CC BY
22МИР БИБЛИОГРАФИИ
БУНИН И НАБОКОВ
РЕЦ. НА КНИГУ: ШРАЕР М БУНИН И НАБОКОВ: История соперничества. - М.: Альпина нон фикшн, 2014. - 222 с.
Книга русско-американского писателя Максима Д. Шраера вскрывает целые пласты неизвестных архивных материалов, включая переписку И.А. Бунина (1870-1953) и В.В. Набокова (18991977). В центре этой книги - «захватывающий сюжет многолетних и сложных отношений между Буниным и Набоковым - история "любви и ревности", взаимно влекущих противоположностей и опасного родства, история восхищения и горького разочарования. Этот сюжет венчает литературная дуэль» (с. 6).
Письма, дневниковые записи, газетные и журнальные публикации, художественные тексты обоих авторов М. Шраер изучал в течение почти 20 лет.
Впервые на творческое взаимоотношение Бунина и Набокова обратил внимание Г. Струве. В 1926 г. в рецензии на роман «Машенька» он утверждал, что в произведении Сирина, «если не считать Тургенева, больше всего сказалось влияние Бунина»1.
Важным фактом, означающим постановку вопроса о Набокове как литературном сопернике Бунина, М. Шраер считает критическую статью К. Зайцева «"Бунинский" мир и "Сиринский" мир», опубликованную в газете «Россия и славянство» в 1929 г.2
В начале 1930-х годов уже целый ряд писателей и критиков, включая В. Вейдле, А. Куприна, Г. Струве, Г. Федотова и В. Ходасевича, увидели в Набокове литературного соперника Бунина. Момент сравнения прозвучал также в контексте более масштабного противопоставления «старшего» и «младшего» поколений писателей русской эмиграции.
Получение Буниным Нобелевской премии в 1933 г. оказало электризующее воздействие на культурный климат русского зарубежья. И тогда Набокова, занявшего к середине 30-х одно из ведущих мест среди писателей эмиграции, стали еще чаще сравнивать с Буниным; его воспринимали как «нового лидера литературы рус-
238
ской эмиграции и потому одновременно наследника и соперника старого мастера» (с. 15).
Однако сам писатель в автобиографиях и в интервью сознательно преуменьшал роль русской эмиграции и особенно Бунина в своем развитии, смог «повлиять на первого биографа, доверчивого и падкого до сенсаций Эндрю Филда (Andrew Field)»3. Труднее объяснить тот факт, что Брайен Бойд (Bryan Boyd), автор монументальной набоковской биографии, упоминая некоторые встречи писателей, не рассматривал их литературный диалог и «архивное наследие этого диалога4», -выражает недоумение М. Шраер (с. 17).
Между тем сопоставительный анализ творчества обоих авторов в сочетании с архивными исследованиями позволяют восстановить сложную гамму их отношений -переход от содружества к соперничеству. Автор монографии наблюдает в этом процессе три этапа: с 1920-х до 1933 г. (в этом году в Берлине состоялась первая встреча писателей); следующий этап - примерно до переезда Набокова в Новый Свет в 1940 г. (Набоков как литературная звезда затмил «даже славу Бунина») (с. 18); центром третьего этапа стали бунинские «Темные аллеи», а завершением смерть писателя (1953).
18 марта 1921 г. кембриджский студент В. Набоков пишет свое первое письмо Бунину, «единственному писателю», который, по его словам, «в наш кощунственный и косноязычный век спокойно служит прекрасному, чуя прекрасное во всем, - в проявлениях духа человеческого и в узоре лиловой тени на мокром песке, - причем несравненны чистота, глубина, яркость каждой строки»5. А в следующее письмо, датированное ноябрем 1922 г., он включает текст стихотворения «Как воды гор, твой голос горд и чист», посвященного Бунину, где звучат такие строки: «Твой стих роскошный и скупой, холодный / и жгучий стих, один горит, один... / Безвестен я и
молод, в мире новом, / кощунственном, -но светит все ясней / мой строгий путь: ни помыслом, ни словом, / не согрешу пред музою твоей»6. В последней строфе Набоков присягает бунинской музе.
М. Шраер отмечает, что в эклектичной поэзии Набокова нелегко проследить отчетливо бунинскую ноту, тем не менее в его раннем периоде заметны отголоски стихов из сборника Бунина «Листопад» (1901), заимствования характерных образных и тематических структур. Несколько стихотворений на религиозно-мифологические темы отчасти «сработаны по образцу виртуозных библейских стихов Бунина». Набоков также перенял два конкретных бунинских приема. Первый - повтор слова или словосочетания с целью рифмовки или эмфазы, второй - цветовидение. Сам Набоков называл Бунина «цветовидцем», особенно отмечая его умение использовать лиловый цвет; оттенки которого постоянно возникают в стихах Набокова: «вся улица блестит и кажется лиловой» (1916); «туча белая из-за лиловой тучи» (1921); «на пляже в полдень лиловатый» (1927).
Апогеем бунинского периода в творчестве Набокова М. Шраер считает роман «Машенька» (1926). Начинающий писатель отправил Бунину экземпляр романа с трепетной надписью: «Мне радостно и страшно посылать вам мою первую книгу. Не судите меня слишком строго, прошу вас. Всей душой ваш В. Набоков»7. О почтении к мэтру свидетельствует надпись на книге «Возвращение Чорба» (1929): «Ивану Бунину / Великому мастеру / от прилежного ученика / В. Набоков»8.
В мае 1929 г. в газете «Руль» вышла рецензия Набокова на «Избранные стихотворения» Бунина. В ней утверждалось: «Стихи Бунина - лучшее, что было создано русской музой за несколько десятилетий. Когда-то, в громкие петербургские годы, их заглушало блестящее бряцание модных лир; но бесследно прошла эта поэтическая шумиха - развенчаны или забыты "слов
239
кощунственных творцы", нам холодно от мертвых глыб брюсовских стихов, нестройным кажется нам тот бальмонтовский стих, что обманывал новой певучестью; и только дрожь одной лиры, особая дрожь, присущая бессмертной поэзии, волнует, как и прежде, волнует сильнее, чем прежде, - и странным кажется, что в те петербургские годы не всем был внятен, не всякую изумлял душу голос поэта, равных которому не было со времен Тютчева»9.
По мнению М. Шраера, мало что могло польстить Бунину больше, чем противопоставление символистам, особенно Блоку. Благодаря этой рецензии сближение писателей на первом этапе их заочного знакомства продолжилось, а кульминацией этого сближения стала встреча в 1933 г. в Берлине.
30 декабря 1933 г. на вечере по случаю получения Буниным Нобелевской премии Набоков произнес лирическую речь о поэзии лауреата и прочитал свои любимые стихи Бунина. В дневнике В. Н. Буниной об этом сохранилась запись: «Сирин гораздо лучше понимает стихи Яна и звук их передачи правильный. Выбор хорош и смел»10.
Однако к концу 1933 г., когда слава Набокова распространилась по всей зарубежной России, «он уже не мог - не хотел -воспринимать Бунина как своего учителя и наставника». Так начался второй этап их отношений, длившийся до 1939 г.: «...это было литературное состязание, в котором Набоков опережал Бунина» (с. 52, с. 53).
Постепенно менялась реакция Бунина на прозу молодого писателя, от интереса и осторожного одобрения конца 20-х - начала 30-х годов до все возрастающей враждебности середины 30-х. Об этом свидетельствует, например, письмо от 17 июля 1935 г. Бунина к В. Рудневу по поводу первой трети романа «Приглашение на казнь»: «Сирин привел меня в большое раздражение - нестерпимо! Чего стоят одни эти жалкие штучки: § 1, § 2 и т.д. Почему §? И так все - ни единого словечка в простоте - и ни единого живого слова!»11
240
Середина и конец 1930-х годов - тяжелый период в жизни Бунина: разрыв с Г. Кузнецовой, мысли о подступающей старости и бессмысленности жизни. Единственная книга, написанная им за это время, -«Освобождение Толстого» (1937). Между тем критики продолжают говорить о влиянии Бунина на язык Набокова, но при этом делают упор на том, насколько разнится их «искусство композиции», насколько оригинальна структура повествования, да и само художественное мировидение Набокова.
Одну из встреч с Буниным Набоков подробно описал 30 января 1936 г. в письме жене: «...прибыл с моими постепенно каменевшими и мрачневшими чемоданами в полном изнеможении. Только я начал раскладываться - было около половины восьмого - явился в нос говорящий Бунин и, несмотря на ужасное мое сопротивление, "потащил обедать" к Корнилову. Сначала у нас совершенно не клеился разговор - кажется, главным образом из-за меня, - я был устал и зол, - меня раздражало все, - и его манера заказывать рябчика, и каждая интонация, и похабные шуточки, и нарочитое подобострастие лакеев, - так что он потом Алданову жаловался, что я все время думал о другом. Я так сердился (что с ним поехал обедать) как не сердился давно, но к концу и потом, когда вышли на улицу, вдруг там и сям стали вспыхивать искры взаимности, и когда пришли в кафе Мюра... где нас ждал толстый Алданов, было совсем весело.» (цит. по: с. 58).
Пятнадцать лет спустя, сначала в англоязычных воспоминаниях «Conclusive Evidence» («Убедительное доказательство») (1951), затем в их русскоязычном варианте «Другие берега» (1954), Набоков несколько иначе описывает эту встречу. Десятилетием позже - после международного успеха «Лолиты» (1955) - он вновь изменяет и дополняет свои воспоминания о Бунине, сгущая краски и усиливая сардонический тон описания. В расширенном англоязычном варианте автобиографии «Speak, Memory: An Autobiography Revisited» («Говори, память:
Возвращаясь к автобиографии») (1966) он признавался: «Еще одним независимым писателем был Иван Бунин... Когда я с ним познакомился, его болезненно занимало собственное старение. С первых же сказанных нами друг другу слов он с удовольствием отметил, что держится прямее меня, хотя на 30 лет старше. Он наслаждался только что полученной Нобелевской премией и, помнится, пригласил меня в какой-то дорогой и модный парижский ресторан для задушевной беседы. К сожалению, я не терплю ресторанов и кафе, особенно парижских - толпы, спешащих лакеев, цыган, вермутных смесей, кофе, закусочек, слоняющихся от стола к столу музыкантов и тому подобного. Задушевные разговоры, исповеди на достоевский манер тоже не по моей части. Бунин, подвижный пожилой господин с богатым и нецеломудренным словарем, был озадачен моим равнодушием к рябчику, которого я достаточно напробо-вался в детстве, и раздражен моим отказом разговаривать на эсхатологические темы. К концу обеда нам уже было невыносимо скучно друг с другом. "Вы умрете в страшных мучениях и в совершенном одиночестве", - горько отметил Бунин, когда мы направились к вешалкам.»12
В 1938 г. была опубликована, а затем поставлена в Париже, Праге, Варшаве, Белграде, Нью-Йорке пьеса Набокова «Событие». В одном из ее персонажей - Известном писателе - современники усмотрели пародийный образ Бунина. «Бунин стал для Набокова предметом эпатажа (похоже, почти 70-летний Бунин с его манией величия и помпезностью действительно казался гротескным почти 40-летнему Набокову)», - отмечает М. Шраер (с. 71).
Последняя встреча Набокова и Бунина произошла 15 мая 1940 г. в квартире А.Ф. Керенского за несколько дней до отплытия семьи Набоковых из Сен-Назер в Нью-Йорк. Вероятнее всего, Набоков и писем от Бунина больше не получал.
Вместе с тем «наставник» продолжал следить за творчеством «ученика». В разговоре с И. Одоевцевой в октябре 1947 г. Бунин, жалуясь на низкое качество прозы молодых авторов, заметил: «Не все молодые так пишут. Есть молодые и замечательные. Ну хотя бы Сирин. Тоже штука-рит. Но не поспоришь - хорошо. Победителей не судят»13. Однако Бунин все больше понимал, что романы и рассказы Набокова строятся на слиянии классической традиции русской литературы с модернистскими течениями - русскими и зарубежными. Именно этим объясняется воинственная реакция Бунина на творчество Набокова. Он увидел в молодом писателе «своего собственного родного литературного племянника, который с годами стал больше похож на соседа по коридору чужой культуры» (с. 85).
По мнению М. Шраера, ревность Бунина, вызванная «дразнящими достижениями» Набокова, дала ему новый творческий импульс. Он задумал книгу. Цикл рассказов «Темные аллеи» (1943; 1946) стал его попыткой свести тройной счет - с модернизмом и модернистами, с Набоковым и с собственным прошлым.
Автор исследования сопоставляет бу-нинского «Генриха» с набоковской «Весной в Фиальте» (1936). Выявляя ряд параллелей между героями, структурами повествования в этих произведениях, он подчеркивает существенные отличия в мировоззрении писателей. Творческое расхождение в основном касалось четырех главных вопросов: смерти в повествовании, возможности создания альтернативных моделей мироздания в произведении, судьбы и памяти.
В 1951 г. Набоков отверг просьбу газеты «Нью-Йорк таймс» написать рецензию на английский перевод «Воспоминаний» Бунина, объяснив это так: «Если бы я взялся за написание рецензии на эту книгу, я бы наверняка написал ее в уничижительном ключе. Однако автор, которого я некогда хорошо знал, человек очень старый, и
241
мне не хочется разносить его книгу. Поскольку похвалить ее я не могу, то лучше мне вообще ее не рецензировать»14. После смерти Бунина и до конца своей жизни Набоков продолжал отрицать влияние бу-нинской прозы на свое творчество.
Однако влияние это бесспорно. М. Шраер характеризует его словами из-
вестного литературоведа и публициста русского зарубежья М.Л. Каганской: «Бу-нинская стилистика послужила антибу-нинской поэтике».
К.А. Жулькова, кандидат филологических наук, ИНИОН РАН
Примечания
Струве Г.В. Сирин. Машенька [Рец.] // Возрождение. - Париж, 1926. - 1 апреля.
Зайцев К. «Бунинский» мир и «Сиринский» мир // Россия и славянство. - Париж, 1929. -
9 ноября.
Field A. Nabokov: His life in art. - Boston, 1967; Field А. VN: The life and art of Vladimir
Nabokov. - N.Y., 1986.
Boyd В. Vladimir Nabokov: The Russian years. - Princeton, 1990; Boyd В. Vladimir Nabokov: The American years. - Princeton, 1991.
Набоков В.В. и Бунин И. А.: Переписка // С двух берегов: Русская литература XX века в России и за рубежом. М., 2002. - С. 191. Там же. - С. 192-193.
Набоков В.В. и Бунин И. А.: Переписка... - С. 193. Там же. - С. 196.
Сирин. (Рец. на:) Иван Бунин. «Избранные стихи» // Руль. - Берлин, 1929. - 22 мая. - С. 2-3. Устами Буниных: Дневники Ивана Алексеевича и Веры Николаевны и другие архивные материалы / Под ред. Грин М.Э.: В 3 т. - Франкфурт-на-Майне, 1977-1982. - Т. 2. - С. 299. Цит. по: «Современные записки» (Париж, 1920-1940). Из архива редакции. - В 3 т. / Под. ред.
Коростелева О. и Шрубы М. - М., 2011-2012. - Т. 2. - С. 908.
Набоков В. Собр. соч. американского периода / Сост. Ильин С.Б., Кононов А.К.: В 5 т. - СПб.,
1997-1999. - Т. 5. - С. 563-564.
Одоевцева И. На берегах Невы. На берегах Сены. - М., 1998. - С. 853.
То Francis Brown. 19 апреля 1951 г. // Nabokov. Selected Letters, 1940-1977 / Ed. by Nabokov D., Bruccoli M.J. - L., 1989. - P. 119.
11
12
242
