CC BY
151
УДК 130.2
Т. С. Сунайт **
БУРЖУАЗНЫЙ ТИП КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКОГО СУЩЕСТВОВАНИЯ В СВЕТЕ СТАНОВЛЕНИЯ ЗАПАДНОГО ИНДИВИДУАЛИЗМА
Статья посвящена проблеме культурно-антропологического генезиса буржуазии в качестве типа культурно-исторического существования и влияния буржуазности на процессы индивидуализации с точки зрения теории культуры. Принимая во внимание множество узко дисциплинарных ракурсов относительно данной темы, автор подходит к ней исходя из культурологического дискурса как наиболее адекватного проблеме. Отсюда возникает концепт средневекового бюргерства как имплицитной стадии развития буржуазии. Соответственно буржуазия Нового времени демонстрируется как буржуазия эксплицитной стадии. В статье рассмотрен ряд важнейших факторов, повлиявших на становление западного индивидуализма. Секулярный, полностью освобожденный от религиозных форм, современный индивидуализм рассматривается в статье в качестве его довершенного проявления. В то время как массовизация культуры выступает главным препятствием для дальнейшего развития современного индивидуализма в его постбуржуазной стадии.
Ключевые слова: буржуазия, индивидуализация, индивидуализм, культурологический дискурс, секуляризм, массовизация культуры, пост-буржуазная стадия индивидуализма.
T. S. Sunait
The bourgeois type of the cultural-historic existence in the light of the formation of Western
individualism
The article deals with the problem of the cultural-anthropologic genesis of bourgeoisie as a type of the cultural-historic existence and its influence on the processes of individualisation from the perspective of culture theory. Considering a great number of narrow disciplinary approaches to this theme, the author employs the culturological one as the most adequate to this particular problem. Hence we have the concept of medieval burgerhood as the implicit stage of the development of bourgeoisie. Thus the bourgeoisie of Modern age is demonstrated as the bourgeoisie of explicit stage. The article looks at a number of important factors which
* Сунайт Тимур Сергеевич — аспирант Русской христианской гуманитарной академии; timursunajt1@yandex.ru
Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2016. Том 17. Выпуск 2
373
influenced the making of Western individualism. Modern individualism, which is secular and fully liberated from any religious forms, is suggested in the article to be the complete manifestation of Western individualism. Whereas the process of culture becoming mass culture is seen as the main obstacle to further development of modern individualism in its post-bourgeois stage.
Keywords: bourgeoisie, individualisation, individualism, culturological discourse, secularism, the process of culture becoming mass culture (massovisation), post-bourgeois stage of individualism.
Уникальность буржуазии как культурно-антропологического типа
Европейская буржуазия составляет уникальный феномен культурно-исторического развития западного общества. Этот феномен был исследован целым рядом научных дисциплин. Буржуазия как класс подвергнута скрупулезному социологическому изучению, хозяйственная деятельность буржуазии находится в поле зрения экономических наук. Совершенно естественным представляется обращение к теме буржуазии и со стороны культурологии. Следовательно, и ракурс обращения к данной теме предполагает, что рассматриваться буржуазия должна не как класс, а как культурно-антропологический тип. Уникальность ситуации состоит в том, что существовала «буржуазия до буржуазии», средневековое бюргерство. Это была имплицитная стадия развития буржуазии.
Бюргерский тип культурно-исторического существования
В отличие от рыцарского сословия бюргерское сословие в мире средневековой культуры не было ведущим. Бюргеры, бесспорно, возвышались по целому ряду пунктов над крестьянством. Но в отношении рыцарства и духовенства бюргерство в течение всей эпохи Средневековья было сословием служебным. В основе жизнедеятельности бюргеров лежали ремесло и торговля. Через ремесленное дело и торговлю бюргеры и соприкасались с другими сословиями. Они обеспечивали рыцарей кольчугой, мечами и копьями; духовенство — одеяниями, дорогими киотами для икон; крестьян — орудиями труда. Вообще весь вещественный мир Средневековья, так или иначе, от каменных строений до барельефов, от кувшинов до резных деревянных столов, и т. д., обеспечивался бюргерством. Но при этом сам бюргер в весьма незначительной степени выражал через результаты своего ремесла особенности своей ментальности. Если бюргер — резчик, работая для титулованного рыцаря, создавал картины из жизни или чаще из мифологии рыцарского сословия, то это был взгляд рыцаря на рыцарство. Бюргер выступал в данном случае в качестве некоего культурного «медиума», посредника.
Между тем коренные особенности бюргерского сословия проявлялись не столько в продуктах его ремесленного труда, сколько в особенностях социальной жизни: бюргеры строили города. Первое, на что следует тут обратить внимание, — то, что в средневековых городах, созданных бюргерами, трудно проследить какой бы то ни было единый градостроительный план. Узкие улочки, скученные дома; каждый строил, как считал нужным. В итоге
создавалась среда, близкая менталитету бюргерского сословия. Это была по-своему весьма уютная среда «города-дома». Но вместе с тем она указывала на особенную замкнутость бюргерского менталитета и цеховую сплоченность. Бюргеры-ремесленники объединялись в цеха согласно ремесленным отраслям. В случае, если представителю цеха удавалось заключить выгодную сделку (скажем, по сырью для работы), то эта сделка становилась достоянием всего цеха. Индивидуальная выгода ремесленника не исключалась, но строго ограничивалась цеховыми правилами. Положение бюргерского сословия в эпоху Высокого Средневековья было достаточно устойчивым. Эта устойчивость как раз и не позволяла бюргерству развернуть весь потенциал индивидуализма. Но позднее Средневековье в своих катаклизмах, в распаде средневековой культуры как целого не только не похоронило под своими обломками бюргерское сословие, но напротив, бюргерский дух с невероятной силой вырвался наконец на свободу. В эпоху Реформации XVI в. бюргерство развернуло в полную силу новый тип индивидуализации, тип буржуазный. Только такая целостная и мощная буржуазная культура подобно мощному магниту начала втягивать в себя на начальном этапе высшие, а затем и низшие слои общества. К XIX в. этот процесс зашел так далеко, что сделал аристократию «прекрасной ненужностью». Дворянин мог по-прежнему сохранять высокое положение и влияние в обществе, только вовлекаясь в буржуазную жизнь: капитал, собственность, производство.
Протестантская индивидуализация
В классическом труде «Протестантская этика и дух капитализма» выдающийся немецкий социолог Макс Вебер указал на определенную корреляцию, которая существует между протестантской Реформацией и формированием капитализма. Вебер поставил вопрос:
играло ли также и религиозное влияние — и в какой степени — определенную роль в качественном формировании и количественной экспансии «капиталистического духа» и какие конкретные стороны сложившейся на капиталистической основе культуры восходят к этому религиозному влиянию?[1, с. 106].
Научный подход Вебера не абсолютизировал религиозный фактор, но отмечал значимость протестантского акцента на индивидуалистической позиции человека в мире.
Протестантская индивидуализация явилась следствием и вместе с тем одним из аспектов особого духовно-политического процесса, Реформации, инициированной М. Лютером в ходе полемики о продаже индульгенций. В сочинениях Лютера заявляет о себе парадоксальный синтез культурно-религиозной индивидуализации с доктринальным отрицанием всякой автономной роли человеческой воли. Так, фундаментальным положением антропологии протестантизма является идея тотального уничтожения образа Божия в человеке в результате грехопадения. Согласно такому видению, грехопадение Адама, о котором повествует Библия, тотально умертвило человека, сохранив только видимость жизни и блага. Следовательно, фактическое рождение человека
еще не говорит о его рождении в человеческом качестве. Таковое становится возможным только по инициативе и воле Бога в событии обращения человека к вере. Вера в таком толковании ни в коей мере не является заслугой или инициативой человека: это целиком божественный дар. В сочинении «О рабстве воли» Лютер указывает, что человек,
который действительно нисколько не сомневается в своей полной зависимости
от воли Божией, кто полностью отчаялся в себе, тот ничего не выбирает, но ждет,
как поступит Господь. Он ближе всего к благодати, к тому, чтобы спастись [3, с. 329].
Идея полного отчаяния как преддверия спасения с той или иной силой проявляется у всех крупных протестантских теологов и мыслителей, начиная с деятелей Реформации XVI века, и, вплоть до великого датского философа протестанта Сёрена Кьеркегора, который жил на три века позже. Глубокое осознание своей природы как смерти, греха и темноты парадоксальным образом совпадает с обретением жизни, обретением веры. Эта антропологическая схематика блестяще проработана Гегелем на уровне философской мысли, когда сознание в познании пугающей истины о себе, самым теснейшим образом связывается с освобождением духа. Это касается, прежде всего, гегелевского учения о «несчастном сознании». [2, с. 181]. Таков путь протестантской индивидуализации, которая не может именоваться индивидуализмом в силу своей абсолютной и рискованной ставки на Бога, а не на возможности индивида. И всё же мы должны констатировать, что протестантская индивидуализация развернулась в истории до высокого уровня интенсивности. Протестантское учение о тотальности грехопадения не привело к отрицающей мир установке. Принимая это учение, протестант принимал и другие важные положения христианства: мир реален — он сотворен Богом, история не иллюзия — Сын Божий воплотился в истории, спасение человека ценно — ибо так хочет Бог. Отказываясь от собственной ценности и значимости, индивид принимал себя в своей чистой индивидуальности. Он был теперь подобен цветку в своей бесцельности и властной бесцеремонной данности своего бытия. Протестантская индивидуализация заключалась в приятии себя в качестве данности по ту сторону всякой значимости, ценности, помимо благих поступков и добродетельной жизни. Такая индивидуализация вплотную приблизилась к индивидуализму. Но необходимость Бога в протестантской схематике духа блокировала возможность полного перехода в индивидуализм. Протестантская вера, не являясь заслугой, а воспринимаясь как дар Бога, предполагала устремленность индивида по ту сторону себя как данности.
Буржуазный индивидуализм
Буржуазный индивидуализм может быть обозначен в качестве первой окончательно оформившейся культурно-исторической реальности, которая предполагает помещение индивида в центр культурно-социальной жизни. При этом индивиду впервые позволено оставаться только человеческим индивидом. Так индивидуализация как нестабильный процесс переходит в устойчивую культурную форму.
Буржуазный индивидуализм всегда опережает себя, в качестве формообразующего принципа он проективен. Эта проективность демонстрируется самым непосредственным образом, в частности в обширной американской литературе успеха. Эта литература представляет собой своего рода учебники успеха в буржуазном мире. Принципы, излагающиеся в этой литературе, уходят своими корнями в идеи, высказанные одним из отцов-основателей Соединенных Штатов Америки Б. Франклином. В свой «Автобиографии» он доктринально оформляет присущую буржуазному типу существования проективность. В сжатом виде свои принципы Бенджамин Франклин выразил в своих тринадцати добродетелях. Вот их список:
1. Воздержность. 2. Молчаливость. 3. Любовь к порядку. 4. Решительность. 5.
Бережливость. 6. Трудолюбие. 7. Искренность. 8. Справедливость. 9. Умеренность.
10. Чистоплотность.11. Спокойствие. 12. Целомудрие. 13. Кротость [4, с. 126].
Говоря об этих добродетелях, вполне репрезентативных для «буржуазных ценностей» в целом, первое, на что следует обратить внимание, — то, что они обращены не к некоему коллективному целому, но к индивиду, стремящемуся к определенной цели. Фактически речь идет о том, как «сделать себя самому», т. е. об особом пути индивида к самому себе. И все же может сложиться впечатление, что перед нами чисто протестантские аскетические добродетели. И этот список действительно не противоречит открыто протестантизму в частности и христианству в целом. Но тут есть один неустранимый нюанс. Дело в том, что все эти добродетели глубоко инструментальны. Они служат основой для наиболее удачной реализации того или иного задуманного предприятия. Добродетели буржуа в своей сущности есть инструменты достижения цели. И эта цель — собственность. Буржуа немыслим вне собственности, т. е. вне капитала, поскольку в буржуазном мире капитал олицетворяет подвижность собственности, динамику и перманентное движение проекта, которым всегда занят буржуа. Вот тут-то мы и фиксируем громадное отличие буржуа Нового времени от его прямого предка — средневекового бюргера. Бюргер, конечно же, тоже был привязан к делу, и лишение собственности влекло за собой тяжкие для него последствия, но не исключало его из рядов бюргерского сословия. Для буржуа потеря собственности означает полную потерю статуса. Следовательно, буржуазная жизнь обретает большую подвижность, рискованность и экспансивность. Буржуазная собственность — это определенный взгляд на мир. Это взгляд на мир сквозь призму понятий обладания, контроля и власти.
«Постбуржуазная» стадия индивидуализма
«Постбуржуазный» индивидуализм как устойчивый культурно-антропологический принцип выступает в качестве второй и завершающей стадии буржуазного индивидуализма. Он смыкается с последним постольку, поскольку индивид по-прежнему помещен в центр бытия. И тем ни менее индивидуализм, возникший буквально на наших глазах, уже не просто буржуазный, а скорее «постбуржуазный» феномен. Так, современный «постбуржуазный» индиви-
дуализм больше не прикреплен к фундаментальным понятиям буржуазного способа существования: собственности, инструментализма, проективности. Доктрина прав человека, в своем радикальном толковании получившая перевес в общественном сознании развитых стран начиная со студенческих волнений в Европе и Америке 1968 г., поставила в центр культурно-исторической жизни индивида как такового, т. е. индивида вне всякой зависимости от его собственности, жизненных достижений, предпринимательской успешности, политического веса, одним словом социального статуса. В то же самое время, прежде всего в западных странах, буржуазный стиль жизни стал достоянием почти всего общества. Теперь к буржуа в той или иной степени можно отнести каждого, и само существование буржуазии стало проблематичной реальностью. Не подлежит сомнению одно, феномен, обозначенный нами как постбуржуазная стадия индивидуализма, носит глобальный характер. В доктринально-политическом отношении он выражается современными представлениями о правах человека, в гражданской сфере проявляется в практике правозащитных движений. Этот феномен обнаруживается в сферах мышления и политики, искусства и обыденного сознания.
Буржуазная культура как парадоксальный факт
В свете постбуржуазной стадии индивидуализма буржуазная культура приобретает черты ускользающей реальности. Однако мы по-прежнему фиксируем ее характерные черты. Это и создает проблему. Так, современные демократические традиции непосредственно связаны с буржуазным взглядом на мир, с буржуазной культурно-антропологической реальностью. Феномен гражданского общества, без которого немыслима никакая активность снизу, никакое давление на государство со стороны правозащитных групп, не только исторически связан с возникновением буржуазии, но и поддерживается преимущественно силой «среднего класса», т. е. мощью и динамичностью буржуазии. Энергичное обращение капиталов — признак буржуазной экономической активности — не ушло со сцены исторической жизни. Существует множество других признаков существования буржуазной культуры, каждый из которых заслуживает отдельного рассмотрения. И тем ни менее все эти факты сталкиваются с парадоксом современной стадии индивидуализма как устойчивой культурно-исторической формы. В ней заложен ярко выраженный момент отрицания культуры, а именно буржуазной культуры, в которой и произошло возникновение этой формы индивидуализма.
ЛИТЕРАТУРА
1. Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. — М., 1990.
2. Гегель Г. В. Ф. Феноменология духа. — М., 2008.
3. Лютер М. О рабстве воли // Эразм Роттердамский. Философские произведения. — М., 1986.
4. Франклин Б. Путь к богатству. Автобиография. — М., 2015.
