CC BY
118
ББК: 87.8 УДК: 18:001.11
Т.В. Шоломова
буржуазность как система ценностей и Причины её отторжения русским национальным сознанием*
Речь идет о причинах отторжения буржуазности русской культурой в силу склонности к партиципации, инверсии и неспособности к медиации. Те качества буржуазности, которые кажутся европейцу положительными, русский перетолковывает в отрицательном смысле, т.к. отрицает наличие у буржуазности духовной основы. Буржуазность оказывается свойством без носителя, т.к. следы ее влияния обнаруживаются повсеместно, особенно в области искусства, но буржуазии в современной России нет, а есть только средний класс.
Ключевые слова:
буржуазность, духовность, инверсия, медиация, моральные ценности, партиципация, средний класс, эстетические ценности.
Буржуазность - это «свойство по значению прилагательного «буржуазный» -относящийся к буржуазии, характеризующийся господствующей ролью буржуазии, присущий буржуазии» [6, с. 263]. В определенный исторический момент буржуазность как свойство отделяется от социального класса-носителя и начинает самостоятельную жизнь в культуре. Отныне в «буржуазности» можно уличить любого, вне зависимости от социальной принадлежности и культурного уровня. Однако что именно «присуще буржуазии»? Н.А.Бердяев утверждал, что буржуазность не социологическая, а духовная категория, предполагающая непременно отпадение от христианства и оскудение духа, потому что буржуа действует только в пределах материального мира [3, с. 269; 4, с. 212].
Упреки в приверженности материальному миру возможны, потому что западноевропейский буржуа боролся за такое общественное устройство, которое соответствовало бы его идеалам законоправия и защиты интересов личности и собственности. В России же мы наблюдаем принципиально иное представление о собственности, неразвитость законности и свободы личности и, как следствие, апатию среднего класса [23, с. 257-258] (и, как другое следствие, негативные оценки буржуазности со стороны философской и литературной мысли).
В. Гавел высказался о буржуазности следующим образом: «Это не просто личное богатство. Это, прежде всего, определенная мораль, стиль и образ жизни, некое творческое отношение к миру, особый способ участия в жизни общества. Это, на-
конец, гордость человека чести, у которого руки чисты» [19, с. 20].
Это определение цитировал Я. Кротов, сторонник буржуазности как религиозно обоснованного (в католической традиции Фомой Кемпийским) свойства, связанного с личной свободой и ответственностью человека, которое выражается, прежде всего, в нежелании кого-то угнетать, но и в требовании не быть угнетенным; способностью смотреть на себя со стороны (т.е. терпеть антибуржуазное искусство) и с демократической формой правления (основанной на конкуренции и общении, а не на монополии и войне) [17].
Для Кротова и гавела буржуазность -это хорошо и правильно. Но даже противника буржуазности устроило бы такое ее определение, и вот почему.
И. Кант писал о дарованиях духа и дарах счастья, которые не имеют внутренней безусловной ценности; им нужна добрая воля, потому что без нее они могут стать в высшей степени дурными [16, с. 161-162]. В свою очередь, разбойник Чжи разъяснил, почему разбойники чтут добродетели не хуже мудрецов, показав, как одни и те же моральные требования успешно работают в разных ценностных системах [20, с. 179]. Положительные качества буржуа, подобно дарованиям духа и дарам счастья, перестают быть таковыми, если не имеют под собой абсолютного основания, подобного доброй воле, и могут быть с равной степенью успеха быть направлены как на доброе, так и на злое.
Та духовная основа, которая, подобно доброй воле, лежит в основе буржуазности, которую подразумевал гавел и которая
* Статья подготовлена в рамках проекта 12-03-00411 2011-09-27 Аксиосфера современности: философ-ско-эстетический анализ и нравственное обоснование социокультурных практик.
3 ю О
очевидна для любого западного европейца, у нас невоспроизводима и нам непонятна настолько, что мы отрицаем ее существование. У нас другие ценности: соборность, имперская идея и убежденность в греховности богатства. О возникновении и смысле именно такого мироотношения писал А.С. Ахиезер, показавший в исторической перспективе как сложилась и по сей день воспроизводится «манихейская» модель мира, в которой средний слой (не в социологическом, а в социокультурном смысле - как выполняющий медиаторс-кие функции) не нужен, а достаточно царя и народа. При этом вся земля и все промыслы юридически принадлежат царю (государству) и могут быть в любой момент отобраны у купца и предпринимателя [1]. При таком общественном устройстве медиационная («срединная») культура становилась не нужна и невозможна (любопытно, что автор последней по времени публикации о буржуазности отметил, что «антибуржуазность» въелась в нас настолько, что самый частый полемический аргумент сегодня - упрек оппоненту, вне зависимости от его взглядов, в отсутствии радикализма [18]).
В рамках концепции Ахиезера традиционные особенности нашего менталитета описаны в другой терминологии и с другими выводами: соборность - одно из проявлений партиципации (стремления личности к целому, являющемуся в ее сознании тотемом), «загадочная русская душа» - способ проявления инверсии в индивидуальном поведении («логически мгновенного перехода сознания к противоположному значению в изменившихся условиях» [9, с. 19]). Отсутствие медиа-ционной культуры приводит к тому, что обычная частная жизнь не наделяется вообще никакой ценностью, а всякая попытка устроить ее третируется как «мещанство» и «бездуховность».
Сравнение двух типов мироотношения показывает, что западная культура пошла по пути «опосюсторонивания», т.е. медиация для нее была средством интерпретации небесного в земном. Христианский Бог, вочеловечившись, низвел высшую нравственность из недостижимой потусторонности в повседневность, сделал ее доступной для человека, и это очеловечивание Бога дало мощный толчок «срединной» культуре и либеральной нравственности [9, с. 32-44] (т.е. как раз буржуазности).
Но русская культура рвется к потустороннему - соборно-теократическому, авторитарно-монархическому, вообража-
емым ценностям неба и светлого будущего. Сразу же после Крещения началось религиозное оправдание режима деспотии как формы партиципации, была сак-рализована ценность единства земли как имеющая приоритет надо всеми другими ценностями, сакрализировались в имперском масштабе ценности коллективные и соборные в противовес индивидуальным; также был сакрализован приоритет обсуждения в обществе державной (имперской) идеи как единства русского государства и его непреходящей ценности для русского народа. Так стала возможна русская религиозная философия, которая пыталась оправдать и самоценность личности, и потусторонность как меру этой самоценности, т.е. одновременно и «сре-динность», и партиципацию к Богу-народу. Это привело к двойным стандартам в культуре: высокой нравственной ценности человека, но высшей нравственности ценности потусторонности - в русской философии человек может оправдать сам себя только через устремленность к тотему [9, с. 47-52]. Недаром Бердяев называл критику буржуазности «великой традицией русской национально-религиозной мысли» [2, с. 525] (судя по богемным дискуссиям последнего времени [10], традиция сохраняется до сих пор).
Если понимать буржуазность как «сре-динность» и способность к наделению посюсторонних ценностей абсолютным смыслом, то именно поэтому мы ее и не приемлем, что в принципе не способны наделять ценностью посюстороннее. Поэтому для любого положительного для европейца словосочетания (понятия), взятого из определения Гавела, в русской культуре может быть отыскано отрицательное истолкование этого понятия:
1. «Не просто личное богатство». У нас оно всегда неправедное. Считается, что это из-за исключительной нравственности народа, на самом же деле - потому что право на собственность есть только у государя (государства). Представители отечественной мысли, обличая капитализм, не всегда хорошо понимали, что он из себя представляет. В романе «Подросток» как способ приобретения богатства описывается не инициатива, не внедрение новой идеи, а аскетизм в духе «Скупого рыцаря» и спекуляция [12, с. 68-71]. В качестве противовеса можно было бы привести страстную речь Ф.И.Шаляпина о том, как пробивались в широкую жизнь из деревни отцы и деды будущих крупных российских меценатов [26, с. 138-140], но Шаляпин
не «мыслитель», а певец; его заблуждение извинительно.
2. Против «определенной морали» тоже обычно никаких возражений нет. Нельзя забывать, что мелкие буржуа склонны отыскивать в художественных произведениях, прежде всего, моральный смысл [27, с. 44]; отечественные кинокритики уже давно отмечают способность голливуда «показать, что такое хорошо и что такое плохо под таким углом зрения, что любой зритель должен либо согласиться, либо признать, что у него самого непорядок с моралью и элементарными критериями человечности» [11, с. 375], и все это в такой эстетической упаковке, что наш кинематограф десятилетиями ничего не может этому противопоставить.
Но буржуазная мораль подвергается осуждению и отторгается (часто ее определяют как «фальшивую» или «ханжескую», буквально в смысле В. Библера понимая именно под буржуазной моралью лишенную внутреннего смысла, «засохшую в нормы и предписания (как надо себя вести, чтобы жить достойно) форму нравственности» [5, с. 7]). Ей противопоставляют либо «революционную», либо «социалистическую» («коммунистическую») мораль, но революционной моралью в определенный исторический период была как раз буржуазная; а что до социалистической или коммунистической морали, то она, как показал наш горький исторический опыт, бывает не менее «засохшей» и ханжеской, чем буржуазная (см., например, о советском семейном праве и бракоразводных процессах [21]).
3. «Стилю и образу жизни» прекрасное определение дал В. Пьецух: «"буржуазность" — это стиль, который исповедует белая раса». И тут же пояснил, что именно это за стиль: «направление в культуре, обслуживающее почти физиологические потребности человека обыкновенного» [7, с. 238]. Его поддержали: «отсутствие бытовых проблем, житейский комфорт, детализированный до степени избыточного удовлетворения несущественных и даже несуществующих потребностей» (Т. Чередниченко) [7, с. 239] и т.п. Наш исторический опыт приказывал ценить другой стиль жизни: «Жили... в палатках, землянках, бараках, семья на одной койке, на одном тюфяке, набитом сеном. Вши, блохи, тараканы, сыпняк. <...> Ударников награждали ордером на брюки, на юбку, на ботинки, а то и просто пакетиком леденцов. И такой наградой гордились. Они понимали, что создают бастион социалистической индус-
трии, преодолевают вековую отсталость страны. строят новое, социалистическое общество» [24, с. 255]. Бытовые трудности и навязанный аскетизм всегда понимались как условие наших научных и политических побед (побед духа), таких, как полет первого человека в космос. После падения «железного занавеса» нам открылся мир, в котором полеты в космос (победы духа) совместимы с товарным изобилием, житейским комфортом и с избыточным удовлетворением несущественных и даже несуществующих потребностей. Но, поскольку благоустроенная жизнь это априори бездуховная жизнь, искоренение товарного дефицита в России прочно связалось в умах с утратой великой цели (похоже, до такой степени, что как бы не вернули нам холодные бараки со вшами ради восстановления духовности).
4. «Творческое отношение к миру». Вероятно, под этим следует понимать как отношение буржуазии к искусству, так и способ освоения ею действительности, потому что у критиков буржуазности описания мира как исключительно «комфортного» (и поэтому «бездуховного») корреспондируют с аналогичными претензиями к искусству: буржуазность в искусстве «синонимична бестревожности, комфорту, желанию отразить не действительность, а сладкий сон о ней. Не тревожиться и не тревожить зрителя» [10].
Возможны другие комментарии к данному тезису: а) буржуазия вообще не способна производить серьезные культурные ценности, «ее высшие достижения суть футбол, хиромантия и канкан» [7, с. 239]; б) «Старая» европейская буржуазия способна была к эстетическому восприятию серьезного классического искусства, новая русская - нет [7, с. 232]. Есть воспоминания о первом коммерческом концерте в Большом зале Московской консерватории 07.01.1993 г.: «Один олигарх в тройке незабываемого ярко-салатного цвета. Некоторые в дорогих тренировочных костюмах» [14] и т.п. И все это потому, что сохранились смутные обрывочные воспоминания о том, что подлинное богатство каким-то образом близко к классическому искусству, правда, практически уже никто не помнит, каким именно.
5. «Особый способ участия в жизни общества и гордость человека чести, у которого руки чисты», - имеется в виду, конечно же, участие в политическом самоуправлении и гражданская ответственность, но в России этот «особый способ» понимают как аполитичность и желание спрятать-
3 ю О
ся в свою скорлупу, подобно персонажам романа «Как закалялась сталь» Автоному Петровичу и Герасиму Леонтьевичу, у которых главная забота - выставить в окне нужный символ при смене власти в Шепе-товке [22, с. 60, 142]. Вот поэтому-то у них руки и чистые. (Чистота рук нередко понимается исключительно как моральная проблема: «Если у меня когда-нибудь будут дети, я повешу им на стену портрет прокуратора Иудеи Понтия Пилата, чтобы дети росли чистоплотными. Прокуратор Понтий Пилат стоит и умывает руки - вот какой это будет портрет» [13, с. 131]).
Но есть статистика рубежа Х1Х-ХХ вв., согласно которой доля дворян, духовенства и купеческих детей в революционном движении неуклонно снижалась, в то время как количество мещан росло (с 27,5 до 43,9% к 1903 г), из чего следует, что вечно упрекаемая в политической пассивности мелкая буржуазия фактически стала хребтом политического движения в России [8, с. 19]. Другое дело, что политические ценности этого движения не совпадали с политическими ценностями пролетариата, и были после его победы преданы анафеме.
Не менее важно и то, что, когда в середине тусклых «нулевых» у нас внезапно обнаружили «средний класс», то этот «средний класс» оказался весьма аполитичен, проще говоря, об участии в самоуправлении даже не мечтал, возлагал всю ответственность на государство [15]. В то же время, «имперский дискурс» был также ему чужд, ибо в ответ на вопрос: «какую Россию вы хотели бы видеть - могучее государство или удобную для жизни страну?», - люди выбирали второе [25, с. 83]. Так что вожделенную аполитичность современного российского «среднего класса», вероятно, также трудно будет приспособить к нуждам великодержавного шовинизма, как западноевропейскую склонность к самоуправлению.
Подведем итог: у нас сложности с определением и с приятием буржуазности даже в положительном западноевропейском смысле как религиозного оправдания (и способа одухотворения) земной жизни, свободы и ответственности. За годы, про-
Список литературы:
шедшие после падения советской власти, перемен не произошло - мы по-прежнему ее отвергаем (скукой веет от перечисления положительных свойств «социальной середины» в новейшей «Апологии буржуазности» [18]).
Следует отметить редкость употребления терминов «буржуазия» и «буржуазность» за последние 20 лет. Дискуссии по поводу «буржуазности» были в этот период малочисленны, но заметно усилился интерес к среднему классу. Интересно, что «буржуазностью» интересуются больше люди искусства - режиссеры, поэты, критики, литературоведы (и на вопрос о том, что такое буржуазность, нередко следовало объяснение, что такое буржуазность в искусстве [7, с. 235-237]; а в 2006 г. в ПТЖ сразу был поставлен вопрос о буржуазности в искусстве). Средним классом занимаются, в основном, социология и философия. И хотя «средний класс» и «буржуазия» - это почти синонимы, средний класс ищут и иногда находят, а буржуазию - нет, разве что отдельно от нее существующую буржуазность, да и то в виде концепции «сделайте нам красиво» или способности соответствовать требованиям грантодателей в искусстве [10]. При этом, не обнаруживая в современной России буржуазии как таковой, уверенно находят и бичуют «язвы капитализма» (особенно достается «обществу потребления»).
На самом деле, еще более интересный вопрос, чем «что такое буржуазность» - каким образом она отторгается культурой, которая в принципе не имеет правильного понятия, что это такое, потому что нет социального класса, который мог бы ее породить? Мы возвращаемся к тому, с чего начали: Бердяев считал буржуазность не социологической, а духовной категорией. Но ее «духовность» не в том, что она поражает в первую очередь сферу духа, а в том, что она способна существовать в буквальном смысле без «тела», без носителя, потому что буржуазии у нас как не было, так и нет, а влиянию «буржуазности» хотя бы в виде любви к комфорту подвержены, похоже, все.
[1] Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта (Социокультурная динамика России). Т. I.: От прошлого к будущему. - Новосибирск: Сибирский хронограф, 1998. - 804 с.
[2] Бердяев Н.А. Дневник философа (Спор о монархии, о буржуазности и о свободе мысли) // Путь. Орган русской религиозной мысли. Книга 1 (I-VI). Репринтное издание. - М.: Информ-Прогресс, 1992. - С.521-526.
[3] Бердяев Н.А. О духовной буржуазности // Путь. Орган русской религиозной мысли. Книга 1 (I-VI). Репринтное издание. - М.: Ин-форм-Прогресс, 1992. - С. 269-276.
[4] Бердяев Н.А. О рабстве и свободе человека. - М.: АСТ: Астрель, 2010. - 316 с.
[5] Библер В.С. Нравственность. Культура. Современность. (Философские размышления о жизненных проблемах). - М.: Знание, 1990. - 64 с.
[6] Большой академический словарь русского языка. Т.2. - М.-СПб.: Наука, 2005. - 658 с.
[7] Буржуазность - что такое? (Участвуют Р. Гальцева, А. Злобина, А. Кушнер, О. Николаева, В. Пьецух, Т. Чередниченко) // Новый мир. - 1998, № 10. - С. 230-241.
[8] Вихавайнен Т. Внутренний враг: борьба с мещанством как моральная миссия русской интеллигенции / Пер. с англ. Е. Герасимовой и С. Чуйкиной. - СПб: Коло, 2004. - 416 с.
[9] Давыдов А.П. «Духовной жаждою томим»: А.С.Пушкин и становление «срединной» культуры в России. - Новосибирск: Сибирский хронограф, 2001. - 242 с.
[10] Дмитревская М. «Новая буржуазность» в искусстве — что это? // Петербургский театральный журнал. - 2006, № 2 (44). - Интернет-ресурс. Режим доступа: http://ptj.spb.ru/archive/44/ptj-questions-44/ novaya-burzhuaznost-viskusstve-chto-eto/ (24.04.2013).
[11] Добротворский С. Кино на ощупь: Сб. статей: 1990-1997. - СПб.: Сеанс, 2001. - 528 с.
[12] Достоевский Ф.М. Подросток // Достоевский Ф.М. Полн собр соч: В 30-ти тт. Т. XIII. - Л.: Наука, 1975. - 455 с.
[13] Ерофеев В.В. Москва-Петушки // Ерофеев В.В. Собрание сочинений: В 2-х тт. Т. 1. - М.: Вагриус, 2007. - С. 19-166.
[14] Зимянина Н. Публика, ты дура? // Новая газета. - 2008, № 64 (1328). - С. 17.
[15] Ильичев Г. Сенсация! 20% россиян относятся к среднему классу! // Известия. - 2006, № 4.
[16] Кант И. Основоположения метафизики нравов // Кант И. Собрание сочинений: В 8-ми тт. Т. 4. - М.: Чоро, 1994. - С. 153-246.
[17] Кротов Я. Буржуазность // Кротов Я. Свойства без человека. - Интернет-ресурс. Режим доступа: http://krotov.info/yakov/essai/2_svoystva/burzhuaznost.htm (24.04.2012).
[18] Куренной В. Апология буржуазности. «Люди середины»: избавление от крайностей господской и рабской позиции // Новая газета. - 2013, № 21. - Интернет-ресурс. Режим доступа: http://www. novayagazeta.ru/comments/56902.html (24.03.2013)
[19] Михник А. Часы Вацлава Гавела // Новое время. - 2003, № 7. - С. 16-21.
[20] Мудрецы Китая. Ян Чжу, Ле Цзы, Чжуанцзы / Пер. с кит. - СПб.: «Петербург - XXI век» - «Лань», 1994. - 416 с.
[21] Неручев И.А. Большой вопрос. Записки юриста. - Л.: Лениздат, 1955. - 212 с.
[22] Островский Н.А. Как закалялась сталь. - М.: Московский рабочий, 1952. - 379 с.
[23] Пайпс Р. Россия при старом режиме. - М.: Захаров, 2012. - 480 с.
[24] Рыбаков А.Н. Дети Арбата: Роман. - Таллин: Ээсти раамат, 1988. - 544 с.
[25] Тульчинский Г. Бизнес в России. Проблема социального признания и уважения. - М., СПб.: Вершина, 2006. - 384 с.
[26] Шаляпин Ф.И. Маска и душа. Мои сорок лет на театрах: Роман. - М.: Гелеос, 2005. - 336 с.
[27] Bourdieu P. Distinction. A Social Critic of Judgement of Taste / Translated by R. Nice. - Cambridge, Massachusets: Harvard University Press, 1984. - 621 p.
3 \o О
