CC BY
344
Вестник Челябинского государственного университета. 2013. № 35 (326). Филология. Искусствоведение. Вып. 85. С. 99-103.
ИЗОБРАЖЕНИЕ БОЕВОГО КОНЯ В РУССКИХ БОГАТЫРСКИХ БЫЛИНАХ
Рассматривается вопрос о среде формирования русского героического эпоса. На примере того, как в былинах показан богатырский боевой конь, приводятся аргументы в пользу профессиональной военной принадлежности их создателей.
Ключевые слова: богатырские былины, защитный комплекс, боевой конь, информация, информационная доминанта, информационный след, социальная среда, вооружение.
Вопрос происхождения русского героического эпоса является одним из наиболее сложных в отечественной фольклористике. Его контекст включает в себя и проблему среды формирования богатырских былин. Длящийся уже на протяжении полутора веков спор выявил два основных варианта ее решения: сторонники первого рассматривают былины Киевского цикла как продукт творчества дружинных и придворных певцов (аристократическая теория), их оппоненты настаивают на версии крестьянского происхождения героического эпоса. При этом для последних одним из наиболее весомых аргументов является тот факт, что былины были записаны именно в крестьянской среде, к тому же еще и географически оторванной, а то и изолированной от территорий, на которых возникла и развивалась Киевская Русь и где действительно существовали княжеские и богатырские дружины. Однако важно отметить, что среда бытования фольклорного произведения и среда его формирования не всегда совпадают. Фольклористика знает немало примеров, когда текст, отражающий мироощущение одной социальной группы становился популярным в среде, не имеющей к его созданию никакого отношения. И здесь самое время вспомнить известный тезис В. Г. Белинского о том, что не все народно, что бытует в народе.
При решении вопроса происхождения фольклорного произведения гораздо важнее оказывается не от кого оно было записано, а чье мировоззрение и мироощущение выражает, какой жизненный опыт нашел в нем свое отражение. И в этом отношении богатырские былины никак не подходят под определение крестьянского творчества. Их информационная доминанта явно указывает на то, что крестьянство не могло быть создателем данных произведений. Русские богатырские былины демонстрируют потрясающую осведомленность своих создателей во
всем, что касается подготовки конного воина, то есть представителя того рода войск, который в средневековом обществе комплектовался исключительно профессионалами. Героический эпос несет в себе информацию о стратегии и тактике оборонительного и наступательного боя конных отрядов, особенностях разных видов поединка (между тяжеловооруженными рыцарями, между легковооруженными рыцарями, между рыцарем и степняком). Его создатели точно описывают вооружение и защитный комплекс конного воина. Если учесть, что рассматриваемые былины создавались в Х1-ХШ вв., то есть в тот исторический период, когда социальные низы перестали играть в государстве какую-либо военную роль и, следовательно, уже не обучались воинскому искусству, то подобная осведомленность в военном деле вызывает удивление, но только в том случае, если рассматривать богатырский эпос как продукт крестьянского творчества. А вот если видеть в качестве его творцов дружинных певцов, то тогда все встает на свои места.
Рассмотрим все вышесказанное на примере того, как в былинах Киевского цикла описывается важнейшая составляющая богатырского вооружения - боевой конь. Интересно, что былины много и подробно рассказывают о процессе седлания коня, но ничего не говорят о его защите, о конских боевых доспехах. В связи с этим важно отметить, что некоторые исследователи истории русского оружия (например, М. В. Горелик1) высказывают сомнения в том, что на Руси вообще применялись конские доспехи, другие же (А. Ф. Медведев2, А. Н. Кирпичников, Е. В. Черненко3) говорят об их ограниченном применении в борьбе с кочевниками и активном использовании в столкновениях с европейским рыцарством. Представляется, что сторонники конского доспеха все же правы. И печенеги, и половцы защищали своих коней,
поэтому вряд ли русские всадники выходили на бой с ними без должной защиты своих скакунов. Это означало сделать их легкой мишенью для вражеских стрел и дротиков и тем самым заранее обречь себя на поражение. Другое дело, что тяжелая броневая защита здесь была непригодна. Это было связано не только с высокой маневренностью печенежских и половецких отрядов (тяжелая защита русского коня делала бы его малоподвижным), но и с природно-климатическим фактором: многие походы русских князей в степь продолжались несколько дней, а то и недель, при этом коней даже не расседлывали, так как в случае внезапного нападения кочевников всегда нужно было иметь возможность вскочить в седло и вступить в бой. Очевидно, именно этим и объясняется тот факт, что в былинах богатырь седлает коня только тогда, когда отправляется из дома в «чисто поле», но если говорится о пребывании витязя на приграничной территории или территории врага (в поле), то ни о каком седлании речь уже не идет: богатырь, даже после долгого сна, просто вскакивает на «своего добра коня», а это означает, что конь уже оседлан и готов к бою, как мы это видим в былине «Бой Добрыни с Дунаем»:
Пробуждался наш Добрыня от крепкого сну, Он легко-скоро скакал да на резвы ноги, Закричал он, зазычал громким голосом: Уж ты, конь мой, конь да лошадь добрая! Ты топериче бежи, конь, из чиста поля...» Услыхал во чистом поле его добрый конь. Он бежал к ему да скоро-наскоро. Скакал тут Добрыня на добра коня, Да поехали богатыри на три поприща...
(Григорьев4, II, № 21)
Поэтому легко себе представлять, что было бы в степи в летнюю жару с животными, облаченными в тяжелые пластинчатые доспехи европейского типа, сколько бы под ними скапливалось пота, какое бы раздражение на коже и какие раны это вызвало и как бы это все отразилось на состоянии коня. Следовательно, если в степном походе и использовался конский доспех, то, очевидно, предельно облегченный, наподобие тех, что применяли сами кочевники.
Все это дает основание предположить и то, что если у богатырей в степи кони не оседланы, это означает их демонстративное нежелание сражаться, как мы это видим в былине «Илья Муромец и Калин-царь», где богатыри во главе с Самсоном Самойловичем сначала отказыва-
ются бить поганых вместе с Ильей Муромцем, а затем, предварительно оседлав коней, приходят ему на помощь.
Вообще, судя по существующим исследованиям, Русь не была родиной конского доспеха. Здесь использовались боевые комплекты, разработанные как на Востоке (степной вариант), так и на Западе (европейский вариант). Возникает вопрос: пользовались ли былинные богатыри конским доспехом, если никакого его описания, а равно как и описания процесса облачения в него боевого коня эпические песни не дают? Очевидно, все же пользовались, и следы этого в дошедших до нас былинах все же сохранились, хотя их информационный след крайне слаб и расплывчат. Вероятно, это объясняется тем, что былины сохранила для нас социальная среда, предельно далекая от той, в которой складывался богатырский эпос. Для крестьянина, который в лучшем случае запрягал свою лошадь в телегу или в плуг и жил спустя столетия после описанных событий, процесс подготовки боевого коня был, конечно, абсолютно непонятен, поэтому информация, связанная с ним, передавалась механически, неосмысленно и вследствие этого подвергалась активной диффузии. В конечном итоге это привело к полномасштабному информационному сбою. Поэтому былины практически утратили сведения о конском доспехе. Но поскольку полностью информация исчезнуть все же не может, попытаемся отыскать ее следы в дошедших до нас эпических песнях.
Во-первых, хоть и смутное, но упоминание о конском доспехе в былинах все же есть. Так, в былине «Застава богатырская» Илья Муромец говорит:
Ох вы ой еси, русские богатыри! Вы седлайте-уздайте да коня доброго, Вы кладите всю сбрую да лошадиную, Кладите всю приправу богатырскую.
(Ончуков5, № 1)
Очевидно, упомянутая здесь «приправа богатырская» и есть конский доспех, который, действительно, надевался в последнюю очередь. Еще один подобный пример находим в былине «Добрыня Никитич и Василий Кази-мирович»:
Как из далеча, далеча, из чиста поля Два коня бегут, да два могучие Со всею сбруею богатырскою.
(Гуляев6, № 10)
Другим косвенным свидетельством наличия у русских богатырей конских доспехов является описание процесса седлания боевого коня. Как правило, в былине это выглядит так:
Стал добра конь он заседлывать: На коня накладывает потничек, А на потничек накладывает войлочек... А на потничек подкладывал подпотничек, На подпотничек седелко клал черкасское... И подтягивал двенадцать подпругов
шелковых, И шпилечки он втягивал булатные, И стремяночки покладывал булатные, Пряжечки покладывал он красна золота...
(Гильфердинг7, II, № 75)
Седлал Бурка в седлышко черкасское... Он на потнички да клал войлочки, Клал на войлочки черкасское седлышко, Всё подтягивал двенадцать тугих подпругов. Он тринадцатый клал да ради крепости... Подпруги были шелковые, А шпеньки у подпруг все булатные...
(Гильфердинг, II, № 148)
Как видим, процесс седлания богатырского коня в таком изображении вызывает одно лишь недоумение. Прежде всего обращает на себя внимание довольно странное седло, в котором не то 12, не то 13 подпруг, тогда как у обычного (в том числе и крестьянского) седла их всего одна или две, и только у так называемых ковбойских седел, предназначенных для родео, число подпруг может доходить до четырех. Во-вторых, под седлом мы видим какой-то слоеный пирог из потников, подпотников и войлоков, что тоже не соответствует технологии седлания. Получается, что исполнители былин (крестьяне!) понятия не имели о том, как оседлать коня, если в итоге нарисовали такую фан-тасмагоричную картину. Вряд ли это так: ведь в тех местах, где были записаны былины, лошади в крестьянских хозяйствах использовались, да и верховая езда там тоже практиковалась.
Тогда в чем же дело? А скорей всего в том, что процесс седлания боевого коня в домонгольской Руси был настолько сложен и настолько отличался от простого крестьянского варианта Нового времени, что произошел очередной информационный сбой. В итоге крестьянские исполнители пытались свести его описание к процессу, более им понятному, а незнакомые детали экипировки или отбрасывали,
или «приспосабливали» по своему разумению. На самом деле, конечно, никакого «слоеного пирога» под богатырским (рыцарским) седлом не было: сначала на спину лошади накладывался потник, а затем устанавливалось седло. Правда, иногда, в случае использования тяжелой защиты воина, когда масса последнего значительно возрастала, чтобы не сбить спину коня, приходилось использовать дополнительный амортизатор, помещаемый между потником и седлом. Очевидно, он и имеется в виду, когда в былинном тексте говорится о «подпот-ничках». Кстати сказать, этот дополнительный амортизатор чаще всего упоминается именно в связи с Ильей Муромцем - самым могучим и, следовательно, самым тяжелым из русских богатырей.
Что касается упоминаемых в былинах войлоков, то они помещались не под седлом, а укладывались на него для того, чтобы воину было удобнее и соответственно мягче сидеть. Это называлось подкладом. Чаще всего для него использовался именно войлок, реже в этой роли выступала кожаная подушка, наполненная шерстью или пухом. В домонгольский период удобство посадки и большую устойчивость всаднику обеспечивал также «живец» - кожаная полоса, натянутая между луками седла. Скорей всего, часто упоминаемая в былинах тринадцатая дополнительная подпруга и есть упомянутый «живец»:
Да застегивал двенадцать тугих подпругов,
Да тринадцатый тянул через хребетну
степь, -
Да не ради бы басы, да ради крепости,
Еще ради бы опору богатырского.
(Григорьев, II, № 233)
При этом остается вопрос: что же тогда имеется в виду под остальными десятью подпругами? Ясно, что в таком количестве никакого отношения к креплению седла они иметь не могли, и только крестьянская фантазия приписала им это назначение. Очевидно, речь идет о конском доспехе, представлявшем собой комплекс из нескольких деталей с индивидуальным креплением. К сожалению, в древнерусских письменных источниках нет описания конского доспеха, но с большой долей уверенности можно говорить, что доспехи, применяемые в сражениях с кочевниками, мало чем отличались от традиционного восточного защитного комплекта, описание которого дает,
например, Джованни дель Плано Карпини8: «Прикрытие лошади они делят на пять частей: с одной стороны одну, а с другой стороны другую, которые простираются от хвоста до головы и связываются у седла и позади седла на спине и также на шее; также на крестце они кладут другую сторону там, где соединяются связи двух сторон; в этом куске они делают отверстие, через которое вставляют хвост, и на грудь также кладут другую сторону. Все части простираются до колен или до связок голеней; и перед лбом они кладут железную полосу, которая с обеих сторон шеи связывает с вышеназванными сторонами»9. Таким образом, восточный конский доспех представлял собой систему из двух боковин с нагрудником, нижний край которых опускался ниже колен лошади, накрупника, нашейника и сплошной конской маски, которая закрывала всю голову животного, за исключением глаз и рта. Итого пять деталей с парой креплений каждая, то есть в сумме мы получаем искомые десять подпруг (а в данном контексте крепежных ремней). Итак, 10 ремней доспеха плюс 2 ремня седла и дают те самые 12 (ремней) подпруг, о которых постоянно говорится в былинах (плюс «живец» - тринадцатая подпруга).
Еще одним подтверждением того, что русские былинные богатыри используют в степи легкие конские доспехи, является использование ими плети как средства конновождения. Тяжелая броневая защита делала плеть абсолютно бесполезной, и ее заменяли шпоры. Кстати сказать, еще одна причина использования плети крылась в особенностях седла, применяемого в степном бою. Для того чтобы в условиях скоротечного маневренного боя всадник был более подвижным и мог легко поворачиваться в седле и стрелять из лука или наносить удары, оно снабжалось низкими луками, которые в свою очередь определяли короткие, но широкие стремена. Это давало возможность воину, приподнявшись на них и удерживаясь только шенкелями (шенкель - внутренняя, обращенная к лошади часть ноги от колена до щиколотки), балансировать корпусом и, амортизируя ногами, вести прицельную стрельбу из лука в любую сторону. Удобство заключалось в том, что воин избавлялся от тряски во время скачки: стоя на коротких стременах он сохранял корпус в относительном покое даже на быстрых аллюрах. Но при такой посадке использовать шпоры было опасно, так как они могли серьёзно поранить коня, поэтому всадники применя-
ли нагайку. Очевидно, поэтому богатырские былины ничего не говорят о шпорах, но при этом не забывают упомянуть стремена и плеть:
И берет он плетку шелкову в белы руки,
А он бьет коня да по крутым ребрам...
(Гильфердинг, II, № 75)
Бил Илья коня по крутым ребрам...
(Ончуков, № 26)
Брали молодцы коней за шелков повод,
И вставали в стременушки гольяшные...
(Гуляев, № 10)
Ставал во стремя вальщатое...
(Кирша Данилов10, № 26)
Кстати сказать, золотые пряжки и гольяш-ные, вольщатые (то есть точеные, резные, красиво отделанные) стремена не являются большим преувеличением. Их роскошь и цена являются не столько эпической гиперболой, сколько отражают реальное положение вещей. Дорогая упряжь и дорогой защитный комплект, которыми пользовались как князья и бояре, так и высшие дружинники, действительно, представляли собой высокие образцы средневекового украшенного оружия, при отделке которых использовались и драгоценные металлы, и художественная ковка.
Привлекает в былинах внимание и тот факт, что богатыри часто сами запрягают своих коней и сами облачают их в боевые доспехи. Это не случайно. Рыцарский кодекс предписывал воину, самому готовить коня перед сражением («во все вникать самому», как писал Владимир Мономах в своем «Поучении»), чтобы быть уверенным, что в ответственный момент твой конь тебя не подведет. Поэтому мы и видим, как в былинах Добрыня Никитич сам седлает коня перед сражением со Змеем, Илья Муромец - перед битвой с царем Калином, Потап Артамоно-вич - перед битвой с войском Скурлы-царя. Но при этом Константин Леонидович, отправляясь в дальнюю поездку (то есть не собираясь сражаться), сам коня не седлает. Это менее ответственное дело всегда поручалось слугам:
Выходил на крылечко на красное:
«Конюхи, приспешники!
Оседлайте скоро мне добра коня...»
(Кирша Данилов, № 26)
Таким образом, даже в условиях сильнейшего информационного сбоя, вызванного длительным хранением былин в изначально чуждой им социальной среде, эпические тексты все же сохранили следы информации, отражающей жизненный и профессиональный опыт дружинно-рыцарского сословия, что явно указывает на него как на наиболее вероятного создателя этих произведений.
Примечания
1 Горелик, М. В. Оружие Древнего Востока. М., 1993.
2 Медведев, А. Ф. К истории пластинчатого до-спеха на Руси // Совет. археология. 1959. № 2. С.119-134.
3 Кирпичников А. Н. Конское боевое наголовье первой половины XIII в. из Южной Киевщины / А. Н. Кирпичников, Е. В. Черненко // Славяне и Русь. М., 1968.
4 Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым в 1899-1901 гг. Т. II. Прага, 1939.
5 Печорские былины. СПб., 1904.
6 Былины и песни южной Сибири. Новосибирск, 1952.
7 Онежские былины, записанные А. Ф. Гильфер-дингом летом 1871 г. Т. I-III. М.-Л., 1949-1951.
8 Джованни дель Плано Карпини, член ордена миноритов (одно из подразделений ордена францисканцев), вместе с францисканцами Бенедиктом из Польши и Стефаном из Чехии был послан папой Иннокентием IV к великому хану Гуюку. Формальная цель этой поездки -попытка обращения монголов в христианство, а фактически это была хорошо подготовленная разведывательная миссия.
9 Джованни дель Плано Карипини. История монголов. М., 1997.
10 Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым. М. ; Л., 1958.
