд, важно исследовать разновидности сказочной традиции Русского Устья более детально, с использованием таких методов, как структурный или семиотический анализ.
Список использованных источников
1. Зензинов В. М. Старинные люди у холодного океана. М.: Типография П. П. Рябушинского, 1914. 133 с.
2. Молдавский Д. М. Русская сатирическая сказка. М.: Государственное издательство художественной литературы, 1958. 400 с.
3. Народные русские сказки А. Н. Афанасьева: в 3 т. М.: Наука, 1985. 1500 с.
4. Никифоров А. И. Сказка, ее бытование и носители. Русская народная сказка. М. - Л., 1930. 781 с.
5. Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. Л: Ленинградский университет, 1946. 340 с.
6. Русские сказки Сибири и Дальнего Востока: легендарные и бытовые. Сост. Н. В. Соболева при участии Н. А. Каргаполова. Н.: Наука, 1992. 304 с.
_№ 2, 2018, вопросы русской литературы
7. Фольклор Русского Устья / Пушкинский дом. Редколлегия: С. -Н. Азбелев, А. А. Горелов, Л. И. Емельянов. Л.: Наука, 1986. 342 с.
8. Чикачев А. Г. Русские в Арктике. Н.: Наука, 2007. 298 с.
REALISTIC SATIRICAL FOLK TALE OF THE RUSSIAN ARCTIC OLD-TIMERS: LOCAL-ETHNIC FEATURES
Agafonova Elena Vladimirovna,
undergraduate 2 years of study of the department "Russian literature of the XX century and the theory of literature " of the Ammosov North-Eastern Federal University, 677000, Yakutsk, ul. Kulakovskogo, 48, tel: 89142348142, e- mail: [email protected]
The article is devoted to the study of local-ethnic features of the Russian Ustin realistic satirical folk tale of the Russian Arctic old-timers. The author characterizes the state of the study of the satirical tale mentioned above at the present stage and contains a comparative genre analysis of the two satirical fairy tales - the Russian tale The Jester and the Russian fairy tale Chelbunchut referring to the same plot. As a result of the analysis genre features, common and particular in the image of the main characters, as well as elements of the local ethnic tradition reflected in the Russian Ustin realistic satirical folk tale were revealed.
Keywords: fairy-tale folklore of the Russian Arctic old-timers, realistic satirical folk tale, local-ethnic tradition.
References
1. Zenzinov V. M. Starinnyye lyudi u kholodnogo okeana. M.: Tipografiya P. P. Ryabushinskogo, 1914. 133 s.
2. Moldavskiy D. M. Russkaya satiricheskaya skazka. M.: Gosudarstvennoye izdatel'stvo khudozhestvennoy literatury, 1958. 400 s.
3. Narodnyye russkiye skazki A. N. Afanas'yeva: v 3 t. M.: Nauka, 1985. 1500 s.
4. Nikiforov A. I. Skazka, yeye bytovaniye i nositeli. Russkaya narodnaya skazka. M. - L., 1930. 781 s.
5. Ргорр V. Ya. Istoricheskiye когш volshebnoy skazki. L: Leningradskiy universitet, 1946. 340 s.
6. Russkiye skazki Sibiri i Dal'nego Vostoka: legendarnyye i Ьуоуууе. Sost. N. V. Soboleva рп uchastii N. А. Kargapolova. К: Шика, 1992. 304 s.
7. Fol'klor Russkogo Ust'ya / Pushkinskiy dom. RedkoИegiya: S. N. Azbelev, А. А. Gorelov, L. I. Yemel'yanov. L.: Nauka, 1986. 342 s.
8. Chikachev А. О. Russkiye V Arktike. N.: ШЛ^ 2007. 298 s.
