CC BY
50
УДК 930.26
И. Л. Измайлов
АН Татарстана
ул. Кремлевская, 9, Казань, 420111, Россия E-mail: ¡[email protected]
БУЛГАРСКАЯ ЭТНОПОЛИТИЧЕСКАЯ ОБЩНОСТЬ: К МЕТОДИКЕ ЭТНОАРХЕОЛОГИЧЕСКОГО ОПРЕДЕЛЕНИЯ СРЕДНЕВЕКОВОГО ЭТНОСА
В течение трех последних десятилетий XX в. изучение древней и средневековой истории народов Волго-Уральского региона было одним из приоритетных направлений отечественной археологической и исторической науки. В последние годы интерес к нему значительно возрос. К сожалению, в последнее время это направление стало объектом политизации и современного мифотворчества. Ключевым вопросом изучения этногенеза и этнической истории этого региона является этнокультурная история этноса волжских булгар и определение его роли в этногенезе современных народов. О роли средневековой булгарской этнопо-литической общности в истории татарской нации в науке существует несколько гипотез, которые можно объединить в три блока [12. С. 8-11; 13. С. 42-44; 14. С. 14-17;
15. С. 14-17].
Булгаро-татарская теория основывается на положении, что этнической основой татарского народа являлся булгарский этнос, сложившийся в среднем Поволжье и При-уралье с VIII в. н. э. (в последнее время некоторые сторонники этой теории стали относить появление тюрко-булгарских племен в крае к УШ-УП вв. до н. э. и ранее). Наиболее важные положения этой концепции формулируются следующим образом: основные этнокультурные традиции и особенности современного татарского (булгаро-татарско-го) народа сформировались в период Волжской Булгарии (Х-ХШ вв.), а в последующее время (золотоордынский, казанскоханский
и русский периоды) они претерпевали лишь незначительные изменения.
Татаро-монгольская концепция происхождения татарского народа основывается на гипотезе о переселении в Европу кочевых татаро-монгольских (центрально-азиатских) этнических групп (по одним предположениям, в домонгольское, по другим - в начале золотоордынского времени), которые, смешавшись с кыпчаками и приняв в период Улуса Джучи (Золотой Орды) ислам, создали основу культуры современных татар. Сторонники этой теории отрицают либо приуменьшают значение Волжской Булгарии и ее культуры в истории казанских татар, считая, что Бул-гария была слаборазвитым государством, без городской культуры и с поверхностно исла-мизированным населением.
Сторонники татаро-монгольской концепции единодушны в том, что в период Улуса Джучи местное булгарское население было частично истреблено или, сохранив язычество, сдвинулось на окраины (став основой формирующегося чувашского народа), а основная часть подверглась ассимиляции со стороны пришлых мусульманских групп, принесших городскую среднеазиатскую культуру и язык кыпчакского типа.
Тюрко-татарская теория происхождения татарского этноса подчеркивает тюрко-та-тарские истоки современных татар, отмечает важную роль в их этногенезе этнопо-литической традиции Тюркского каганата, Великой Болгарии, Хазарского каганата и Волжской Булгарии, а в этнокультурном пла-
¡ББЫ 1818-7919. Вестник НГУ. Серия: История, филология. 2006. Том 5, выпуск 3: Археология и этнография (приложение 2)
© И. Л. Измайлов, 2006
не - тюрко-огурских, кыпчакско-кимакских и татаро-монгольских этнических групп степей Евразии. Основным элементом в процессах этногенеза и этнической истории ее сторонники считают факторы становления и развития самосознания (выражающегося в этнониме, исторических представлениях и традициях), религии, государственности, письменной культуры и системы образования, указывая на более широкие этнокультурные корни общности татарской нации, чем Урало-Поволжье.
В качестве ключевого момента этнической истории татарского этноса данная теория рассматривает период Улуса Джучи (Золотой Орды), когда на основе пришлых монголо-татарских и предшествующих булгарской и кыпчакской традиций возникли новая государственность, культура, литературный язык. В Улусе Джучи, в первую очередь в среде мусульманизировавшейся военно-чиновной знати, возникли новые исторические традиции и татарское этнополитическое самосознание. После распада Улуса Джучи (Золотой Орды) на несколько независимых государств произошло разделение татарского этноса, группы которого начали развиваться самостоятельно. Большое значение в этот период, и особенно после русского завоевания татарских ханств, стало играть религиозное (мусульманское) самосознание.
Все эти теории, рассматривающие этногенез татарского народа, роль и место в этом процессе булгар, дают только наиболее общую картину деления историографии. Внутри каждого направления существуют расхождения и дискуссии по различным проблемам и отдельным вопросам. Но среди сторонников различных концепций есть такие, чьи точки зрения, при всей несхожести деталей, довольно близки. Действительно, именно метод изучения этнологической информации, способы и методы ее извлечения из исторических, археологических и палеоэт-нологических источников, ее интерпретация являются ключевым в реконструкции этнической истории и создании модели этнических связей реально существовавшего в средневековье этноса, определяя и направление научного поиска, и характер полученных результатов. Детерминируются же все эти важнейшие методико-методологические подходы той системой взглядов (или парадигмой), которой вольно или невольно, осознанно
или неосознанно руководствовался в своей работе исследователь. Между тем и «булга-ристы» («булгаро-татаристы»), которые считают, что материальная и духовная культура булгар домонгольского, золотоордынского и казанскоханского периодов обнаруживает преемственность между собой, тогда как никакой культуры «тюркоязычных татар» выявить не удалось, и «татаристы» («тата-ро-монголисты»), предпочитающие указывать на преемственность татарского языка от кыпчакского и на этноним «татар», свидетельствующий, по их мнению, об исчезновении булгар и переселении в Среднее Поволжье тюрко-кыпчакских (татарских) групп из Центральной Азии, гораздо ближе друг другу, чем принято думать.
Представления, которые их объединяют, состоят в механистическом подходе к сущности этнических процессов. Постулируя единство археологической культуры булгар от X до XVI в. (конструируемой на основе гончарной керамики, украшений и других элементах материальной культуры, причем различия не принимаются во внимание) и далее, до этнографической современности (подчеркивая сходство в образе жизни, занятиях и бытовой культуре), они вынуждены объяснять функционирование в качестве самоопределения в XIX-XX вв. этнонима «татар», но не «булгар». Одних исследователей это приводит к мысли о преемственности средневековых и современных булгар, которые только «по ошибке» или по злой воле «буржуазных националистов» приняли другой этноним, других та же проблемная ситуация - к признанию переселения татар в Булгарию еще в домонгольское или в золотоордынское время, т. е. к смене населения без изменения культуры [1. С. 99-119; 29;
30. С. 89-105]. Сторонники обеих точек зрения с разной степенью научности оперируют данными археологии, языка, этнонимии и антропологии, но, как можно заметить, различия между ними носят не принципиальный, а тактический характер, что позволяет некоторым ученым, не меняя метода исследования, трансформировать свои взгляды на прямо противоположные [28; 30].
Это заставляет рассматривать обе эти группы взглядов как относящиеся, в принципе, к одной парадигме, которая характеризуется материалистическим подходом к анализу материала и соответственно меха-
нистическим пониманием сущности этноса и этнических процессов.
Требуется создание принципиально нового подхода для преодоления этой проблемной ситуации. Основой для подобной системной этноархеологической методики является изучение средневековой булгарс-кой ментальности как источника сведений о ключевых аспектах этнополитических представлений. Распознав этнический контекст, можно выделить в нем элементы, имеющие этнокультурную и этносоциальную значимость, а среди них те признаки и артефакты, которые могли бы быть зафиксированы археологически. Только после этого становится целесообразным обратный путь рассмотрения типологизации этнокультурных явлений археологической культуры, но только под углом зрения выявленного этнического контекста и как способ его уточнения. Теоретически это означает определение архетипов прошлой булгарской культуры (план содержания), которые могли и должны были найти отражение в булгарской археологической культуре (план выражения), и восхождение от них, используя правила и методы соотнесения, к реконструкции прошлой этнокультурной ситуации (план познания, или «интерпретация»). Подобная стратегия применительно к археологии и палеоэтнологии является адаптацией методики, разработанной Л. С. Клейном [17. С. 13-23; 18] для выявления архетипов культуры и уточнения группировки археологического материала.
Основой для подобного анализа является изучение средневековой булгарской ментальности как источника сведений о ключевых аспектах этнополитических представлений. Рассмотрение аутентичных исторических источников, элементов историографической традиции и фольклорных материалов, позволили реконструировать основные значимые для этноса представления. Можно считать, что анализ различных аспектов этнополи-тического самосознания волжских булгар Х-ХШ вв., сохранившихся в исторической традиции (историографической и фольклорной), показывает их связь с реалиями существования народа, а также уровень его политических притязаний [4. С. 97-113; 6. С. 99-105; 7. С. 93-119].
Рассмотрение их позволило сделать вывод о явных интеграционных тенденциях, причем на новой основе - исламского госу-
дарства. Подтверждение этому можно найти в практически полном игнорировании в сохранившейся традиции языческих и племенных элементов, а фигурирующие в них реминисценции (эпонимы, элементы архе-типичных представлений и т. д.) - не более чем вкрапления в структуру исламских представлений. Одновременно на первый план в них вышли такие компоненты новой политической системы, как осознание своей связи с правящей династией, распространявшейся на все население, связи с территорией страны, понимаемой как отечество для всего населения, единство которого осознавалось не просто как кровное (от единого предка, причем на первый план в этих традиционных архаичных образах выходит коранический, а не общетюркский пантеон), а как духовное. Оно явно понималось как общность, возникшая в прошлом благодаря «перерождению» народа после принятия ислама и становления государства (обретение независимости в борьбе, появление новой династии и т. д.) и осознания своего места в исламском мире [5. С. 69-75; 8. С. 116-127; 10. С. 22-37]. Это означает, что этнополитическое единство не осознавалось в родо-племенных категориях, а, наоборот, резко противостояло им, делая упор на новую социальную общность [4; 8].
Отсюда можно сделать вывод, что рассмотренные выше аспекты сознания, несомненно, достаточно точно характеризуют данную общность через призму ее собственных взглядов. Можно считать доказанным, что часть населения Среднего Поволжья X-ХIII вв., осознавшая себя связанной определенными обязательствами с правящей династией и подвластная ей, исповедующая ислам и следующая своей особой миссии в мусульманском мире, жившая в пределах одного государства и считавшая его землю для себя отчизной - именно это средневековое население Волго-Уральского региона, определенно, называло себя булгарами. Эти черты, характеризующие общебулгарское сознание, и были зафиксированы в официальной историографической традиции. Особо следует подчеркнуть, что и другие объективные элементы общности, выявленные археологически и исторически, такие как общность языка, бытовой культуры, хозяйственной деятельности (разумеется, при определенном местном культурном и этническом разнообразии, которое в частности отмечено на материалах бы-
товой лепной посуды и женских украшений), скорее всего не сознавались или же не считались дифференцирующими. По имеющимся данным, ведущим показателем в этом вопросе само население Булгарии в домонгольский период считало единство династии, населения и родной земли, а также религии и рассматриваемого через ее призму прошлого. Таким образом, данная модель определения этнополи-тического самосознания населения Булгарии позволила выявить не только характерные аспекты, но и параметры, по которым человек самоопределялся как булгарин.
Рассмотрение аутентичных сведений соседей о волжских булгарах в восточных (арабо-персидских), русских и западноевропейских (латинских) источниках, показывает, что и для них булгары были, прежде всего, отдельным народом, имевшим свое государство, население которого исповедовало ислам. Точная дата принятия ислама булгарами не известна, но достаточно уверенно можно отнести это событие к первому десятилетию X в. Так, Ибн Русте, который, по мнению большинства ученых, писал между 903 и 913 гг., сообщает, что «Царь Болгар, Ал-мыш по имени, исповедует ислам», а «большая часть их (т. е. булгар. - И. И.) исповедует ислам и есть в селениях их мечети и начальные училища с муэдзинами и имамами» [33. С. 22, 23]. Уже в 988 г., судя по тексту «Повести временных лет», булгарские проповедники приходили в Киев склонять князя Владимира к переходу в ислам [21. С. 59]. В XI - начале XIII в. различные источники неоднократно отмечали религиозность булгар и их войны с соседними народами, проводившиеся под знаменем «священной войны», а ближайшие христианские соседи - русские, отмечали ислам в качестве основной характеристики булгар [5]. Недаром выдающийся английский мыслитель и энциклопедист XIII в. Роджер Бэкон в географическом обзоре, входящем в его труд «Великое сочинение», описывая народы Восточной Европы и, видимо, основываясь на сведения европейских послов, упоминает страну «Великая Булгария», которая была населена «злейшими сарацинами». Автор с удивлением отмечает: «в высшей степени странно, что до них (булгар) дошло учение Магомета». Весь этот комплекс сведений не оставляет сомнений, что булгары в глазах современников были мусульманами, причем достаточно ортодоксальными.
Есть еще один нарративный источник, который нечасто используется в качестве источника по этнокультурной и конфессиональной характеристике булгарского общества. Речь идет об эпитафических памятниках XIII-XIУ вв., ряд которых содержит генеалогические цепочки, восходящие еще к XII -началу XIII в. Анализ их показывает, что уже в конце XII - начале XIII в. мусульманское население Волжской Булгарии было этнически однородно, поскольку отсутствуют любые указания на племенную принадлежность умерших. В качестве прозвищ (тахал-лусов) присутствуют только названия бул-гарских городов (Болгар, Биляр, Сувар) [9. С. 83-90]. Кроме того, очевидно, что аристократия имела явную этнополитическую самоидентификацию и клановые (родовые) подразделения, сведения о которых не сохранились.
Кроме письменных источников в нашем распоряжении есть чрезвычайно важные археологические материалы, которые позволяют судить о распространенности ислама и его ритуалов у булгар. Достаточно отметить два факта. Для булгарских памятников X-XIII вв. характерно практически полное отсутствие костей свиньи. Например, среди остеологических материалов из Билярско-го городища за время раскопок 1967-1971 гг. (всего обнаружено 9 606 костей) их вообще не выявлено, нет костей свиньи и на других памятниках [22. С. 228-239; 23. С. 124-138]. Редкие исключения только подтверждают общее правило. Так, при раскопках Билярского городища (1974-1977 гг.) обнаружены отдельные кости свиньи, которые концентрируются близ усадьбы русского ремесленника. Статистически представительная выборка материалов и ее поразительная стерильность в отношении костей свиньи, как среди материалов городских, так и сельских поселений, учитывая факт широкого распространения свиноводства в более ранний исторический период и в соседних с Булгарией регионах, позволяют сделать вывод о повсеместном и строгом следовании булгарами предписаний и запретов ислама.
Еще более выразительно о распространении и характере ислама позволяют судить могильники волжских булгар, погребения которых совершены по мусульманскому погребальному обряду. Булгарские могильники, как археологический источник, были
скрупулезно и всесторонне проанализированы Е. А. Халиковой [32], что позволяет опираться на ее выводы по этой проблеме. Мусульманский погребальный обряд населения Булгарии X-XIII вв., по ее данным, можно реконструировать так: глубина могильной ямы до 1 м, могильная камера без лях-да, стенки ямы отвесные или с небольшим наклоном, иногда на дне ямы фиксировался подбой, погребенный был ориентирован головой на запад, запад-северо-запад или запад-юго-запад, иногда умерший хоронился в гробу или деревянном ящике с перекрытием, умерший, как правило, клался в могилу с некоторым поворотом туловища на правый бок, обращенным в сторону Мекки лицом (редко на спине и лицом вверх); правая рука лежала вдоль тела, левая сдвинута на таз (реже обе вытянуты вдоль тела или полусогнуты), ноги чаще вытянуты (реже согнуты, полусогнуты или одна из них полусогнута); вещи в погребениях, как правило, отсутствуют, хотя иногда встречаются, но не как элемент одежды, а, очевидно, как поминальный дар.
По нашим данным, подобный «классический» [11. С. 60-69] обряд выработался не сразу, а в течение определенного времени, но и после его становления встречаются определенные вариации этого канона. Е. А. Ха-ликова сделала вывод о начале распространения ислама в Булгарии в конце IX - начале X в., о полной и окончательной победе мусульманской погребальной обрядности в среде горожан в первой половине X в., а в отдельных регионах - во второй половине XI в. При этом она особо подчеркивала, что с рубежа X-XI вв. языческие могильники на территории Булгарии уже не известны. Выводы эти, в основном, выдержали испытание временем и сейчас можно сказать, что расширение источниковедческой базы по материалам булгарских мусульманских могильников лишь подтверждает основные положения работ автора данной статьи.
В настоящее время известно примерно 59 могильников по всей территории Булгарии (Предволжье, Предкамье, Западное и Центральное Закамье и бассейн р. Малый Черемшан), на которых вскрыто более 970 погребений, совершенных по мусульманскому обряду, и при этом не обнаружено ни одного не только могильника, но даже и единственного языческого погребения. Все эти факты весьма ярко и недвусмыслен-
но свидетельствуют о повсеместном распространении ислама и глубоком его проникновении в народную культуру. Важность этих материалов заключается в том, что они позволяют оценить реальность выраженных в исторической традиции представлений. По сути дела, полное господство ислама и исчезновение разнообразных языческих культов, распространенных в предшествующий период, а также строгое следование мусульманским запретам (отсутствие костей свиньи и т. д.) свидетельствуют о растворении различных этнокультурных и племенных групп в мусульманской среде, формировании единого булгарского этноса. При этом некоторые небольшие иноконфессиональные группы (православные русские и армяне-мо-нофизиты), имевшие свои торговые колонии в Булгарии, оставались вне булгарского этноса. Как «люди книги» они за редким исключением не подвергались насильственной исламизации. Иное дело - языческие племена чуваш, восточных финнов и угров, которые жили на периферии Волжской Булгарии и, взаимодействуя и испытывая постоянное экономическое и военно-политическое давление мусульман, частично исламизирова-лись (например, этнографическая группа удмуртов - бесермяне).
Рассмотрев все эти факты, можно сделать вывод, что в нашем распоряжении находится значительный материал (начиная с предметов с арабскими надписями и предметов культа до остатков мечети и отсутствия костей свиньи в костных остатках), позволяющий сделать вывод о широком распространении ислама в X-XIII вв. на территории Волго-Уральского региона. Важнейшим же доказательством распространения мусульманства являются могильники с территории Волжской Булгарии, о которых можно определенно сказать, что те из них, где выполнены основные требования джаназы (ориентация умершего по кыбле), являются мусульманскими. Ареалы всех этих археологических явлений совпадают с другими вполне определенными культурно-археологическими параметрами (красно-коричневая круговая посуда, крупные городища, развитые земледельческие орудия и ремесленное производство и т. д.), которые очерчивают территорию булгарской археологической культуры [27]. Отсутствие костей свиньи в памя'тниках этой куль-
туры и мусульманские могильники, которые пока выявлены и изучены не повсеместно, но тем не менее равномерно представлены во всех основных регионах Волго-Камья, позволяют констатировать сопряженность элементов мусульманской культуры с ареалом распространения булгарской культуры, тем самым подтверждая данные письменных источников. Сопряженность культуры булгар с исламскими элементами культуры делает именно ислам важнейшим этнокультурным показателем, поскольку, как удалось выяснить, именно с исламом и мусульманской государственностью связывали свою этническую (этнополитическую) идентичность булгары. Иными словами, все мусульмане, которые, судя по данным археологических источников (булгарская археологическая культура), составляли абсолютное большинство населения Булгарии в X-XIII вв., и могут считаться булгарами. Поскольку же нет оснований считать доказанным наличие языческих или немусульманских погребений в мусульманских могильниках или массива языческого населения, носителя булгарской культуры, то и в такой четкой и однозначной трактовке материала нет особых сомнений. Другие элементы быта и хозяйственной деятельности (лепная керамика, украшения и т. д.), видимо, не осознавались самим населением как этнодифференцирующие и не несли в тот период этнической нагрузки.
Данное положение не означает, что эти элементы не могут использоваться для характеристики особенностей археологической культуры населения Булгарии. Речь в данном случае идет только о том, чтобы очистить эти аспекты культуры от несвойственной ей этничности. Характерные материальные древности булгар действительно определяли облик ее культуры, но при этом надо иметь в виду, что эти же предметы (круговая гончарная посуда, украшения, бронзовая и серебряная посуда, бытовые и хозяйственные изделия и т. д.) могли использоваться и использовались соседними племенами. Например, булгарская керамика в массе встречается на средневековых памятниках Сурско-Свияжского междуречья [15. С. 115-166; 16. С. 32-46] и Верхнего Прикамья [2; 26. С. 33-96], а украшения и ювелирные изделия были широко известны вплоть до Северо-Восточной Европы и Зауралья [24; 25; 31. С. 131-141].
Вместе с тем поскольку становление государственных институтов и внедрение ислама происходило в течение определенного периода, то и археологические параметры булгар-ского этноса не оставались неизменными, а претерпевали значительные изменения, как и качественные параметры этничности. На раннем этапе (конец VII - VIII вв.) проникновения тюркоязычных племен в среднее Поволжье собственно булгары составляли только определенную группу среди других тюркских и угорских племен. Все эти эт-ноплеменные объединения имели достаточно сходную в археологическом отношении культуру, на что оказывали нивелирующее влияние образ жизни, способ хозяйствования, а также салтово-маяцкие культурные импульсы и традиции. Значительная часть носителей данной археологической культуры (условно ее можно назвать булгарской, хотя есть и другие термины - «раннебулгар-ская» или «протоболгарская») не считала себя булгарами (племена сувар, эсгиль / чи-гиль и др.), но в ее составе клан с самоназванием булгар, т. е. наследники государственных и династийных традиций Великой Булгарии из Нижнего Подонья и Западного Предкавказья, несомненно, существовал и играл ведущую роль.
Ислам, как свидетельствует имеющийся в нашем распоряжении материал, начинает проникать в булгарское общество на рубеже IX-X вв. На городских некрополях исламская обрядность превалирует уже с первой половины X в., а в сельской округе ислам распространяется во второй половине X в. Отдельные группы населения, оставаясь на периферии исторического развития, сохраняют языческий обряд погребения. Одновременно в городах начинает формироваться новая археологическая культура (распространяется гончарная круговая посуда, появляются новые социально-престижные оружие, украшения, предметы быта и т. д.). Взаимное наложение ареала археологической культуры и мусульман, следовательно, позволяет выделить население, определявшее себя как булгары, но на новых этнополитических и этноконфессиональ-ных основаниях. Скорее всего, в реальности общности мусульман и булгар совпадали, но теоретически существования некоторых групп булгар, сохранявших верность прежним традициям по крайней мере
до середины X в., исключить полностью нельзя. За пределами булгаро-мусульманской общины находились группы других тюркоболгарских племен, использовавшие в быту прежние формы культуры и погребальной обрядности.
Распространение ислама и нового этно-политического сознания наталкивалось на сопротивление отдельных племенных объединений, придерживавшихся традиционного мировоззрения и погребальной обрядности, которое, однако, уже к середине X в. было сокрушено. Во второй половине X в. все группы тюрко-болгарских племен были включены в состав Булгарского эмирата, вошли в булгарскую этнополитическую систему и обратились к исламу. Анализ археологических материалов позволяет сделать вывод, что с рубежа X-XI вв. на территории Булгарии не зафиксировано ни одного языческого погребения или элемента обряда, а на основных археологических памятниках категорически не встречаются кости свиньи. Сопоставляя данные выводы с выявленными и систематизированными элементами этнополитичес-кой ментальности булгар, можно сделать выводы, что утверждение и распространение ислама происходили одновременно, что ведущими узлами социальной, этнополити-ческой и религиозной активности являлись города и их ближайшая округа, где формировались новые общественные отношения и новый этнос. Более того, на всей территории страны устанавливается довольно единообразный погребальный обряд, который безраздельно господствует вплоть до второй половины XIII в. Разумеется, на периферии Булгарии существовали племена, использовавшие в быту элементы булгарской археологической культуры (Верхнее Прикамье, Зауралье, Северо-Восток Европы, Сурско-Свияжское междуречье и т. д.). Однако все иноплеменники - как отдельные люди, так и целые группы, входя в булгарскую среду и принимая ислам, становились булгарами. Возможно, в жизни все было несколько сложнее и не так однозначно, но пока отдельные нюансы, как и микроэтнонимы и местные элементы самосознания, не поддаются определению, тем более они никак не фиксируются археологически.
Данный вывод противоречит тем гипотезам о структуре булгарского самосознания, которые построены по квазиматериалисти-
ческим критериям общности. Но он заставляет обратить пристальное внимание на такой интегрирующий фактор, как государство, институты и религиозная система которого создают как бы новую реальность, новую общность людей, делая ведущими факторами единства не этноязыковые и хозяйственные, а социально-политические и религиозные категории родства, переработанные общественным сознанием в виде исторических и актуальных этнополитических стереотипов. И если группа племен становится определенным социумом, пройдя через горнило объективных изменений, то и этноним не может быть «навязан» этносу, так как он становится самоназванием, лишь пройдя переосмысление в коллективном сознании народа и приобретя набор определенных этно-политических стереотипов, закрепляемых за ним. В свою очередь, изменение самоназвания свидетельствует не о «чуждом влиянии»,
а, определенно, о переменах в обществе, вызвавших смену этнополитических стереотипов. Механизм этих изменений, в частности в эпоху Улуса Джучи (Золотой Орды), в основных чертах известен, однако для продолжения его изучения требуются новые источниковедческие и методические подходы [3. С. 17-32; 11. С. 244-262; 19. С. 55-72; 20. С. 38-46; 34. Р. 255-290].
Подводя итог, следует отметить, что как теоретические построения, так и практические исследования на примере этногенеза средневековых булгар, одновременно с дискредитацией старой археологогенетической модели, показывают продуктивность методики этнологического синтеза. Этот подход отвергает руководящую роль одной единственной науки и заменяет ее всесторонней и сбалансированной междисциплинарной интеграцией. Это, наконец, позволит приблизиться к сложной и многоступенчатой процедуре этнологических исследований с использованием данных различных наук. Как справедливо писал по этому поводу Л. С. Клейн, «такая смена подхода сделает исследования по этногенезу более трудными для эмпириков, вовсе недоступными для дилетантов и совершенно непривлекательными для энтузиастов априорных идей о том, откуда “должны” происходить те или иные народы. Что ж, это обычная и не слишком высокая плата за приближение к истине и становление науки» [17. С. 23].
Список литературы
1. Ахметзянов М. И. Болгар теленен яз-мышы (эпиграфика материаллары буенча) / О судьбе булгарского языка (по материалам эпиграфики) // Татарская археология. 1998. № 1(2).
2. Белавин А. М. Камский торговый путь. Средневековое Предуралье в его экономических и этнокультурных связях. Пермь, 2000.
3. Измайлов И. Л. Некоторые аспекты становления и развития этнополитическо-го самосознания населения Золотой Орды в XIII-XV вв. // Из истории Золотой Орды. Казань, 1993.
4. Измайлов И. Л. Этнополитические аспекты самосознания булгар X-XIII вв. // Панорама-Форум. 1996. № 1(4).
5. Измайлов И. Л. «Безбожные агаряне»: Волжская Булгария и булгары глазами русских (X-XIII вв.) // Восточная Европа в древности и средневековье. Контакты, зоны контактов и контактные зоны. XI Чтения памяти члена-корреспондента АН СССР В. Т. Пашу-то. Материалы к конференции. М., 1999.
6. Измайлов И. Л. «Начала истории» Волжской Булгарии в предании и исторической традиции // Древнейшие государства Восточной Европы. М., 2000.
7. Измайлов И. Л. Средневековые булгары: этнополитические и этноконфессио-нальные аспекты идентификации // Диалог культур Евразии. Вопросы средневековой истории и археологии. Казань, 2001. Вып. 2.
8. Измайлов И. Л. Поволжье и Мусульманский Восток в средние века (торговые пути и распространение ислама) // Россия и Иран: иранистика в Татарстане. М., 2001.
9. Измайлов И. Л. Родословия мусульманских эпитафических памятников (к проблеме этнокультурной истории Булгарии XII-XIII вв.) // Восточная Европа в древности и средневековье. Генеалогия как форма исторической памяти. XIII Чтения памяти члена-корреспондента АН СССР В. Т. Пашу-то. Материалы к конференции. М., 2001.
10. Измайлов И. Л. Распространение и функционирование ислама в Волжской Бул-гарии // Ислам и мусульманская культура в Среднем Поволжье: история и современность: Очерки / Под ред. Р. М. Мухаметши-на. Казань, 2002.
11. Измайлов И. Л. Формирование эт-нополитического самосознания населения
Улуса Джучи: некоторые элементы и тенденции развития тюрко-татарской исторической традиции // Источниковедение истории Улуса Джучи (Золотой Орды). От Калки до Астрахани. 1223-1556. Казань, 2002.
12. Исхаков Д. М., Измайлов И. Л. Этно-политическая история татар в VI - первой четверти XV в. Казань, 2000.
13. Исхаков Д. М., Измайлов И. Л. Этно-политическая история татар в VI - первой четверти XV в. // Татары. Серия «Народы и культуры». М., 2001.
14. Исхаков Д. М., Измайлов И. Л. Основные теории этногенеза и важнейшие этапы этнической истории // Этнография татарского народа. Казань, 2004.
15. Каховский В. Ф., Смирнов А. П. Памятники средневековья Чувашского Поволжья // Городище Хулаш и памятники средневековья Чувашского Поволжья. Чебоксары, 1972.
16. Каховский Б. В., Каховский В. Ф. Изучение булгарских памятников на территории Чувашии // Археология Волжской Булгарии: проблемы, поиски, решения. Казань, 1993.
17. Клейн Л. С. Стратегия синтеза в исследованиях по этногенезу // СЭ. 1988. № 4.
18. Клейн Л. С. Археологическая типология. Л., 1991.
19. Крамаровский М. Г. О доблести и пряжке у Чингисидов (в связи с новой находкой воинского пояса первой половины XIII в.) // Эрмитажные чтения памяти Б. Б. Пиотровского. СПб., 1999.
20. Крамаровский М. Г. Ранние Джучи-ды: хронология и проблемы культурогене-за // Эрмитажные чтения памяти Б. Б. Пиотровского. СПб., 2004.
21. Повесть временных лет. М.; Л., 1950.
Ч. 1.
22. Петренко А. Г. Изучение костных остатков животных из раскопок Билярского городища в 1967-1971 гг. // Исследования Великого города. М., 1976.
23. Петренко А. Г. Билярские остеологические материалы из раскопок 1974-1977 гг. // Новое в археологии Поволжья. Казань, 1979.
24. Савельева Э. А. Вымские могильники
IX-XV вв. Л., 1987.
25. Сокровища Приобья. СПб., 1996.
26. Талицкий М. В. Верхнее Прикамье в
X-XIУ вв. // МИА. 1951. № 22.
27. Фахрутдинов Р. Г. Археологические памятники Волжско-Камской Булгарии и ее территория. Казань, 1975.
28. Фахрутдинов Р. Г. Очерки по истории Волжской Булгарии. М., 1983.
29. Фахрутдинов Р. Г. Золотая Орда и ее роль в истории татарского народа // Из истории Золотой Орды. Казань, 1993.
30. Фахрутдинов Р. Г. Проблема формирования татарской народности в современной исторической науке // Ислам и этническая мобилизация: Национальные движения в тюркском мире. М., 1998.
31. Федорова Н. В. Булгарские сканые украшения Зауралья // Ранние болгары и финно-угры в Восточной Европе. Казань, 1990.
32. Халикова Е. А. Мусульманские некрополи Волжской Булгарии X - начала XIII в. Казань, 1986.
33. ХвольсонД. А. Известия о хазарах, бур-тасах, болгарах, мадьярах, славянах и руссах Абу-Али Ахмеда Бен Ибн-Даста. СПб., 1869.
34. Kramarovsky M. G. The Culture of the Golden Horde and the Problem of the «Mongol legasy» // Rules from the Steppe State Formation on the Eurasian Periphery. Los Angeles, 1989. Vol. 2.
Материал поступил в редколлегию 10.11.2006
