CC BY
515
Т. Б. Авлова, H. М. Марусенко
«БУДЕМ ЕСТЬ ИЛИ КУШАТЬ»?
TATYANA B. AVLOVA, NATALIA M. MARUSENKO "SHALL WE "EST"OR "KUSHAT""?
Татьяна Борисовна Авлова
Кандидат педагогических наук, ст. преподаватель кафедры русского языка как иностранного и методики его преподавания Санкт-Петербургского государственного университета ► avlovatb@yandex.ru
Наталия Михайловна Марусенко
Кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка как иностранного и методики его преподавания Санкт-Петербургского государственного университета ► nmm.spb@gmail.com
В статье рассматривается конкуренция двух близких синонимов есть и кушать на фоне их функционирования в современном повседневном общении, применительно к понятию нормативного современного литературного языка.
Ключевые слова: русский язык, культура речи, синонимия, повседневное общение.
The article describes "the compétition" of two close synonyms jest' ('to eat') and kushat against their functioning in modern daily communication, in relation to concept of the standard modern literary language.
Keywords: Russian language, speech culture, synonymy, daily communication.
Наличие в языке двух слов с очень близким значением всегда ставит говорящих перед выбором, поскольку совершенно тождественными такие слова быть не могут, требуя мотивации предпочтения в том или другом контексте. Преодоление сложностей употребления порождает изменения в значениях слов, сдвиги в их семантике. Слова есть и кушать в значении «принимать пищу» представляют одну из таких пар.
Согласно Малому академическому словарю (МАС) глагол кушать имеет следующие ограничения в употреблении: «обычно употребляется при вежливом приглашении к еде, в литературной речи в 1 лице не употребляется» [13: 157]. Авторы большинства других авторитетных словарей также единодушно отмечают, что глагол «кушать» в значении «есть, принимать пищу» в настоящее время используется только при вежливом приглашении к еде («кушайте на здоровье») и по отношению к детям [6: 762; 9: 406; 11: 308; 12: 346; 14: 1914-1915; 16; 17]. В сознании многих носителей русского языка это слово сразу вызывает ассоциации со знаменитым театральным «кушать подано». Однако всё чаще и чаще в речи образованных людей этот глагол не просто проскальзывает, а начинает вытеснять глагол есть, что порождает вопросы исследователей языка: ограничен ли сегодня этот глагол в своём употреблении ситуациями проявления вежливости, избегает ли сам говорящий употребления этого слова, сообщая о своих действиях, о себе, вызывает ли это слово само по себе какую-то оценку со стороны участников коммуникации.
В поисках ответов на эти вопросы обратимся к Интернету как области представления повседневной речи. На одном из сайтов русскоязыч-
ной прозы опубликован рассказ Анны Лукашёнок «Кушайте, сударь!» Приведём фрагмент:
«Зашла к матери:
— Извини, ты кушаешь... Но я на секунду: ты не знаешь, где у нас антимоль?..
С антимолью разобрались, а мать усмехается:
— Я всегда считала, что это только про детей говорят „кушаешь". Или лакеи: „Кушать подано".
— А кто говорит? С чего это ты вдруг? — удивляюсь.
— Да ты сказала. Вот сейчас.
— Я? А, да... наверное, сказала...
Ушла в задумчивости. Неужто дети едят как-то особенно, жуют-глотают не как взрослые — настолько, что особое слово, для них только, „кушают"? А взрослые так уж непременно только „едят"? Ну, уж не будем брать в расчёт грубости „жрать", „лопать", „хавать", „трескать"... Что-то я не вижу существенной разницы между „кушать" и „есть"».
Словари, как правило, не только повторяют приведённое выше толкование значения слова кушать, но и вносят некоторые уточнения. Так, Большой академический словарь (БАС) [14], во многом ориентирующийся на русскую классическую литературу, сообщает о том, что данный глагол используется с оттенком «подобострастной вежливости» (употреблялся до революции в просторечии по отношению к господам, высоким особам и т. п.). Есть указания на его употребление только в разговорной речи, причём с иронией [4: 197] или шутливо [1: 118; 4: 197], слово оценивается как разговорно-сниженное [3: 179]. Отметим, что В. И. Даль считал его словом более вежливым, чем «есть» и «пить» [15: 229]. При отмеченном разнообразии словарного представления слова везде указывается на нормативное запрещение его использования в 1-м л. ед. числа [9: 406; 13; 14; 16]. Что, как показывает современная языковая практика, в действительности не соблюдается. Приведём ещё один пример:
«Где прояснить вопрос? Конечно, в Сети. Батюшки!
Некоторые аж слюной брызгают: „кушать" — мещанское слово, лакейское, неприличное, манерное, напыщенное, униженное, жеманное, слащавое, сюсюканье... „Ложно понимаемая форма вежливости".
Про себя („я кушаю") — нельзя ни в коем случае!!! Недопустимо! — слишком „пышно"о себе-то, нескромно.
Выходит, под страхом причисления к лакеям не смей произнести „кушать"? Из всего „великого-могучего" для пристойного обихода допущен только бедненький короткий писк „есть"? А ежели припутается другое значение, то крутись, как знаешь...
Ну как я скажу: „Вы едите творог?" Даже что-то матерное проглядывает — „етит-твою... " Поспешу заменить на „употребляете".
Или „ешь яичницу" — какое-то шипение змеиное: „ешшш! ешшш!" Разве так угощают? Не буду я так угощать! Пусть упёртые долдоны сочтут меня „мещанкой", а вот скажу „скушай котлетку..." Мужу даже скажу, а не только ребёнку. Здесь другое „ш", мягонькое, ласковое...»
Действительно, многие пользователи интернет-форумов весьма эмоционально принимают участие в дискуссиях по поводу возможностей употребления кушать. Большинство ссылается на информацию, предоставленную популярным сайтом www.gramota.ru. Специалисты раздела «Справка» этого сайта объясняют, что данные синонимы различаются стилистически; «есть», являясь общеупотребительным, нейтральным в экспрессивном отношении словом, используется в литературной речи несравненно шире «кушать», которое стилистически ограничено и используется прежде всего как слово, относящееся к речевому этикету (вежливое приглашение гостя, гостей к столу) и употребляемое по отношению к детям. Употребление кушать в 1-м лице ед. ч. настоящего времени или в прошедшем времени допустимо только в речи детей и женщин. Использование глагола кушать в речи мужчин о себе, а также когда мужчина или женщина говорит от имени четы или семьи противоречит стилистической норме современного литературного языка, придаёт речи манерность, некоторую слащавость, квалифицируется как проявление мещанства в речи.
Как отмечает В. В. Колесов, «скрытый в слове словесный образ — отталкивающий или приятный — руководит и нашим выбором в речи» [7: 7]. И, видимо, этот образ у каждого говорящего носит сугубо индивидуальный оттенок. Многие
пользователи Интернета1, упрекая авторов вышеуказанного текста за «гендерный шовинизм», отмечают, что глагол кушать «отдает местечко-востью», употребление же его в 1-м л. «слишком жеманно и смешно», воспринимается «как сюсюканье». Другие же, наоборот, ощущают в данном слове нечто «гурманское», считая, что применяется оно в контексте более «душевном, оно ласковое, его употребляют как бы с улыбкой». Говоря о личном восприятии кушать, многие отмечают, что есть кажется им грубым, отдаленно связанным со «жрать», кушать — самый «мягкий», «благочестивый» глагол среди тех, что обозначают приём пищи.
Посетители форумов не только выступают «за» или «против», но и пытаются найти причины столь широкого использования в речи современных людей слова кушать, объясняя это полисе-мичностью глагола есть («являться», «питаться», «наличествовать», «так точно»), затрудняющей его восприятие, поэтому некоторые носители языка неосознанно пытаются снять эту многозначность употреблением синонимов2.
Наличие столь полярных точек зрения ставит вопрос о том, в какой степени использование в речи глагола «кушать» служит показателем изменений в социальной идентификации и уровне общей культуры современного носителя языка. И здесь уместно обратить внимание на довольно резкое высказывание одного из посетителей форума: «...слов — красных тряпок — в нашей речи довольно много. Об их истории и судьбе уже никто не задумывается, они работают как сигнализация: произнесли — запищало, пошла реакция под названием „не наш человек" или, в крайнем случае, „что это с ним?". И венчает это собрание слов-индикаторов глагол „кушать". Он меня тоже пугает, и лишний раз я его не произнесу даже там, где точно можно. „Страшусь, не звезданули бы по морде", как сказал бы поэт Вишневский. В своем окружении я почти не знаю людей, которые бы хоть раз не признались мне в том, как ненавидят всех, кто „кушает"»3.
Присутствие в сознании носителей языка оппозиции «наш человек/не наш человек» можно объяснить тем, что до недавнего времени
взаимоотношения разговорной литературной речи и просторечия в русском сознании рассматривались как отношения «антагонистические» [2: 605]. Однако в настоящее время разговорная речь как устная форма литературного языка значительно расширила свои границы, контактируя с существующими устными подразделениями языка национального (просторечия, диалекты, жаргоны). В ряде случаев между ними стираются четкие границы [5]. В литературной норме, с одной стороны, заключены объективные свойства эволюционирующего языка, с другой стороны — социальные, общественные и вкусовые оценки. Сочетание всех этих объективных и субъективных составляющих в норме создаёт в некоторой степени противоречивый характер нормы. Именно поэтому сегодня особенно активно ведётся изучение функционирующих норм литературного языка с опорой на семантику и с учётом языкового состояния современного общества, что фиксируется лингвистическими словарями, представляющими и утверждающими современную языковую норму, признанную образцовой. Эта норма складывается в повседневной речевой практике, верифицируется и закрепляется в различных коммуникативных ситуациях.
В Комментарии к Федеральному закону «О государственном языке Российской Федерации» говорится, что «настоящая объективная норма создается на базе конкуренции вариантов языковых знаков, так как наличие вариативности предполагается самой эволюцией языка» [8: 4]. Норма и реальная речевая практика находятся в состоянии противоречия, которое проявляется в нарушении запретов и рекомендаций, предписанных кодифицированными источниками. Анализируя современную языковую ситуацию, Л. П. Крысин отмечает, что в «современной литературной речи получают распространение факты, идущие из некодифицированных языковых подсистем, — главным образом, из просторечия и жаргонов, и традиционно-нормативные единицы постепенно вытесняются новыми: мелькают в речи тех, кого общество привыкло считать несомненными носителями литературной нормы, и т. п. В подобных случаях узус пренебрегает нор-
мативными рекомендациями и запретами, и речевая практика берет верх над языковой традицией и над предписаниями кодификаторов» [10: 15].
Таким образом, просторечие и разговорная литературная речь сближаются и по своим языковым параметрам, и по характеру носителей. Не только в обиходно-бытовой речи, но и в речи официальной, в средствах массовой информации, в публицистике, в авторской речи художественных произведений значительно активизировались элементы городского просторечия, что по-разному воспринимается обществом и оценивается лингвистами. Резко меняются коммуникативные установки устно-разговорной речи: оптимальным и целесообразным становится экспрессивное общение и использование разнообразных языковых единиц.
«Нет, что-то тут не так... Сплошное это всё недоразумение. Слово это — народное, исконное, древнее: Хлеб-соль кушай, а правду слушай. Семеро стоят, да слушают, семеро едят, да кушают. Чьё кушаю, того и слушаю. Марфуша, покушай, Макавей, поговей. Есть что слушать, да нечего кушать. И целая вереница следом: вкушать, искУшать, кушанье, кушатель (едок) и даже кушаль-ная (столовая), прикушивать (слегка заКУСить), обкушаться... Только копни, сразу „русским духом" пахнет. Почему „закускам", к примеру, повезло, даже „кушанье" не позорное слово, а „кушать" вызывает такую ярость? А потому что вестерниза-циярусской культуры со времён Петра Первого круто отделила привилегированные дворянские слои от собственного народа, в том числе и по языку. Слуги, дворня, лакеи — из народа, со своим языком, который стал нелюбезен „верхам". По-иноземному лакей говорить не должен, дабы не понимать речей господ, а обращаться к ним, тем не менее, надо вежливо, почтительно, уважительно, учтиво... „Образованные люди"России народный язык презрели, усердно нашпиговали галлицизмами, и вежливая народная лексика стала в их глазах „лакейской". А уж двадцатый век, от Чехова и дальше в советские времена, вел непримиримое сражение против лакейства-мещанства, „родимых пятен" сословной России... Соотечественики, можно я буду пользоваться устаревшим, СКАЗОЧНЫМ словом „кушать"? Оно не слышится мне лакейским, всё лучше, чем лопать и трескать. Более того, признаюсь — оно мне кажется недостаточно ласковым с детьми,
и когда я хочу поворковать и посюсюкать со своим ребёнком, я говорю „давай покушанькаем"... Думаю, борцы с лакейством уже свалились в обморок».
В книге «Гордый наш язык» В. В. Колесов, рассуждая о том, какое же из этих слов более «культурное», отмечает, что «неприемлемость того или иного слова возникает в отношениях между словами, например „кушать — есть — жрать... вопить — кричать — орать..." Те, что слева, открывают ряды: высокие, торжественные, словно даже чуть-чуть нерусские. Кушать как будто вкушать, вопить роднится с возопить... Те же, что справа, — разговорные и даже грубые их варианты... Средние — всегда норма» [7: 7].
И, как будто отвечая языковым пуристам, выступающим против «грубости» некоторых слов, В. В. Колесов пишет, что при таком подходе к языку «мы ограничиваем себя узким кругом отстоявшихся слов-понятий, без красок словесных, без движения смыслов в тех самых словах, которые предпочли мы из многих как слова литературные» [Там же: 13].
Помимо анализа материалов Интернета, мы провели социолингвистический опрос, в котором участвовало 143 человека: 60 студентов филологического факультета, получающих второе высшее образование (в возрасте от 24 до 53 лет, среди них 24 мужчины и 36 женщин), и 83 студента факультета искусств (в возрасте от 18 до 25 лет: 26 мужчин и 57 женщин). В анкету были включены вопросы, позволяющие уточнить, как воспринимается глагол кушать с точки зрения его сферы употребления и возможности использования лицом говорящим. Полученные результаты позволяют сделать вывод о том, что 43% респондентов считают, что глагол кушать утратил ограничение на сферу употребления и невозможность быть использованным в первом лице. При этом 57%, если и не видят принципиального различия в этих двух глаголах, все-таки воздерживаются от использования глагола кушать в первом лице.
Приведём несколько примеров из материалов опроса:
Кушать. Приятное слово, не правда ли? Сразу возникают приятные ассоциации: как на теплой кухне мама готовит вкусный обед, а потом зовет
меня с сестрой: «Девчонки, идите кушать». И так ласково оно звучало, и так тепло и мягко становилось на душе;
Не вдаваясь в историческое происхождение этого слова, не думая о том, что оно «мещанское» и воспитанный человек должен пользоваться альтернативным словом «есть», я, все-таки, приберегу его для своих близких и любимых. Чтобы утром, приготовив завтрак, назвать всех к столу: «Идите кушать»;
Люди кушают, дети кушают конфеты, мы кушаем. Выше перечисленные словосочетания кажутся добрее и менее агрессивными, чем такие словосочетания, как они едят, он ест, мы едим;
Думаю, что слово кушать можно использовать в речи. Ведь оно от слова вкус, вкушать. А значит узнавать что-то новое;
Глагол «кушать» звучит более мягко и ласково по сравнению с «есть». В своей речи я употребляю эти 2 глагола, по отношению к себе я употребляю глагол «кушать», но в 3 л.ед.ч и в 1 л. мн.ч. я скорее употребляю глагол «есть».
Проведённые наблюдения и социолингвистический опрос убеждают нас в том, что жёсткие границы употребления слов есть и кушать размыты, хотя говорить о кушать как о победителе ещё рано. Данные опроса продемонстрировали высокую заинтересованность носителей языка в выборе собственной позиции к употреблению слов. Определяя свое отношение, респонденты мотивируют свой выбор не только семантическими или стилистическими оттенками значений. Здесь проявляется чисто эстетическое отношение к слову, которое оценивается как мягкое, доброе, ласковое. И в этом проявляется одно из национальных качеств носителей русского языка: при выборе слова важнейшей оказывается эстетическая оценка. Большинство единиц национального языка так или иначе отображает мировосприятие его носителей, национальные и культурные особенности, имеет культурную значимость, которая проявляется по-разному: в коннотациях, оценках, существующих ассоциациях и стереотипных представлениях носителей языка. Эта культурная значимость и представляет собой абсолютный потенциал языковой единицы.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 См., напр.: http://otvet.mail.ru/question/11331642/, http:// lingvoforum.net/index.php?topic=7501.0, http://www. licey. net/russian/culture/6_3, http://www.mn.ru/columns/20120627/ 321550877.html, http://www.ivanar.ru/page003.php
2 См.: http://www.diary.ru/~kruzhok/p147661511.htm
3 Там же.
ЛИТЕРАТУРА
1. Александрова З. Е. Словарь синонимов русского языка: Практический справочник: Ок. 11 000 синоним. рядов. М., 2003.
2. Бицилли П. М. Вопросы русской языковой культуры // Избр. тр. по филологии. М., 1996.
3. Большой толковый словарь синонимов русской речи. Идеографическое описание. 2000 синонимических рядов. 10 500 синонимов / Под ред. Л. Г. Бабенко. М., 2008.
4. Елистратов В. С. Толковый словарь русского сленга. М.: 2005.
5. Ермакова О. П., Земская Е. А., Розина Р. И. Слова, с которыми мы встречались. Толковый словарь русского общего жаргона. М., 1999.
6. Ефремова Т. Ф. Новый словарь русского языка. Толково-словообразовательный. М., 2001. Т. 1.
7. Колесов В. В. Гордый наш язык. СПб., 2006.
8. Комментарий к Федеральному закону «О государственном языке Российской Федерации». Ч. 1: Нормы современного русского литературного языка как государственного (Комплексный нормативный словарь современного русского языка) / Под ред. Г. Н. Скляревской, Е. Ю. Ваулиной. СПб., 2007.
9. Комплексный словарь русского языка / А. Н. Тихонов и др.; под ред. А. Н. Тихонова. М., 2011.
10. Крысин Л. П. Литературный язык: регулируемые и «стихийные» сферы функционирования // Мир русского слова. 2008. № 3. С. 13-17.
11. Ожегов С. И. Словарь русского языка: Ок. 53 000 слов / Под общ. ред. проф. Л. И. Скворцова. М., 2003.
12. Рогожникова Р. П. Словарь устаревших слов русского языка. По произведениям русских писателей XVIII-XX вв. / Р. П. Рогожникова, Т. С. Карская. М., 2005.
13. Словарь русского языка: В 4 т. Т. 2 / Под ред. А. П. Евгеньевой. М., 1999.
14. Словарь современного русского литературного языка: В 17 т. Т. 5 / Под ред. В. И. Чернышёва. М.; Л., 1956.
15. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4 т. Т. 2 / В. И. Даль. М., 2005.
16. Черных П. Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка: В 2 т. Т. 1. М., 2004.
17. Ширшов И. А. Толковый словообразовательный словарь русского языка: Ок. 37 000 слов русского яз., объединенных в 2000 словообразовательных гнезд: Комплексное описание русской лексики и словообразования. М., 2004.
