CC BY
92
Б. Дайриймаа
БЫТОВАНИЕ МОНГОЛЬСКИХ СКАЗОК
Проблема бытования монгольских сказок имеет несколько аспектов. Она тесно связана с вопросами их генезиса, способами передачи, вариативностью, сказительским мастерством, поэтической структурой. При рассмотрении различных форм функционирования сказок необходимо учитывать также взаимодействие устных и письменных литературных традиций Монголии с традициями соседних народов. Специфика бытования монгольских сказок напрямую связана также с их жанровыми особенностями, главными из которых являются установка сказки на вымысел, выраженное дидактическое начало, преимущественное наличие законченного повествования, доведенный до конца сюжет с четким противопоставлением добра и зла и обязательным торжеством первого над вторым, существование в сказках особой реальности, в которой тесно переплетаются знания человека о действительности с его фантазиями. Для монгольских сказок характерны такие общефольклорные признаки, как коллективность, традиционность, анонимность. Эти сказки широко распространены среди всех монгольских народностей.
Монгольские сказки имели как устную, так и письменную традицию передачи.
Об этом сохранились сведения средневековых историков и путешественников Плано Карпини1, Джувейни2. Отечественные литературоведы также не раз подчеркивали, что монголы начали фиксировать собственные фольклорные образцы сразу после появления у них письменности. Так, М. Гадамба в статье «К вопросу о связи «Сокровенного сказания» с монгольским фольклором» указывает, что в этом известном памятнике сохраняются многочисленные фольклорные элементы, в том числе мифологические и сказочные мотивы, которые широко распространялись среди народов того времени3.
С древних времен монгольские сказки взаимодействовали со сказками других народов на уровне сюжетов, художественной образности, структуры и идей. Наиболее ранние из них относятся к центрально-азиатскому сказочному пласту, распространенному среди тюркских и монгольских народов.
Существует также немалый пласт монгольских сказок, ведущих свое начало из Индии и Тибета. Они, как правило, имеют письменную традицию своего появления в монгольской среде, что связано с проникновением и распространением буддизма в Монголии в XVI в. и той большой ролью, которую играл в этом процессе перевод канонических буддийских сочинений. Среди переводимых сочинений были и сказки. Индо-тибетское происхождение имеют такие широко известные в Монголии сказочные циклы, как «Волшебный мертвец», «Рассказы из Панчатантры», «Сказания об Арджи Бурджи». Они быстро распространялись в народе и давали жизнь новым произведениям. Новые сказки, которые появлялись в это время, были преимущественно индо-тибетскими подражательными образцам. Все они несли проповедь идей буддизма.
При этом жанр монгольской сказки постоянно обогащался: впитывал новые образы, включал пословицы и стихотворные фрагменты, использовал ранее не известные ему мотивы, пришедшие из других культур и получившие распространение в монгольской
© Б. Дайриймаа, 2009
среде. Например, в комментарии к «Субхашите» Сакья-пандиты Гунга Джалцана есть сюжет о том, как царь, испытывает мудрого мальчика и велит ему свить верёвку из земли и провеять рис, не дуя4. Мотив «невыполнимого задания», представленный в комментарии Сакья-пандиты Гунга Джалцана, широко бытовал в монгольской устной среде и нашел отражение в сказках о мудрой невесте. Правда, в монгольских сказках вместо мальчика фигурирует девушка, и несколько заменены конкретные задания: хан велит невесте сделать треногу из пепла, и, подоив быка, приготовить кефир. В этих сюжетах имеется несомненное генетическое сходство с индо-тибетскими образцами. И таких примеров в монгольских сказках встречается немало. Кстати, сказка о мудрой невесте/девушке широко распространена в разных вариантах среди монгольских народов. За долгое время своего существования она пополнилась новыми сюжетами и деталями, характерными для монгольского быта.
В каждую историческую эпоху происходило обновление сказочных сюжетов и персонажей, изменение идейных акцентов, внесение иных реалий. Древнейшие типы сказок (мифические, эпико-героические) постепенно приобретали новые черты. Возникали сказки
о животных (диких, домашних), взаимоотношениях человека и животных — волшебные, бытовые, авантюрные, социально-бытовые, семейно-бытовые. Для монгольских сказок характерны также взаимовлияние и взаимопереход одной тематической группы в другие, объединение в одну сказку нескольких самостоятельных, включение в них произведений иных жанровых разновидностей (пословиц, загадок, песен).
Социально-бытовые сказки появились в Монголии в XVIII в. Этот тип сказок, носивший главным образом сатирический характер, был связан с новыми персонажами — бродячим монахом, или бадарчином (монг. бадарчин), и хитрым лгуном Бэлэн Сэнгэ. Постепенно сформировались серии сказок, главными героями которых выступали лама и хитрец. Эти сказки ярко и метко выражали противоречия общества того времени: зреющее недовольство простого народа, направленное против монахов, живущих за счет аратов, феодалов, проводящих время в роскоши и развлечениях, лживых чиновников, творящих неправедный суд. Идеи, заложенные в них, находили сочувствие у слушателей, и сказки мгновенно становились широко известными среди разных монгольских племен и народностей. Однако их бытование в разных регионах монголоязычного мира имело свою специфику. Так, П. Хорло пишет, что, если в бурятских сказках о Бэлэн Сэнгэ, составивших серию, которая получила название «Семьдесят небылиц», ярко проявлялись элементы фантастичности, то халха-монгольские «Семьдесят небылиц» таких элементов не имели: события развертывались в реальной обстановке, главные герои действовали не против каких-то фантастических персонажей, а своих современников — нойонов, купцов, чиновников5.
Однако постепенно в этом жанре происходят изменения: бадарчин сам становится персонажем сказочного цикла, из обличителя он превращается в глупого, неумелого, подчас смешного и неловкого человека. В сатирических сказках начинают преобладать юмористические элементы.
Определенное влияние оказали сказки на так называемые литературные сказы (бэнсэн улгэр), получившие распространение на юге и востоке Монголии. Свое происхождение они вели от китайских классических романов, которые читали грамотные монголы, знающие китайский и тибетский языки. Они пересказывались публике устно стихами в собственной интерпретации рассказчиков под аккомпанемент музыкального инструмента — хура (монг. хуур). «Литературные сказы» имели ряд черт, сближавших
их со сказками, например, типическое изображение героев, элементы композиции и структуры, присутствие поговорок и фразеологизмов. О связи этого жанра с фольклором писали Б. Ринчин6 и Д. Цэрэнсодном. Последний отмечал также, что «бэнсэн улгэр» исполнялась не только речитативом под аккомпанемент, но и могла рассказываться как обычная сказка. Он также объяснял причину распространения «литературных сказов» на конкретной территории страны, которая ограничивалась южными и восточными районами Монголии. Ученый полагал, что ареал бытования сказов зависел от сильного культурного китайского влияния, которое испытывали на себе халхасцы приграничных мест7.
Примером влияния сказочных жанров на развитие монгольской литературы являются сочинения монгольских авторов XIX в. — так называемые уги (дословно с монг. «слово»), широко использовавшие сказочные сюжеты и персонажи. Например, у Хайдава в «Беседе быка, барана и козла», у Гэндэн мэйрэна в «Беседе собаки, кота и мыши» действуют герои, широко распространенные в фольклорных жанрах. Молодые писатели конца 20-х гг. XX в. также используют сюжеты и образы народных сказок. Однако, если в угах XIX в. звучала критика пороков феодального общества, то у авторов 20-х гг. XX в. основной задачей была пропаганда революционных идей. В статье «Воздействие фольклора на развитие современной монгольской литературы»8 Х. Сампилдэндэв пишет, что уже в первые послереволюционные годы вышли написанные в жанре сказки-рассказа (монг. Yлгэр-YГYYллэг) «Четыре маленькие сказки» Ц. Дамдинсурэна, «Беседа мыши и суслика» Г Наваннамджила, «Турпан» Д. Чимида, «Сказка о сломанном замочке» Дэндэва. Писатели заимствовали замысел и структуру народной сказки. В своих произведениях авторы обращались к таким сюжетам, которые в наибольшей степени соответствовали главной цели — утверждению идеологии нового общества.
В 40-50-х гг. в творчестве монгольских писателей и поэтов продолжается развитие фольклорных традиций. В это время выходят поэтические обработки сказок. Именно тогда появилась пьеса Ч. Ойдова «Семьдесят небылиц», которая с большим успехом шла на сцене столичного драматического театра. Она представляла собой реплику на популярный сказочный цикл о любимом у монгольских народов обманщике и лгуне, доставляющем неприятности сильным мира сего.
Сказки функционировали всегда в контексте определенных жизненных ситуаций, они были частью традиционной жизни и обязательным элементом обрядовости. Их исполнение было связано с определенными ритуалами и регламентациями (запретами, ограничениями, поощрениями). В зависимости от времени года, состава аудитории, места и цели произнесения менялись как сказочный репертуар, так и сюжетно-стилистические особенности сказок. Например, героические сказки нельзя было рассказывать летом и днем, а непременно — только зимой и ночью. Это связано с особенностями скотоводческого типа хозяйства, при котором весна и лето были временем наиболее интенсивного и тяжелого труда. Лишь зимой монгольская семья могла позволить себе немного передохнуть от каждодневных забот, пригласить сказителя и послушать сказки. Также запрещалось рассказывать сказку не до конца, в противном случае «герои могли обидеться и наказать сказителя». В народе остались свидетельства о большом уважении к рассказчикам в виде пословиц и идиоматических выражений.
В бытовании сказок огромная роль принадлежала сказителям. Сказительское мастерство передавалось в семье от старших к младшим. Человек, желавший приобрести необходимые навыки рассказчика, обычно сам обращался к известным исполнителям эпоса или сказок с просьбой обучить его и оставался на некоторое время в доме
учителя. Мастерство сказителя включало в себя несколько видов искусства. Как считал Ц. Дамдинсурэн, «сказители (монг. улгэрч) и музыканты, играющие на хуре (монг. хуурч), в Монголии исполняли сразу три роли. Они были одновременно и актерами, и певцами-музыкантами, и чтецами. Глядя на них, человек будто смотрел пьесу, слушал музыку и читал книгу одновременно» 9.
Можно выделить несколько сказительских школ и назвать довольно много имен исполнителей. Наиболее известны М. Парчен, Ц. Тогтол, Янжав, Ж. Гонгор и др. Первого из них, М. Парчена (1855-1926), жившего в Западной Монголии, высоко оценил Б. Я. Вла-димирцов, записавший у него ряд фольклорных образцов. Ученый в письме к А. В. Бурдукову назвал рапсода «великим исполнителем».
Сказки каждого исполнителя имели собственный колорит. Например, Ц. Тогтол (род. 1922 г.) тяготел к стихотворным формам и фантастическим образам. Его репертуар состоял преимущественно из волшебных сказок, в которых было сильно выражено мифологическое начало. В сказках Ж. Гонгора чувствовалось влияние среднеазиатских и арабских сказок10. Как заметил Д. Цэрэнсодном в своей статье «Очерк изучения монгольского фольклора», благодаря усилиям именно таких мастеров, которые сосредоточили свое искусство на исполнении фольклора, не прервалась устная традиция бытования монгольской устной народной словесности11.
В XX в. сказки в Монголии приобрели свою новую жизнь. С создания в 1921 г «Кабинета рукописей», прообраза Института языка и литературы академии наук Монголии, в стране начался активный сбор фольклорных материалов, сначала — письменный, а с середины века — фонологический (на магнитных носителях). Результатом шестидесятилетней экспедиционной работы сотрудников Института стала коллекция из более чем тысячи сказок. В свет вышли десятки научных и научно'-популярных изданий фольклорных произведений.
В настоящее время, характеризующееся угасанием эпической традиции и сужением круга распространения живого устного исполнительского мастерства сказочника, фольклорный фонд Института языка и литературы академии наук Монголии является бесценным источником для изучения монгольского устного народного творчества. Материалы фонда обогащают репертуар современных сказочников, в результате чего в Монголии возникает интереснейшее явление — устное бытование записанных учеными образцов, которое можно назвать своего рода возрождением забытой древней старины.
1 Джиованни дельПланоКарпини. История монголов, именуемых нами татарами // Собрание трудов: История монголов. М., 2008. С. 237-324.
2Ala-ad-Din Ata_Malir Juwaini. The History of the world Conqueror / Translated from the text of Mirza Muhammed Qazwini bu A. Boule. Manchester, 1958. С. 763.
3 Гаадамба М. «Монголын нууц товчоо» монгол аман зохиолд холбогдох асуудалд // Studia Mon-golica. T. VIII, F. 2. Улан-Батор, 1971. С. 34.
4 Эрдэнийн сан Субашид. Цахар гэвш Лувсанчултэмийн орчуулга ба тайлбар / Ред. Ц. Дамдинсурэн. Улан-Батор, 1990. С. 117.
5Хорлоо П. Особенности сатирических сказок монголов // Studia Folclorica. T. VI, F. 2. Улан-Батор. 1968. С. 21-32.
6 Ринчин Б. Монгол ардын аман зохиол дахь бэнсний улгэр гэдэг зуйл // ОУМЭ-ийн анхдугаар их хурал. Т. IV. Улан-Батор, 1962.
7 Цэрэнсодном Д. Бэнсэн улгэрийн онцлог байдал // Studia Folclorica. T. VI, F. 3. Улан-Батор, 1968. C. 33-45.
8 СампилдэндэвХ. Воздействие фольклора на развитие современной монгольской литературы // Роль фольклора в развитии литератур: Юго-Восточной и Восточной Азии. М., 1988. С. 171-172.
9ДaмдuнcYpэн Ц. Ардын улгэрч, хуурч, ереелч нар // Бурэн зохиол. Боть 3. Улаанбаатар, 2001. С. 158.
10Бaяcгaлaн Т. Гонгорын хэлсэн улгэр туульс. Улан-Батор, 2008. С. 29.
11 Цэpэнcoднoм Д. Монгол аман зохиол судлалын тойм // Studia Folclorica. T. XV, F. 2. Улан-Батор, 1986. С. 58.
