CC BY
42
Вестник Челябинского государственного университета.
2017. № 12 (408). Филологические науки. Вып. 110. С. 166—173.
УДК 82
БЫЛИННЫЙ ТЕКСТ КАК СРЕДСТВО ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ КОММУНИКАЦИИ
М. С. Родионов
Челябинский государственный университет, Челябинск, Россия
Рассматривается русский героический эпос как особый язык профессиональной коммуникации богатырского сословия, построенный на основе специфического информационного кода. Приведенные примеры раскрывают механизм и особенности отражения различных видов профессиональной информации, касающейся военного опыта, рыцарской модели поведения, структурной организации богатырского братства, обрядов воинской инициации.
Ключевые слова: традиционный фольклор, героический эпос, былина, профессиональная коммуникация, информационный код, информационная доминанта, модель поведения, богатырское братство, инициация.
К числу приоритетных задач современной фольклористики можно отнести необходимость выработки принципиально новых подходов к изучению традиционного фольклора. Это связано с тем, что берущая свое начало во второй половине XIX в. классическая ориентация иссле -дований преимущественно на проблемы поэтики и эволюции жанров не позволяет в полной мере решить ряд чрезвычайно важных задач, связанных с их происхождением и функциональным наполнением. При исследовании произведений устного народного творчества часто не учитывается тот факт, что изначально фольклор выполнял утилитарную, прикладную функцию и, прежде всего, был средством хранения и способом передачи от поколения к поколению актуальной информации. Следовательно, изучение информационной структуры фольклорного текста, выделение его информационной доминанты — ключ к пониманию того, для каких целей он создавался, какой социальной среде принадлежал и что должен был донести до слушателей. Сюда можно отнести и вопрос о среде формирования русского героического эпоса, крестьянская природа которого ставилась под сомнение уже некоторыми первыми исследователями, но была безоговорочно принята представителями утвердившегося в фольклористике так называемого демократического направления, которые предпочитали не замечать несоответствие объективного содержания богатырских былин мироощущению земледельца.
Информационная доминанта былин Киевского цикла явно указывает на то, что крестьянская среда не могла быть местом их создания. Авторы
этих произведений демонстрируют потрясающую осведомленность в военном деле: они имеют исчерпывающее представление о тактике оборонительного и наступательного боя конных отрядов, знакомы с деталями поединка, точно описывают вооружение и защитный комплекс конного воина и характерные приемы обращения с ними, знакомы с особенностями ведения дальней и ближней разведки. Если учесть, что рассматриваемые былины создавались в основном в Х1-ХШ вв., то есть в тот исторический период, когда социальные низы перестали играть какую-либо военную роль в государстве и, следовательно, уже не обучались воинскому искусству, то подобная осведомленность в военном деле вызывает удивление. Да и сама модель поведения героев богатырского эпоса не могла сформироваться в сознании земледельца, а уж тем более быть им реализована. Вывод может быть сделан только один: былинные тексты с информационной доминантой, ориентированной на отражение военного искусства русичей, создавались профессиональными военными и служили потребностям этой социальной среды, выполняя в том числе и специфическую коммуникативную функцию.
Одной из главных задач, обязательно встающих перед любой профессиональной корпорацией, становится задача аккумулирования, анализа, сохранения и передачи знаний и опыта, имеющих для нее определяющий, критически важный характер. Учитывая реалии средневекового общества и то, что определенный объем такого знания носит закрытый, в том числе и сакральный, характер, единственно приемлемой оказывается устная форма хранения и передачи информации.
Для русского рыцарства таким «устным» носите -лем стали былины. Именно они содержали в себе комплекс знаний, необходимых для усвоения следующими поколениями богатырей. И фиксировалась эта информация при помощи особого кода, понятного только посвященным. Поэтому можно уверенно утверждать, что в случае с былинными текстами мы имеем дело с особым языком профессиональной коммуникации.
Рассмотрим на нескольких примерах механизм трансляции информации былинным текстом. В деле воспитания подрастающего поколения решающее значение имеет передача профессионального опыта. В нашем случае речь идет прежде всего о различных сценариях ведения боя, тонкостях воинского мастерства, которое формировалось, развивалось и шлифовалось как в поединках, имитирующих условия реального боя, так и непосредственно в сражениях, а также типичных ситуациях, в которых мог оказаться рыцарь. При этом очень много внимания былины с «воинской» информационной доминантой уделяют именно описанию поединков между богатырями. Здесь обращает на себя внимание строгий порядок действий: сначала следует обмен ударами палиц, затем в ход идут копья и сабли, и, наконец, все заканчивается рукопашным боем. Следует отметить, что представленный по -рядок разительно отличается от известных нам описаний поединков европейских рыцарей, которые, как известно, начинали бой с обмена ударами длинными («долгомерными», по былинной терминологии) копьями. В русском героическом эпосе нашла свое отражение специфическая особенность поединка, в котором чаще всего приходилось принимать участие русскому конному воину. Практически все исследования по русскому военному искусству отмечают, что постоянные военные столкновения со степняками, сражающимися на легких подвижных конях, заставили русичей выработать особую тактику боя, поскольку в таких условиях длинное копье, ориентированное на удар по тяжело движущейся цели (тяжеловооруженному рыцарю) оказывалось неэффективным. Русские богатыри начинали бой именно палицей (булавой), преследуя цель либо оглушить (ошеломить) противника, либо пробить в его доспехах дыру, в которую затем можно было бы ударить коротким копьем или мечом. А поскольку воин-кочевник был наиболее частым противником, то именно этой стороне подготовки русского рыцаря уделялось основное внима-
ние, что и фиксирует былинный текст, с помощью ярких образных картин передавая знание молодым воинам.
Характерно, что в таких текстах следует обязательное уточнение того, что удар наносится «басурманским» («мурзавецким») копьем. Здесь имеются в виду облегченные короткие копья, впервые появившиеся именно у восточных народов, а затем принятые на вооружение русскими воинами. Это оружие ближнего боя, им удобно нанести удар в пробитое булавой отверстие. Поэтому всегда, когда речь идет о непосредственном столкновении воинов, былинные богатыри используют именно восточное копье. В то же вре -мя, когда речь идет об атаке и дальнем бое, авторы былин используют другой термин — «копье длинномерное», тем самым указывая уже на другой вид оружия — традиционное длинное копье. Таким образом, былины ориентируют слушателя в стандартной для профессионального военного ситуации, подсказывая, где и когда применяется то или иное оружие.
Кстати сказать, восточный тип копья был достаточно хрупким оружием, поскольку его легкость достигалась не только за счет уменьшения длины, но и в результате использования полого древка. Именно потому у былинных богатырей они часто ломаются, гораздо чаще, чем другие виды оружия. Это можно интерпретировать как своеобразное предупреждение будущего воина о специфических особенностях его вооружения.
Нашел отражение в былинах и другой аспект воинского искусства: тактика оборонительного и наступательного боя русских богатырей. При наступательном бое русские рыцари (как, впрочем, и европейские) использовали удар клином (сильный центр и более слабые фланги) с целью рассечения главных сил противника и уничтожения их по частям. Такая тактика была выработана у русских в борьбе с кочевниками, а у европейцев — с арабами: восточные народы не имели четкого военного строя, предпочитали нападать массой. В былинах мы встречаем стандартную ситуацию: когда речь идет о подготовке богатырей к нападению на татар (кочевников), русские воины всегда формируют клин: в центре оказывается наиболее сильный Илья Муромец, по флангам богатыри послабее. Характерно использование авторами былин профессионального термина для обозначения центра строя — матица. Подобный термин мы встречаем и в русских летописях, например, в «Летописце Даниила Галицкого», автором
которого, как было давно доказано, являлся профессиональный воин.
Другая особенность тактики русских рыцарей выражается термином «напуск», встречающимся во многих былинах. Напуск — быстрая, скоротечная атака. Если она не давала результата, отряд отступал, а затем вновь атаковал. Как правило, напуск предпринимался отрядом трижды. В былинах с рассматриваемой информационной доминантой сохраняется такой порядок действий, и троекратная атака богатыря — это не дань эпической традиции, а отражение реального боевого опыта, предназначенного для передачи молодому поколению рыцарей. Кстати, сам термин «рыцарь» также встречается в былинах. Например, в былине «Добрыня и Змей» из сборника Гильфердинга [3] князь Владимир:
По три дня да тут билич кликал,
А билич кликал да славных рыцарей...
Трудно представить, что подобное слово было в крестьянском обиходе. Контекст его употребле -ния более связан с самоназванием.
Вообще профессиональной воинской терминологии в рассматриваемых былинах более чем достаточно. В качестве примеров можно привести следующее: взять за щитом город (то есть взять приступом, когда наступающие воины прикрывались щитами от стрел и камней, летящих с крепостных стен), нож булатный на кресте (речь идет о специфическом оружии, совмещающем в себе крест и клинок, подобном некоторым образцам европейских рыцарских мечей, которые, будучи воткнутыми в землю, превращались в молитвенный крест благодаря особой форме рукояти), насадка (рукоятка копья), парубок (оруженосец), заговорная дружина (то есть заговоренная), гридня, поляковать (странствовать в поисках ратного дела), ратовище (копье), поприще (ристалище), старый казак (пожизненный воин).
Эта терминология не могла быть использована крестьянами, если бы те являлись первотвор-цами былинных текстов. Она чужда и непонятна этой социальной среде, что подтверждается неправильным ее использованием в тех былинах, где мы сталкиваемся с «переформатированной» информационной доминантой, отражающей крестьянское мироощущение.
Кстати сказать, система сравнений в былинах с «воинской» информационной доминантой также указывает на рыцарскую среду их формирования:
У того Скименарыло, как востро копье,
У того Скимена уши — калены стрелы... [1. № 21]
Ясно, что для крестьянской среды характерна другая система сравнений, связанная с сельскохозяйственной терминологией.
Нашел свое отражение в текстах богатырских былин и кодекс поведения рыцаря. Он содержит положения, известные нам из уставов европейских рыцарских орденов: любить свою Родину, защищать Церковь даже под угрозой смерти, защищать женщин и слабых, нести правосудие среди зла и беззакония. Подобный набор в своей совокупности не мог быть сформирован крестьянской средой, поскольку известно, что связанный с ней фольклор по природе своей атеистичен, и, значит, положение о защите церкви, о приоритете ее интересов чуждо этому классу. Вывод напрашивается сам собой: наказы, которые в былинах получает от старшего поколения молодой богатырь, вступающий на жизненный путь профессионального воина, не что иное, как зашифрованный устав, как основные положения рыцарского кодекса чести, в своей совокупности понятные только посвященному.
Другой аспект информационного посыла киевских былин связан со структурной организацией русского богатырства. В этом контексте чаще всего упоминается богатырское братство. Сразу возникает серия вопросов: Что это за структура? Как она организована? Какая идеология положена в ее основу? Как русское богатырское братство сопряжено с традиционными европейскими рыцарскими орденами? При внимательном прочтении былинные тексты дают возможность ответить на эти вопросы. Действительно, содружество былинных богатырей четко вписывается в общую логику возникновения, развития и функционирования средневековых рыцарских орденов, которые никогда не были чисто военной организацией и для которых ритуальная и духовная сторона часто имели определяющее значение. Проще говоря, сначала формулировалась идея, а уж потом под нее создавалась подходящая структура, где основополагающими принципами были добровольность участия и готовность умереть за общее дело. Именно на такой основе и формируется в русских былинах богатырское братство, определяющими идеями которого становятся защита родной земли и православной веры. В русском эпосе оно представлено прежде всего знаменитой тройкой Киевского цикла. Очевидно, что
растиражированный демократической фольклористикой взгляд на Илью Муромца, Добрыню Никитича и Алешу Поповича как на воплощение наиболее общих народных представлений о защитнике Родины не исчерпывает всей глубины и сложности этих образов. Так, например, тот же Добрыня не может быть назван народным защитником, поскольку, например, в былине «Добрыня и Змей» четко обозначено, что полоны он освободил попутно, вызволяя княжескую племянницу. Иначе говоря, если бы не беда, случившаяся с членом княжеской семьи, этот богатырь только из-за простых людей не стал бы вступать в бой с чудовищем. Не менее странным оказывается в этой тройке и поповский сын Алеша, поскольку общеизвестно недружелюбное отношение народа к духовному сословию, на что указывает огромное количество антипоповских фольклорных текстов. И вдруг выходец из этой среды оказывается одним из главных героев богатырского эпоса. Да и сам Илья Муромец все же больше говорит о защите веры христианской и границ Русского государства, а не о защите вдов и сирот. Все это наводит на мысль, что объективное содержание рассматриваемых образов мало связано с мировоззрением крестьянства.
Таким образом, ключом к пониманию системы идей, отраженных в знаменитой киевской тройке и транслируемых слушателям, должна быть их привязка к духовно-рыцарской среде. В этом контексте прежде всего обращает на себя внимание тот факт, что в подавляющем большинстве песен Илья, Добрыня и Алеша представлены как единое целое, как крестовые братья, связанные одной целью и одной судьбой. То есть, по сути, мы имеем дело с триадой, каждый элемент которой отражает различные ипостаси одного целого. Уместно предположить, что творцы былин, представляющие духовно-рыцарскую среду, тесно связанную с церковью, использовали наиболее привычную им модель реализации идеи — концепт Троицы. Тогда возникает вопрос: какая информация зашифрована в этой взаимосвязанной системе образов? Прежде всего, речь должна идти о той сумме знаний, которая необходима каждому члену братства (ордена). И дело здесь не только о воинских навыках, без которых рыцарю не выжить. В большей степени это касается морального кодекса, которым он должен руководствоваться в своей повседневной жизни в братстве. Несомненно, первый информационный пласт, выделяемый в данной триаде, — это кодекс
воина, тогда каждый из трех богатырей воплощает в себе одно из ключевых его положений: Илья Муромец — идею патриотизма и воинской доблести, бескорыстного служения идее; Добрыня Никитич — идею «вежества», умудренности в книгах, дипломатичности; Алеша Попович — идею изощренности, изворотливости ума, воинской хитрости. Сложенные вместе, эти категории формируют общую концепцию идеального воина-рыцаря, на которую должно ориентироваться молодое поколение братьев.
Данная триада имеет, очевидно, и другую информационную нагрузку. Можно предположить, что в ней нашла свое частичное отражение и организационная структура богатырского братства. Пример аналогичных европейских структур показывает, что рыцарский орден — чрезвычайно сложное образование, включающее в себя посвященных (высшее руководство), ударную воинскую силу (рыцарей), резидентов, послушников, духовников-монахов и так далее. В этом контексте можно предположить, что Добрыня представ -ляет высшее руководство братства (но при этом не является его главой), Илья Муромец связан с рыцарским кругом, а в Алеше отразились представления о монахах-духовниках, также способных в случае необходимости держать оружие.
Отдельного внимания заслуживают отношения былинных богатырей с киевским князем. С одной стороны, они служат князю Владимиру (здесь очень важно отметить, что не киевскому великому князю, а именно Владимиру), но в то же время его вассалами не являются. Поэтому по -следнему приходится часто уговаривать богатырей начать действовать, убеждать их в своей правоте, в необходимости выполнить его распоряже -ние, и нередко богатырь соглашается, подчиняясь при этом не князю, а мнению большинства. Так, например, в уже упомянутой былине «Добрыня и Змей» идея отправить Добрыню выручать племянницу из змеиного плена принадлежит не князю, а Алеше Поповичу. Владимир же лишь соглашается с этим предложением. В былинах мы часто видим, что князь не может приказать богатырям единолично, он должен их попросить, а если приказывает, то опирается при этом на мнение других рыцарей, то есть озвучивает некое коллегиальное решение:
Тут Олешенька Григорьевич по горенке поха-живат,
Пословечно князю выговариват:
«Ты Владимир князь да стольнё-киевской!
А й накинь-ко ту ведь служобку великую, Да велику служобку немалую, На того да на молодого Добрынюшку»... Тут Владимир князь да стольнё-киевской Приходил-то он к молодому Добрынюшке, Говорил Добрыне таковы слова: «Ты молоденькой Добрынюшка Микитинец! Налогаю тоби служобку великую». [3. II, № 79] Примеров такого рода в богатырских былинах достаточно много. К ним относятся сюжеты «Дунай и Добрыня сватают невесту князю Владимиру», «Добрыня Никитич и Василий Казимирович», «Илья в ссоре с Владимиром», «Мишута Данилович» и ряд других.
Отсюда напрашивается вывод, что изображенный во многих былинах Киевского цикла князь Владимир выступает не как глава государства, не как сюзерен, чье слово закон для подданных и вассалов, а как первый среди равных, чья власть велика, но не абсолютна, то есть именно такая, какой обладали магистры наиболее известных духовно-рыцарских орденов. Здесь более подходит параллель со взаимоотношениями великого магистра и капитула, характерная для европейских орденов. Кстати сказать, в классической «Книге о рыцарском ордене» Раймона Льюля, написанной в 1275 г., предпочтение отдается ситуации, когда во главе ордена стоит глава государства, хотя тут же оговаривается и другое: по отношению к членам ордена его власть не может быть абсолютной. «Подобно Творцу, который всему является господином, император должен быть рыцарем и господином для всех рыцарей; однако один он всеми рыцарями управлять не имеет возможности, поэтому помогать ему управлять рыцарским орденом должны монархи, которые, также будучи рыцарями, уступали бы ему по положению» [2].
При этом важно учесть, что речь идет именно о духовно-рыцарском (то есть военном) ордене, задачи которого включают оборону государственных рубежей и превентивную борьбу со Степью. В итоге должна была сложиться соответствующая структура, которая бы позволяла успешно решать весь комплекс озвученных задач. Ее характеристику мы также можем найти в былинах Киевского цикла. Прежде всего, нужно отметить сложную внутреннюю организацию военной составляющей ордена. Здесь можно выделить разведку, основные силы, рассредоточенные по богатырским заставам, мобильные отряды, способные совершать рейды на территорию противника, отряды наемников, предлагавшие свои услуги
другим христианским правителям. О наличии у богатырского братства своей разведки сообщают многие былины. Один из наиболее ярких примеров мы видим в песне «Илья Муромец и Идолище в Царьграде». По сюжету некий калика по имени Иванище собирает точные сведения о врагах, захвативших Царьград, а потом передает их Илье Муромцу, который, в свою очередь, опираясь на полученные данные, начинает боевые действия: Как это сильное могучее Иванище Хватил-то он татарина под пазуху, Вытащил поганого на чисто поле, А начал у поганого доспрашивать: «Ай же ты татарин да неверныий! А ты скажи, татарин, не утай себя: Какой у вас погано есть Идолище, Велик ли он ростом собой да был?» [3. I, № 48] А вот пример из песни «Илья Муромец в изгнании и Идолище»:
Это калика да все увидела, Все увидела да все услышала... Все разведала, рассказала им... [4. № 26] Нужно отметить, что во многих дошедших до нас богатырских былинах слово «калика» (богатырь во смирении и богоугодных делах, как определяет его В. И. Даль) воспринимается сказителями как существительное не мужского, а женского рода. Это еще один пример того, что крестьянская среда, где и были записаны данные тексты, является для этих произведений абсолютно чуждой, если перед нами налицо элементарное непонимание базовой терминологии.
Особое место в текстах русских богатырских былин занимает информация, относящаяся к посвятительным инициациям, через которые в обязательном порядке проходили все юноши, посвящаемые в рыцари, и рыцари, принимаемые в полноправные члены ордена. Опираясь на весь имеющийся в нашем распоряжении комплекс данных, можно уверенно утверждать, что русский героический эпос не только зафиксировал сам факт существования института инициации в Киевской Руси, но и оставил достаточно подробные сведения о механизме его применения. Правда, это справедливо и по отношению к другим тематическим блокам русских былин, в каком-то одном тексте мы не найдем всего объема информации такого рода. Учитывая уровень сохранности данных текстов и то, что в течение многих столетий они находились в чуждой им социальной среде, достаточно полное представление о богатырских обрядах инициации можно получить, только сум-
мируя данные, извлекаемые из разных эпических песен.
При рассмотрении данного вопроса важно также учесть, что древнерусский и западноевропейский обряды воинской инициации имеют больше общего, чем различий. С одной стороны, это объясняется единым вектором исторического и социокультурного развития Руси (до татаро-монгольского нашествия) и Европы, а с другой — общими корнями всех подобных обрядов, в своей основе связанных еще с мифологическим сознанием доклассового общества. Сам процесс инициации был достаточно растянут во времени и распадался на три основные фазы: выделение индивида из коллектива (так называемая ритуальная смерть для воскресения к новой жизни), пограничный период и реинкорпорация в коллектив.
Итак, воинско-дружинная инициация начиналась с обрядового отделения будущего дружинника от привычной для него среды существования — коллектива и семьи. Примером такого ритуального отделения является традиция передачи боярами своих сыновей на воспитание за пределы семьи так называемым кормильцам. Но настоящее выделение юноши из коллектива, в котором он до тех пор воспитывался, происходило в момент проводов его ко двору князя или крупного боярина, занимавшего, например, пост воеводы, где молодому человеку и предстояло начать военную службу. По прибытии юноша в определенной обрядовой форме представлялся князю и его дружине. Об этом можно судить по тому, как представляются Владимиру былинные богатыри в момент их первой встречи. Вообще, судя по всему, это было от начала до конца ритуальное действо, в котором звучали заранее известные вопросы (о происхождении «соискателя», о том, откуда он родом, о цели его приезда и т. п.) и требовались соответствующие обязательные ответы. Иначе говоря, выстраивать свое поведение и вести разговор следовало по строго определенной модели — «по-писаному», «по-ученому». Вот былинные примеры такого представления: Да крест-от кладут-де по-писаному, Поклон-от ведут да по-ученому, Молитву творят да все исусову, Они бьют челом на вси чотыри стороны... «Ты здраствуй, Владимир стольнокиевской!». Говорит-то Владимир стольнокиевской: - Вы здраствуй, удалы добры молодцы! Вы какой жо земли, какого города, Какого отца да какой матушки?
Как вас, молодцов, да именём зовут? Говорит тут удалой доброй молодец: «Меня зовут Олешой нынь поповицём, Попа бы Левонтья сын Ростовского, Да другой-от Еким, Олешин паробок». [4. № 85]
Крест-от клал он [Илья Муромец] по-писаному.
Вел поклоны по-ученому,
На все на три, на четыре на сторонки низко кланялся,
Самому князю Владимиру в особину, Еще всем его князьям он подколенныим. Тут Владимир-князь стал молодца выспрашивать:
«Ты скажи-тко, ты откулешний, добрый молодец,
Тебя как-то, молодца, да именем зовут, Величают, удалого, по отечеству?» Говорил-то старый казак да Илья Муромец: «Есть я с славного из города из Мурома, Из того села да Карачарова, Есть я старый казак да Илья Муромец, Илья Муромец да сын Иванович». [3. II, № 74] Кстати сказать, подобный ритуальный сценарий представления кандидата в члены рыцарского сообщества имел место не только при дворах светских правителей или крупных рыцарей-феодалов, обладавших правом посвящения, но и при принятии в духовно-рыцарские ордена. Так, например, сохранившийся Устав Ордена Тамплиеров в части, регламентирующей принятие в орден новых членов, дает развернутый сценарий будущего действа, в котором четко сформулированы вопросы, которые должны задать магистр ордена и потенциальные братья претендента, и ответы, который неофит должен дать. Вот фрагмент такого ритуального диалога: «Магистру следует сказать снова, что если кто-либо знает что-нибудь еще, тот должен это сказать, и лучше сейчас, чем позже. И если никто ничего не сказал, следует ему спросить: "Желаете ли вы, чтобы его привели именем Господа?". И достойные люди скажут: "Приведите его именем Господа" и затем те, кто говорил с ним, должны вернуться и спросить: "Ты по-прежнему желаешь [стать нашим братом]?". И если он скажет: "Да", им следует сказать ему и научить его, как он должен просить общества Дома. Должен он войти в капитул и преклонить колена перед тем, кто возглавляет его, соединив ладони, и должен сказать: "Сир, вот я пред Богом и вами, и пред
братьями, и прошу вас во имя любви Господней и Девы Марии ввести меня в ваше общество, и под покровительство Дома, как человека, который желает быть слугой и рабом Дома вовеки"».
Далее начинался курс обучения будущего воина, который должен был освоить все виды оружия, различные приемы рукопашной борьбы и рыцарских упражнений, технику верховой езды. Естественно, что все это происходило под руководством наставников из числа наиболее опытных воинов. Былинных примеров такого рода мы знаем достаточно много: так, наставником Ильи Муромца был Святогор:
Тогда Святогор жену свою богатырскую убил, А с Ильей поменялся крестом И назвал меньшим братом. Выучил Святогор Илью все похваткам, Поездкам богатырским... [3. I, № 1] Богатыря Михаила (Михайло) воинскому искусству обучал родной отец — Данило Игнатьевич. Своих подопечных «паробков» (слуг-оруженосцев) имеет и каждый из богатырей главной эпической тройки.
Однако одним формированием рыцарских навыков на этом этапе не ограничивались. Будущие рыцари должны были еще и прислуживать своим наставникам. В этом также заключался ритуальный, сакральный смысл: выполнение выходцами из знатных семей обязанностей слуг указывало на их приниженное положение, что как раз характерно для второй, порубежной, фазы инициации. Например, одно из положений Устава Ордена Тамплиеров гласит: «И если этот брат — сержант, и он желает быть братом конвента, ему могут приказать выполнять одну из простейших работ, что у нас есть, возможно, у печи или на мельнице, или на кухне, или с верблюдами, или в свинарнике, или другую обязанность, и другие суровые повеления будут тебе давать; когда ты за столом и желаешь есть, кто-то прикажет тебе идти, куда он пожелает, и ты не будешь знать куда. И многие жалобы, что ты услышишь не единожды, должен ты перенести. Теперь решай, добрый благородный брат, смог бы ты вынести все эти трудности?».
Один из крупнейших исследователей инициа-тических обрядов В. Тэрнер по этому поводу замечает: «Поскольку иницианты во время лими-нальной фазы "умирают" в своем старом качестве, а нового еще не приобретают, они в это время пребывают "в промежутке между положениями, предписанными и распределенными законом, обычаем, условностями и церемониалом", представляя собой "ни то ни се"». Поэтому не случайно и «паробки» богатырей выполняют при них не только роль оруженосцев, но и слуг.
Ключевым сакральным элементом обряда инициации является ритуальный обмен нательными крестами. В былинах Киевского цикла такой обмен всегда происходит между старшим (ветераном) и младшим (начинающим свой воинский путь) богатырем: так, например, Святогор обменивается крестом с Ильей Муромцем, а тот в свою очередь — с Добрыней, играющим в эпической тройке роль «брата среднего», и так далее. Это чрезвычайно важный момент, символизирующий окончательный прием молодого воина в богатырское братство, его переход в статус «крестового брата» и превращение в полноправного члена закрытой корпорации профессиональных воинов. Здесь важно подчеркнуть, что этот ритуал означает прием именно в братство, где все равны и действует заповедь «меньшему брату слушать брата большего, а большему слушать брата меньшего», а не в княжескую дружину, где воины являются не братьями, а вассалами своего господина и действует жесткая иерархическая вертикаль, требующая безусловного подчинения младшего старшему. К этому остается добавить, что члены европейских рыцарских и духовно-рыцарских орденов также называли себя братьями, поэтому термины «братство», «богатырское братство», «рыцарское братство» в принципе означают одно и то же — рыцарский орден.
Все это означает, что былинный текст представляет собой сложную коммуникационно-информационную систему, нацеленную на сохранение и передачу специфического знания, предназначенного для профессиональной воинской среды.
Список литературы
1. Былины и песни южной Сибири. Собрание С. И. Гуляева. — Новосибирск, 1952.
2. Льюль, Р. Книга о рыцарском ордене / Р. Льюль. — М., 1997.
3. Онежские былины, записанные А. Ф. Гильфердингом летом 1871 года. — М. ; Л., 1949-1951. — Т. ЫП.
4. Печорские былины. — СПб., 1904.
Сведения об авторе
Родионов Михаил Сергеевич - кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка и литературы историко-филологического факультета, Челябинский государственный университет. Челябинск, Россия. [email protected]
Bulletin of Chelyabinsk State University.
2017. No. 12 (408). Philology Sciences. Iss. 110. Pp. 166—173.
EPIC TEXT AS A MEANS OF PROFESSIONAL COMMUNICATION
M. S. Rodionov
Chelyabinsk state university, Chelyabinsk, Russia. [email protected]
This article considers the Russian heroic epos as a special language for professional communication the heroic class, is built on the basis of specific information code. The above examples reveal the mechanism and features of the reflection of various types of professional information relating to military experience, the knightly model of behavior, the structural organization of the heroic brotherhood, rituals of military initiation.
Keywords: traditional folklore, heroic epos, epic, professional communication, information code, information dominance, model of behavior, heroic brotherhood, initiation.
References
1. Byliny i pesni Juzhnoj Sibiri. Sobranije S.I. Gulyaeva [Bylin and songs of southern Siberia. Collection of S.I. Gulyaev]. Novosibirsk, 1952. (In Russ.).
2. Lyul Raymond. Kniga o rycarskom ordene [The book is about a knightly order]. Moscow, 1997. (In Russ.).
3. Onezhskije byliny, zapisannyje A.F. Gilferdingom letom 1871 goda. T. I-III [The Onego epics, recorded by A.F. Hilferding in the summer of 1871. Vol. I-III]. Moscow; Leningrad, 1949-1951. (In Russ.).
4. Pechorskije byliny [The Pechora epics]. St. Petersburg, 1904. (In Russ.).
